экзаменационной
комиссии и, во-вторых, что проэкзаменованный джентльмен (имярек)  обладает
способностью к навигационным наукам и имеет право водить  морские  суда  в
любых водах. Перед этой заключительной частью от руки было  вписано:  Джон
К.Восс. Мое имя!
   Вечером  высокой  комиссии,  отставному  капитану  королевского  флота,
Педерсену,  Макферсону  и  самому  себе  означенный   джентльмен   закатил
грандиозный банкет.
   На следующее утро, а вернее, пожалуй, в полдень, врачуя разламывающуюся
голову мокрым полотенцем, я задумался о своем  новом  положении.  Итак,  я
стал теперь офицером и джентльменом  (об  этом  было  написано  черным  по
белому). Но миллионером, ради чего я, собственно, и старался, я  пока  еще
так и не стал. Наоборот, я был весь в  долгах.  И  суммы,  которые  я  был
должен,  значились  тоже  черным  по  белому  в  векселях,  выданных  мной
Педерсену.
   Кэптен сам предложил мне деньги, и я вынужден был их взять, потому  как
моих сбережений на все не хватило.
   - Не расстраивайтесь, Джон, - сказал мне Макферсон, -  тем  сильнее  он
будет заинтересован, чтобы вы поскорее получили место штурмана.
   Ровно через  два  дня  ко  мне  явился  некий  весьма  достойного  вида
господин. Я уже встречался с ним однажды в конторе нашей Компании.
   - Кэптен Восс, - начал  он,  -  мы  купили  у  кэптена  Педерсена  ваши
векселя. Ваш долг составляет сто пятьдесят фунтов.
   Кэптен Восс утвердительно кивнул, сказать же ничего не пожелал.
   - Для урегулирования  наших  отношений  мы  хотели  бы  предложить  вам
следующее... - продолжал достойный господин из судоходной Компании и далее
изложил все, как есть, по пунктам. Я должен был отработать эти  деньги,  и
не где-нибудь, а в качестве  второго  штурмана  на  "Топп  Галант",  также
принадлежавшей канадской компании, но плававшей под американским флагом.
   Я снова промолчал. В чем тут была собака  зарыта,  мне  пока  было  еще
неясно.
   Эта самая "Топп Галант" должна делать рейсы между Викторией (Британская
Колумбия) и Южными морями. В настоящее время она находится в доке.
   Ага, так вот, оказывается, в чем дело! На Тихий океан трудно  подыскать
офицера... Ну что ж, мне-то в конце концов не все ли равно? И  я  подписал
договор, кстати сказать, не такой уж плохой.
   Итак, начиная с 1887 года я проплавал несколько лет на  "Топп  Галант".
Затем Компания перевела меня первым штурманом на корабль  "Пруссия",  а  в
1892 году я принял его под свою команду, сменив капитана Рейнольда.
   Я не хочу перечислять здесь все свои рейсы по Тихому океану.  Однако  я
надеюсь,  что  читатель  получил  из  моего  рассказа  достаточно   полное
представление  о  жизни  на   "винджаммерах"   ["винджаммер"   (англ.)   -
нарицательное  название  больших  парусников  конца  XIX  века;  дословно:
накачанный ветром или выжиматель ветра]  на  грани  прошлого  и  нынешнего
веков.
   В начале 1898 года я в очередной раз пришел в Викторию. Перед заходом в
порт  на  корабль  пришел  с  лоцманским  катером  старший  клерк   нашего
агентства.
   - Кэптен Восс, у меня для вас письмо.
   - Да? Судя по вашей физиономии, ничего доброго...
   Я распечатал конверт. Компания извещала  меня,  что  "Пруссию"  следует
поставить на прикол, поскольку фрахта для нее не предвидится,  и  "примите
наши извинения, но со следующего квартала  договор  с  Вами  нам  придется
расторгнуть". Так вот, просто, с одного удара, бац - и я снова на мели...



14

   Дело пахнет миллионами. "Ксора".
   Путешествие на остров Кокос. Поиски сокровищ

   Я  занимался  разборкой  "Пруссии".  Невеселая  это  была   работка   -
препарировать корабль по составным частям. Компания  предложила  было  мне
место второго штурмана на одном из пароходов. По приобретении необходимого
опыта в обращении с  этой  коптильней  я  мог  бы  снова  рассчитывать  на
должность капитана. Но мне-то  самому  подобная  деятельность,  по  правде
говоря, ужасно претила. А тут еще плюс ко всему как раз в это самое время,
ни раньше, ни  позже,  навалились  на  меня  невзгоды  личного  характера.
