тяжелым сердцем  принимает
решение  возвращаться. Он взвесил все  «за»  и  «против».
Надо  плыть  на  северо-восток  к  Гуаякилю,  чтобы   там
переделать  рули  или  же  построить  новый  плот,   если
окажется возможным добыть бальсовые бревна.
 Увлечение металлическим катамараном давно уже прошло.
 Минувшей  ночью  выпал  дождь,  и  Уиллису  представился
случай  устроить себе купанье в горячей воде, после  чего
он  почувствовал себя бодрее и стало легче примириться  с
мыслью  о  неудаче. Плот тяжело переваливался на  волнах,
казалось,  мачты  вот-вот  вырвутся  из  своих  гнезд   и
свалятся на борт. Ночь была на редкость трудной.
 На  следующий  день  пришлось  отказаться  от  намерения
добираться  до  Гуаякиля. Плыть в  восточном  направлении
было  совершенно  невозможно. Ветер и течение  Гумбольдта
несли плот прямо на север, существовала угроза застрять в
районе   экваториальных  штилей.  Единственный  выход   —
возвратиться  на  первоначальный западный  курс  и  любой
ценой постараться починить рули. Если не удастся привести
их  в  действие,  можно будет сделать это  на  Маркизских
островах, когда будут пройдены 3000 миль.
 Беда   никогда  не  приходит  одна.  Перестает  работать
радиопередатчик.  Когда  в Нью-Джерси  его  устанавливали
специалисты, он работал превосходно; по выходе из  Кальяо
начал  капризничать, в конце концов радиус  его  действия
составлял  едва лишь 500 миль. Уиллис припомнил,  как  во
время  предыдущего  рейса, почти 10 лет  назад,  он  тоже
испытал  немало неудач, как дважды был близок  к  гибели,
но,  несмотря на все, добился своего. Быть  может,  и  на
этот раз экспедиция все же закончится благополучно...
 В  предыдущем рейсе на «Семи маленьких сестрах» основной
едой  мореплавателя была мука из канигуа,  замешанная  на
небольшом   количестве   воды,  —   пища,   высокоценимая
индейцами   Анд,  живущими  высоко  в  горах,   а   также
тибетскими    монахами.   Кроме   того,   он   употреблял
нерафинированный сахар и вылавливаемых время  от  времени
рыб.  На  этот  раз  пища была более разнообразной,  хоть
безмясной и скромной. Основные продукты — фасоль, рис, че
чевица,   ячменная  и  овсяная  мука,  а  также   сушеный
картофель.  Затем супы в порошке, лимонный  сок,  сушеные
оливки,   изюм,  мед,  масло,  корабельные   сухари   для
разнообразия, жир для жарения рыбы. Кроме того, наученный
горьким  опытом  предыдущего рейса, когда  он  неожиданно
утратил  запасы воды, на этот раз Уиллис  взял  три  дере
вянные бочки — они были привязаны возле входа в домик,  —
содержавшие  каждая свыше 200 литров воды.  Этого  запаса
могло  хватить на долгие месяцы. ...Плот плыл на  северо-
g`o`d.   За  покрытой  первыми  пятнами  ржавчины  кормой
оставалась миля за милей. Несколько десятков каждый день.
Казалось  бы, в сравнении с огромной — в 11  000  миль  —
протяженностью всей трассы эти отрезки не  могли  вселять
особых надежд. Однако Уиллис, бывалый моряк, хорошо знал,
сколь Часто оказывается справедливой восточная поговорка:
самая  длинная  дорога  состоит из  отдельных,  маленьких
шагов...
 В  эти  дни  Уиллис  располагал  временем.  В  свободные
минуты,  устроившись возле штурвала, он учился играть  на
губной  гармошке.  Это помогало скоротать  дни,  отгоняло
черные  мысли,  которые  иногда посещали  его,  когда  не
благоприятные   ветры   или  высокие   волны   затрудняли
плавание. Если погода была плохой, он стоял у штурвала  и
управлял одной рукой, в другой держа гармошку.
 Ночи   по-прежнему  были  холодные,  ветреные,   докучал
дождь. Уиллис мучился со штурвалом, манипулировал килями,
возился с парусами...
 Наконец  «Беспредельный возраст»  расстался  с  холодным
течением  Гумбольдта  и  начал  входить  в  зону   эквато
риального течения, которое вместе с пассатами должно было
понести   его  вдоль  экватора  на  запад  —  к   берегам
Австралии.
