манерами и ухватками
- истинный янки. В его вахту входил также и третий штурман, имя которого я
позабыл.
   Второго штурмана звали Макферсон, и был он чистокровным шотландцем.  Мы
жили с ним  в  одной  каюте.  Перво-наперво  он  расспросил  меня  о  моем
жалованье.
   - Скажите, Джон, сколько вам платит кэптен как секретарю?
   Я ответил.
   - Вы знаете, а ведь кэп  вас  здорово  надувает:  он  платит  вам  лишь
половину офицерского оклада.
   Я разъяснил, что слабо еще разбираюсь в  судовождении.  Точнее  говоря,
почти не разбираюсь.
   - Но ведь он-то и нанял вас, как я понимаю, для помощи в управлении  не
кораблем, а командой.
   Что подразумевал под этим Макферсон, мне стало  ясно  три  дня  спустя.
"Дж.У.Паркер" готов был к выходу в море, но команду укомплектовать мы  так
и не смогли. Недоставало свыше двадцати человек. Под бортом у  нас  пыхтел
уже маленький буксирчик, сажа хлопьями летела  на  чистую  палубу.  Кэптен
Педерсен прогуливался взад-вперед по шканцам и, казалось, что-то выжидал.
   На набережной показалось пять извозчичьих фургонов. Они остановились  у
нашего трапа. Рядом с каждым извозчиком сидело  по  сопровождающему  (все,
как  на  подбор,  вылитые  вышибалы  из  портовых  кабачков).  Эти  пятеро
джентльменов проворно отворили дверцы фургонов, выгрузили  из  каждого  по
четыре, а то и по пять вусмерть пьяных парней и,  взбадривая  свои  жертвы
крепкими тумаками, поволокли их на "Дж.У.Паркер", где и сложили  рядком  у
шканечного трапа.
   Кэптен Педерсен внимательно рассмотрел пьяных забулдыг. Одного, слишком
хилого, он возмущенно отверг.  На  остальных  зашанхаенных  [зашанхаить  -
обманным путем, чаще всего в пьяном виде, заманить на  корабль  людей  для
службы матросами; такой вид "вербовки" особенно процветал в Шанхае]  выдал
расписку в приеме. Едва торговцы людьми убрались с борта, "Паркер" отвалил
от стенки. Буксир медленно потянул нас из гавани и бухты Сан-Франциско.
   На внешнем рейде буксир, тоненько свистнув, распрощался с нами и весело
пошлепал назад в порт. Силами  основной  команды  мы  поставили  несколько
парусов,  и  "Дж.У.Паркер"  получил  ход.   Покончив   с   первоочередными
матросскими работами, мы занялись  новичками.  Ну  и  публика!  Лежат  как
бревна - кто спит, как пшеницу продал, кто, стеная и кряхтя,  держится  за
голову. Шульце приказал изготовить к работе  палубную  помпу,  после  чего
самолично взялся за шланг и направил тугую струю  прямо  на  головы  своих
вновь испеченных матросов.  Холодная  морская  вода  -  самое  действенное
отрезвляющее средство, от нее и мертвый встрепенется.
   И в самом деле, не прошло и пяти минут, как все наши новички,  насквозь
промокшие, все еще слегка ошалелые,  но  уже  способные  шевелить  языком,
стояли на нетвердых ногах возле шканцев.
   Педерсен внимательно оглядел их сверху:
   - Итак, вы пожелали наняться на "Дж.У.Паркер".  Ну  что  ж,  теперь  мы
распределим вас по вахтам.
   Люди удрученно молчали, все еще не в состоянии  прийти  в  себя.  Всего
каких-то несколько часов назад они сидели себе в шумных портовых  кабачках
и рассуждали, как бы поскорее добраться до сакраментских золотых россыпей.
Участливые хозяева  поддакивали  и  щедро  наливали  виски...  И  вдруг  -
проснуться на борту чужого судна! Наваждение какое-то!
   Шульце подошел к правому трапу. Первому штурману первым и выбирать.
   - Эй ты, длинный, подойди сюда, - он ткнул пальцем в самого  рослого  и
на вид самого сильного.
   То ли парень не желал, то ли котелок у него с похмелья еще плохо варил,
только на слова чифа он почему-то не отреагировал. Прыжок - и  Шульце  уже
возле матроса, серия резких коротких ударов - и несчастный бич летит уже к
трапу и со стоном падает на  палубу.  Я  взглянул  на  Педерсена,  но  тот
увлеченно наблюдал за постановкой марселей и, казалось, ни на  что  больше
не обращал внимания.
