дел шоссе. Пока  никого  не  было  видно.
Может быть, из-за этого и волновались Эмблеры.  Надо  было  мне  узнать  у
Рамирез, сколько у них в среднем бывало в день посетителей и что  за  люди
тратились на поездку в такую даль, чтобы посмотреть на старую,  изношенную
машину для отдыха. Даже от Темпе сюда ехать три с  четвертью  мили.  Может
быть, никто и не  приедет.  Тогда  я  смогу  сделать  несколько  приличных
снимков. Я залез в свою "хитори" и поднялся по крутому склону.
   - Здрасте! - сказал старик, расплывшись в улыбке и протягивая мне  свою
покрытую рыжевато-коричневыми пятнами руку. - Меня зовут Джейк  Эмблер.  А
это моя Винни (он похлопал по  металлической  стенке  фургона),  последняя
"виннебаго". Вы один?
   - Дэвид Маккоум, - представился я, показывая редакционный пропуск. -  Я
фотограф. Компания "Сан", газета "Сан" в Финиксе, "Трибуна" в  Темпе-Меса,
"Звезда" в Глендейле и другие. Вы разрешите мне сделать несколько  снимков
вашей машины?
   Я опустил руку в карман и включил записывающее устройство.
   - Ну конечно. Мы всегда сотрудничаем с прессой, мы с миссис  Эмблер.  Я
только что почистил старушку Винни, она  здорово  запылилась  по  пути  из
Глоуба.
   Он позвал  жену.  Хотя  она  не  могла  не  слышать  нашего  разговора,
металлическая дверца оставалась закрытой.
   - Мы уже почти двадцать лет ездим на Винни. Я купил ее в  1992  году  в
Форест-Сити, в штате Айова,  где  их  делали.  Жена  покупать  не  хотела,
сомневалась, понравится ли ей путешествовать, ну а теперь  ни  за  что  не
хочет с ней расставаться.
   Он уже совсем вошел в роль: на лице его появилось выражение дружелюбной
открытости: "мне от вас нечего скрывать", - которое прятало  все  чувства.
Фотографировать его  не  имело  смысла.  Я  вытащил  телекамеру  и  сделал
несколько снимков окрестностей, пока он водил меня вокруг машины.
   - Вот это, - сказал он,  встав  одной  ногой  на  шаткую  металлическую
лесенку и похлопывая  по  металлическому  поручню  наверху,  -  место  для
багажа, а это бак для грязной воды. В него  входит  30  галлонов,  и  есть
автоматический электронасос, который можно приладить к любому  сливу.  Все
сходит за пять минут, даже рук не испачкаешь. А это бак для чистой воды. -
Он похлопал по баку из серебристого металла, рядом с мусорным.  -  Вмещает
40  галлонов,  нам  двоим  этого  вполне  достаточно.  Объем   внутреннего
помещения 150 кубических футов, а высота 6 футов. Довольно даже для такого
высокого парня, как вы.
   Он все мне обстоятельно показал, говорил  спокойно  и  приветливо,  без
фамильярности, но в голосе его послышалось облегчение,  когда  к  стоянке,
пыхтя,  подкатил  старенький  автомобильчик.  Он  опасался,   видно,   что
посетителей  совсем  не  будет.  Из  подъехавшей  машины  выбралась  семья
японских туристов: женщина с коротко подстриженными  волосами,  мужчина  в
шортах и двое детишек. Один из мальчиков держал на сворке хорька.
   - Я пока огляжусь, а вы занимайтесь платными посетителями.
   Я убрал видеокамеру в машину, взял телеобъектив и пошел к зоопарку. Для
Рамирез я сделал крупный снимок вывески  зоопарка,  представляя,  как  она
напишет под ним: "Старый зоопарк теперь опустел.  Не  слышно  ни  львиного
рычания, ни слоновьего рева, ни  детского  смеха.  Конец  пришел  старому,
последнему в своем роде зоопарку города Финикс. А за  воротами  его  стоит
еще одна вещь, последняя в своем роде. Смотри рассказ на стр.  10".  Может
быть, есть смысл использовать тут айзен и компьютеры.
   Я вошел в зоопарк  -  впервые  за  много  лет.  В  конце  восьмидесятых
поднялся большой шум по поводу того,  как  устраивать  зоопарки.  Я  тогда
только фотографировал, но сам не писал на эту тему, потому что  тогда  еще
существовали репортеры. Я  снимал  клетки,  из-за  которых  велись  споры,
снимал и нового директора  зоопарка,  который  поднял  всю  эту  кутерьму,
остановив начатое было переустройство и передав все средства группе защиты
диких животных.