Докатился я едва ли не до самой нижней отметки в своей жизни. Незадолго до
описываемых событий я женился. Произошло это в Сан-Франциско. Когда  после
долгого плавания я входил в гавань Виктории, то рассчитывал, что на берегу
меня встретит  Энн.  Вместо  этого  я  получил  письмо  ее  адвоката.  Она
требовала развода.  Мое  счастье  с  женщинами,  увы,  никогда  не  бывало
продолжительным. Теперь у меня не было ни корабля, ни  жены,  или,  может,
лучше сказать, ни жены, ни корабля.
   Так или иначе, но в один прекрасный  день,  получив  от  Компании  свои
последние заработанные деньги, я поинтересовался  в  банке  своим  счетом.
Оказалось, что мои финансовые дела обстояли не так  уж  плохо.  Поэтому  я
решил подождать, не торопясь, дальнейшего развития событий, а пока  пожить
на проценты. Миллионами тут, понятно, и  не  пахло,  но  на  жизнь  вполне
хватало. По утрам я завтракал и отправлялся в порт. После долгой  прогулки
по набережной я обедал в отеле "Королева".  Насытившись,  я  выкуривал  на
террасе свою "пищеварительную" сигару и смотрел на гавань. И вот  на  этой
самой террасе  объявился  однажды  некий  мистер  Хеффнер,  который  решил
непременно сделать меня обладателем миллионов. Случилось это  так.  Как-то
после  обеда  я  мирно  сибаритствовал  в  кресле-качалке.  Вдруг  ко  мне
обратился незнакомый мужчина.
   - Простите, не с капитаном ли Воссом имею я удовольствие говорить?
   Я заверил его, что он имеет именно это удовольствие.
   - Мое имя Джордж Хеффнер. Я должен передать вам письмо от вашего  друга
Джима Демпстера. - И он протянул мне слегка  помятый  конверт.  Распечатав
его, я обнаружил страничку из записной книжки, на которой  дрожащей  рукой
было написано:

   "Дорогой мой Джон! Ты, конечно, будешь очень поражен, узнав, что я  при
смерти. Да, дорогой мой друг, сейчас мы находимся посреди  Тихого  океана.
Никогда мне уже больше не ступить на землю. Как собачонку, вышвырнут  меня
в море, и Пасифик станет моей могилой. Того, кто передаст тебе это письмо,
зовут Джордж Хеффнер. Этому человеку известно, что на острове Кокос  зарыт
большой клад, и он знает, где именно. Доверься  ему,  и  он  сделает  тебя
богатым. Извини, что написал так мало, но  я  чувствую  ужасную  слабость.
Передай мой привет всем старым друзьям и не поминай лихом.
   Твой умирающий друг
   Джим Демпстер".

   Итак, старины Джима больше нет. Мы долго плавали  вместе  на  различных
кораблях. Но дружба наша не была все же,  по  моему  разумению,  настолько
крепкой, чтобы он, будучи на смертном одре, послал  вдруг  именно  ко  мне
незнакомца, который намерен отыскать спрятанные сокровища.
   - Мистер Хеффнер, здесь написано, что вы хотите  сделать  меня  богатым
человеком - что ж, я всецело за! - и я протянул ему руку.
   Хеффнер  смущенно  улыбнулся  и  рассказал  мне  длинную  и  запутанную
историю. Главным в ней было примерно следующее.
   Во время одной из очередных революций в Коста-Рике старое правительство
укрыло от нового государственную казну на английском корабле. Капитан,  из
чистой филантропии разумеется, угостил коста-риканских  охранников  добрым
старым шотландским  виски.  К  сожалению,  охранники  оказались  слабы  на
выпивку и  спустя  непродолжительное  время  так  накачались,  что,  когда
корабль выходил в море, все они остались лежать на берегу.
   Разумеется, старое (а,  впрочем,  может,  уже  и  новое)  правительство
послало в погоню за похитителями несколько военных кораблей.  Поначалу  им
не везло, но спустя несколько  недель  Фортуна  вдруг  повернулась  к  ним
лицом. Они прихватили англичанина у берегов Центральной Америки и  привели
его на буксире в коста-риканский порт.
   Первым  делом  старое  (а  может,  впрочем,  и   новое)   правительство
расстреляло всю команду, за исключением капитана и  судового  юнги.  Потом
стали искать государственную казну. К сожалению, на борту ее уже не  было.