   Теперь настала очередь Макферсона:
   - А ну, подойди ко мне, сынок, будешь в моей вахте левого борта.
   Вызванный без промедления выполнил команду.
   И снова орет Шульце:
   - Эй ты, толстяк, иди сюда!
   Несколько минут - и люди без всяких  препирательств  уже  разделены  по
вахтам.
   И капитан Педерсен, должно быть, на марсели вдоволь нагляделся.
   - Подходи по одному расписываться в судовой роли! Начнем с тебя,  -  он
кивнул  в  сторону  сбитого  с  ног  парня  из  вахты  правого  борта.  Со
стеклянными глазами, пошатываясь, тот медленно поднялся с колен.  И  снова
рядом с ним оказался  Шульце,  и  снова  молниеносный  боксерский  удар  в
солнечное сплетение:
   - Как надо отвечать, когда тебя вызывают, ты, проклятая вонючка?
   - Йес, сэр.
   Педерсен опять переключился на  паруса  и  инцидента  "не  заметил".  С
парусами, очевидно, все было в порядке, и он снова обратился к команде:
   - Ну, подойди ко мне!
   - Иес, сэр, - сказал парень.
   - Ну, Джон, теперь вы поняли, зачем в каждой вахте нужны два офицера? -
подмигнул мне Макферсон.
   Учитель Беренс рассказывал нам в школе о рабах в  Древнем  Риме,  и  я,
помню, очень удивлялся, почему они не перебили сразу же всех своих господ.
Ведь рабов-то было куда больше! Теперь мне самому,  на  собственном  опыте
довелось  испытать,  как  это  происходит.  И  я   оказался   на   стороне
рабовладельцев, или, точнее, надсмотрщиков. Нечего сказать, вляпался,  сам
не заметив как!
   В нашу вахту люди получали из "шляпной коробки"  снаряжение  и  одежду.
Макферсон аккуратненько заносил все в гроссбух.
   -  Это  стоит  33  доллара,  да  еще  10  долларов  за   посредничество
вербовщику, да 6 долларов 35 центов за  неоплаченное  виски.  Итого  -  49
долларов и 35 центов. Распишись-ка здесь, сынок.
   И матросик послушно отвечает:
   - Иес, сэр.
   И ставит свое имя под суммой,  за  которую  должен  трубить  целых  два
месяца.
   Макферсон с первой же вахты урегулировал и свои отношения со мной:
   - Вы прикомандированы ко  мне,  Джон,  но  я  не  люблю,  когда  кто-то
путается у меня под ногами. Занимайтесь чем хотите. Ну, а придется пойти в
атаку, прикрывайте меня с тыла.
   Ясность в отношениях, что ж, и меня это тоже вполне устраивало.
   - Мистер Восс, - сказал  мне  на  другой  день  Педерсен,  меланхолично
скользя взглядом вдоль своей ноги, на которую совсем недавно я  накладывал
смоляной лубок, - принимайте аптечку. Вы ведь в этом деле великий спец.
   Аптечка  оказалась  большой  деревянной  коробкой  вроде   сундучка   с
перевязочными материалами и мазями. Кроме того, в ней было еще десятка два
пузырьков  со  всякими  лекарствами.  К  аптечке   прилагалась   маленькая
тетрадочка, в которой были описаны  важнейшие  болезни,  и  после  каждого
описания указывалось,  сколько  капель  и  из  какого  пузырька  следовало
принимать больному.
   На многих кораблях среди матросов очень популярна история  о  том,  как
некий капитан пожелал вылечить  одного  из  своих  пациентов  от  болезни,
против которой предписывалось средство под номером  7.  Однако  пузырек  с
этим средством оказался пуст, и тогда капитан дал больному  лекарства  под
номерами 3 и 4. Ну а  дальше  рассказчик-оптимист  вылечивал  больного,  а
рассказчик-пессимист зашивал его в парусину и привязывал к  ногам  тяжелую
балластину. Но это все так, треп один, а если по правде, то никаких других
средств, кроме номера 2 - касторки, из  этих  ящиков  никому  сроду  и  не
выдавали. Да и за номером 2 обращались не очень  часто.  Так  что  в  часы
вахты я посиживал себе в штурманской рубке возле своего медицинского ящика
да листал забытую кем-то книгу. Книга эта была напечатана  сразу  на  трех
языках: английском, немецком и испанском. Что меня удивило,  так  это  то,
что, оказывается, я могу довольно сносно читать по-испански. Мануэль  явно
был совсем не плохим учителем, и общение с ним, как видно,  пошло  мне  на
пользу. Во всяком случае словарный запас у меня оказался куда шире, чем  я
считал поначалу. От нечего делать я решил перевести на немецкий  испанскую
часть, а затем сравнить свой перевод с  немецким  текстом.  Время  быстрее
пройдет, опять же практика. Поглощенный своим занятием,  я  сосредоточенно
жевал кончик карандаша, как вдруг распахнулась  дверь,  и  в  рубку  вошел
Педерсен.
