ой
воды.
   Байш наклонился к Виоле:
   - Простите,  что  я  выглядел  таким  испуганным,  когда  ваша  бабушка
спросила, не ваш ли я любовник.
   - Да ладно, - ответила Виола. - Бабушка Карен иногда бывает  совершенно
невыносимой.
   - Я просто не хотел, чтобы вы подумали, будто вы мне не нравитесь. Ведь
это не так. То есть вы мне нравитесь.
   - А у них нет эрзацбургеров? - спросила Твидж.
   Как только официантка  удалилась,  наставница  разложила  свои  розовые
брошюрки.
   - Здесь излагается наша философия, - заявила она, протягивая  мне  одну
брошюру, - а также практические сведения о менструальном цикле.  -  Другую
она протянула Твидж.
   - В точности как те книжонки, что нам подсовывали в старших классах,  -
заметила мамуля, взглянув на свой экземпляр. - "Особый Подарок",  вот  как
они назывались. И  там  были  все  эти  слащавые  картиночки,  на  которых
улыбались и играли в теннис  девушки  с  розовыми  ленточками  в  волосах.
Издевательство, иначе не назовешь.
   Она была права. Там имелось даже то самое  знакомое  всем  со  школьной
скамьи изображение фаллопиевых труб, которое всегда напоминало мне кадр из
первых серий фильма ужасов "Чужой".
   - Ой, фу, - сказала Твидж. - Это отвратительно.
   - Занимайся своей математикой, - рявкнула Карен.
   Байша, похоже, затошнило.
   - Неужели женщины и _вправду_ интересуются этой гадостью?
   Появилось вино, и я  налила  каждому  по  большому  бокалу.  Наставница
неодобрительно поджала губы и покачала головой.
   - Циклистки  не  употребляют  искусственных  стимуляторов  и  гормонов,
которыми женщин вынудили пользоваться мужчины, чтобы сделать их  тупыми  и
покорными.
   - А сколько у вас длятся месячные? - полюбопытствовала Твидж.
   - Бесконечно, - встряла мамуля.
   - От четырех до шести дней, -  сухо  ответила  наставница.  -  Об  этом
сказано в брошюре.
   - Нет, я хочу спросить, всю жизнь или нет?
   - Как  правило,  первые  менструации  начинаются  в  двенадцать  лет  и
прекращаются к пятидесяти пяти.
   - А у меня это первый раз  случилось  в  одиннадцать  лет,  -  сообщила
официантка. - В школе.
   - А у меня последняя началась как раз в тот день,  когда  ФДА  разрешил
использовать амменерол, - сказала моя мать.
   - Триста шестьдесят пять разделить  на  двадцать,  -  бормотала  Твидж,
царапая что-то на своей доске, - и умножить на сорок  три  года...  -  Она
подняла голову. - Это будет пятьсот пятьдесят девять циклов!
   - Не может быть, - возмутилась мамуля, отнимая у нее доску. - Их должно
быть по меньшей мере пять тысяч.
   - И каждый начинается именно в тот день, когда отправляешься в поездку,
- заметила Виола.
   - Или выходишь замуж,  -  добавила  официантка.  Мамуля  начала  что-то
писать на дощечке.
   Воспользовавшись  временным   прекращением   огня,   я   подлила   всем
одуванчикового вина.
   Мамуля оторвалась от доски:
   - Нет, вы только подумайте! Учитывая, что "неудобства"  продолжаются  в
среднем по пять суток, вы мучились бы около  трех  тысяч  дней!  Ведь  это
целых восемь лет!
   - А в промежутках - ПМС, - заметила официантка, ставя на стол цветы.
   - А что такое ПМС? - спросила Твидж.
   - "Предменструальный синдром" - название, придуманное медициной  мужчин
для   обозначения   естественного    колебания    гормонального    уровня,
предвещающего   наступление   регул,   -   изрекла   наставница.   -   Эти
незначительные и совершенно нормальные изменения  мужчины  считали  чем-то
вроде болезни. - Она взглянула на Карен, ожидая подтверждения.
   - Я, бывало, отрезала себе волосы, - вспомнила моя свекровь.
   Наставница заерзала на стуле.
   - Однажды я отхватила с одной стороны все начисто, - продолжала  Карен.
- Каждый месяц Бобу приходилось прятать ножницы.  И  ключи  от  машины.  Я
начинала рыдать всякий раз, как загорался красный свет.
   - А отеки у тебя были? - поинтересовалась мать, наливая Карен очередной
стакан одуванчикового вина.
   - Да я становилась похожа на Орсон Уэллис!