 За  25  дней  плавания плот, несмотря на плохую  погоду,
прошел  около  1400  миль. Следовательно,  среднесуточный
пробег  был хороший — 56 миль. Это обнадеживало. С другой
стороны, после многих попыток Уиллис окончательно потерял
надежду отремонтировать рули. Временные крепления служили
недолго:   как  только  погода  ухудшалась,  рули   снова
выходили  из  строя. Единственным выходом было  управлять
плотом  с  помощью  парусов и килей, пользуясь  штурвалом
лишь изредка, как вспомогательным средством.
 Может ли такое плавание быть безопасным и эффективным  в
конечной  фазе путешествия, когда, приближаясь к  берегам
Австралии, плот вынужден будет обходить десятки островов?
Уилли-са одолевали сомнения. Но ему не оставалось  ничего
другого, как плыть вперед. Волнение в океане все  еще  не
улеглось,  и  плот тяжело преодолевал волны.  Уже  неделю
держался сильный ветер.
 4  августа  «Беспредельный возраст» находился,  согласно
измерениям У ил-лиса, на 99°24' западной долготы и  0°31'
южной   широты.  Всего  лишь  в  31  миле  от   экватора!
Необходимо было во что бы то ни стало отвести плот южнее,
чтобы  избежать выхода из зоны экваториального течения  и
пассатных ветров.
 В  течение  нескольких последующих дней  в  океане  было
сильное  волнение,  и плот испытывал  качку  на  высоких,
крутых   волнах.   В  таких  условиях   невозможно   было
рассчитывать на скорость более чем 40 миль в сутки. К  то
му  же  дул  юго-восточный ветер, при  котором  управлять
плотом  было  особенно  трудно,  если  не  позволять  ему
отклоняться на север.
 Каждый  день  с  утра Уиллис обливался морской  водой  и
делал   несколько   упражнений  для  расслабления   мышц.
Одиночество  постепенно создавало  своеобразное  ощущение
покоя   и   отрыва  от  действительности.   Мореплаватель
мысленно обращался к давно минувшим годам, вспоминал свою
мать, близких, которые уже оставили этот мир...
 12  августа небо прояснилось, и Уиллис впервые за 8 дней
смог  установить положение «Беспредельного  возраста»  по
солнцу.  Оно  составляло уже 105°11' западной  долготы  и
2°14'  южной широты. Таким образом, в течение  этих  дней
плот   продвинулся   на  запад   на   347   миль,   делая
среднесуточные пробеги в 45 миль.
 Забот  не  убавлялось.  Однажды с грохотом,  похожим  на
взрыв,  оторвались  два  киля. По  счастью,  другие  были
прикреплены  шестью массивными зажимами,  выполненными  в
мастерской  военно-морской базы в Кальяо. Прикрученные  к
палубе,  зажимы удерживали кили в отвесном положении.  Но
Уиллис,  видя,  какую большую нагрузку  испытывают  кили,
дополнительно  воспользовался канатами,  укрепившими  всю
конструкцию.
 Имея  предостаточно  снаряжения, Уиллис  мог  теперь  не
только  производить текущий ремонт, но и совершенствовать
такелаж   и   парусное  вооружение,  улучшая  тем   самым
мореходные   качества   плота,  в  частности   увеличивая
скорость.  Так  он  поступил и на  этот  раз,  добавив  к
основным парусам один из тех, что достались ему  чуть  ли
не  даром.  Он знал, что это наверняка позволит сократить
длительность путешествия. Прежде чем лечь спать,  он  еще
подумал, что второй парус, меньший, сможет использовать в
качестве бизани.
 Сделав  эти  изменения, Уиллис впервые  с  начала  рейса
почувствовал,  что действительно плывет. Ветер  умеренной
силы  посвистывал в такелаже, солнце мягко освещало плот.
Мореплаватель радовался не только тому, что  наверстывает
время,  упущенное  в  первой части путешествия,  но,  как
истинный   моряк,   и   тому,   что   плывет   с   полным
использованием ветра.
 Хорошая  погода  длилась недолго. Через два  дня  Уиллис
записывает  в  бортовом журнале: «Океан воистину  труден.
Нет солнца. Плот так качает, что трудно передвигаться  по
палубе.  Утром  было  несколько  дождевых  шквалов.  Вода
заливает нос и борта. Все еще плыву левым галсом.  Сквозь
пелену  дождя видел несколько больших китов, вспенивавших
океан, подобно флотилии подводных лодок...»