   "Я отказываюсь тратить деньги на клетки, куда через несколько  лет  уже
некого будет сажать. Опасность полного исчезновения грозит лесному  волку,
калифорнийскому  кондору,  медведю  гризли;  наш  долг  спасти  их,  а  не
устраивать удобную тюрьму для последних представителей этих видов".
   Гуманное Общество назвало его тогда паникером. Как с тех пор изменились
взгляды! Он был паникером, разумеется, ну и что?  Зато  гризли  не  вымер,
водится еще в Колорадо и представляет собой главную приманку для туристов.
А в Техасе сейчас столько журавлей, что даже  поговаривают  о  том,  чтобы
разрешить частичный отстрел их.
   Но старый зоопарк перестал существовать. Всех животных перевели в более
удобную тюрьму в Сан-Сити: шестнадцать акров саванны для зебр и  львов,  а
для полярных медведей постоянно производят свежий снег.
   В старом зоопарке тоже не  было  собственно  клеток,  хотя  директор  и
говорил о них. Сразу за воротами был окруженный невысокой каменной  стеной
загон для водосвинок -  очень  славная  лужайка,  посреди  которой  теперь
поселилось семейство луговых собачек.
   Я вернулся к воротам  и  бросил  взгляд  вниз,  на  "виннебаго".  Семья
туристов крутилась около фургона. Мужчина нагнулся,  чтобы  осмотреть  его
снизу. Один из мальчиков залез на заднюю лесенку. Хорек обнюхивал переднее
колесо, которое Джейк Эмблер так тщательно мыл  утром;  похоже  было,  что
зверек собирается поднять на него лапку, если хорьки так  делают.  Мальчик
дернул за ремешок и взял хорька на руки. Мать повернулась и что-то сказала
ему. Нос у нее был обожжен солнцем.
   У Кэти нос тоже был обожжен солнцем. И намазан  белым  кремом,  которым
тогда пользовались лыжники. На ней были штормовка с  капюшоном,  джинсы  и
неуклюжие бело-розовые башмаки-луноходы, в которых невозможно было бежать;
но все-таки она добралась до Аберфана раньше меня. Я обежал ее и опустился
возле него на колени.
   "Я сбила его, - проговорила она растерянно. - Я сбила собаку".
   "Залезайте в свой джип, черт побери! - рявкнул я на нее, стащил с  себя
свитер и попытался завернуть в него Аберфана. - Надо скорее отвезти его  к
ветеринару".
   "Он умер?" - Лицо Кэти стало белее крема на носу.
   "Нет! - крикнул я. - Нет, он не умер".
   Внизу мать туристского семейства повернулась и, заслонив  глаза  рукой,
посмотрела вверх, в сторону зоопарка. Она  увидела  фотоаппарат,  опустила
руку и заулыбалась неестественно, показывая все зубы. Хуже всего  выглядят
на фото люди,  привыкшие  бывать  на  публике,  но  и  те,  кто  снимается
случайно, как-то закрываются, и дело не только в фальшивой  улыбке.  Можно
подумать, что в старом суеверии, будто фотография похищает душу, есть доля
истины.
   Я сделал вид, что фотографирую туристку, затем опустил камеру. Директор
зоопарка установил перед воротами ряд знаков,  вроде  надгробий,  для  тех
видов животных, которым угрожало исчезновение. Надписи на них были покрыты
прозрачной пластмассой, хотя толку от этого было немного. Я  стер  пыль  с
ближайшего знака. Там стояло  "Canis  latrans.  Койот.  Североамериканская
дикая  собака.  Почти  не  встречается,  так  как  подвергалась  массовому
отравлению фермерами, видевшими в ней опасность для коров и овец". Рядом с
названием зверя стояли две зеленые звездочки, а пониже был снимок сидящего
койота со свалявшейся шерстью и пояснение к звездочкам. Синие  обозначали,
что вид в опасности, желтые - что опасность угрожает  местообитанию  вида,
красные - что вид уже не встречается.
   После смерти  Майши  я  приезжал  сюда  фотографировать  собаку  динго,
койотов и волков, но в то время уже началось перемещение зоопарка и мне не
удалось сделать никаких фотографий, да и пользы от  снимков,  пожалуй,  не
было. На цветной фотографии койота, приклеенной  к  знаку,  краски  сильно
выцвели, сам зверь  стал  зеленовато-желтым,  а  его  желтые  глаза  почти
белыми, однако вид у него был самоуверенный и бодрый, совсем как у  Джейка
Эмблера, приготовившегося сниматься.
