осту  любил море и, кроме того, считал,  что  мужчина
должен   постоянно  испытывать  себя  в   самых   трудных
условиях.
 Уиллис,   кроме   жажды  приключений,  видел   в   своей
экспедиции и практическую цель. Он считал, что его  рейс,
подобно  экспедиции Алена Бомбара на «Еретике»,  позволит
проделать  ценные наблюдения, которые помогут разработать
инструкции для потерпевших кораблекрушение.
 Первую  победу  Уиллис  одержал  еще  на  материке:  ему
удалось  убедить своих ближайших друзей, и  прежде  всего
жену, в реальности намеченного им огромного предприятия.
 Сама  по  себе  трасса, как и выбор плота,  не  вызывали
особых  возражений. Всех беспокоило то, что Уиллис твердо
решил осуществить это большое путешествие —пройти 10  000
миль    —   в   одиночку.   Напрасно   шестидесятилетнему
мореплавателю напоминали о том, что экипаж «Кон-Тики»  из
шести  человек с трудом справлялся с задачей  поддержания
курса  плота,  хоть все это были молодые,  сильные  люди.
Уиллис  заупрямился, и его друзьям не  оставалось  ничего
другого,    как    помочь   в   приготовлениях,    чтобы,
соответственно  оборудовав  и оснастив  плот,  обеспечить
Уилли-су как можно большую безопасность во время рейса.
 С  невероятной  для его возраста энергией Уиллис  взялся
за  организацию необычной экспедиции. В январе 1954  года
он  вылетел из Нью-Йорка в Южную Америку, чтобы в далеком
Эквадоре, в Гуаякиле, начать строительство плота.
 На  протяжении  двух  месяцев  Уиллис  бродил  по  лесам
Эквадора,  облетал  их на самолете  в  поисках  соответст
вующих деревьев бальсы. К сожалению, ему не удалось найти
деревья  диаметром ствола в один метр, которые  он  хотел
hqonk|gnb`r| для постройки плота.
 Добывание  стройматериала было не  единственной  заботой
Уиллиса.  Действуя в принципе в одиночку, он  должен  был
заботиться  об обеспечении необходимых денежных  средств,
улаживать    десятки    порой   весьма    обременительных
формальностей, комплектовать снаряжение и т. п.
 Началось  сооружение  плота — дело  далеко  не  простое,
если  принять  во  внимание, что  одно  бальсовое  бревно
весило более тонны.
 После   многих  дискуссий  и  конструктивных   изменений
окончательный вариант плота выглядел так.
 Семь  больших бальсовых бревен были уложены  параллельно
и связаны ма-нильскими канатами диаметром в 4 сантиметра.
Для  того чтобы сделать прочнее всю конструкцию,  поперек
были  уложены  три  мангровых  ствола  —  очень  твердого
тропического  дерева,  которые, в свою  очередь,  покрыли
бревнами бальсы диаметром около 50 сантиметров. Сложенную
таким  образом  основу  укрепили канатами  диаметром  2,5
сантиметра  и  покрыли  настилом из бамбуковой  плетенки.
Вокруг   плота  в  качестве  фальшборта  укрепили  четыре
бальсовых ствола. Самая трудная часть работы была позади.
Окончательные размеры плота составляли в длину 10 метров,
в  ширину 6 метров. Это было произведение фантазии,  вооб
ражения, настойчивости и труда.
 В  мае неутомимый Уиллис приступил к оснащению плота. Он
отдавал  себе  отчет  в том, что при  одиночном  плавании
использование рулевого весла невозможно, поэтому  заменил
его  обычным  навесным штурвалом. Подобное  новшество  он
ввел  и в парусном оснащении. Видя, что применение одного
лишь  реевого  паруса,  как это было  на  «Кон-Тики»,  не
обеспечивает плоту особой маневренности, он решился  снаб
дить  его  второй,  установленной  на  корме,  мачтой   с
бермудским  вооружением. Главная  мачта  имела  высоту  9
метров и была выполнена из двух мангровых стволов, нижние
концы  которых  упирались  в  борта  плота,  верхние   же
перекрещивались,  что  давало  возможность  укрепить  рею
главного  паруса.  Кормовая  одноствольная  мачта   имела
высоту  6  метров.  Общая парусность, включая  и  кливер,
установленный  на  двойном бушприте  длиной  в  4  метра,
составляла 50 квадратных метров.
 Уиллис  просто-таки излучал радость. По  мере  того  как
продвигалось  строительство плота, росли воодушевление  и
силы мореплавателя, казалось, он молодеет на глазах.  Еще
до  старта можно было предвидеть, что его плот во  многих
отношениях  превзойдет  «Кон-Тики»  Хейердала,  и  прежде
всего — в скорости.