 Проведя  уже  40 дней в океане, мореплаватель  чувствует
себя  хорошо.  Каждый день он находит на палубе  летающих
рыб,   каждый  день  злится  из-за  неисправности  рулей,
готовит еду, играет с котами. Наблюдает интересный  факт:
так  же, как Мики в 1954 году, теперь Кики и Аусси каждый
день  подходят к борту плота и выпивают несколько глотков
морской воды, хоть получают, сколько хотят, пресной  воды
и   сгущенного  молока.  Мореплаватель  же,   использовав
последний  лимон,  берется  за  лимонный  сок;  в  первую
очередь  пойдет сок в бутылках, потом банки — их  у  него
целых три ящика.
 Когда  позволяет погода, Уиллис с присущей  ему  упрямой
настойчивостью   предпринимает  новые   попытки   отремон
тировать  рули. Использованный для этой цели в  последний
раз   тонкий  стальной  тросик  служил  недолго.   Сперва
крепление ослабло, а затем трос лопнул от ударов волн  по
плоскостям рулей.
 Дни  идут,  и каждый из них не похож на другой,  хотя  в
принципе все наполнены одним содержанием — одл-ночеством,
надеждой, неустанной борьбой с океаном...
 Независимо  от того, в каком состоянии находился  океан,
каждый   день  перед  восходом  солнца  Уиллис   совершал
утренний  ритуал  на  корме плота:  следуя  гигиеническим
рекомендациям  йоги, он набирал в ладони морскую  воду  и
промывал  горло и носоглотку. Эту процедуру  он  повторял
несколько раз. Затем промывал глаза, опуская лицо в воду.
На все уходило немногим более десяти минут.
 Случались  дни, когда мореплаватель имел время,  желание
и  силы соорудить себе какую-нибудь особенно вкусную еду.
Вот рецепт одного из таких блюд: вареная рыба и картофель
с  большим  количеством горчичного соуса, приготовленного
на  австралийском масле, муке крупного помола и сгущенном
молоке.  Уиллис почти не употреблял соли, считая,  что  в
больших количествах она вредна для организма. Необходимое
количество  соли  организм получал с  ежедневной  порцией
морской воды.
 Во  время одной из попыток подремонтировать поврежденные
рули  мореплавателю довелось пережить мгновения истинного
страха.  Работая за бортом, частично погруженный в  воду,
он заметил буквально в метре от своих ног огромную акулу.
К счастью, ему удалось быстро взобраться на палубу. После
этого  случая  он  придумал  простое  приспособление  для
подобных работ в будущем — защитную корзину, сделанную из
бамбуковых  прутьев. С наступлением ночи  океан,  как  бы
желая вознаградить Уиллиса за пережитый в тот день испуг,
одарил  его  захватывающим зрелищем фосфоресценции  воды.
Вся   поверхность  ее  была  усеяна  сверкающими  точками
наподобие  Млечного Пути, а из-под носа  плота  вместе  с
фонтанами брызг взлетали снопы света. Такое же явление он
наблюдал,  когда  летающие рыбы ударялись  о  поверхность
океана.
 Утро  следующего дня было пасмурным. То и дело  налетали
дождевые  шквалы.  Однако  вскоре  небо  прояснилось,   и
впервые  за  все  время плавания, — а за кормой  остались
почти  2000 миль — задул постоянный ветер умеренной силы,
вероятнее всего пассат.
 Мореплаватель  чувствовал  себя  хорошо,  его  попутчики
тоже. Чечевица, замоченная два дня назад, хорошо набухла;
смешав  ее  с  луком,  горчицей и чесноком,  он  соорудил
весьма  питательный завтрак. Затем Уиллис стал готовиться
к  рыбной  ловле  и неожиданно для себя нашел  коробку  с
небольшими крючками. Он и не подозревал о их наличии. Все
объяснило  приложенное  к  ним  письмо:  «Я  купила   эти
маленькие  крючки,  — писала госпожа  Уиллис,  —  на  тот
случай,  если плот будет выброшен на берег и ты окажешься
на  небольшом  атолле. Прошу тебя,  спрячь  их  и  не  вы
брасывай за борт, ведь ты не знаешь, что может случиться.
Путь  к  Австралии  так  долог. Тедди».  Это  был  ценный
подарок.  Если бы плот разбился на рифе, ловля  маленьких
рыб имела бы значительно больше шансов на успех.
 В  14 часов 45 минут Уиллис, стоя за штурвалом, замечает
на  расстоянии приблизительно четырех миль судно, которое
держит курс прямо на плот. Когда оно находится уже в миле
от  плота,  на нем замечают сигналы Уиллиса и подходят  к
нему.  Это  новозеландское  судно  «Уакатан».  С  мостика
одинокого  мореплавателя рассматривает группа офицеров  в
белых мундирах.
