емония прощания. «Кон-Тики» находился  в  50
морских  милях на северо-запад от Кальяо. Буксир повернул
обратно  и  вскоре скрылся за горизонтом. Экипаж  остался
один- на один с океаном...
 При  легком южном бризе был поднят парус, на котором под
порывами  ветра  гневно хмурилось изображение  бога  Кон-
Тики.  Брошенный  в воду кусок дерева спокойно  колыхался
возле  борта,  незначительно  перемещаясь  к  корме.  Это
выглядело  довольно мрачно. Чтобы не впасть в совершенную
апатию,  экипаж  принялся  наводить  порядок  на   плоту,
поскольку  многие вещи были брошены в спешке как  попало.
Бенгт    приготовил   какао,   и   настроение   несколько
исправилось. Если бы еще плот хотел плыть! Взвешивая  все
возможности, не исключали и использование весел...
 Наконец  пришел  ветер. Он задул  с  юго-запада,  быстро
набирая силу. Парус наполнился, и плот двинулся вперед. В
его  движении  не  замечалось спешки, но  шел  он  вперед
деловито. Брошенные в воду предметы быстро оставались  за
кормой. «Вперед, на запад!» — кричали члены экипажа.
 Единственной  проблемой было удержание плота  по  курсу.
Как пишет Хейер-дал, последние «инструкторы» плавания  на
плотах  вымерли  сотни лет назад, так что  получалось  не
nwem|  гладко. Плот часто поворачивался бортом  к  волне,
парус хлопал, а зеленые водяные громадины ударяли в борт,
заливая  палубу. Три человека боролись с  парусом,  в  то
время  как  трое  других силились удержать  шестиметровое
рулевое    весло,   сделанное   из   мангрового   дерева.
Приходилось  напрягать все силы, чтобы постоянно  держать
плот кормой к ветру и волне. Тем временем сила ветра  все
возрастала.  После полудня набегающие с  востока  большие
волны   начали   наступать   на   плот,   который   среди
беспредельности   вод   казался   экипажу   маленьким   и
беззащитным.  Только теперь все полностью  осознали,  что
возврата  нет, что плот и океан начали поединок,  который
будет  продолжаться до окончания рейса.  Поняли,  что  их
жизнь на протяжении многих недель будет зависеть от того,
сумеет ли плот удержаться на поверхности океана. А пассат
нес  «Кон-Тики»  все  дальше в его просторы.  Мосты  были
сожжены.  Теперь  экипаж  должен был,  согласно  гипотезе
Хейердала,  позволить  нести себя ветрам  и  течениям  на
запад, к Полинезии...
 Все  с  облегчением созерцали, как «Кон-Тики» взбирается
на  набегающие валы, чтобы затем спокойно соскользнуть по
их склонам. И все же натиск волн был настолько силен, что
два человека не могли удержать рулевое весло. Не помогало
подтягивание  системы тросов, крепящих весло;  заливаемые
соленой  водой штурвальные тяжело работали, выбиваясь  из
сил.
 С   наступлением  ночи  волны  стали  еще  выше.  Экипаж
цеплялся за плот, с тревогой ожидая, что какая-нибудь  из
огромных  водяных гор вот-вот обрушится на  него.  Однако
безотказный «Кон-Тики» каждый раз благополучно  взбирался
на  громоздящиеся валы. Привязанные канатами  штурвальные
беспрерывно  проверяли курс, поглядывая на  установленный
на ящике шлюпочный компас.
 Работали  напряженно, и лишь когда приближались особенно
громадные волны, оставляли весло и изо всех сил цеплялись
за  бамбуковую  хижину; а когда массы  воды,  с  грохотом
налетающие  со  стороны  кормы,  исчезали  меж  бревен  и
сплывали через борта плота, все тотчас бросались к веслу,
чтобы вернуть плот на курс, прежде чем нахлынет следующая
волна.  Около  полуночи были замечены отличительные  огни
судна, плывущего на север. То же самое повторилось  тремя
часами позже. Сигналы, подаваемые с плота, не были все же
замечены,   и  корабли  ушли  своим  курсом.  Как   потом
оказалось,  то  были единственные встреченные  ими  суда;
следующие они увидели только по другую сторону океана.
