разлохматившийся смоляной канат.  Мыло, которое мы  взяли в Киле, не годится
для мытья соленой  водой.  В Киле произошла  какая-то путаница,  и нам  дали
мыло,  которое  используют для  дезинфицирования.  Оно не мылится и противно
пахнет. Это вызвало протест у некоторых членов экспедиции, в связи  с чем  и
было в конце концов  составлено  упомянутое  письмо.  Авторов  я не знаю, но
письмо подписал. И  сразу понял,  что  это  глупость. На корме  резервуар  с
пресной  водой - налей  себе ведро,  отнеси в каюту и мойся. Никто  этого не
запрещает - вода не  лимитирована.  Мне  следовало бы  знать,  каков водяной
режим  на кораблях  дальнего  плавания. И наконец, я лишь временный участник
экспедиции, мне не предстоит  зимовать в Мирном или перебираться на  "Обь" к
морской экспедиции. У  меня нет  оснований высказывать  те  претензии, какие
могут себе позволить члены экспедиции. Ко мне обратились  явно потому, что я
числюсь по списку корреспондентом "Правды".
     А за всем этим кроется желание побывать в Дакаре.

     14 ноября

     Атлантический океан

     Сегодня  общее  собрание  экспедиции. Первым обсуждался  вопрос о воде.
Заход  в Дакар, в  котором мы не взяли  бы на  борт ничего, кроме  воды (все
остальное  уже заказано в Кейптауне), обошелся бы  в  четыре тысячи  золотых
рублей. Много было  разговору  о  письме.  Из  ста шестидесяти  шести членов
экспедиции  его подписало лишь  тридцать семь человек. Главным  перлом  была
попавшая  в письмо  при  редактировании фраза, которую  громко  прочел вслух
Георгий Иванович Голышев, избранный на срок  плавания  до Мирного секретарем
оргбюро  партгруппы.  Она  звучала  примерно  так:  "Тем самым  командование
корабля  и руководство  экспедиции берет на себя  тяжелую ответственность за
жизнь  двухсот  человек".  Про  такие  фразы  говорят, что  их  идейный  вес
чрезмерно велик.
     Все разрешилось мирно. В Дакар мы не пошли. Но этого "послания тридцати
семи" я не забуду до смерти.
     Вторым  вопросом  было  вино. На  плавание в  тропиках предусмотрено по
триста  граммов  сухого вина  в  день на каждого. По-видимому, не всем  было
ясно, как быть: вычитать ли стоимость вина из денег, полагающихся на питание
(в тропиках это шестнадцать рублей  в  день,  от которых осталось бы  только
девять  рублей), или покупать вино за  свой счет. Расход  в  восемьдесят-сто
рублей  посилен каждому. Но  обсуждение затянулось. Нашелся человек, который
стал  доказывать,  что  девяти рублей  ему хватит и  что все  остальные  сто
шестьдесят  пять  участников  экспедиции  -  обжоры.  Исходя  из  этого  (он
выразился  именно  так),  он желает,  чтоб над его  рационом был  установлен
специальный контроль и  чтоб ему выдавали вино  бесплатно. Всех  развеселило
это предложение,  и  его  единодушно провалили,  сопроводив громогласными  и
обстоятельными комментариями.
     Где бы мы ни находились, куда бы ни плыли,  всюду человек возит с собой
основные свойства своего  характера, в том числе жадность и  мелочность.  Но
если бы  на "Кооперации" плыли ангелы и боги, мне бы не было никакого смысла
торчать здесь, несмотря на такое синее море и такое теплое солнце.
     На носовых  люках, на больших тракторных  санях соорудили  плавательный
бассейн. Работа  шла  споро, с азартом, и  бассейн, маленький,  но глубокий,
получился  удачным. Выяснилось, что  очень многие орудуют топором и пилой не
хуже  плотников. Особенные мастера на все руки - радисты. Лишь мои  послания
на эстонском языке они порой приносят из радиорубки  назад - несмотря на все
мое  старание  писать поразборчивей,  почерк  мой  плох  и  отдельные  буквы
непонятны.
     Работает два кружка английского  языка -  для начинающих  и  для  более
подготовленных. К  пьесе я еще не приступил. Слишком жарко. А  главное - все
не выходит из головы эта дурацкая подпись.