   - Что, вахта вас не касается?
   У меня не было причин что-либо скрывать, и я объяснил, что Макферсон не
хочет моей помощи.
   Педерсен  устремил  взор  на  паруса,  как  всегда,  когда   не   желал
чего-нибудь видеть или слышать. Потом достал из шкафчика какую-то книгу:
   - Ну что ж, в таком случае переводите-ка вот эту.  Как  раз  хватит  на
весь рейс.
   На синей обложке золотом было вытиснено: Натаниэл Боудич. "Американская
морская практика".
   Я бодро принялся за перевод. Книга мне попалась подходящая.  Во-первых,
речь в ней шла о мореплавании, и, стало быть, специальные термины мне были
уже знакомы. Во-вторых, вся она была разбита на  очень  краткие  отдельные
параграфы, а в них - еще и по пунктам, так что перевод продвигался споро и
не очень утомлял. И покуда "Дж.У.Паркер" бежал по дуге  большого  круга  к
зюйд-весту, чтобы, достигнув зоны пассатов, пересечь затем экватор и Южный
тропик и обогнуть наконец с зюйда  мыс  Горн,  я  переводил,  переводил  и
переводил.
   К великому моему счастью, навигация в те времена шагнула еще  не  столь
далеко, как нынче. "Боудич" был  куда  тоньше  иных  современных  изданий.
Главное же, нынешние методы определения места корабля были  тогда  еще  не
известны, а те, что использовались, были не в  пример  проще.  Недели  три
спустя после выхода в море ни один капитан на свои часы уже не  полагался.
Поэтому очень-то сильно ломать голову над определением  долготы  нам  было
просто ни к чему: хоть расшибись ты в расчетах, а уж коли  часы  неточные,
ошибки все равно не избежать. И ведь вот, поди ж ты, несмотря ни  на  что,
приходили-таки парусники в свой порт назначения, и баста.
   Шульце только пофыркивал на мои занятия:
   - Держи прямо к норду или  к  зюйду,  пока  не  достигнешь  широты,  на
которой лежит твоя цель, а потом правь себе к осту или к весту, покуда  не
дойдешь куда требуется.
   Макферсон придерживался иного мнения:
   - Наука все время идет вперед, и методы с каждым днем становятся лучше.
Хорошая навигация экономит время и деньги.
   Что ж, так оно и есть. В чем, в чем, а в экономии шотландцы толк знают.
Третий штурман, имя которого я позабыл, по этому поводу вообще  ничего  не
говорил.
   Время от времени Педерсен заходил в рубку и просматривал  мой  перевод.
Настроение у капитана большей частью было хорошее. Да и  с  чего  бы  ему,
собственно, портиться? "Дж.У.Паркер" исправно бежал вперед, команда особых
хлопот не доставляла. Вот он и развлекался, как мог: проверял мой перевод,
а иной раз  пускался  даже  в  воспоминания  о  собственной  навигационной
практике. Порассуждать было о чем, потому как хлопот с определением  места
корабля у капитана всегда выше головы.
   Постоянные (пусть даже и небольшие) отклонения от курса из-за  перемены
направления ветра, морских  течений,  облаков,  целыми  днями  закрывающих
солнце, неточных часов - все это сильно затрудняло  определение  истинного
места корабля. Да  плюс  ко  всему  еще  множество  различных  ошибок  при
измерении  углов  секстаном,  потому  как  корабль  -   платформа   весьма
неустойчивая. Ну и, наконец, сами-то вычисления велись таким способом, что
ошибиться было легче легкого. Поэтому любой капитан только радовался, если
прокладку независимо от него вел еще и кто-то другой. Когда  "Дж.У.Паркер"
обогнул мыс Горн, включился в  эту  работу  и  я.  Каждый  полдень,  если,
конечно, боженька показывал нам Солнце, я брал его высоту и вычислял  свою
широту.