   - А кто такая Орсон Уэллис? - спросила Твидж.
   - Ваши комментарии отражают ту ненависть к собственному  телу,  которую
вам привило владычество мужчин! - воскликнула наставница. - Мужчины вывели
породу женщин с промытыми мозгами, женщин, которые считают, что месячные -
это зло, и даже называют их "проклятием", а все оттого, что приняли  точку
зрения мужчин.
   - А я называла их проклятием, поскольку была уверена, что его  наложила
на меня злая колдунья, - заявила Виола. - Как в "Спящей красавице".
   Все воззрились на нее.
   - Ну да, так я и думала, - подтвердила моя старшая  дочь.  -  Это  была
единственная причина, которую я  сумела  изобрести.  -  Она  вернула  свою
книжицу наставнице. - Да я и теперь верю в это.
   - По-моему, вы поступили очень храбро, отказавшись от амменерола, чтобы
завести Твидж, - сказал галантный Байш.
   - Это было ужасно, - с  чувством  произнесла  Виола.  -  Вы  просто  не
представляете.
   Мамуля вздохнула:
   - Когда у меня начались месячные, я спросила свою мать, были ли они и у
Аннеты.
   - А кто такая Аннета? - немедленно заинтересовалась Твидж.
   - Девушка-мушкетер, - ответила мамуля и добавила, заметив  непонимающий
взгляд Твидж:
   - Ну та, по телику.
   - Высший класс, - сказала Виола.
   - "Клуб Микки Мауса", - уточнила мамуля.
   - Это что, такая старшеклассница, которую звали Клубника Мауса, что ли?
- недоверчиво спросила Твидж.
   - Да, это были тяжелые времена - во многих отношениях, - вздохнула я.
   Мать испепелила меня взглядом и обратилась к Твидж:
   - Аннета была идеалом каждой  девочки.  У  нее  были  вьющиеся  волосы,
неподдельная грудь и  отутюженная  юбка  в  складку.  Я  просто  не  могла
вообразить, чтобы и ее отягощало нечто столь же _грязное_ и неблагородное.
Мистер Уолт Дисней никогда не допустил бы этого. А уж коли у Аннеты  этого
не было, то, думала я, и мне оно ни к чему. И вот я спросила свою маму...
   - А что она ответила? - не выдержала Твидж.
   -  Она  сказала,  что  такое  бывает  у  каждой  женщины.  И  тогда   я
поинтересовалась: "Что, даже у английской королевы?" И она ответила: "Даже
у королевы".
   - Правда? - изумилась Твидж. - Да ведь она такая _старая_!
   - Это сейчас у нее ничего нет, - раздраженно сказала наставница. - Я же
объяснила вам, что менопауза наступает примерно в пятьдесят пять лет.
   - И тогда у вас начинаются вспышки беспричинной ярости и остеопороз,  а
на верхней губе вырастают усы, как у Марка Твена.
   - А кто такой... - начала было Твидж.
   - Вы просто вторите пристрастному мнению мужчин, - прервала ее  изрядно
покрасневшая Евангелина.
   - Знаете, что меня всегда интересовало? - спросила Карен,  заговорщицки
наклоняясь к мамуле. - Не была ли причиной  Фолклендской  войны  менопауза
Мэгги Тэтчер?
   - А кто такая Мэгги Тэтчер? - спросила Твидж.
   Наставница, лицо которой к этому времени стало почти того же цвета, что
ее шарф, вскочила:
   - Мне  ясно,  что  с  вами  бесполезно  разговаривать  дальше.  Мужчины
основательно поработали над вашими мозгами. -  Она  принялась  лихорадочно
собирать свои брошюрки. - Да вы слепы, все вы! Вы даже не  понимаете,  что
являетесь жертвами тайного заговора, цель  которого  -  лишить  вас  вашей
биологической  основы,  всей  вашей  женской   сущности!   Ваше   хваленое
"Освобождение" вовсе не было освобождением. Это просто новый вид рабства.
   - Даже если бы это было правдой, - произнесла я, - даже если это и  был
заговор, призванный  подчинить  нас  влиянию  мужчин,  ей-богу,  оно  того
стоило.
   - А знаете, Трейси права, -  заметила  Карен,  обращаясь  к  мамуле.  -
Совершенно права. Если есть на  свете  что-нибудь,  ради  чего  стоило  бы
пожертвовать даже своей свободой, то это, несомненно, избавление от регул.
   - Жертвы! - возопила наставница. - У вас украли вашу  женственность,  а
вас это даже не волнует!
   И она ринулась к выходу, сокрушив по дороге несколько кабачков и клумбу
гладиолусов.