     15 ноября

     Атлантический океан

     Сегодня  в 5.40 под 17ь западной долготы пересекли тропик Рака.  Погода
по-прежнему отличная. Бассейн полон народу, все кричат, толкаются, поднимают
фонтаны брызг. Корабль начинает все  больше походить на  плавучий  санаторий
или дом отдыха.  Расхаживаем по палубе в купальных трусах.  У меня небольшой
жар - слишком долго пробыл на солнце. Оно здесь коварное. Температура воды в
бассейне 25-26 градусов, и купанье освежает лишь  на минуту. Как только кожа
обсохнет  на  солнце, она оказывается сплошь  покрытой  солью.  Мне пришла в
голову  забавная  мысль:  с  каким удовольствием всех  этих людей  на  баке,
которые разгуливают после купанья на солнце,  лизали бы телята! Они ведь так
любят соль.
     Видели несколько дельфинов. Но нас больше интересуют летучие рыбы.  Они
в   самом  деле  летают,  как  птицы,  и  своими  распростертыми  плавниками
напоминают  ласточек.  И в их полете есть  что-то от  полета ласточек. Очень
грациозны эти рыбки и  красивы - на  солнце переливаются их  белые  животы и
темные спинки. Некоторые выпрыгивают из воды на  два метра и пролетают, если
судить на глаз, не меньше ста метров.
     Работа не клеится. В каюте 30  градусов и  ужасно душно. Открыв дверь и
включив  вентилятор,  мы  снизили  температуру до  28,  но  чуть погодя  она
поднялась до 32 градусов. На палубе, конечно, еще жарче.
     Море спокойное, волны нет. Голова немного кружится. С этим солнцем надо
быть осторожным, а не то попадешь в руки к врачам, и тогда - прощай бассейн,
прощай дельфины! Уж они, врачи, умеют устанавливать жесткий  режим,  все уши
просверлят своими  разговорами о разумном,  по их  мнению, питании,  о вреде
курения и об опасности  солнца. Несколько дней назад корабельный врач заявил
мне:
     - Я сделаю вам прививки от холеры, оспы и чумы. Это очень полезно.
     Стараюсь держаться от него на почтительном расстоянии.

     16 ноября

     Атлантический океан

     Не верится, что сегодня 16 ноября. Самое  настоящее, устойчивое  и, как
кажется, вечное лето. Волны нет - поезд и то больше качает, чем наш корабль.
Порой совершенно пропадает чувство времени и пространства, - кажется, что ты
где-то в Эстонии, в самый  жаркий июльский день. Нежный ветерок, над головой
безоблачное небо. Я настолько освоился с каютой, словно она всегда была моим
кабинетом. Конечно, я еще постигну то чувство,  которое преследовало Джозефа
Конрада и которое он называл "каютобоязнью", но пока что до этого еще тысяча
миль.  Лишь  когда  задумаюсь,  понимаю  вдруг,  что  я  в  океане,  что  мы
приближаемся к  экватору и что  по  ночам на  нас уже  смотрят чужие звезды.
"Кооперация"  идет с приличной скоростью, покрываем за день  больше  двухсот
сорока миль. Работают оба судовых дизеля, это две тысячи восемьсот лошадиных
сил, и наша скорость равна одиннадцати милям в час.  Приятно чувствовать под
ногами могучее биение моторов.
     Очень много летучих рыб. Дважды попадались дельфиньи стаи. В  каждой по
несколько  десятков  дельфинов. Они носятся перед самым  кораблем, в  волнах
форштевня, выскакивают  из воды, ныряют, поворачиваются на бок. Палуба полна
зрителей,  наиболее  удачные   прыжки  пытаемся  фотографировать.  Всех  нас
поражает  то,   что  дельфины,  плывя  перед  нами  с   двадцатикилометровой
скоростью, двигаются так, словно кто-то их тянет за невидимую  нитку. Словно
где-то  раньше  им  дали  толчок  и они мчатся  только  по инерции. Чудесные
создания! Сколько они приносят радости и новизны!
     Самое  оживленное  место  на  корабле  -  бассейн.  Здесь  круглый день
бесплатный цирк.  В соленой воде, доходящей до груди, идет война всех против
всех Здесь борются, применяя самые классические  обманы,  топят  друг друга,
щекочут пятки. И если иной блаженный  зритель, загорающий на краю бассейна и
хохочущий во всю глотку, зазевается, то от чьего-нибудь нежданного толчка он
может слететь в воду вниз головой. Лишь ранним утром здесь не так людно.
     Днем состоялась  лекция кандидата наук Голышева:  "Исследование верхних
слоев  атмосферы с  помощью ракет". Интересная лекция. После  нее на лектора
градом посыпались вопросы.
     Просидел несколько часов над пьесой, переписал начало первого действия.
В  тропиках  все  же  тяжело  работать.  Занялся  подготовкой  нового номера
стенгазеты. Достать материал очень  трудно.  Начинаешь  агитировать человека
серьезно и деловито, а он тебя - бух в бассейн! А потом спрашивает:
     -  Ведь так оно лучше, Юхан Юрьевич? Что за дурак станет писать в такую
жарищу? Пошли дельфинов смотреть.
     Следующий  номер должен  выйти  ко  "дню Нептуна", то  есть к тому дню,
когда мы пересечем экватор.