 Под  личным  наблюдением Уиллиса на палубе был  сооружен
домик  площадью в 6 квадратных метров и высотою 2  метра,
предназначенный   служить  убежищем  для   мореплавателя,
складом снаряжения и продовольствия.
 Плот  был  уже  почти готов, когда Уиллис, изучив  карты
течений, изменил свои планы. Опасаясь, что плот не сможет
преодолеть    Перуанское   течение,   влияние    которого
простирается вплоть до Галапагосских островов,  он  решил
начать  свое  плавание  с Кальяо, лежащего  в  700  милях
южнее.  Ведь  оттуда  начинал свою  экспедицию  Хейердал,
достигший  острова  Рароиа  в  Полинезии,  следовательно,
система   течений  тут  должна  быть  чрезвычайно   благо
приятной.
 В   сложившейся  ситуации  не  было  иного  выхода,  как
погрузить  плот  вместе  со  снаряжением  на  корабль   и
перевезти в Кальяо.
 Насколько  навигационное снаряжение  плота  не  вызывало
возражений,  настолько  выбор  продовольственных  запасов
казался  спорным. Уиллис, как приверженец системы  йогов,
не  употреблял  мяса и поэтому не взял мясных  продуктов.
Зато  обеспечил  себя  овощными  консервами,  банками   с
фруктовым  соком и молоком, молоком порошковым,  ячменной
мукой,  нерафинированным тростниковым сахаром,  а  также,
что  вызывало  особые  возражения,  канигуа  —сушеным   и
молотым   зерном  злака,  произрастающего  в   Андах   на
головокружительной  высоте, которым якобы  воины  древних
инков подкреплялись перед битвами.
 Воду   Уиллис  поместил  под  настилом  в  металлических
бидонах,  которые  для  предохранения  от  коррозии  были
покрыты толстым слоем краски.
 Чтобы  уменьшить  дрейф,  возникающий  при  плавании   в
галфвинде,  Уиллис по примеру перуанских  мореходов,  сто
летия  назад  использовавших  на  плотах  кили,  соорудил
добротный  деревянный киль. Это была доска  из  мангровой
древесины  толщиной  6 сантиметров, длиной  5,5  метра  и
шириной 0,6 метра.
 Плот  совершил  пробный рейс, в котором приняла  участие
жена  Уиллиса. Результатом этого рейса было подтверждение
хороших  мореходных  качеств плота,  а  также  решение...
сократить   намеченную  ранее  трассу  рейса   Кальяо   —
Австралия  до  Кальяо — Самоа. Причиной  последнего  были
настойчивые просьбы госпожи Уиллис.
 Когда  наступила минута торжественного присвоения  плоту
названия, Уиллис в честь семи огромных бальсовых стволов,
которые должны были нести его в океан, решил назвать плот
«Семь маленьких сестер».
 Тут  же  перед  стартом на борт плота были препровождены
как  полноправные члены экипажа большая черная как  ночь,
но  весьма  благочестивая кошка  Мики  и  пестрый  злющий
попугай Экки.
 Днем  24  июня 1954 года почти все жители Кальяо прибыли
в  порт,  чтобы  поглазеть  на  десятиметровый  плот,  на
котором  шестидесятилетний человек намеревался  переплыть
чуть ли не весь Тихий океан.
 Этот  человек, которого пресса попеременно  называла  то
«героем»,   то   «безумцем»,  вел  себя  чрезвычайно   не
принужденно,  когда  на  глазах у толпы  пытался  разнять
дерущихся  на  борту  плота  членов  экипажа  —  кошку  и
попугая.
 Звучат  прощальные приветствия, и военно-морской  буксир
«Сан-Мартин» выводит «Семь маленьких сестер» из порта.
 Спускаются  сумерки. Буксируемый плот плывет все  дальше
на запад.
 Впереди  —  6000  миль океана. За какое время  небольшой
плот  сможет пройти это расстояние? Как он сам  перенесет
одиночество  в  течение долгих недель? А вдруг  заболеет,
станет слабым или упадет за борт?
 Все  это  в  мечтах  выглядело иначе. В действительности
Уиллиса  ждала  тяжелая борьба.  Но  не  к  этому  ли  он
стремился  —  «к  постоянному контакту с  океаном»?  Ведь
f`fd`k же он «непосредственной схватки»?