 Первые  дни  и  ночи  были тяжелой школой  мореплавания,
превратившей  «сухопутных крабов»  в  настоящих  «морских
волков». Три часа вахты и три часа сна попеременно —  как
в  круговороте. Возле руля каждый мускул был напряжен  до
предела.  Если  от усталости уже не хватало  сил  толкать
весло,  рулевые переходили на другую сторону  и  начинали
его  тянуть.  Когда же плечи и грудь начинали  нестерпимо
болеть от ударов, рулевой поворачивался к веслу спиной  и
налегал ею, получая дополнительный набор синяков.  Вторая
ночь  была  еще  хуже,  никто не  выдерживал  трех  часов
убийственного  напряжения возле руля  в  потоках  ледяной
воды.  Поэтому  назначались двухчасовые  вахты,  а  когда
неистовство   океана   стало  невозможно   выдержать   на
opnrfemhh  и  этого  времени, вахту сократили  до  одного
часа,  по истечении которого вахтенный без сил сваливался
на  полу хижины, чтобы забыться сном на считанные десятки
минут.  Первые  трое суток были беспрерывной  борьбой  за
поддержание курса «Кон-Тики». Это было тяжелое  испытание
для  всех шестерых членов экипажа, среди которых  труднее
всего  приходилось Кнуту: страдая от морской болезни,  он
лежал в углу хижины, освобожденный от всех обязанностей.
 На  третью ночь шторм начал затихать. Однако перед самым
рассветом  запоздалая волна, ударив неожиданно по  плоту,
повернула  его  боком. Парус начал  бить  по  бамбуковому
домику,  и  все  спавшие  члены экипажа  вынуждены  были,
вскочив  на  ноги,  броситься  выправлять  курс  плота  и
спасать раскиданное снаряжение и припасы. Во время  этого
аврала  двое,  получив в темноте удар  парусом,  едва  не
вылетели за борт.
 Однако  океан, как бы отступив перед мужеством  моряков,
признал  себя  побежденным. Ветер  стих,  и  волны  стали
уменьшаться.  Опасаясь,  что шторм  может  возобновиться,
было решено использовать время затишья для восстановления
сил измученного, вконец обессилевшего экипажа; вахты были
отменены,  парус спущен, и все улеглись  в  хижине.  Плот
повернулся боком к волнам и начал брать их, как бочка.
 Разбуженный  криками  попугая,  который  с  прекращением
шторма  почувствовал  себя лучше, экипаж  обнаружил,  что
волны,  хоть  и  по-прежнему высокие,  катят  значительно
спокойнее. Ветра не стало, и в лучах солнца все выглядело
весело  и безмятежно. Как пишет Хейердал, ни он,  ни  его
товарищи  тогда  не знали, что пережили самое  тяжкое  во
всем рейсе испытание. Лишь позднее был открыт «гениальный
и  простой  метод  управления плотом по  способу  инков».
Заключался  он в смене наветренности (или подветренности)
путем  перемещения  килей  —  способ,  известный  сегодня
каждому моряку.
 В   полдень   по   солнцу  было  определено   положение.
Оказалось,  что плот, удалившийся от суши  на  100  миль,
течением Гумбольдта значительно снесло на север. Это  был
тревожный факт; дрейфуя на север, плот легко мог  попасть
в   коварные  вихревые  течения,  блуждающие   в   районе
Галапагосских островов. Завладев «Кон-Тики», они, закрыли
бы ему дорогу к Полинезии. В сложившейся ситуации задачей
номер один стало поддерживать направление как можно более
на запад.
 В  тот же самый день Кнут, который наконец оправился  от
мучительной   морской  болезни,  начал   эксперименты   с
антеннами, которые запускались с помощью воздушного  шара
или  змея.  Вскоре  в хижине раздались  позывные  морской
радиостанции  Лимы.  Экипажу было сообщено,  что  самолет
американского посольства вылетел на поиски  плота,  чтобы
выяснить,  как  «Кон-Тики» справляется с  океаном.  Затем
удалось  установить непосредственную связь  с  самолетом.
Однако, несмотря на длительные поиски, он не нашел плота,
местонахождение которого было определено не очень точно.
 Последующие дни прошли опять в борьбе с океаном.  Просто
счастье, что значительно более низкие волны, набегавшие с
юго-востока,  косо  ударяли  по  бакборту,  не   создавая
рулевому  особых  хлопот. Плот плыл теперь  без  акробати
ческих  выкрутасов, держа курс, вопреки усилиям  экипажа,
m`  северо-запад,  к  Галапагосским островам.  «Кон-Тики»
легко  преодолевал в сутки 50—60 миль. Рекордом  была  71
миля!  Ежедневно  наносимые  на  карту  координаты   скла
дывались  в  линию, зловеще нацеленную  на  Галапагосский
архипелаг. Невзирая на это, экипаж не падал духом. Минула
неделя, и плот, вопреки предсказаниям, не рассыпался,  не
был  разбит  волнами, не оказался слишком тяжелым,  чтобы
идти под парусом. Шестеро мореплавателей прониклись таким
уважением  к  плоту,  что совершенно  исчез  страх  перед
океаном и был забыт кошмар первых дней.