     18 ноября

     Атлантический океан

     Сегодня нам сообщили о прибытии "Оби" в Мирный.
     Жара.  Я уже десять раз побывал в бассейне и  чувствую  себя похожим на
кильку  в рассоле. Весь день во рту жгуче-соленый вкус морской воды. Как  ни
странно, это спасает  от  жажды.  Влажность воздуха очень велика.  Чемоданы,
туфли и даже перчатки в кармане ватника покрыты белым налетом.
     Опять  пытался  взяться  за пьесу. Не  выходит.  На  бумаге  образуется
какая-то  смесь из пота и чернил. Так же было  и  вчера. И еще  насморк - он
всегда  появляется у  меня в самое жаркое  время года, а не в ту пору, когда
чихают  все порядочные люди. Папиросы сырые, вернее, мокрые.  Приходится при
курении сосать их изо всех сил, от чего щеки западают, как у дистрофика.
     Хорошо помогает  сухое вино, смешанное с водой. Повсюду - на палубе, на
баке, у шлюпок и в бассейне  - раздается новомодное словечко "тонус".  Когда
говорят;  "Пойдем поднимем тонус", - это значит, что тебя приглашают в каюту
выпить  вина.  Многие  не любят сухого вина  из-за  того,  что оно слабое  и
кислое. Поэтому у тех,  кто его любит,  имеются дополнительные ресурсы.  Все
время из иллюминаторов  летят в воду пустые бутылки. Начиная  с  того места,
где  скрещиваются  тропик  Рака и 17-й западный меридиан,  путь "Кооперации"
отмечают  плавающие  по океану  бутылки,  которые содержали  в себе когда-то
грузинское вино э 23.
     Сегодня в 12.00  под 10ь04' северной широты  и 17ь09'  западной долготы
"Кооперация" по-прежнему покрывает в час  десять  с  половиной - одиннадцать
миль.  Это  неплохо. Приближение экватора  ощущается  в  воздухе.  Церемония
морского  крещения  обещает  быть  интересной.  В  коридоре  рядом  со  мной
промелькнул некий современный король Лир - красная мантия, длинная борода из
мочалки, корона,  ключ от  экватора и  серебряный щит.  Не  знаю, откуда  он
появился   и  куда  исчез.  Лишь  немногие  посвящены  в  тайны  предстоящей
церемонии.
     По радио все время передаются какие-то сообщения.  Или,  точнее говоря,
распоряжения  и  запрещения.  Не  было  еще  ни  одного  сообщения,  которое
что-нибудь разрешало бы.  Нельзя курить на  всех  палубах,  кроме шлюпочной,
специально  для  этого отведенной; нельзя курить  на койке;  нельзя  бросать
окурки за  борт -  ветром  их  может  принести назад,  а пожар  на  корабле,
особенно если у  него  такой груз, как  у "Кооперации", самая  опасная вещь;
нельзя ходить по служебным помещениям без рубашки; нельзя появляться на баке
раздетым;  нельзя выносить  на  палубу постельное белье  -  преступивших эту
заповедь грозят оставить до Мирного без простынь. Но наиболее суровая борьба
ведется  с  неудержимым  стремлением  ходить  нагишом. Ведь  на корабле есть
женщины.
     Получил для стенгазеты серию карикатур, изображающих  эволюцию в одежде
участников экспедиции.
     Первая.  После  отплытия  из Калининграда  на палубе сидит  в  плетеном
кресле печальная личность. На  ней ватник,  капюшон натянут на нос, на ногах
унты,  руки  в  меховых  рукавицах. Даже по спине  человека  видно,  что  он
страдает морской болезнью.
     Вторая. Ла-Манш. Та  же  фигура с фотоаппаратом на  шее, в легком, даже
щегольском наряде.
     Третья.  Субтропики. Туг уже мужские  телесные красоты более  на виду -
человек в одних трусиках.
     Четвертая. Тропики. Голый  человек вешает на  ванты сушиться  купальные
трусы.  Это  все та же фигура, что и на предыдущих рисунках,  но ее сложение
изменилось. Ноги вдруг  оказались очень кривыми,  и тощими,  живот -  словно
тыква. Если не считать этого неожиданного  искривления ног, вся серия  очень
точно подметила  одну из  черт тропических будней "Кооперации". С некоторыми
людьми действительно произошла подобная эволюция.
     Научная  работа, которая велась в умеренном климате весьма  энергично и
которая  после  тропиков  снова  оживет, несколько замерла.  На палубе можно
сыграть  в домино и в карты с кандидатами наук. И в  то  и в другое играют с
большим азартом, принимают всерьез и победу и поражение. Это касается и меня
- выигрыш поднимает настроение.
     Вечером  была  гроза,  потом  шел  дождь.  Во  время  киносеанса  вдали
беспрерывно  сверкали  ослепительные молнии. Звезд не  было. Лишь  с правого
борта,  на западе,  мерцала  большая  звезда. Она такая  яркая,  что  больно
смотреть. Это Венера.