   Слава "Боудичу", все получалось довольно складно. Конечно, похвастаться
доскональным изучением этого отличного руководства было бы с моей  стороны
большим нахальством. Я и прочитать его  до  конца  не  успел,  не  то  что
освоить. А получалось все единственно только благодаря самой  американской
системе обучения. У них ведь как: сперва практика,  затем  разные  приемы,
облегчающие эту практику, а уж потом, под конец, очень кратко - теория.
   Позднее я купил себе немецкий учебник по навигации. Там с самого начала
шла математика, каждое положение было обстоятельно аргументировано.  Ежели
бедный матросик, вознамерившийся сдать штурманский экзамен, от всего этого
не впадал в полное уныние и не отказывался от своей затеи, его снова ждала
математика, а уж где-то в самом конце говорилось кое-что и о практике. Что
же касается всевозможных приемов, облегчающих практику, то такого  раздела
в немецкой книге просто не было.
   Чем дальше я вгрызался  в  "Боудича",  тем  выше  поднимался  в  глазах
Макферсона. Он-то свой штурманский  диплом  получил  добрых  лет  двадцать
назад, но до капитана так и не дорос. Теперь мне приходилось объяснять ему
то, чего не было в учебниках, по которым он когда-то учился,  а  может,  и
было, да он успел позабыть.
   - Мак, - сказал как-то я, работая над переводом главы  об  особенностях
плавания на спасательных шлюпках, - послушайте-ка,  что  здесь  говорится:
"Офицер, уважаемый командой  как  человек,  восхищающий  ее  как  моряк  и
признаваемый ею как личность, особых трудностей в спасательной  шлюпке  не
почувствует".
   - Да,  -  сказал  дважды  испытавший  кораблекрушение  Макферсон,  -  в
спасательной шлюпке жизнь тяжелая.
   - Я не об этом, Мак. А  вот,  как  вы  думаете,  были  бы  трудности  с
командой у нашего капитана, или у Шульце, или у меня?
   - Очень уж много ваш старина Боудич от нас требует. Сразу три  условия!
Нет, такое если и совпадает, то крайне редко.
   - А все-таки вдруг кому-то из нас придется-таки угодить в  спасательную
шлюпку и болтаться в ней долгое время?
   Мак пожал плечами.
   - Кое-каких затруднений нам, пожалуй, не избежать  и  здесь,  на  борту
"Дж.У.Паркера". Недаром ведь вас наняли. Но пока что, слава богу, все идет
хорошо. Команда признает капитана как личность, считает его  джентльменом,
потому что не знает, какой он скупой и расчетливый. А ближе с ним матросам
и  не  познакомиться:  слишком  редко  показывается   он   на   людях.   О
судоводительских талантах  Шульце  команда  представления  не  имеет.  Ну,
ошибся он в прокладке, так капитан его поправит, а  людям-то  и  невдомек,
что как штурман он пустое место. А вы... - Макферсон взглянул  на  меня  и
ухмыльнулся, - про вас в команде взахлеб рассказывают, как в прошлом рейсе
вы "приложили" самого сильного парня на  корабле.  Такие  доблести  всегда
очень импонируют матросам.
   Так вот оно что, осенило вдруг меня. Команда как бы объединяет  в  одно
целое достоинства отдельных офицеров: наши недостатки матросам не очень-то
видны. Человеческие слабости становятся заметными лишь  с  более  близкого
расстояния. А между кубриком и шканцами - дистанция огромная,  и  контакта
между ними никакого.
   Да, проблему плавания на спасательных шлюпках  по  учебнику  разрешить,
как видно, не удастся. Тут нужен собственный опыт. Впрочем, тьфу-тьфу,  не
надо бы мне лучше такого опыта, вздохнул я и перевернул очередную страницу
"Боудича".
   Позднее, на "Ксоре", я имел случай познакомиться с  этой  главой  и  на
практике. И что же, совсем не так уж не прав оказался старина "Боудич"!
   А покуда, на "Паркере",  с  наспех  набранной  командой  у  нас  особых
трений, к счастью, не наблюдалось. И главная заслуга в  этом  принадлежала
нашему  боцману   -   пожилому,   рассудительному   человеку,   по-доброму
обходившемуся с матросами.
   В ночные вахты в зоне  пассатов  мы  с  Маком  вели  разговоры  о  моем
будущем.
   - Почему бы вам не сдать штурманские экзамены? - спросил Макферсон.
   Я и сам не  раз  подумывал  об  этом,  но  посещение  мореходной  школы
казалось мне делом несбыточным: и долго, и дорого.