Капитан отвечать отказался, а юнга просто ничего не знал, кроме того,  что
казну где-то зарыли. Тогда  правительство  приказало  выставить  у  дверей
каюты, где содержался капитан, усиленный  караул  и  перенесло  допрос  на
следующий  день.  К  сожалению,  увлеченный   поисками   золотого   запаса
правительственный комиссар не заметил, что на корабле был  изрядный  запас
виски. И вот наутро вся стража валялась мертвецки  пьяной,  а  капитана  и
след простыл.
   Из показаний юнги следовало,  что  сокровища  зарыты,  по-видимому,  на
острове Кокос в Тихом  океане,  за  тысячу  миль  от  берегов  Центральной
Америки.
   С тех пор искатели сокровищ не один раз перекопали  весь  остров  Кокос
вдоль и поперек, но так ничего и не нашли. У мистера Хеффнера  была  карта
острова, на которой большим красным крестом  было  обозначено  место,  где
должны лежать деньги. Рассказ о том, как он  раздобыл  эту  карту,  звучал
почти столь же невероятно, как и  история  с  похищением  коста-риканского
золотого запаса. С Джимом Демпстером Хеффнер завел  знакомство  уже  после
того, как получил от коста-риканского  правительства  лицензию  на  поиски
сокровищ. Об этом мистер Хеффнер тоже рассказывал очень подробно.
   - Ну, хорошо, - сказал я в конце концов,  -  так  что  же,  собственно,
теперь требуется от меня?
   - Видите ли, мистер Восс, - отвечал Хеффнер, - сокровища эти составляют
на круг семь миллионов  фунтов  стерлингов.  Для  того  чтобы  их  вывезти
оттуда, мне (или лучше я теперь  буду  уже  говорить  -  нам)  потребуется
надежная команда. Треть находки полагается  правительству  Коста-Рики,  на
другую треть претендую я, и, наконец, последняя треть, за вычетом расходов
на приобретение судна и жалованье команде, будет вашей долей.
   Я быстренько поделил семь миллионов на три и вычислил, что на мою  долю
придется 2.333.333 фунта.
   - Итак, капитан Восс, согласны ли вы взять на себя  заботы  о  судне  и
команде?
   Конечно, я был согласен. Хотя кое-что так  и  оставалось  для  меня  не
совсем ясным.
   Уже на следующий день я предложил Хеффнеру стотонную шхуну, в которую я
рискнул бы, пожалуй, вложить свои сбережения. Но Хеффнер считал,  что  нам
потребуется нечто иное.
   - Мне очень жаль, капитан Восс, но ведь речь идет  о  сокровищах  весом
порядка пятидесяти тонн в золоте. Пытаться перевезти их на маленькой шхуне
слишком рискованно.  Впрочем,  я  говорил  уже  с  адмиралом  Поллистером,
командующим британской эскадрой. Он согласен идти туда со своими кораблями
и искать вместе со мной  клад.  Военный  корабль  в  такой  ситуации  куда
надежнее.
   Итак, я снова сидел на веранде отеля "Королева" и  пытался  представить
себе пятьдесят тонн в золоте. Я  все-таки  не  мог  поверить  Хеффнеру  до
конца. Уж  больно  щедро  швырялся  он  2.333.333  фунтами!  Однако  через
несколько дней он и в самом деле переселился  на  адмиральский  корабль  и
отбыл на нем в направлении острова Кокос.
   Мне оставалось и дальше жить на свои  проценты.  Расходы  мои,  однако,
оказались такими, что пришлось отщипнуть кое-что и от основного  капитала.
Проценты от этого, естественно, стали  еще  меньше,  и  я  снова  и  снова
вынужден был обращаться к основному капиталу.
   Спустя добрых полгода я получил вдруг письмо из Мексики, из  Акапулько.
Писал мне Хеффнер. "Ага, - подумал я, распечатывая конверт,  -  теперь  он
извещает меня о том, что отыскал сокровища".
   Однако Хеффнер писал совсем о другом. Письмо было столь же длинным, как
и его речи. Вкратце смысл его сводился к следующему: ему очень  жаль,  что
он не отправился тогда со мной, как я предлагал. Английский адмирал сказал
ему, что сокровища, безусловно, целиком будут вывезены в Коста-Рику, а он,
Хеффнер,  может  рассчитывать  единственно  только  на  вознаграждение  за
находку. По этой причине он водил английских  матросов  за  нос,  указывая
ложные места для раскопов, пока адмиралу не  осточертела  вся  эта  затея.