 Уиллис  решает  про  себя, стоит  ли  ему  обращаться  с
opnq|ani  помочь исправить рули, и отказывается  от  этой
мысли,  поскольку  волнение в океане делает  невозможными
любые подобные работы. Да и процесс сварки на поверхности
воды,  очевидно, слишком сложное дело, чтобы  осуществить
его  за  короткий  промежуток времени, на  который  судно
могло  бы  прервать свое плавание. Поэтому Уиллис  просит
лишь  о том, чтобы береговая охрана на Гавайских островах
передала  в  Нью-Йорк весточку для жены.  Судно  подходит
совсем близко и, двигаясь с малой скоростью, делает в это
время  два круга. Через час корабль, взяв курс на  запад,
исчезает за горизонтом.
 Госпожа     Уиллис     получила    радиограмму     через
дипломатические каналы Вашингтона 25 октября — спустя  68
дней...
 Ночь после встречи с судном была спокойной и ясной.
 Плот  качало на волнах, он то зарывался в них носом,  то
сильно кренился с борта на борт. Мачта описывала петли, а
такелаж  при этом стонал и скрипел от напряжения.  Уиллис
не испытывал опасений — для него были специально заказаны
толстые стальные тросы. Предприниматель, у которого он их
покупал,  удивился: «Зачем вам такие мощные тросы?  Каких
размеров  будет  ваше  судно?» Когда  Уиллис  назвал  ему
высоту мачты, тот заявил: «Эти тросы выдерживают нагрузку
в  15  тонн,  недавно мы экипировали яхту с мачтой  втрое
более  высокой,  чем  ваша, и при  этом  не  пользовались
тросами  такой толщины!» «Ничего. Не помешает», — ответил
мореплаватель. Теперь он знал, что поступил правильно.  В
течение  вот  уже шестидесяти лет он познавал  могущество
морской  стихии  и  помнил  еще  времена  давних  больших
парусников, которые часто погибали, теряя мачты: во время
штормов,  когда их сокрушал напор ветра,  или  в  штилях,
когда  при безветренной погоде суда испытывали на мертвой
зыби  такую  ужасную качку, что тросы  лопались  и  мачты
падали за борт.
 Охваченный сонливостью, Уиллис забрался в уютный  домик,
чтобы   немного   поспать,  как  вдруг  услышал   низкий,
нарастающий  грохот.  Выбежав  на  палубу,  с  удивлением
увидел большое освещенное судно, приближающееся с правого
борта. Прежде чем он успел достать электрический фонарик,
чтобы   осветить  паруса,  корабль  прошел  перед   носом
«Беспредельного возраста».
 Если  бы  судно  шло курсом, хоть на долю градуса  более
близким  к  курсу плота, путешествие скорее  всего  закон
чилось  бы  трагически. «Беспредельный возраст» находился
на  судоходной линии и, не имея ночью огней (фонари  были
повреждены    ржавчиной),   ежеминутно   рисковал    быть
потопленным.
 Через  три  дня  после этого происшествия,  19  августа,
Уиллис  отмечал  свой день рождения — ему исполнилось  70
лет  — один, за тысячу миль от суши, неутомимо ведя  плот
на  запад, к далеким берегам Австралии. Немногие люди  на
свете  могли бы похвастаться такой силой духа и тела.  То
был  день воспоминаний и подведения итогов минувших  лет.
Возврат  на  полвека  к  годам юности  и  первых  морских
путешествий, к годам, когда в отличие от нынешних  времен
корабли были деревянными, а люди — железными.
 Настали  дни  спокойного  и  быстрого  плавания.  Уиллис
чувствовал себя хорошо, силы и аппетит не подводили. Коты
bekh   себя   образцово,  приобретя  немало   необходимых
настоящим  морякам навыков. Например,  они  усвоили,  что
летающие  рыбы  падают  на палубу  обычно  с  наветренной
стороны, и в зависимости от направления ветра безошибочно
выбирали для охоты на рыб нужный борт.