   - Знаете, что я ненавидела больше всего до Освобождения? -  невозмутимо
спросила Карен, выливая  остаток  одуванчикового  вина  в  свой  бокал.  -
Гигиенические пояса.
   - И эти картонные аппликаторы для тампонов.
   - Ни за что не стану циклисткой, - заявила Твидж.
   - Замечательно, - поддержала я.
   - А сладкое будет?
   Я подозвала официантку, и Твидж заказала засахаренные фиалки.
   - Кто-нибудь еще хочет десерт? - спросила я. - Или вина из примулы?
   -  По-моему,  вы  нашли  прекрасный  способ  помочь  своей  сестре,   -
промурлыкал Байш, склоняясь к Виоле.
   - А реклама "Модакса"? - не унималась мамуля. - Помните, там была такая
шикарная девица в шелковом вечернем платье и длинных  белых  перчатках?  А
под картинкой написано:  "Модакс,  потому  что..."  Я  была  уверена,  что
"Модакс" - это такие духи.
   Карен хихикнула:
   - А я думала, что это сорт _шампанского_!
   - По-моему, пить нам уже хватит, - вздохнула я.


   На следующее утро, едва я вошла в контору, раздался телефонный  звонок.
Универсальный. Я испуганно посмотрела на Байша:
   - Карен вернулась в Ирак, не так ли?
   - Ага, - ответил он. - Виола сказала,  что  заминка  в  ее  переговорах
произошла  оттого,  что  не  могли  решить,  строить  на  Западном  берегу
Диснейленд или нет.
   - А когда звонила Виола? Байш сонно потянулся:
   - Я сегодня завтракал с ней и Твидж.
   - О!
   Я подняла трубку:
   - Вероятно, мамуля хочет сообщить мне план похищения Пердиты. Алло?
   - Это Евангелина, наставница Пердиты, - произнес голос в трубке. -  Вот
теперь  вы,  наверное,  счастливы.  Вы  вынудили   Пердиту   смириться   с
порабощающим владычеством мужчин.
   - Я?
   - Очевидно, вы обратились к депрограмматору, и я хочу, чтобы вы  знали,
что мы собираемся подать на вас за это в суд.
   И  она  отключилась.  Телефон   тотчас   же   зазвонил   вновь.   Опять
универсальный.
   - Какая польза от опознавательных кодов,  если  ими  никто  никогда  не
пользуется? - с горечью заметила я, снимая трубку.
   - Привет, мам, - произнесла моя дочь Пердита.  -  Мне  показалось,  что
тебе будет приятно услышать, что я раздумала становиться циклисткой.
   - Да ну? - сказала я, пытаясь приглушить ликование в голосе.
   -  Я  узнала,  почему  они  носят  на  руке  этот  красный   шарф.   Он
символизирует их... ммм... "убил-и-съел".
   - Ах, вот как...
   - Ну, это еще не все. Наставница рассказала мне о вашем обеде. Так  это
правда, что бабушка Карен поддержала тебя?
   - Да.
   - Ух ты! Просто не верится. Но так или иначе, наставница  заявила,  что
вы не стали слушать о том, как это здорово  -  иметь  менструации,  и  без
умолку твердили о негативных сторонах этого явления, вроде опухания, колик
и повышенной раздражительности. Тут я спросила, что такое  колики.  А  она
говорит: "Боли при менструальном кровотечении". Я так и ахнула: "Какое еще
кровотечение? Никто мне не говорил ни  о  каком  кровотечении!"  Мама,  ну
почему ты не сказала мне, что от этого идет кровь?
   В свое время я рассказывала ей об этом, но  почувствовала,  что  сейчас
разумнее промолчать.
   - И ты ни слова не сказала о  том,  что  это  больно!  И  о  колебаниях
гормонов тоже! Да какой же дуре захочется иметь  все  эти  прелести,  если
можно не иметь! И как вы все это терпели до Освобождения!
   - То было мрачное, тяжелое время, - произнесла я с  пафосом,  достойным
жюри присяжных.
   - Еще бы! Ну, во всяком случае, я с этим  завязала,  и  моя  наставница
была просто вне себя. Но я заявила  ей,  что  это  -  Решение  Независимой
Личности и она должна его уважать. Тем не менее  я  не  собираюсь  бросать
вегетарианство. Даже _не пытайся_ отговорить меня от этого.
   - Боже упаси!
   - Знаешь, на самом деле во всем виновата ты, мама. Если бы ты с  самого
начала сказала мне, что это больно, ничего бы не случилось. Все-таки Виола
права. Ты нам никогда ни о чем не рассказываешь!