Поиски сокровищ были прекращены, а в Акапулько Хеффнера высадили на берег.
   "С нетерпением жду вас с судном, - писал далее Хеффнер. - Не беда, если
оно окажется слишком малым, мы можем сходить на остров и дважды".
   Я снова пересчитал свои денежные  ресурсы.  О  стотонном  судне  теперь
нечего было и думать. Конечно, вся эта  история  с  сокровищами  и  сейчас
продолжала мне казаться шитой белыми нитками. Но  с  другой  стороны,  мой
банковский счет к тому времени настолько уже отощал, что ставка моя в этой
игре все равно не могла бы быть чрезмерно высокой. Не долго раздумывая,  я
купил  десятитонный  шлюп   "Ксора"   и   тщательно   оснастил   его   для
четырехтысячемильного плавания.
   Длина "Ксоры" составляла 10,7, а ширина - 3,7 метра.
   В компаньоны я пригласил  старого  Макферсона,  которому,  как  и  мне,
нечего было делать,  и  Джека  Хоопа.  Оба  не  требовали  никакой  платы,
рассчитывая в дальнейшем на долю находки.
   Чтобы не раскрывать истинной цели нашего плавания, при  уплате  пошлины
за  выход  из  порта  мы  указали,  что  отправляемся   в   увеселительное
путешествие.
   Каждый из нас троих клялся и божился, что не проронил о  сокровищах  ни
единого словечка, и все же провожать нас на набережной собралось  чуть  не
полгорода.
   Пока ставили  паруса,  пока  обменивались  последними  приветствиями  с
провожающими, я думал о нашем  будущем.  Впереди  тысячи  миль  по  Тихому
океану, а у нас всего лишь маленький  шлюп.  От  меня  до  бушприта  всего
десять метров. Какими короткими показались тогда мне эти метры!
   Обогнув мыс Флаттери, мы пошли на зюйд вдоль Западного  побережья  США,
держась от него, однако, все время на почтительном удалении. Отвращение  к
берегу было у нас, старых парусников, в крови. Когда вокруг нас вода, одна
только вода, мы с "Ксорой" способны потягаться с любым штормом, откуда  бы
он ни навалился. Даже в наихудшем случае, если "Ксора"  все-таки  потонет,
мы можем стукнуться только о морское дно. А вот  вблизи  берегов  свободно
можно треснуться и о скалы. По этой причине  мы  старались  держаться  все
время подальше от берега, на самом пределе  видимости,  и  приближались  к
нему только возле характерных мысов, чтобы определиться.
   На судне у нас быстро наладился обычный для всех моряков распорядок. Мы
разделились на три вахты. Это означало, что кто-то один из нас всегда  был
наверху и являлся в эти часы одновременно вахтенным  офицером,  рулевым  и
впередсмотрящим. Если надо было менять паруса, он будил остальной  экипаж.
Уже через несколько дней мы так  хорошо  отцентровали  свою  "Ксору",  что
оказалось возможным упразднить должность рулевого.  Судно  с  закрепленным
румпелем само железно удерживалось на курсе. И тем не менее  один  из  нас
постоянно был на палубе.
   Значительно позже я услышал и прочитал о том, что  Слокам  и  некоторые
другие пересекали моря в одиночку и,  естественно,  должны  были  по  этой
причине   на   многие   часы   предоставлять   своим   суденышкам   полную
самостоятельность. Да и сам я впоследствии попадал в  такие  ситуации.  Но
вот сказать, чтобы при этом мне было очень уютно, я  не  могу.  Знаю,  что
океан пуст, что кругом ни души, и все же могу спокойно спать, только  если
уверен, что  наверху  кто-то  неукоснительно  следит,  чтобы  все  было  в
порядке.
   Если  с  вахтами  и  прочим  моряцким  обиходом  мы  уладили  все   без
проволочки, то по части харча поначалу возникли некоторые затруднения.  Мы
условились, что еду готовит всегда тот, кому заступать на очередную вахту.
В первый день Мак угостил нас с Джеком лабскаусом [лабскаус  -  кашица  из
селедки, мяса и всяких острых приправ].
   - Не знаю, Мак, - сказал я, - чем кормились  твои  шотландские  предки,
только жизнь у вас определенно была не из легких.
   - Ну уж на недостаток-то соли у вас в Шотландии, видно, все же  никогда
не жаловались? - вставил свое словечко и Джек.
   Мак разразился  длинной  тирадой  по  поводу  наших  предков  вообще  и
выходцев из Германии в особенности и  вытряхнул  в  заключение  содержимое
кастрюли за борт. К счастью, у нас оставался еще свежий хлеб, и помереть с
голоду мы пока не опасались.