 Первые  дни  проходят в непрерывной работе:  необходимом
налаживании,  ремонте и усовершенствовании оснащения,  но
прежде  всего Уиллис учится управлять плотом. Потому  что
даже  такой  прекрасный штурвальный, как он,  проводивший
парусные суда около мыса Горн, с трудом управляется с  тя
желым и неповоротливым плотом. Первые измерения координат
показывают, что сильное в этом районе течение  Гумбольдта
сносит «Семь маленьких сестер» на север. В последний день
июня  плот,  пройдя 500 миль, находится приблизительно  в
положении 8°17' южной широты и 82°20' западной долготы.
 Холодное  течение  Гумбольдта было  причиной  того,  что
Уиллис  одевал столько теплых вещей, сколько мог на  себя
натянуть,  и,  несмотря  на это,  во  время  ночных  вахт
мучительно мерз. К счастью, керосинка позволяла разогреть
чашку  кофе,  иногда  находилось несколько  минут,  чтобы
соорудить скромную трапезу — кашу из ложки муки  канигуа,
замешанной на воде. Немало людей верило в то,  что  такая
пища   была   для  инков  источником  неиссякаемых   сил.
Нерафинированный сахар служил приправой и  вместе  с  тем
способствовал быстрому восстановлению сил.
 Погода  с самого начала рейса была не наилучшей. Высокие
зеленые валы накатывали на плот, беспрерывно тормоша его,
но  каждый  раз ему удавалось взобраться на  их  вершину.
Вокруг абсолютно пустынно, ни следа какого-нибудь судна.
 Уиллис  заметил,  что уже на протяжении нескольких  дней
имеет постоянного попутчика за бортом. Это была красивая,
крупная  акула, которая не отставала от плота,  плывя  то
рядом,  то под ним. Мореплаватель привык к ней  и  назвал
Длинным Томом...
 Уиллис   был   заядлым  рыболовом  и   скромные   запасы
продовольствия собирался пополнять рыбной  ловлей.  Утром
того дня он спустил за борт канатик с большим крючком, на
котором в качестве приманки была насажена летающая  рыба.
Внезапно последовал резкий рывок — и канат выскользнул из
рук  Уиллиса; однако он успел схватиться за его  конец  и
постепенно, метр за метром стал вытягивать. По  натяжению
каната   он   пришел   к  выводу,   что   поймал   акулу.
Действительно, двухметровый хищник вскоре  метался  возле
борта.   В  конце  концов  ему  удалось  почти  полностью
вытащить  акулу  на палубу. Но тут он неожиданно  потерял
равновесие  на  скользкой  поверхности  и  упал  в  воду.
Последнее, что он запомнил, прежде чем погрузиться  в  во
ду,   был   вид   страшной  пасти  уже   несколько   дней
сопровождавшей его огромной акулы: то был Длинный Том.
 «Когда  моя  голова показалась над водой, плот  был  уже
довольно далеко. Я окинул его взглядом и мгновенно оценил
ситуацию.  Возвышаясь  над  голубым  океаном  с  надутыми
ветром  парусами, золотой плот, товарищ облаков, удалялся
наперегонки с ними без меня...
 Это  был  конец.  Я начал лихорадочно  плыть,  но  скоро
остыл.  К чему эти бесполезные усилия? И в этот момент  я
заметил, что на моей правой руке остался намотан канатик,
точнее  его  стальной конец с крючком. Другой  конец  был
укреплен на поперечном бревне плота.
 Я  отчаянно  вцепился  в  этот  стальной  тросик,  потом
ухватился за сам канат, который натянулся, буксируя  меня
в  воде.  Итак, у меня были шансы выбраться.  Если  канат
b{depfhr, можно будет возвратиться на борт. Тем  временем
плот несся, как яхта, волоча меня за собой.
 Перебирая руками канатик, я продвигался вдоль  него  все
ближе к «Семи маленьким сестрам». Только бы выдержал! Это
был   старый,  изношенный  канат,  подаренный  мне  одним
шкипером тунцеловного судна в Кальяо.
 Еще   шестьдесят   метров!  Хватит  ли   у   меня   сил,
подтягиваясь,  преодолеть  это  расстояние?   Плот   плыл
быстро, волнение было умеренным. Одежда, шерстяные носки,
сапоги — все тянуло меня в глубину...
 Пораненная   левая   рука  оставляла  кровавую   полосу,
окрашивая  воду вокруг и отмечая пурпуром мой след.  Куда
девался  Длинный Том? Я задавал себе этот  вопрос,  думая
одновременно  и  о  других  чудищах,  замеченных   вчера,
которым  достаточно  было  раз  хлопнуть  пастью,   чтобы
отхватить мне ноги.