    Конни Уиллис.
    Письмо от Клири

   -----------------------------------------------------------------------
   Connie Willis. A Letter from Cleary. Пер. - А.Корженевский.
   Авт.сб. "Неразведанная территория". М., "АСТ", 1997.
   Spellcheck by HarryFan
   -----------------------------------------------------------------------



   На почте оказалось письмо от Клири. Я положила его в  рюкзак  вместе  с
журналом для миссис Талбот и вышла на улицу отвязать Стича.
   Он натянул поводок насколько  мог  и  сидел  полузадушенный  за  углом,
наблюдая за снегирем. Стич никогда не лает, на птиц тоже. Он  ни  разу  не
взвизгнул, даже когда отец накладывал ему швы на  лапу;  просто  продолжал
сидеть в том же положении, в каком мы нашли его на крыльце:  подняв  лапу,
чтобы отец ее осмотрел, и чуть-чуть вздрагивая. Миссис Талбот говорит, что
он отвратительный сторожевой пес, но я рада, что он не  лает.  Расти  лаял
постоянно, и это его в конце концов погубило.
   Мне пришлось притянуть Стича поближе, и, только когда поводок провис, я
смогла ослабить узел. Это оказалось не так-то просто: снегирь, видимо, ему
очень  понравился.  "Признак  весны,  приятель?"  -  сказала  я,   пытаясь
растянуть узел  ногтями,  и  сорвала  ноготь.  Замечательно!  Теперь  мама
захочет узнать, не заметила ли я, что у меня ломаются другие ногти.
   Руки у меня вообще черт знает на что похожи. За эту зиму я уже раз  сто
обжигала их об нашу дурацкую дровяную печь. Особенно одно место, прямо над
запястьем: ему достается снова и снова, так что оно  никогда  не  успевает
зажить. Печь у нас недостаточно большая, и, пытаясь засунуть туда  слишком
длинное полено, я каждый раз задеваю о край топки одним и тем  же  местом.
Мой глупый брат Дэвид всегда отпиливает их длиннее, чем нужно. Я  сто  раз
просила его отпиливать поленья короче, но он не обращает на меня  никакого
внимания.
   Я просила маму, чтобы она велела ему отпиливать их короче, но она этого
не сделала. Она никогда не критикует Дэвида.  Он,  по  ее  мнению,  всегда
поступает правильно, только потому, что ему двадцать три  года  и  он  был
женат.
   - Он делает это нарочно, - сказала я  ей.  -  Надеется,  что  я  совсем
сгорю.
   - Для четырнадцатилетних девочек паранойя - это убийца  номер  один,  -
ответила мама. Она всегда так говорит, и меня это настолько бесит,  что  я
порой готова ее убить. - Он делает  это  не  нарочно.  Просто  нужно  быть
аккуратней с печкой.
   Но все это время она держала мою руку и смотрела на незаживающий  ожог,
словно  перед  ней  была  бомба  с  часовым  механизмом,  которая  вот-вот
взорвется.
   - Нам нужна печь побольше, - сказала я и отдернула руку.
   Нам действительно нужна большая печь. Отец отключил камин  и  установил
эту, когда счета за газ выросли до небес, но печь была  маленькая,  потому
что мама не хотела, чтобы она  выпирала  в  гостиную.  Тем  более  что  мы
собирались пользоваться ею только по вечерам.
   Но новой печи не будет.  Они  все  слишком  заняты  работой  над  этими
дурацкими теплицами. Может быть, весна придет раньше и рука у меня наконец
хоть немного заживет. Хотя вряд ли.  Прошлой  зимой  снег  продержался  до
середины июня, а сейчас только март. Тот самый снегирь, за которым  следил
Стич, отморозит себе свой маленький хвост, если не улетит обратно  на  юг.
Отец говорит, что прошлая зима была особенная и в этом году погода  должна
нормализоваться, но он тоже в это не  верит,  иначе  не  стал  бы  строить
теплицы.
   Как  только  я  отпустила  поводок,  Стич,  словно  послушный  ребенок,
вернулся из-за угла и сел, ожидая, когда я закончу сосать палец и  наконец
отвяжу его.
   - Пора нам двигаться, - сказала я ему, - а то мама с ума сойдет.
   Мне нужно было зайти еще в магазин и поискать семена томатов, но солнце
ушло уже далеко на запад, а до дома добираться как минимум полчаса. Если я
не вернусь до темноты, меня отправят спать без ужина и я не успею прочесть
письмо. И потом, если я не зайду в магазин сегодня, им придется  отпустить
меня завтра, и тогда мне не нужно будет работать на этой дурацкой теплице.