   В дальнейшем попритерлось все и с камбузными вахтами.  Выяснилось,  что
каждый из нас может довольно сносно готовить три-четыре блюда,  вот  мы  и
чередовали их по мере  возможностей.  Таким  образом,  проблемы  еды  были
утрясены, и мы могли  со  спокойной  совестью  наслаждаться  путешествием.
"Ксора" ходко шла на бакштаг [курс  парусника  под  тупым  углом  к  линии
ветра]. Нок ее бушприта в строгом ритме то упирался в  небо,  то  совершал
некую петлю наподобие кончика штопора, то нырял вниз.
   При смене вахт, через каждые четыре часа мы  бросали  лаг.  Каждый  раз
результат был порядка пяти узлов. Спустя несколько дней мы  уже  настолько
точно научились оценивать скорость на глаз, что столь  частые  операции  с
лагом стали излишними. В полдень Мак или я определяли широту. И каждый раз
пройденное расстояние оказывалось несколько больше, чем ожидаемое с учетом
показаний лага. Объяснялось это Калифорнийским течением, которое гнало нас
с севера на юг со скоростью двух миль в час.
   С каждым днем солнце  припекало  сильнее.  Предмет  за  предметом  наша
одежда перекочевывала постепенно в  носовой  рундук.  В  конце  концов  от
форменной одежды вахтенного офицера осталась одна старая соломенная шляпа.
   Мак лихо надвинул ее на лоб, оглядел горизонт и сказал озабоченно:
   - Джон, идет ветер.
   Я как раз только что вылез из каюты на палубу.  Небо  опрокинулось  над
нами гигантским синим колпаком для сыра, на  котором  повисло  раскаленное
добела солнце. По левому  борту  с  кормы  нескончаемой  чередой  набегали
бесконечные волны океана. Их белые гребни  ярко  сверкали  на  фоне  синей
воды. Все было точно таким же, как и в прошедшие  две  недели.  Разве  что
горизонт, казалось, отодвинулся чуть подальше  да  солнце  приобрело  едва
уловимый чуть желтоватый оттенок. Чтобы уловить эту разницу и заключить из
этого, что "идет ветер", нужен был двадцатилетний моряцкий опыт Мака.
   Джек так и не смог уловить никакой разницы, а мне  казалось,  что  прав
Мак. Поэтому мы еще раз осмотрели все судно самым тщательным  образом.  Но
всего ведь все равно предусмотреть нельзя, и мы переключились  поэтому  на
главную и основную работу на морских парусниках: стали ждать.
   Всю мою вахту по-прежнему дул  ройный  норд-вест.  Разве  что  он  стал
чуточку полегче. Лежа в койке в перерыве между  вахтами,  я  почувствовал,
что движения "Ксоры" стали более тяжелыми. Но оба  моих  спутника,  Мак  и
Джек, были истинными моряками, и я не  стал  выходить  наверх,  а  проспал
благополучно все свое свободное время.
   Выйдя на палубу, чтобы сменить Мака, я  увидел  мир  совсем  иным,  чем
восемь  часов  назад.  Мак  снял  свою  соломенную  шляпу  и  облачился  в
клеенчатую робу. "Ксора" стремглав неслась  по  бурному  морю.  Высоченные
волны без устали гнались за ней. Их злобно шипящие  пенные  гребни  так  и
норовили обрушиться на ее корму. Но всякий раз "Ксора" успевала  элегантно
приподнять свой транец [плоская кормовая  оконечность  корпуса  судна],  и
обманутой водяной  глыбе  оставалось  обессиленно  прошуршать  под  килем.
Однако на долгую удачу в такой игре рассчитывать не приходилось.  Мак  изо
всех сил работал румпелем, стараясь уберечь судно от ударов в борт.  Стоит
ветру усилиться еще немного, и неизбежно наступит  момент,  когда  гребень
очередной волны накроет-таки нашу корму. А нос "Ксоры"  по-прежнему  будет
при этом оставаться  в  тихой  ложбине.  И  уж  тут-то  "Ксора"  наверняка
развернется бортом к волне, а то, чего доброго, и вовсе опрокинется.
   А ветер и вправду крепчал. Он так пронзительно пел в такелаже, что  нам
с Маком приходилось кричать друг другу. Я вытащил из койки Джека, и  мы  с
ним вдвоем убрали стаксель. Кливер Джек убрал еще в свою предыдущую вах