Маркизских  островов  красивейшим  из
тихоокеанских народов. Стюарт, капеллан американского  корабля  "Венсан",  в
книге  "Путешествие  по  Южным  морям"  неоднократно   выражает   восхищение
необыкновенной красотой здешних женщин и утверждает,  что  девушки  Нукухивы
поразили его сходством со знаменитыми красавицами у него на  родине.  Другой
небезызвестный американский моряк - Фаннинг - также  отмечает  благоприятное
впечатление, произведенное на него обликом этого племени;  а  Дэвид  Портер,
комендор американского фрегата "Эссекс", как  рассказывают,  был  совершенно
покорен прелестью островитянок. Все, кто посетят основные архипелаги  Тихого
океана,  бывают  поражены  тем,   насколько   жители   Маркизских   островов
превосходят красотой остальных  полинезийцев.  Одних  только  сладострастных
таитян можно было бы еще поставить с ними рядом; а  темнокожие  гавайцы  или
мелкокурчавые фиджийцы не идут ни в какое сравнение. Особенностью маркизцев,
неизменно поражающих приезжего, является европейский склад их лица -  черта,
весьма редкая среди других нецивилизованных народов.  У  многих  встречается
классический правильный профиль, и нескольких людей  в  долине  Тайпи,  как,
например,  моего  нового  знакомца  Марну,  можно  было  признать  во   всех
отношениях образцами красоты.
   Кое-кто  из   тайпийцев   на   Празднике   тыкв   щеголял   разрозненными
принадлежностями европейского костюма, нашедшими, впрочем, у них свое особое
применение. Так, я узнал два отреза ситца, которыми мы с бедным Тоби одарили
своих юных провожатых в  день  нашего  появления  в  долине.  Их,  очевидно,
приберегли  для  парадного  случая,  и  теперь,  на  празднике,  их  молодые
владельцы обращали на себя всеобщее внимание. Среди островитян мало кто  мог
похвастаться таким нарядом: самые пустяковые и  обычные  предметы  в  долине
Тайпи ценились необычайно высоко, и это  было  красноречивым  свидетельством
того,  как  редко  здесь  завязывали  отношения  с  приходящими  на   остров
кораблями. Я увидел лишь несколько носовых платков, повязанных  вокруг  шеи,
да полоски цветастого ситца вместо набедренных повязок.
   В  долине  Тайпи  вообще  редко  можно  было  увидеть  какую-нибудь  вещь
европейского происхождения: кроме упомянутых выше  тряпок  я  могу  назвать,
пожалуй, только шесть мушкетов в доме Тай  да  еще  три-четыре  подобных  же
боевых орудия, висевших на стенах  в  других  домах;  несколько  парусиновых
мешочков, в которых было понемножку пороха и пуль на дне;  да,  наверное,  с
десяток старых абордажных топориков без топорищ, выщербленных и  затупленных
настолько, что проку от них не могло быть никакого. Туземцы их ценили  мало;
передо мной часто помахивали таким топориком и  тут  же  с  отвращением  его
отбрасывали, показывая, как здесь презирают столь недолговечные орудия.
   Другое дело - мушкеты, порох  и  пули;  на  них  тайпийцы  разве  что  не
молились. Огнестрельным этим орудиям, судя по  их  ветхости  и  архаичности,
место было в музее. Помню особенно один из мушкетов, висевших в доме  Тай  -
как-то Мехеви, у которого и  в  мыслях  не  было,  что  я  не  разбираюсь  в
антикварном оружии, вложил его мне в руки с тем, чтобы я  его  починил.  Это
был тяжелый  и  нескладный  английский  мушкет  бог  знает  какого  древнего
образца, быть может забытый на острове еще Уоллисом, Картеретом,  Куком  или
Ванкувером. Ложе его было трухлявое, поточенное червем,  затвор  поржавел  и
столь же мало приспособлен был для своего  первоначального  назначения,  как
старая дверная петля; нарезка болтов и курка сбилась вовсе;  дуло  болталось
туда-сюда. Таково было это оружие, которое  вождь  поручал  мне  привести  в
состояние боевой готовности. К сожалению, я не был оружейных дел мастером да
и не располагал необходимым инструментом, поэтому я вынужден был  признаться
Мехеви в своем бессилии. Мехеви при этом неожиданном известии  посмотрел  на
меня так, словно  готов  был  счесть  меня  неполноценным  белым  человеком,
который, оказывается, знает немногим больше тайпийца. Мне с  трудом  удалось
втолковать ему, каким трудным было его поручение.  И  все-таки  он  обиженно
удалился со своим  древним  мушкетом,  словно  не  хотел  больше  ни  минуты
подвергать свое сокровище  надругательству,  оставляя  его  в  руках  такого
несведущего человека, как я.