     19 ноября

     Атлантический океан

     В  12.00 координатами "Кооперации" были 7ь11' северной широты и  15ь12'
западной  долготы.  Мы все  с  такой  же  хорошей скоростью  приближаемся  к
экватору и в то же время сильно отклоняемся на восток.
     Где-то  за сверкающей водой  - Либерия. Но  до  Кейптауна  мы так  и не
увидим   Африканского   материка,  тех  берегов,   которые  видел   во   сне
хемингуэевский старик, берегов с резвящимися львами и сверкающими песками.
     Радисты  образуют,  вероятно, самый железный коллектив на "Кооперации".
Почти все они работали на  Севере за  Полярным  кругом. Все  они  знают друг
друга, у  них особая профессиональная дружба. Борис Чернов, проработавший на
Севере одиннадцать  лет,  впервые за  долгое время видит здесь  теплое лето.
Другие тоже. Мир был обращен к ним той своей стороной, о которой у многих из
нас  чрезмерно  романтическое  представление.  На  самом  деле  она  не  так
привлекательна. Радисты хорошо  знают  летчиков,  со  всеми ними они держали
когда-то радиосвязь.
     Пишу эти  строки в музыкальном салоне.  Делается новая  стенгазета. Мои
хорошие друзья Чернов и Фурдецкий  склонились над большим листом  ватмана  и
пишут заголовки. У другого листа трудятся аэрологи Торжуткин и Белов. Тут же
сидит  и магнитолог Гончаров, один из наших лучших и активнейших помощников.
У него уже отличные отношения с командой, и он добывает нам карикатуры.
     Затем в салоне состоялась генеральная репетиция нептуновских  торжеств.
Нептун  сидит в кресле, словно король на троне, а, рядом  с ним  его свита -
морские  черти (эти пока без костюмов -  к празднику их, очевидно, облачат в
синие набедренные повязки).  Решено, что чертей  будет пятнадцать.  Желающих
больше. Но  в черти больше не берут. Кроме того, какой-то находчивый человек
распространил слух,  что  чертей, как  некрещеных, лишат их  нормы вина. Это
значительно ослабило натиск добровольцев.
     Здесь же  и доктор Шлейфер,  стоматолог,  и  Борис  Галкин,  написавший
сценарий  торжеств - сплошь в  стихах, -  а  также  разные наблюдатели вроде
меня.  Я немного страшусь 21-го числа: в этот  день  мне предстоит оказаться
лицом к  лицу с его величеством Нептуном, сопровождаемым морскими  чертями и
ассистентами.