   - Как знаете, - сказал Мак, - ну а если все же решитесь, то  поступайте
в английскую школу.
   Он объяснил мне, что английская система подготовки проще, чем немецкая.
   - Но, Мак, я же немец, меня не примут.
   - Да? А вы возьмите и станьте англичанином.
   Я чуть не икнул. Уж больно легко все это у Макферсона получалось. Но  с
другой стороны, родился я датчанином, вырос пруссаком, как немец служил  в
кайзеровском военном флоте, а теперь вот  плыву  на  канадском  судне  под
шведским флагом. Так или иначе, но Мак здорово заинтриговал меня, и недели
две я только об этом и думал. Наконец, набравшись храбрости, я постучал  в
дверь каюты капитана Педерсена (как-никак я был его секретарем!) и выложил
ему все как на духу. Педерсен  нашел  идею  очень  разумной,  сказал,  что
подумает, как побыстрее все провернуть, и через несколько  дней  предложил
свой план, согласно которому в первую очередь немцу Йоганнесу Клаусу Фоссу
надлежало  стать  англичанином  Джоном  К.Боссом,  для  чего  потребуются,
однако, кое-какие ходатайства и поручительства.
   - За этим дело не станет - заверил меня Макферсон, готовый,  похоже,  в
лепешку  расшибиться,  лишь  бы  сделать  из  меня  подданного  Британской
империи.
   Во-вторых, необходимо было образование  мое  в  Англии  по  возможности
упростить. Эта проблема могла быть решена частным обучением. И  в-третьих,
надо было сообразить, перед  какой  экзаменационной  комиссией  мне  лучше
всего следовало бы предстать. В Англии,  как  выяснилось,  таких  комиссий
было не одна и не две, а целый косой десяток.
   Дни становились все холоднее, а ночами у меня  просто  зуб  на  зуб  не
попадал. Тропики мы покинули  и  мчались  теперь  с  западными  ветрами  к
Английскому каналу. В положенное время  из  тумана  сверкнул  долгожданный
огонь первого маяка, а на следующий вечер мы уже бросили якорь в  Фальмуте
и стали ждать дальнейших распоряжений. Через несколько дней пришел  буксир
и оттащил нас в Портсмут. Педерсен и Макферсон оба сдержали слово.  Мак  -
из симпатии ко мне, Педерсен - с далеко идущими планами (самому  ему  это,
правда, никакой выгоды не сулило, а вот Компании...). Так или иначе, но  в
скором времени я подписал уже несколько документов  и  стал  в  результате
этого подданным британской королевы  или,  может,  короля,  не  помню  уже
точно, кто тогда правил.
   На учебу меня пристроили  к  одному  отставному  капитану  королевского
военно-морского флота. День за днем  я  штудировал  у  него  все  того  же
"Боудича" и еще кое-какие умные книги. Особенно все, что связано с паровым
судоходством. Это было для меня абсолютно новым.
   У отставного капитана оказался в  свою  очередь  старый  друг,  который
председательствовал в какой-то экзаменационной комиссии. Так  что  в  одно
прекрасное утро я  стоял  уже  перед  столом,  за  которым  сидело  пятеро
седовласых морских волков, наперебой задававших  мне  самые  разнообразные
вопросы. Все шло без сучка и без задоринки, лишь под конец я чуть было  не
оплошал, когда на вопрос,  какими  иностранными  языками  я  владею,  лихо
выпалил:
   - Английским, сэр.
   Пять пар глаз изумленно  уставились  на  меня.  К  счастью,  я  тут  же
спохватился!
   - Я хотел сказать - немецким и испанским.
   - Ну что ж, превосходно, - сказал председатель, -  но  для  английского
капитана не так уж настоятельно необходимо.
   Я согласно кивнул. И в самом деле: Англия правит морями,  а  тут  вдруг
какие-то иностранные языки...
   Пятерка пожилых джентльменов удалилась в соседнюю комнату на совещание,
а я остался ждать. Спустя некоторое  время  они  вернулись  и  выстроились
возле стола, предусмотрительно придерживаясь  за  его  края  и  за  спинки
стульев. Некий аромат неопровержимо свидетельствовал, что они  приняли  не
только решение о моей дальнейшей судьбе, но и малую (а может, и  не  такую
уж малую) толику старого портвейна, переведя на него часть внесенной  мной
вперед платы за экзамен.
   Председатель произнес краткую речь и вручил  мне  шикарный  диплом,  из
которого  явствовало,  во-первых,  кто  входил  в  состав