 Я   перевернулся  на  спину,  чтобы  немного  отдохнуть.
Сказал  себе:  никаких  рывков,  хорошенько  осмотреться,
прежде  чем сделать следующее движение. Нужно следить  за
канатом, натягивающимся в такт движениям плота.
 Никаких  рывков.  Тянуть  осторожно,  как  будто  ведешь
рыбу.  Нужно  плыть, работая ногами, чтобы  уменьшить  на
грузку  на канат. Перехватывая его руками, не форсировать
темпа. Снова перевернуться на спину, чтобы передохнуть, и
потом взяться за дело, не глядя на плот...
 Перехват  за перехватом, еще небольшая передышка.  Левая
рука   онемела;  работай  ногами,  Уилл,  не   переставай
двигаться вперед. Поднятый волною плот высился надо мной.
Прежде  чем соскользнуть с волны, он застыл на мгновение.
Напряжение  канатика  ослабело. Я  быстро  воспользовался
этим. Продвигаться вперед. Спокойно.
 Я   добрался   до   очень  изношенной  части   канатика,
перетертого в этом месте больше чем наполовину. На  борту
у меня были новехонькие канаты, купленные в Нью-Йорке, но
что толку думать о них сейчас...
 Внезапно я почувствовал себя ужасно тяжелым, но  не  мог
отпустить  канат,  чтобы избавиться от свитеров  и  флане
левой  рубашки,  ведь  левой,  покалеченной  рукой  я   и
пошевельнуть не мог.
 Еще  раз  позволил себе отдохнуть, при этом  я  был  так
близок к моей цели, что слышал, как ударяют в нее волны и
вода  плещется меж бревен. Прошел еще один, очень  ветхий
участок  каната.  Но ведь выдержал же он  тяжесть  акулы.
Теперь  канат шел наискось вверх, к кормовым,  поперечным
бревнам,  до которых было всего лишь несколько метров.  Я
быстро ухватился за край металлического рулевого пера, по
том  за  его  цепь и стал пядь за пядью подтягиваться  на
край бревен туда, откуда был стянут акулой. Спасен! Я лег
неподвижно  на  живот,  отдыхая  на  омываемом   волнами,
покрытом  водорослями  бревне.  Кружилась  голова.   Плот
сделал  поворот, и я почувствовал, что он  развернулся  в
обратном  направлении.  Ухватившись  за  цепь   руля,   я
взобрался на палубу. Мики была уже возле меня...»
 Уиллис  отдохнул,  сшил покалеченную  руку,  подкрепился
кофе и записал происшествие в бортовой журнал.
 Через   три  недели  после  старта,  15  июля,  наступил
переломный момент в экспедиции. В тот день плот достиг 3°
южной   широты  и,  попав  в  поток  южно-экваториального
rewemh, двинулся под порывами пассата на запад, к Самоа.
 Вычисленная долгота составляла 93° 30' W. Только  теперь
перед  «Семью  маленькими сестрами» открылись  безбрежные
просторы океана с его обилием дельфинов, летающих  рыб  и
кружащих   над   плотом  птиц  с  далеких   Галапагосских
островов.
 Летающие  рыбы  обогатили скромное меню мореплавателя  и
стали чуть ли не единственной пищей для Мики.
 С  той  минуты,  что  плот оставил  порт,  его  курс  не
пересекло  ни  одно  судно. Начало  сказываться  одиноче-
стьэ...
 Уиллис  взял с собой на плот несколько книг,  подаренных
друзьями,  однако никогда не читал их. Если  погода  была
скверной,  он  все  время проводил на палубе,  напряженно
работая.  Если  же океан был тих и белые облака  медленно
проплывали над его голубыми просторами — созерцание их бы
ло для мореплавателя наилучшим отдыхом.
 На  следующий день, 16 июля, ветер стал крепчать. Уиллис
не  покидал штурвала часами, вслушиваясь в свист вихря  и
грохот ударяющих по плоту волн. Лишь иногда мчался на нос
возиться с парусами — то была чрезвычайно тяжелая борьба,
ибо  плавание  на  плоту, более  сложное,  чем  на  яхте,
требует по крайней мере нескольких пар рук.
 А   океан   все  пытался  смыть  с  палу  бы   тщательно
закрепленные предметы. Ко всему еще добавлялись заботы  о
клетке  с  попугаем,  мяукающей  кошке  и  обессиливающая
усталость. Так проходили дни и ночи: в напряжении  нервов
и  мышц,  в  непрерывной борьбе с превратностями  стихии.
Наконец шторм утих...