 К  сожалению, оставалось некоторое беспокойство, которое
подтверждало  пессимистические предсказания:  бревна  все
больше  впитывали  воду. Оторванные с  их  поверхности  и
брошенные  в  воду обломки бальсы медленно погружались  в
пучины  океана. Однако дело не представлялось совсем  без
надежным: как подсчитали бортовые специалисты, «Кон-Тики»
исчезнет под водой как раз тогда, когда его нос достигнет
островов  Туамоту.  Если  же находящийся  внутри  стволов
древесный сок будет препятствовать вбиранию воды, они  не
лишатся «почвы под ногами».
 В  этой  ситуации экипаж тревожило еще одно —  прочность
канатов. Сказывались колебательные движения волн — колоды
все  же  шевелились  словно живые,  непрерывно  дергая  и
перемещая тросы. По ночам, когда члены экипажа отдыхали в
хижине, из-под плетеного настила до них доносились скрипы
и  стоны  канатов, а бревна под напором волн перемещались
то  вверх,  то  вниз,  причем  весь  настил  тревожно  ви
брировал.
 Плот,  при  сооружении которого не были использованы  ни
гвозди, ни оковка, был пластичной конструкцией. В этом  и
заключалось  его  преимущество.  Как  поддающаяся  напору
ветра мачта, так и корпус, приспособленный в определенной
мере   к  характеру  и  длине  волн,  давали  возможность
двигаться дальше, не опасаясь разрушительного воздействия
стихии.  Ежедневно с утра подвергался тщательной проверке
каждый узел — канаты пока держались превосходно.
 На  восьмой день плавания океан успокоился. Цвет воды из
зеленого  стал голубым. Одновременно дрейф «Кон-Тики»  на
север уменьшился, а это означало, что плот вырывается  из
объятий  течения  Гумбольдта и выходит в открытый  океан.
Это  означало также и то, что экспедиции не грозит фиаско
в самом начале пути.
 С  первого дня рейса плот сопровождало множество  рыб  —
от  акул  до сардин. Это давало гарантию, что экипажу  не
будет   грозить   голод,  даже  если  случится   что-либо
непредвиденное  с  запасами продуктов.  Кулинарные  экспе
рименты начались с летающих рыб, которые падали на палубу
плота,  привлеченные светом фонаря. В  жареном  виде  они
имели  превосходный вкус. Рекордный сбор их  составил  23
штуки!  Позже пришла очередь бонитов, тунцов,  макрели  и
акул.
 Самое  большое ихтиологическое происшествие случилось  с
экипажем ночью, когда в темноте большая рыба оказалась  в
хижине, между спящими. Когда зажгли свет, выяснилось, что
это  какой-то неизвестный вид, напоминающий по форме угря
(gempylus  —  обитающий на больших глубинах  и  известный
доселе только по обнаруживаемым на берегу скелетам).
 Плот,   плывущий  тихо  и  неторопливо,  давал   экипажу
bnglnfmnqr|  знакомиться  с  морскими  существами  совсем
иначе,  чем  это  доступно морякам или  яхтсменам.  Рыбы,
осьминоги,  киты, дельфины — бесчисленное множество  форм
жизни  демонстрировали  свое  разнообразие  как  в  лучах
солнца, так и при свете звезд.
 «Кон-Тики» попал в поток южного экваториального  течения
и   двигался   в   западном  направлении  на   безопасном
расстоянии  (в  400 милях) от Галапагосского  архипелага;
явным  свидетельством  близости  островов  были  огромные
морские  черепахи, навещавшие плот во время своих далеких
прогулок.