   Туристы собрались уезжать. Мать загоняла детей в машину. Мистер Эмблер,
покачивая лысой головой, провожал отца. Тот  еще  поговорил,  опираясь  на
дверцу, потом залез внутрь и уехал. Я сошел вниз.
   По лицу мистера Эмблера нельзя было сказать, что он  раздосадован  тем,
что туристы задержались всего на десять минут и, насколько я мог заметить,
ничего ему не заплатили. Он подвел  меня  к  своей  Винни  и  показал  ряд
наклеек на боку под цветной полосой.
   - Вот в каких штатах мы побывали. - Он указал на ближайшую  из  цветных
картинок с символами штатов. - Во  всех  штатах,  да  еще  в  Канаде  и  в
Мексике. Самый последний штат, куда мы ездили, - Невада.
   Отсюда легко было разглядеть, что он  замазал  первоначальное  название
машины, а поверх провел красную полоску. Краска была тусклой, неподлинной.
Название "вездеход"  было  прикрыто  деревянной  пластинкой  с  выжженными
словами "Путешествующие Эмблеры".
   Старик  показал  большую  стопку  переводных  картинок,  наколотых   на
проволоку в коробочке с надписью "Повезло мне в Цезаревом дворце, в городе
Вегас" и изображением обнаженной танцорки.
   - Мы только в Неваде не могли найти картинки. Их теперь  уже,  кажется,
не выпускают. И знаете, еще что не удается разыскать? Покрышки  для  руля.
Знаете, есть такие штуки? Чтобы не горячо было рукам, когда рулевое колесо
очень нагреется.
   - Вы все время один ведете машину? - спросил я.
   Он помедлил с ответом, и я подумал, что  либо  у  него,  либо  у  жены,
наверное, нет прав. Надо будет проверить их досье.
   - Миссис Эмблер иногда сменяет меня, но большей частью я сижу за рулем.
Миссис Эмблер читает карту. На нынешних картах, черт их побери, из  десяти
раз пять не поймешь, какая дорога указана. Эти карты совсем не  похожи  на
прежние.
   Мы еще немного поговорили о вещах, которых теперь нигде не найти,  и  о
том, как вообще все  становится  скверно,  а  затем  я  сказал,  что  хочу
побеседовать с миссис  Эмблер,  вытащил  из  своей  машины  видеокамеру  и
айзенштадт и вошел внутрь "виннебаго".
   Жена старика так и не выпустила  из  рук  посудное  полотенце,  хотя  в
маленькой кабине машины для отдыха не могло поместиться много посуды.  Там
было еще теснее, чем я воображал, потолок такой низкий, что, мне  пришлось
наклониться, и комнатка такая узкая, что камеру мне пришлось тесно прижать
к себе, чтобы не задеть объективом сиденье. Жарко там было, как  в  печке,
хотя шел только десятый час утра.
   Айзен я положил на кухонный столик, скрытым объективом кверху. Если эта
штука может действовать везде, то должна сработать и здесь. Миссис  Эмблер
некуда отойти, так что она все время будет в пределах видимости. Мне  тоже
некуда было деваться, но - ты уж прости, Рамирез, - кое-что живой фотограф
все-таки может сделать лучше запрограммированного  прибора,  например,  не
попадать на снимки.
   - Вот наша кухня,  -  сказала  миссис  Эмблер,  свертывая  полотенце  и
засовывая его в  пластмассовое  кольцо  под  раковиной.  Полотенце  висело
вышивкой кверху. Оказалось, там не петух изображен, а пудель в  шляпке,  с
корзинкой в лапах. Внизу было вышито: "За покупками ходи в среду".
   - Видите,  у  нас  тут  двойной  слив  с  ручным  насосом.  Холодильник
электрический, объем 4 кубических фута. А  сзади  место  для  обеда.  Стол
складывается и входит в заднюю стенку, когда мы опускаем кровать. А вот  и
наша ванная.
   Она была не лучше мужа. Чтобы положить конец этой заученной болтовне, я
прервал ее вопросом:
   - Давно у вас эта машина? - Иногда удается заставить людей говорить  не
о том, о чем они собирались, и тогда, если повезет, у них может  появиться
естественное выражение лица.
   - Девятнадцать лет, - отвечала она, подняв крышку химического  унитаза.
- Мы купили ее в 2011 году. Я-то покупать  не  хотела  -  мне  было  жалко
продавать свой дом и пускаться бродяжничать, как какие-то хиппи, но  Джейк
так решил, а теперь я  ни  за  что  бы  не  отдала  ее.  Душ  работает  от
сорокагаллонного бака, и вода подается под давлением. -  Она  сделала  шаг
назад, так что я смог оглядеть душевую кабинку, такую узенькую,  что  мыло
там некуда было уронить. Я  сделал  несколько  снимков  видеокамерой,  как
полагалось.