     20 ноября

     Атлантический океан

     Прохладный  день.  Сильный   встречный   ветер.  Днем  шел   дождь.  Не
тропический, не  проливной,  а теплый, мелкий  и  мглистый.  Горизонт вокруг
"Кооперации" сузился. Стояли на палубе в купальных трусах  и мылись дождевой
водой.  К  сожалению, дождь  кончился так  же неожиданно,  как и  начался, и
теперь у меня все волосы в мыле.
     В  двенадцать  дня  нашими  координатами были 3ь47'  северной  широты и
12ь50' западной долготы. Берег  Африки отодвигается все  дальше, между ним и
нами - дуга Гвинейского залива.
     Весь  день  на  корабле  проводятся  закрытые  собрания,   на   которых
обсуждается  церемониал  нептуновских  торжеств.  Мы  по-прежнему занимаемся
стенгазетой.  Я уважаю первого помощника капитана  Рябинина, но именно из-за
него  у нас возникают в  редакционной  работе трудности. Стенгазета -  орган
команды корабля и экспедиции. Благодаря  первому помощнику дружеская критика
разрешена только по адресу участников экспедиции. О корабле нельзя проронить
ни словечка. Между Рябининым и редколлегией  произошел долгий  спор. Подпись
под  одной  из  наших карикатур гласит: "Женский  час  на дизель-электроходе
"Кооперация". Речь идет о послеобеденном времени с двух до трех часов, когда
бассейн предоставляется женщинам.  Все остальные должны покидать его к этому
сроку. И покидают, но в последнюю минуту. Карикатура изображает, как на баке
в купальных костюмах появляются женщины, а мужчины сломя голову убираются из
бассейна.
     Рябинин. Это оскорбление женщин.
     Фурдецкий. Не вижу никакого оскорбления.
     Рябинин.  Сочините  другую  подпись,  которая  сделала  бы   содержание
карикатуры абсолютно ясным.
     Белов. Подпишем: "Восьмое марта в миниатюре".
     Рябинин. Не годится. Политически неверно.
     Чернов.  (после обстоятельного  изучения карикатуры,  мне  вполголоса).
Юхан Юрьевич, на карикатуре десять задниц.
     Фурдецкий. (украдкой взглянув на карикатуру}. По-моему, девять.
     Один из членов редколлегии (тихо). Накрылся этот номер...
     На карикатуре и в самом деле из бассейна выскакивают десять мужчин.
     Я (тихо, за спиной Рябинина). Но они же не могут оставаться в бассейне.
     Один из членов редколлегии. Товарищ Рябинин, в газете десяток...
     Второй из членов редколлегии. Тссс!
     Рябинин. Что в стенгазете?
     Один из  членов редколлегии.  Хорошая,  говорю, стенгазета: ее  десятки
прочтут.
     Постепенно  мы достигаем  соглашения  с Рябининым и меняем только  одно
слово. Он по сути  хороший, сердечный человек, но ему, как и всем нам, очень
дорога честь корабля. Потому он и стоит всеми силами на защите морали.
     Очень трудно быть ответственным работником, особенно в тропиках.

     21 ноября

     После пересечения экватора

     Сегодня  в  16.28  пересекли  экватор  под 10ь04'  западной  долготы. И
сейчас, чернильно-черной тропической ночью, уже в нескольких десятках миль к
югу от экватора, в моей голове гудят все колокола таллинских церквей и басят
мощные трубы органов. Меня окрестили, наградили дипломом и на двадцать тысяч
морских  миль обручили  с  соленым океаном,  пока что  теплым,  а  в будущем
ледяным. Эти двадцать тысяч миль мы проплывем самое малое за  три или за три
с половиной месяца.
     Вопрос о  том, будут ли  они  моими последними милями или нет, остается
открытым. Я знаю, что на обратном пути в Таллин моя  страсть  к путешествиям
может превратиться  в  пепел и клочья. Я знаю, что глаза  к тому времени уже
устанут смотреть на бесконечный  водный простор, синий или серый, что я буду
сыт монотонностью моря по горло, что мои чувства уже  не смогут воспринимать
эти порядком однообразные впечатления  и захотят чего-то иного. К счастью, у
меня нет иллюзий относительно моря.
     В самом  деле,  в  океане  начинаешь  порой  принимать  всерьез мрачное
утверждение Анахарсиса, жившего за шестьсот  лет до нашей эры:  "Люди бывают
трех родов: те, кто живы, те, кто мертвы, и те, кто плавает в море". Нигде -
разве что кроме тюрьмы -  человека  не преследуют так неотступно  чуждые ему
тени, свои  былые ошибки  и людская неверность, подлинная  или  мнимая. Надо
иметь много силы, чтобы в тяжелые дни взгляд, обращенный внутрь, не цеплялся
с болезненной  страстью  за все мрачное и не выуживал бы его на поверхность,
пытаясь утопить все остальное под серыми, тяжелыми волнами. Те двери в нашей
душе, что ведут в  ночь, изрядно расшатываются в море. Есть такие двери и во
мне.  Я  знаю, что ураган  не так страшен, как то, что бушует  в нас  самих,
расшатывая даже то, во что твердо верили на земле. Мария Ундер пишет:

     Платком я взмахну и - в дорогу.
     Надежда - как водопад:
     Вода с