 На  первом этапе путешествия связь с сушей не была столь
необходимой.   Но  когда  остались  позади  Галапагосские
острова,  функционирование  радиопередатчика  стало   для
Уиллиса  вопросом жизни или смерти. Мореплаватель  весьма
экономно распоряжался запасами, и то, что он был вынужден
ограничиться сырыми продуктами — обе керосинки не  хотели
работать,—  не  пошло  ему  на  пользу.  Правда,  вначале
организм Уиллиса хорошо переносил трудности, в том  числе
скудное питание, но вскоре напомнил о своих потребностях.
В  один  из  дней  Уиллис почувствовал внезапную  боль  в
области  желудка, боль, которая не уменьшалась в  течение
часов и была необычайно острой. Не помогали никакие лекар
ства. Уиллис лежал, стонал от ужасной боли и никак не мог
доискаться   причины  недомогания.  Боль   нарастала,   и
единственное,   что   ему   оставалось,   это   регулярно
проглатывать  порцию соды. Кроме болей, не  было  никаких
иных симптомов заболевания. Наступила ночь, холод которой
не  принес ожидаемого облегчения. Ветер усилился, и  плот
самостоятельно  плыл  на  запад  —  одинокий,  вдали   от
судоходных линий, с опущенным гротом, неся только  фок  и
бизань...
 Последним   усилием  воли  мореплаватель  дотащился   до
радиопередатчика  и  отправил в  эфир  отчаянный  призыв:
«SOS,  SOS, SOS, ...мои координаты... 3° 36' южной широты
и  95°  31'  восточной  долготы. SOS,  SOS,  SOS...  я  7
HTAS...».
 
 
 «Семь маленьких сестер» Уильяма Уиллиса
 
 
 Однако  никто  не спешил на помощь, и Уиллис  в  течение
нескольких  дней  лежал в полубессознательном  состоянии,
ожидая  смерти или избавления, в то время  как  плот  был
предоставлен  воле волн и ветра... Не  пришло  ни  то  ни
другое.
 Почувствовав  себя  лучше, он снова включил  передатчик,
чтобы  аннулировать  просьбу о  помощи:  «Семь  маленьких
сестер»—  всем, всем, всем. В помощи не нуждаюсь,  все  в
порядке, все в порядке...»
 Но  и это сообщение, как и все предыдущие и последующие,
никто не услышал.
 Когда  к мореплавателю настолько вернулись силы, что  он
смог  встать  на  ноги и войти в домик,  то  увидел  лицо
глядящего на него старика, изборожденное сетью  морщин  и
искривленное  гримасой  боли. Это  было  его  собственное
отражение в зеркале.
 Прошло  еще  много  часов, прежде чем  он  смог  поднять
главный  парус,  но  плавание в океане  не  позволяет  от
дыхать;   если  он  хотел  благополучно  закончить   свое
путешествие, то должен был успеть завершить его до  того,
как  наступит  пора  ураганов. Снова  началось  настоящее
плавание.
 Понемногу,  буквально по кусочку, Уиллис  пробовал  свои
кушанья   —  из  муки,  сахара,  овощей:  он  боялся   во
зобновления  болей,  которые мучили его  столько  дней  и
ночей.  Но  все  свидетельствовало об  удовлетворительном
состоянии здоровья. Вскоре он мог уже есть, как и раньше,
сырых летающих рыб, которых хватало каждый день.
 Одинокий  человек на плоту не имел ни минуты  передышки.
Едва успел он прийти в себя после тяжкой болезни, как его
уже ожидали новые трудности.
 В  тот  день  океан был бурным, а небо  покрыто  тучами.
Плот  бросало  на  волнах. Висящий на  дверях  домика  ка
лендарь  показывал 6 августа. Прошло уже шесть  недель  с
тех  пор,  как «Семь маленьких сестер» вышли  в  путь  из
Кальяо.   Вскоре  после  восхода  солнца  Уиллис   сделал
тревожное  открытие:  лежащие между  вальсовыми  бревнами
бидоны  с  пресной водой были совершенно пусты. Очевидно,
соленая  вода повредила их, невзирая на предохранительный
слой  краски.  С отчаянием доставал он один резервуар  за
другим — пусто, пусто, снова пусто. Он тщательно осмотрел
все  бидоны. Из них удалось добыть жалкие остатки воды  —
каких-нибудь  15  литров. Он разлил их по  всяким  пустым
сосудам,  какие только нашлись на плоту, а  когда  их  не
хватило, опорожнил для этого даже несколько бутылок рома.
Собранного   запаса  воды  при  максимальной  экономности
расходования должно было хватить на месяц: положение  еще
не   трагическое.   Мореплаватель  мог