   - И вы тут все время живете? - спросил я, стараясь, чтобы мой голос  не
выдал, насколько невозможным это представляется мне. Рамирез сказала,  что
они родом из Миннесоты. Я подумал, что, может, у них там есть дом, а ездят
они только часть года.
   - Джейк говорит, что наш дом - это широкий простор, -  сказала  она.  Я
уже не пытался сфотографировать ее, но сделал  несколько  хороших  снимков
для газет: разные детали - надпись "Пилот"  перед  водительским  сиденьем,
вязаный квадратный коврик на явно неудобном диванчике, на  задних  окошках
ряд солонок и перечниц в виде индейских ребятишек, черных глиняных собачек
и снопов пшеницы.
   - Иногда мы живем в прерии, а иногда - на морском берегу. - Она подошла
к  раковине,  накачала  ручным  насосиком  чашки  две  воды  в   крошечную
кастрюльку и поставила ее  на  двухконфорочную  плитку.  Потом  взяла  две
ярко-голубые  пластмассовые  чашки  с  цветастыми  блюдечками  и   баночку
растворимого кофе, положила в чашки по пол-ложечки. - В  прошлом  году  мы
ездили в горы штата Колорадо.  Там  можно  снять  домик  на  озере  или  в
пустыне. А когда нам надоедает, мы просто  пускаемся  снова  в  путь.  Ах,
сколько мы всего повидали!
   Я ей не поверил. Колорадо одним из первых запретил движение по  дорогам
машин  для  отдыха,  еще  до  трудностей  с  горючим  и  до  строительства
много-рядных  шоссе.  Сначала  запретили  ездить  в  этих  фургонах  через
перевалы, потом изгнали их из национальных парков,  а  когда  я  уехал  из
Колорадо, их не пускали уже и на внутренние шоссе штата.
   Рамирез сказала, что теперь машины для отдыха совершенно не допускаются
на дороги в сорока семи штатах. В число их входит  и  Нью-Мексико.  В  Юте
много ограничений, а во всех западных штатах ездить  на  этих  машинах  не
разрешается днем. Если Эмблеры что и видели - конечно, уж не в Колорадо, -
то лишь в темноте или мчась со скоростью  шестьдесят  миль  в  час,  чтобы
перехитрить дорожные фотокамеры, по какой-нибудь многорядной  трассе,  где
не было патруля. А это мало похоже на вольные странствия,  о  которых  они
рассказывают.
   Вода закипела. Миссис Эмблер налила ее в чашки, разбрызгав  немного  на
голубые блюдца, и вытерла капли полотенцем.
   - Сюда мы приехали из-за снега. В Колорадо так рано наступает зима.
   - Я знаю, - сказал я. Тогда снег был в два фута толщиной -  в  середине
сентября! Никто еще не сменил шины на снеговые. Листья на  осинах  еще  не
покраснели, а ветки кое-где обломились, не выдержав тяжести снега. На носу
у Кэти оставался летний загар.
   - А сейчас вы откуда приехали?
   - Из Глоуба. - Она открыла дверцу и крикнула мужу:  -  Джейк!  Кофе!  -
Чашки она перенесла на стол, который мог превращаться в кровать. - К  нему
можно приставить боковые створки, и тогда за ним поместятся шесть человек,
- сказала она.
   Я сел за стол так, чтобы она  оказалась  напротив  айзенштадта.  Задние
окошечки были открыты, сквозь них  пробивался  солнечный  свет.  Было  уже
довольно жарко. Миссис Эмблер  встала  коленками  на  обтянутую  клетчатой
материей  диванную  подушку  и  осторожно,  чтобы  не  уронить  солонки  и
пепельницы, опустила мягкую матерчатую шторку.
   За глиняные снопики было засунуто несколько  фотографий.  Я  взял  одну
посмотреть. Фото было квадратное, снято полароидом, еще в то время,  когда
тоненький позитив надо было наклеивать на плотную картонку. Супруги стояли
с уже знакомой мне  дружелюбно-непроницаемой  фотоулыбкой  перед  какой-то
оранжевой скалой. Может быть, в Большом Каньоне? Или в заповеднике  Зайон?
Или в Памятной долине? На полароидных  снимках  четкость  всегда  уступала
цвету. На руках у миссис Эмблер было что-то желтое, вроде кошки.  Но  нет,
это была собачка.