   Иногда мне просто хочется ее взорвать. Кругом  грязь  и  опилки.  Дэвид
как-то резал пленку и уронил кусок на плиту; она расплавилась,  и  в  доме
жутко воняло. Но никто, кроме  меня,  этого  не  замечает.  Они  только  и
говорят о том, как будет здорово, когда  летом  у  нас  появятся  домашние
дыни, помидоры и кукуруза.
   Я не могу понять, почему следующее лето  должно  чем-то  отличаться  от
прошлого, когда взошли только салат и картофель. Ростки салата  не  больше
моего сломанного ногтя, а  картошка  твердая  как  камень.  Миссис  Талбот
говорит, что это из-за высоты, но отец объясняет все необычной  погодой  и
тем гранитным крошевом, которое здесь, у пика Пайка, называется почвой. Он
сходил в библиотеку, что приютилась позади магазина, взял книгу о том, как
самому построить теплицу, и  принялся  крушить  все  вокруг.  Теперь  даже
миссис Талбот заразилась этой идеей.
   - Для людей, живущих на такой высоте, паранойя - это убийца номер один,
- сказала я им вчера, но они были слишком заняты  распиливанием  планок  и
крепежом пластика, чтобы обратить на меня внимание.
   Стич бежал впереди, натягивая поводок, и,  как  только  мы  перебрались
через шоссе, я сняла с него ошейник. Его все равно невозможно удержать  на
обочине. Я пробовала вести его  на  поводке,  но  он  вытаскивал  меня  на
середину дороги, и мне всегда попадало от отца  за  то,  что  я  оставляла
следы. Поэтому я стараюсь ходить по замерзшему краю дороги, а Стич носится
вокруг,  обнюхивая  каждую  яму.  Когда  он  отстает,  мне  стоит   только
свистнуть, и он тут же меня догоняет.
   Я старалась идти быстро, потому что становилось холодно, а на  мне  был
только свитер. Добравшись до вершины холма, я посвистела  Стичу.  До  дома
оставалось еще около мили, и оттуда, где я стояла, был виден пик Пайка. Не
исключено, что отец прав  насчет  весны:  снег  на  пике  почти  сошел,  а
обгоревшая сторона выглядела уже не  такой  черной,  как  прошлой  осенью.
Может быть, деревья оживут.
   В это же время год  назад  весь  пик  был  совершенно  белым.  Мне  это
запомнилось, потому что тогда отец, Дэвид и мистер Талбот  отправились  на
охоту. Снег шел постоянно, и их не было почти целый месяц. Мама чуть с ума
не сошла. Каждый день она выходила на дорогу смотреть, не возвращаются  ли
они, хотя снега навалило футов пять и следы от нее оставались не хуже  чем
от Снежного Человека. Расти, который  ненавидел  снег  так  же,  как  Стич
ненавидит темноту, она брала с собой. И ружье. Однажды она  споткнулась  о
поваленное дерево, упала в снег, растянув лодыжку,  и  едва  не  замерзла,
пока добралась до дома. Мне все хотелось сказать ей: "Для матерей паранойя
- это убийца номер один", но тут встряла миссис Талбот и  сказала,  что  в
следующий раз я должна идти с ней. Вот, мол, что  случается,  когда  людям
разрешают ходить куда-нибудь в одиночку. Имелись в виду и  мои  походы  на
почту. Я ответила, что могу сама о себе  позаботиться,  но  мама  сказала,
чтобы я не грубила миссис Талбот и что миссис Талбот  права,  и  завтра  я
должна идти с ней.
   Мама не стала ждать, когда ее нога заживет, затянула ее  бинтом,  и  мы
пошли на улицу на следующий же день. За весь  путь  она  не  проронила  ни
слова, с трудом ковыляя по снегу. Она даже ни разу не подняла  глаз,  пока
мы не добрались до дороги.  Снегопад  на  какое-то  время  прекратился,  и
облака приподнялись ровно настолько, что стал виден  пик.  Все  напоминало
черно-белую фотографию: серое небо,  черные  деревья  и  белая  гора.  Пик
покрыло снегом целиком, и угадать, где проходило шоссе, было невозможно.
   Мы собирались подняться на пик Пайка вместе с семейством Клири.
   - Позапрошлым летом Клири так и не приехали,  -  сказала  я,  когда  мы
вернулись домой.
   Мама сняла варежки и остановилась у печки, отдирая комочки налипшего на
них снега.
   - Конечно, не приехали, Линн, - проговорила она.
   С