 Мореплаватели  привыкли к необычным  условиям  жизни  на
уровне  океанских  вод. Теперь, после  трудностей  первой
недели,  казалось, что все заботы безвозвратно  канули  в
прошлое.  Неделя, как не видно и следа суши или  хотя  бы
силуэта   судна,  не  замечено  даже  самого   маленького
предмета,  имеющего  отношение  к  цивилизованному  миру,
проблемы которого стали для них далекими и чужими.  Жизнь
среди   волн,  в  полной  гармонии  с  природой,   давала
незабываемые ощущения покоя и свободы. Несомый течением и
подталкиваемый  пассатом,  «Кон-Тики»  плыл   к   далекой
Полинезии  путем  древних  мореходов.  Бородатый  рулевой
Бенгт без усилий держал рулевое весло. Свободные от вахты
члены  экипажа сидели на палубе с книгами в  руках.  Тор-
стейн и Кнут, как обычно, возились с радиостанцией или  в
те  дни,  когда особенно везло, разговаривали  с  далекой
сушей.  Герман  в соответствии с первоначальными  планами
пытался   справиться   со  своими  метеорологическими   и
гидрографическими  приборами, размещенными  на  мачте,  в
воде  или в привязанной к плоту резиновой динги.  Эрик  в
полдень  становился  на  ящик  с  секстаном  в   руке   и
производил  измерение географических координат.  Хейердал
чаще  всего занимался бортовым журналом или, при  хорошей
погоде, кинокамерой.
 Экипаж  проводил  различные  эксперименты:  например,  в
жаркие  дни  выпивали  большое количество  воды,  что  не
утоляло  жажду, в то время как добавление к пресной  воде
20   —   40  процентов  морской,  содержащей  необходимые
организму   соли,  позволяло  утолить  жажду  несколькими
стаканами воды в день.
 Плавание  по  безбрежным просторам Тихого океана  совсем
не  было  монотонным.  В  отчете об  экспедиции  Хейердал
приводит  восхитительные описания жизни океана, перемежая
их  рассказами о доисторических морских переходах древних
народов.
 Поиски   «острова   Кон-Тики»,   указанного   в    лоции
небольшого  подводного рифа, были прекрасным поводом  для
маневрирования. Именно тогда экипаж понял действие килей.
Утверждения   древних  испанских  историков,   что   инки
управляли   плотами  с  помощью  килей,  как   оказалось,
соответствовали   истине.  (Любой  моряк   будет   немало
удивлен,  узнав,  что  это явление  не  смогла  объяснить
группа  экспертов,  которых  Хейердал  запрашивал   перед
рейсом.) Действие килей очень интересно описано  в  книге
Хейердала «Путешествие на «Кон-Тики».
 Экипаж  мог  теперь  ограничить  использование  рулевого
весла, больше манипулируя килями.
 На  45-й день плавания «Кон-Тики» прошел половину  пути,
dnqrhcmsb  108°  западной долготы. До  побережья  Америки
было  свыше  двух  тысяч  морских  миль,  столько  же  до
Полинезии. А ближайшая суша — остров Пасхи — находилась в
600 милях южнее.
 Рейс,  в успех которого, кроме членов экипажа, мало  кто
верил,  проходил благополучно, и плот, который, по мнению
специалистов,  должен был развалиться  уже  по  истечении
двух недель, проходил каждый день около 50 миль.
 По  ночам  экипаж отдыхал в бамбуновой хижине,  все  еще
сохранявшей  запах древесины и свежих листьев,  несколько
низковатой — для уменьшения сопротивления ветру  —  и  не
очень  просторной  (2,5X4,2 метра), но  всегда  уютной  и
удобной.  Изнутри огромные валы Тихого океана не казались
такими  грозными, а в обрамлении дверей  выглядели  почти
как на киноэкране.
 «Неважно,  был ли это 1947 год до или после  нашей  эры.
Мы  знали, что живем, и ощущали это с небывалой остротой.
Мы  понимали также, что до наступления нашей эры  техники
люди   жили  более  полной  жизнью,  чем  теперь.  Время,
казалось, перестало существовать; все настоящее и имеющее
значение было сегодня таким же, как когда-то и как  будет
всегда.  Мы как бы растворились в пространстве и истории,
в  бесконечной, сплошной тьме, под мириадами звезд. Перед
нами,  во  мраке, «Кон-Тики» поднимался на волнах,  чтобы
через  мгновение снова исчезнуть за черной  массой  воды,
вздымающейся  между нами и плотом. Лунный  свет  создавал
вокруг  какую-то особую атмосферу. Большие, блестящие  от
воды   бревна,   покрытые  водорослями,  четырехугольные,
черные  как  ночь  контуры паруса  викингов,  нахохленная
бамбуковая   хижина,   которую   освещал   желтый    свет
парафинового фонаря, — все это напоминало скорее  картину
из    приключенческого   романа,    чем    из    реальной
действительности.  Время  от  времени  плот  исчезал   за
черными  валами,  потом  появлялся  снова,  вырисовываясь
резким  силуэтом  на  фоне  звезд,  а  издалека  набегали
сверкающие потоки воды».