   В дни праздника я не мог не обратить внимание на необыкновенную  простоту
нравов, полную свободу и непринужденность, во многом полное равенство  между
туземцами. Никто из них не важничал. Вожди почти ничем не отличались по виду
от остальных.  Все  были  вместе,  общались  друг  с  другом  свободно,  без
каких-либо ограничений; но я заметил, что  пожелания  вождя,  высказанные  в
тоне самом дружеском и мягком, исполнялись со строгой поспешностью, с  какой
в  другом  месте  подчиняются  только  властному   приказанию.   Далеко   ли
распространяется власть вождей в этом племени, я определить не берусь; но по
всему, что мне приходилось видеть, в делах общего  благосостояния  она,  мне
кажется, невелика. Правда, необходимые знаки почтения им оказывают охотно, с
радостью, и, так как принадлежность к касте  вождей  передается  от  отца  к
сыну, высокое рождение здесь, как и всюду, ценится и уважается.
   Общественное устройство на Маркизских островах и в этом  отношении  можно
считать прямо противоположным тому, что наблюдается на Таити и Гавайях,  где
власть царей и старейшин испокон веку была гораздо деспотичнее власти любого
тирана в цивилизованном мире. На Таити человек из низшего  сословия  карался
смертью, если без высочайшего на то изволения вступал  в  тень  от  царского
дома; или если не оказывал должного почтения проносимому мимо него  блюду  с
пищей для  царского  стола.  На  Сандвичевых  островах  вдовствующая  царица
Каахуману - гигантская женщина чуть не в четыреста фунтов весом,  которая  и
по сей день еще, говорят, жива в  Моуи,  -  имела  привычку,  когда  на  нее
находила  ярость,  хватать  обидчика,  человека   обыкновенного   роста,   и
переламывать ему хребет о свое колено. Звучит  неправдоподобно,  но,  уверяю
вас, это правда. Мне как-то  в  Лахайналуне  -  резиденции  этой  чудовищной
Иезавели - показали одного горбуна, который лет за  двадцать  пять  до  того
претерпел серьезный перелом позвоночника от рук своей любезной госпожи.
   Какая иерархия существует среди старейшин Тайпи, я тоже точно не знаю. До
Праздника тыкв я даже  затруднялся  определить,  кто  такой,  собственно,  у
тайпийцев Мехеви. Но  выдающаяся  роль,  которую  он  играл  на  торжествах,
убедила меня, что среди жителей долины нет  никого  главнее,  чем  он.  Я  и
раньше замечал, что, с кем бы он ни разговаривал, к нему всегда обращались с
некоторой почтительностью; но я знал, что в других частях  долины,  ближе  к
морю, живут другие вожди, кое-кто из них даже навестил меня в доме  Мархейо,
хотя в обществе Мехеви я их никогда не видел, и до праздника я  думал,  что,
может быть, и он просто один из таких вождей и никакого особо высокого поста
не занимает.
   Однако на торжества в Священные рощи сошлись все воины долины, которых  я
встречал раньше только поодиночке или небольшими  группами.  И  Мехеви  явно
выделялся среди них как лицо, облеченное высшей властью. Тот, кто был в моих
глазах до сих пор только гостеприимным хозяином дома Тай и одним из  военных
вождей племени, явился мне теперь во  всем  блеске  монаршего  сана.  Особый
наряд и величественная осанка выделяли его среди всех. Его роскошный шлем из
перьев возвышался над толпой,  и  у  других  вождей  тоже  имелись  подобные
головные уборы, но ни у кого перья не были такими длинными и великолепными.