   - Это мы с Джейком у Чертовой Башни, - сказала она, взяв у меня из  рук
карточку. - И Тако. Здесь  ее  плохо  видно.  Очень  умная  была  собачка.
Чихуахуа. - Она вернула мне фото, порылась за  солонками.  -  Таких  милых
собачек поискать. Вот здесь она гораздо лучше вышла.
   Снимок, который она подала мне, был  значительно  лучше  -  на  матовой
бумаге, сделан хорошим аппаратом. Миссис Эмблер держала чихуахуа на руках,
стоя перед своим фургоном.
   - Когда мы ехали, она всегда сидела на ручке сиденья у Джейка и,  когда
впереди оказывался красный свет, смотрела на него,  а  когда  он  сменялся
зеленым, взлаивала, словно напоминала, что надо двигаться.  Чудесная  была
собачка.
   Передо мной были широкие заостренные уши,  глаза  навыкате  и  крысиный
нос. Собаки никогда не получаются на фото. Десятки  раз  я  снимал  их,  и
всегда получались календарные картинки. Настоящей собаки не видно,  совсем
не видно. Может быть, дело в отсутствии  лицевых  мышц?  Собаки  не  умеют
улыбаться, что бы ни говорили их владельцы. На снимках  людей  видно,  как
меняется человек с годами. А у собаки  всегда  одно  и  то  же  выражение,
закрепленное воспитанием, для каждой породы свое: ищейка - мрачная,  колли
- бодрая, дворняга - озорная. А все прочее  -  выдумки  любящего  хозяина,
готового утверждать, что не различающая цветов чихуахуа с мозгом величиной
с фасолинку замечает перемену  цвета  в  светофоре.  Впрочем,  моя  теория
ничего не стоит, разумеется. Кошки тоже  не  улыбаются,  у  них  тоже  нет
лицевых мышц, но их можно  фотографировать.  Снимки  великолепно  отражают
кошачьи самодовольство, хитрость,  презрение.  Может  быть,  фотографу  не
удается "схватить" то единственное, что выражают собаки, - любовь.
   Я все смотрел на фото.
   - Славная была, видно, собачка, - сказал я  наконец,  возвращая  снимок
хозяйке. - Должно быть, совсем маленькая?
   - Я могла носить Тако в кармане. Это не мы  назвали  ее  Тако,  а  один
человек в Калифорнии, ее первый хозяин,  -  сказала  она,  словно  и  сама
понимала, что разглядеть собачку на фото не удается, и думала,  что,  если
бы это она дала ей имя, получилось бы по-другому: и имя, и  собачка  стали
бы  более  настоящими.  Словно  в  имени  могло  содержаться  то,  что  не
получалось на фотографии: все поведение собачки и то, что она значила  для
своей хозяйки.


   Увы, имена ничего об этом  не  говорят.  Я  ведь  сам  дал  имя  своему
Аберфану. Помощник ветеринара,  услышав  это  имя,  впечатал  в  компьютер
"Абрахам".
   "Возраст?" - спросил он спокойно, хотя ему вовсе не надо  было  вводить
данные в компьютер, а следовало помогать ветеринару в операционной.
   "Да вот же тут все перед вами, черт побери", - не выдержал я.
   "Я не вижу, где тут Абрахам..." - упрямо тянул он.
   "Аберфан, черт возьми! Аберфан!"
   "Ага, вот где", - равнодушно проговорил помощник, найдя наконец данные.
   Кэти, стоявшая за конторкой, подняла лицо от экрана компьютера. Упавшим
голосом она произнесла: "У него была эта новая паравирусная инфекция и  он
выжил?"
   "Да, он переболел новым вирусом, но он был жив, пока вы не попались ему
на пути".


   - У меня была австралийская овчарка, - поделился я с миссис Эмблер.
   Тут в фургон вошел Джейк с пластмассовым ведерком в руках.
   - Что же ты так долго? - спросила миссис Эмблер. - Кофе стынет.
   - Надо уж отмыть как следует нашу старушку Винни. - Он всунул ведерко в
тесную раковину и стал  энергично  нажимать  на  насос.  -  Очень  уж  она
запылилась в этих песках.
   - Я рассказывала  мистеру  Маккоуму  про  Тако,  -  сказала  жена.  Она
привстала и протянула мужу чашку: - Выпей, а то кофе совсем остынет.
   - Минуточку, сейчас. - Он перестал работать насосом и  вытащил  ведерко
из раковины.
   - У мистера Маккоума тоже была собака, - продолжала старушка,  все  еще
протягивая чашку. - У него была австралийская овчарка. А я ему  рассказала
о нашей Тако.
   -  Это  ему  неи