 Рейс  на примитивном плоту утвердил Хейердала во мнении,
что   нельзя   рассматривать  водные   пространства   как
изолирующий  элемент. Отдельные культуры  развивались  не
обособленно,  они являлись звеньями большой цепи  мировой
цивилизации.   Уже   тогда  Хейердал   подчеркивал,   что
цивилизации Центральной и Южной Америки возникли там, где
течения  Атлантического океана достигают районов  пустынь
или  джунглей. Оттуда началась экспедиция на тростниковом
плоту  «Ра»,  которую  мужественный  норвежец  осуществил
через 20 лет...
 Миновав  110°  западной  долготы,  «Кон-Тики»  вошел   в
полинезийскую  океаническую область. Остров  Пасхи  начал
теперь  отдаляться все более на восток. Никто  из  членов
экипажа уже не сомневался в успехе экспедиции.
 Почти   двухмесячное  плавание  на  плоту   подтверждало
хорошие  мореходные качества этого примитивного судна.  К
тому   же   нельзя   забывать,  что   это   была   первая
реконструкция древних плотов, обслуживаемая людьми,  кото
рые  приобретали  опыт  и квалификацию  во  время  самого
путешествия. Именно тогда произошло и единственное за все
время  их плавания грустное происшествие. Попугай, взятый
в   океан  согласно  морской  традиции,  быстро  сделался
unpnxhl  моряком. После первых трудных дней,  проведенных
им  в  клетке, которая бешено раскачивалась под  потолком
хижины,    когда   океан   успокоился,    попугай    смог
прогуливаться  по  всему  плоту,  перегибаться  за  борт,
наблюдая акул, выполнять акробатические трюки на такелаже
или выкидывать всякие коленца, например, самое невинное —
перегрызть  антенну в то время, когда  с  большим  трудом
удалось установить связь с сушей. Поначалу его языком был
испанский,   однако  позднее  он  перешел  на  норвежские
проклятия, которыми щедро сыпал Торстейн. Увы, после двух
месяцев  плавания попугая смыло за борт  большой  волной,
когда  он  слезал по штагу с мачты. Его не  удалось  даже
рассмотреть в воде, а останавливать плот было невозможно:
если   что-либо  оказывалось  за  бортом,  то   пропадало
навсегда.
 
 
 В безбрежном океане
 
 Любопытно,      как     складывалось     сосуществование
доисторического плота и разнообразнейших современных  при
боров.  Поначалу  жизнь у обоих радистов  была  нелегкой:
обслуживание рации, размещенной на уровне океана и  часто
орошаемой волнами, было трудной задачей. Не меньше хлопот
доставляла антенна. Когда пытались поднять ее в воздух  с
помощью  змея,  она падала вместе с ним в океан  (кстати,
весьма заблуждаются те, кто считает, что подобные антенны
пригодны  для спасательных шлюпок и плотов),  фиаско  тер
пели обычно и попытки запустить антенну с помощью шара. К
этому следует добавить и трудности, связанные с плаванием
в  мертвой радиозоне, прикрытой цепью Анд. Когда же «Кон-
Тики»  вышел из нее, а радиоантенна была подвешена  между
мачтами,  дух Кон-Тики и дух Маркони зажили  в  согласии.
Пользуясь        посредничеством       коротковолновиков-
радиолюбителей,  а  когда везло,  связываясь  и  непосред
ственно   с   нужной  радиостанцией,  Кнут   и   Торстейн
разговаривали  со  всем миром, в том  числе  и  с  родной
Норвегией. Для шестиваттной радиостанции, антенна которой
лишь  на  несколько футов возвышалась над уровнем океана,
это  был  немалый  подвиг. Видимо, тут  не  обошлось  без
покровительства бога Кон-Тики.
 В  частности,  любопытный случай  произошел  в  связи  с
увлечением Эрика. Будучи страстным фотографом, он взял  с
собой  необходимые  для  проявления  отснятого  материала
химикалии,  но  когда сделал первую пробу, то  оказалось,
что  обработанные ими пленки покрыты пятнами и морщинами.
Поскольку  ближайшее  пособие  по  лабораторной   технике
находилось  на  расстоянии