   Да, Мехеви был первым  среди  вождей  -  он  был  главой  всего  племени,
верховным  властителем  долины   Тайпи;   и   лишь   удивительная   простота
общественных нравов этого народа послужила  причиной  того,  что  я  столько
времени был с  ним  знаком,  виделся  с  ним  всякий  день,  но  даже  и  не
подозревал, с кем я, в сущности, имею дело. Теперь я  наконец  прозрел.  Дом
Тай был в действительности королевским дворцом, а Мехеви - королем, правда в
самом простом и патриархальном  духе,  без  какой-либо  помпезности,  обычно
окружающей порфироносца.
   Придя к такому открытию, я не мог не поздравить себя с тем, что Мехеви  с
самого начала счел возможным взять меня под свое монаршее покровительство и,
насколько можно судить, по-прежнему питает ко мне  дружеские  чувства.  И  я
решился  в  будущем  самым  усердным  образом   выказывать   ему   почтение,
рассчитывая рано или поздно через его дружбу достигнуть желанной свободы.
 
 
 - 26 - 
 
   Король Мехеви! Звучит превосходно. Разве я не вправе почтить этим титулом
первого  человека   в   долине   Тайпи?   В   Гонолулу   на   острове   Оаху
миссионеры-республиканцы  строго  следят,  чтобы   в   "Придворной   газете"
регулярно печатались все новости о "его величестве короле" Камеамеа  Третьем
и об "их королевских высочествах, принцах крови".  А  кто  таков  этот  "его
величество король" и что это за "королевская кровь"? "Его величество" -  это
жирный, тупой, негритянского вида болван, такой  же  бесхарактерный,  как  и
безвластный. Он утратил благородные свойства варвара, не приобретя взамен ни
одного из достоинств цивилизованного человека,  и,  будучи  почетным  членом
Гавайского общества трезвости,  больше  всего  любит  уже  с  утра  пораньше
закладывать за галстук.
   Его  "королевская   кровь"-весьма   густая   и   низкосортная   жидкость,
образованная главным образом из сырой рыбы,  дрянного  виски  и  европейских
сластей и несущая в себе желчную заразу бешенства,  проступающую  пятнами  и
нарывами на августейшем лице самого "королевского величества",  а  также  на
ангельских личиках "принцев и принцесс крови".
   Если уж этой дурацкой игрушке в руках  губернатора  Сандвичевых  островов
присвоен королевский титул, можно ли  отказать  в  нем  благородному  дикарю
Мехеви, который в тысячу раз  его  достойнее?  Славься  же,  Мехеви,  король
каннибальской долины, многая лета  Его  Тайпийскому  Величеству!  Да  хранят
небеса этого непримиримого врага Нукухивы и французов,  если  есть  надежда,
что такая непримиримость убережет его цветущее королевство от  страшных  язв
насажденной цивилизации.
   До того  как  я  увидел  танец  вдов,  мне  вообще  не  было  известно  о
существовании у тайпийцев каких-либо матримониальных связей, уж скорее я мог
бы вообразить здесь платоническую любовь, чем священные узы  брака.  Правда,
между старым Мархейо и  Тайнор  чувствовалось  какое-то  вполне  супружеское
взаимопонимание; однако я нередко наблюдал, как  один  забавный  старичок  в
потертом   костюме   из   выцветшей   татуировки   позволял   себе    весьма
недвусмысленные вольности в обращении с почтенной матроной -  и  все  это  в
присутствии ее супруга, старого воина, который глядел как ни в чем не бывало
со своим всегдашним добродушным видом. Долгое время, пока я не сделал  новых
открытий, многое мне объяснивших, такое странное поведение озадачивало  меня
более всего виденного в долине Тайпи.