 В  течение  двух  недель  погода оставалась  хорошей,  и
мореплавателю не приходилось так тяжело трудиться, как  в
первый  период путешествия. Теперь большую часть  времени
он  проводил,  удобно расположившись возле компаса,  и  в
зависимости  от  настроения или наигрывал  что-нибудь  на
губной гармошке или наблюдал за котами, дерущимися друг с
другом,  как заправские борцы. Иногда занимался  сложными
упражнениями для укрепления памяти, которые заключались в
быстром запоминании и повторении отрывков в прозе, стихах
или  комбинаций цифр. Он знал, что должен сохранить  силу
мышц  и  ясность ума. До Австралии еще около пяти месяцев
пути!
 Через  пять  дней, 11 сентября, «Беспредельный  возраст»
находился  уже на 140°10' западной долготы, в 4500  милях
от  Кальяо, плывя на запад при юго-восточном ветре, всего
лишь  в  330  милях  от  острова  Нукухива  в  Маркизском
архипелаге. Уиллис был несколько обеспокоен тем, что плот
плыл  по  все  еще  близкой к экватору трассе.  Это  было
результатом  преобладания ветров,  отклоняющихся  к  югу,
бороться  с  которыми  было  трудно  из-за  неисправности
рулей.
 Уиллис  все чаще наблюдал прилетающих с юга альбатросов.
Впервые после Галапагосских островов, которые остались  в
3000  миль за кормой, плот настолько приблизился к  суше.
Это  означало, что завершился трудный этап  экспедиции  —
переход через пустынные просторы Тихого океана. Теперь до
самой  Австралии  плот должен был все чаще  встречать  на
пути  острова, архипелаги и рифы. Правда, в связи с  этим
возникали другие не менее сложные навигационные проблемы.
 17  сентября,  после  семидесяти  двух  суток  плавания,
Уиллис,  перенеся штормовую ночь, плыл при  юго-восточном
ветре  и  перед наступлением сумерек достиг 145° западной
долготы. Расстояние от экватора — 330 миль. Плот,  испыты
вая сильную качку на высокой волне, держал курс на запад.
Пурпурно-красный восход солнца предвещал  сильный  ветер.
Отклонение от экватора на юг, которого удалось  с  трудом
добиться  благодаря  северо-западным  ветрам,  дувшим   в
течение двух дней, давало надежду на то, что удастся, как
и  планировал  Уиллис,  обойти риф  Филиппе  с  юга.  Риф
находился почти точно по курсу на расстоянии 340 миль.
 «Беспредельный  возраст»  миновал  риф  Филиппе,   когда
ветер,  к  радости  Уиллиса,  переменился  на  северо-вос
точный.   Это  произошло  ночью,  большую  часть  которой
мореплаватель  провел  на  верхушке  мачты,   высматривая
прибой. Еще одна опасность была позади!
 Соорудив  новую  крепкую корзину,  которая  должна  была
защитить  его  от  акул,  Уиллис приступил  к  очередному
ремонту  рулей. Как и экипаж «Кон-Тики»,  он  верил,  что
корзина  достаточно гарантирует от угрозы нападения  этих
хищников,  но  на  всякий случай всегда держал  при  себе
наготове гарпун. И все же ему трудно было сосредоточиться
на   работе,   когда,  повиснув  за  бортом   в   глубоко
погруженной  в  воду  корзине, он видел  кружащих  вокруг
`jsk.
 После  почти 100 дней плавания плот, для которого штормы
были тяжелым испытанием, издавал невообразимое количество
всевозможных  скрипов,  стонов,  скрежета  и  других   не
поддающихся  определению звуков, вплоть до  внушительного
грохота. Однако поводов для опасений не было, все  вместе
держалось  прочно.  Все,  кроме, разумеется,  злополучных
рулей.
 В  спокойные,  звездные ночи Уиллис размышлял  о  сотнях
дел.  Например, раздумывал над тем, как долго еще  сможет
радоваться жизни: «На что я могу рассчитывать, как  долго
еще  проживу на нашей Земле? Десять, двадцать,  а  может,
тридцать  лет?  Так  мало, даже если тридцать...»  Он  не
знал,  да  и  не мог знать, что ему осталось  всего  лишь
пять...
 Через  десять  дней,  пройдя при северо-восточном  ветре
лишь 200 миль, плот в 600 милях юго-восточнее атолла Мани-
хики   испытывает  такую  качку,  что  Уиллис  не   может
произвести измерений высоты солнца. Он пробует 30 или  40
раз с палубы и с крыши домика. Результаты ненадежны.
 Однажды,  когда океан был бурным, Уиллис  опять  работал
за бортом, предприняв очередную попытку временно наладить
рули.  Когда  он,  глубоко погруженный в воду,  напрягся,
чтобы   переместить   руль,  то   внезапно   почувствовал
парализующую  боль  в