   Мехеви,  например,  я  считал  закоренелым  холостяком,  так  же  как   и
большинство остальных старейшин. Во всяком случае, если у них и были жены  и
дети, то это просто стыд и позор: никто из них не уделял собственным  семьям
никакого внимания. Мехеви представлялся мне председателем  некоего  общества
забубенных весельчаков, устроивших себе в доме  Тай  роскошный  "холостяцкий
клуб". Дети здесь,  само  собой  разумеется,  рассматривались  как  досадная
помеха  счастью,  а  прелести  домашнего  очага  никого  не  манили,  о  чем
свидетельствовало строгое недопущение хозяйкиного глаза и хозяйкиной щетки в
их приют повес. Впрочем, многих из этой веселой компании я подозревал в том,
что они постоянно заводят любовные шашни с девушками племени, хотя вслух  ни
в чем таком не признаются. Я несколько раз натыкался  на  Мехеви,  когда  он
резвился -  весьма  несолидно  для  короля  -  в  обществе  одной  из  самых
очаровательных проказниц в долине. Она жила со старухой  и  каким-то  юношей
неподалеку от дома Мархейо и, хотя сама  была  еще  почти  ребенок,  кормила
годовалого крепыша, очень похожего на Мехеви, которого  я,  не  задумываясь,
счел бы его отцом, да только вот у малыша не было на  лице  треугольника,  -
впрочем, и то сказать, ведь татуировка не передается по  наследству.  Однако
Мехеви  был  не  единственным,  к  кому  благоволила  красавица  Мунуни,   -
пятнадцатилетний паренек, живший с нею под одной крышей,  тоже,  безусловно,
пользовался ее расположением. Иногда я видел, как они с королем ухаживали за
нею одновременно. Возможно ли, недоумевал я, чтобы  доблестный  военачальник
поступался толикою того, что  мило  ему  самому?  Это  тоже  было  загадкой,
нашедшей разрешение впоследствии.
   На второй день Праздника тыкв Кори-Кори, желавший во что бы то  ни  стало
просветить меня на этот счет, после долгих и пространных  объяснений  указал
мне на одну особенность, отличающую многих женщин - главным образом солидных
матрон зрелого возраста. Кисть правой руки и левая нога до щиколотки  у  них
покрыты сложной татуировкой, а все остальное  тело  совершенно  свободно  от
красот этого искусства, если не считать точек на губах и  небольших  полосок
вдоль плеч,  описанных  мною  там,  где  я  привел  портрет  Файавэй.  Такие
украшения на ноге и на руке служили, по словам  Кори-Кори,  почетным  знаком
супружества,  насколько  этот  весьма  полезный  институт   известен   среди
островитян. Они выполняют то же назначение, что  и  гладкие  золотые  кольца
наших прекрасных половин.
   После   подобного   открытия   я   некоторое    время    старался    быть
изысканно-почтительным со всеми особами дамского  пола,  у  которых  имелись
такие знаки, и, боже  упаси!  не  позволял  себе  ни  с  одной  ничего  даже
отдаленно похожего на заигрывание. Оскорбить замужнюю женщину? Нет уж,  меня
увольте!
   Однако более близкое знакомство  с  домашним  укладом  жителей  долины  в
значительной мере поколебало мою щепетильность и убедило меня в  ошибочности
некоторых моих выводов. У островитян оказалась развитая  система  полигамии,
однако весьма своеобразного свойства: во множестве не жены,  а  мужья.  Один
этот факт объясняет неизмеримо много в любезном поведении  мужчин.  В  самом
деле, где еще могло бы существовать  такое?  Представьте  себе  революцию  в
турецком серале: гарем - обитель бородатых мужей; или  вообразите  у  нас  в
стране красавицу, которая не знает, что ей делать с толпой своих любовников,
перерезающих друг другу глотки из  ревности,  потому  что  она  недостаточно
справедливо распределяет между ними свои милости. Боже избави нас  от  такой
оказии! У нас для этого недостанет ни терпимости, ни прямой доброты.
   Мне не довелось  выяснить,  какой  церемонией  сопровождается  заключение
брачного контракта, - вероятнее всего, самой простой. Я думаю, как говорят у
нас, лишь только "всплывает вопрос", и он сразу же разрешается установлением
супружеских отношений. По крайней мере, насколько  я  мог  судить,  скучного
жениховства в долине Тайпи не знают.
   Мужчин  здесь  значительно  больше,  чем  женщин.  Это  же  относится   к
большинству островов Полинезии, хотя в  цивилизованных  странах  наблюдается
явление обратное.  В  самом  раннем  возрасте  девушки  отдают  свою  любовь
кому-либо из  молодых  обитателей  своего  же  дома.  Впрочем,  это  детское
увлечение, к нему серьезно никто не относится. Когда первая  страсть  слегка
поутихнет, появляется второй поклонник, постарше, и  забирает  молодую  пару
жить к себе. Он словно женится сразу и на девице, и на  ее  возлюбленном,  и
все втроем они живут-поживают в любви и согласии.
   Мне приходилось слышать, как в  цивилизованных  странах,  неосмотрительно
женившись, иногда получают в приданое за женой большую  семью,  но  я  и  не
подозревал, что существует место, где в приданое берут еще  запасных  мужей.
Неверность с той и с другой стороны - явление крайне редкое. Ни  у  кого  из
мужчин не бывает больше чем по одной жене, и  каждая  жена  в  зрелых  годах
имеет по меньшей мере двух мужей, случается и трех, но не часто.  Узы  брака
не считаются нерасторжимыми, бывает, что супруги расходятся. Однако  разводы
никому не причиняют горя  и  не  предваряются  мучительными  дрязгами;  ведь
обиженная  жена  или  затравленный  муж  не  должны  для  получения  развода
обращаться в судебные инстанции. Потому семейное ярмо никому не в тягость  и
не причиняет неудобств, и тайпийская жена  поддерживает  со  своими  мужьями
самые добрые  дружеские  отношения.  В  целом  можно  сказать,  что  брак  у
тайпийцев имеет природу  более  определенную  и  устойчивую,  чем  у  других
варварских народов. Губительный промискуитет тем  самым  не  допускается,  и
добродетель без громких деклараций торжествует.
   Контраст, существующий в этом отношении  между  Маркизскими  островами  и
остальными тихоокеанскими архипелагами, разителен. На Таити брака вообще  не
знали, не понимали, что значит "муж и жена",  "отец  и  сын".  "Арреорийское
общество" - одно из самых своеобразных учреждений на земле -  способствовало
распространению  на  острове  поголовной  совершенной  безнравственности.  А
природное сластолюбие этого  племени  придало  вдвойне  разрушительную  силу
болезни, которую  завезли  туда  в  1768  году  корабли  де  Бугенвиля.  Она
свирепствовала на острове, как чума, унося сотни человеческих жизней.
   Однако, хотя в долине Тайпи брак  и  существует,  библейское  предписание
плодиться и размножаться выполняется не очень прилежно. Я  не  встречал  там
огромных, разрастающихся в арифметической и даже  геометрической  прогрессии
семейств, какие сплошь и рядом попадаются у нас. Больше двух детей под одним
кровом мне наблюдать не доводилось, да и  это  было  редкостью.  По  здешним
женщинам сразу видно, что труды и заботы материнства не слишком тревожат  их
душевный покой; здесь не бывает такого, чтобы обремененная  заботами  мамаша
бежала куда-нибудь по делам, а за подол ее, вернее, за лист хлебного дерева,
который здесь носят вместо турнюра, цеплялось с полдюжины малолеток.
   Процент прироста населения во  всей  Полинезии  очень  мал;  в  некоторых
местностях, еще не затронутых общением с  европейцами,  количество  рождений
почти не превышает количества смертей. Число людей в таких  местах  остается
неизменным  из  поколения  в  поколение,   даже   если   здесь   не   бывает
опустошительных войн и неизвестен преступный обычай  детоубийства.  Кажется,
само Провидение позаботилось  о  том,  чтобы  на  островах  не  расплодилось
слишком  это  племя,  не  обладающее  необходимым  для  возделывания   земли
трудолюбием и обреченное в случае  увеличения  своей  численности  на  самое
бедственное прозябание. За то время, что я прожил в долине Тайпи, я видел  у
местных жителей не более  десятка  младенцев  моложе  полугода,  и  при  мне
родилось еще двое.
   Именно отсутствием брака объясняется быстрое уменьшение числа жителей  на
Сандвичевых островах и Таити, которое наблюдается в настоящее время.  Пороки
и болезни, завезенные белыми людьми,  год  от  года  увеличивают  смертность
среди этих злосчастных племен, а рождаемость по тем же причинам  из  года  в
год падает. И гавайцы с таитянами движутся к полному вымиранию со скоростью,
возрастающей почти по закону сложных процентов.
   Я уже прежде имел случай упомянуть, что не видел в  долине  Тайпи  ничего
похожего на места захоронения, - поначалу я склонен был это  объяснить  тем,
что мне не позволяется ходить в сторону моря. Теперь я, однако, предполагаю,
что туземцы, то ли не желая иметь перед  глазами  постоянное  напоминание  о
смерти, то ли стремясь  к  живописности,  устроили  себе  прелестное  уютное
деревенское кладбище где-нибудь подальше, у подножия  гор.  В  Нукухиве