ежал, потому что боялся Курце. Он и сейчас его боится, и по той же причине. Наш Кобус действительно бывает страшен, иногда.
     Франческа медленно заговорила:
     - Альберто там, на скале... Курце мог...
     - ...столкнуть его? Да, мог. Еще Уокер говорил, что Паркеру стреляли в затылок. По всем свидетельствам, включая ваше, Курце - прирожденный убийца. Все сходится.
     - Я всегда считала Курце вспыльчивым человеком, но...
     - Вы сомневаетесь? Тогда почему он вам так не нравится, Франческа?
     Она бросила окурок в воду и смотрела, как он плывет по течению.
     - Просто недоразумение, которое случается между мужчиной и женщиной. Он был... слишком настойчив.
     - Когда это произошло?
     - Три года назад. Сразу после моего замужества.
     Я колебался. Мне так хотелось расспросить ее об этом замужестве, но она резко встала.
     - Пора набирать воду.
     На обратном пути я сказал:
     - Похоже, мне надо быть готовым к нападению Курце - он, возможно, опасен. Вам лучше рассказать эту историю Пьеро, чтобы и он был начеку.
     Она остановилась.
     - Я думала, Курце ваш друг. Считала, что вы на его стороне...
     - Я ни на чьей стороне. Но не могу допустить убийства. Остаток пути мы прошли молча. До самой темноты Франческа хлопотала на кухне. Как только стемнело, все занялись приготовлениями. Погрузили в багажник кирки и лопаты, несколько фонарей. Пьеро достал герметичную лампу Тиллея и полгаллона керосина - в туннеле такая лампа будет полезнее фонарей. Из прицепа он выкатил еще и тачку, сказав:
     - Думаю, пригодится для уборки камней - не стоит оставлять их у входа.
     Мне понравилась его предусмотрительность, я-то об этом не подумал.
     Курце с профессиональным видом осмотрел кирки, но не нашел к чему придраться. По мне, кирка и есть кирка, а заступ - все равно лопата, но я допускаю, что даже в таком деле могут быть большие специалисты.
     Помогая Пьеро укладывать в багажник тачку, я наступил на камень, нога подвернулась, и я всем телом рухнул на Курце.
     - Прости, - пробормотал я.
     - Нечего извиняться, лучше смотри под ноги, - проворчал он. Нам удалось засунуть тачку в багажник, хотя после этого крышка не закрывалась. Тут я тихо сказал Курце:
     - Я бы хотел поговорить с тобой... вон там.
     Мы отошли немного от остальных, где нас прикрыла сгустившаяся темнота.
     - Ну, что? - спросил Курце.
     Я похлопал по твердому предмету, выпиравшему из-под куртки на его груди, и сказал:
     - Похоже, у тебя здесь оружие.
     - Оружие, - сказал он.
     - В кого собираешься стрелять?
     - В любого, кто станет между мной и золотом.
     - Слушай внимательно, - твердо сказал я, - ты ни в кого стрелять не будешь, потому что отдашь оружие мне. Если не согласен, можешь один откапывать свое золото. Я приехал в Италию не для того, чтобы кого-то убивать. Я не убийца.
     - Малыш, - сказал Курце, - если тебе так нужен этот пистолет, то попробуй отнять его у меня.
     - Ты, конечно, можешь загнать нас в шахту под дулом пистолета. Но в темноте легко схлопотать камнем по башке, стоит только зазеваться - скорее всего я буду одним из тех, кто позаботится об этом. А когда ты, угрожая оружием, получишь золото, тебе останется только куковать рядом с ним. Без помощи друзей Франчески ты не сможешь перевезти его на побережье, а без меня - вывезти из Италии.
     Я загонял его в угол. Этот прием я использовал с момента нашего отплытия из Южной Африки в тех случаях, когда он начинал взбрыкивать, и всегда успешно. Курце опять проиграл и понял это.
     - А откуда ты знаешь, что в этих Богом проклятых горах не засели партизаны графини, готовые наброситься на нас, как только мы откроем туннель?
     - Да оттуда, что им неизвестно, где мы находимся, - ответил я. - Единственное место, которое знают водители, - Варци. Им дано указание прибыть туда. Да и не тянут они нападать: графиня - наша заложница.
     Он заколебался, и я сказал:
     - Все, давай сюда пистолет. Курце неторопливо сунул руку за пазуху и вытащил пистолет.
     Тьма мешала разглядеть выражение его глаз, но нетрудно было догадаться, что сейчас они полны ненависти. Он держал пистолет, направив дуло в мою сторону, и, я уверен, боролся с искушением выстрелить в меня. Потом вдруг расслабился и положил пистолет в мою открытую ладонь.
     - Ох и посчитаюсь же я с тобой, когда все кончится, - с угрозой сказал он.
     Я промолчал и взглянул на оружие. Это был немецкий пистолет люгер, точно такой же я оставил в Южной Африке. Я направил пистолет в его сторону и сказал:
     - А теперь стой спокойно, я обыщу тебя.
     Он проклинал меня, но не дергался, пока я охлопывал его карманы. И точно, в одном из карманов были запасные обоймы. Я вынул обойму из пистолета, проверил, не осталось ли в нем патрона. Оказалось - остался.
     - У Морезе наверняка есть оружие, - сказал Курце.
     - Сейчас проверим. Я заговорю с ним, а ты стой за его спиной и готовься схватить, если понадобится.
     Мы вернулись в лагерь, и я подозвал Франческу с Пьеро. Когда они подошли, Курце незаметно пристроился за спиной итальянца. Я обратился к Франческе:
     - У Пьеро есть оружие?
     От удивления она вздрогнула.
     - Не знаю. - И повернулась к Морезе. - У тебя есть оружие, Пьеро?
     Он помешкал в растерянности, потом кивнул. Я поднял на него ствол пистолета.
     - Давай вынимай... только медленно.
     Он смотрел не отрываясь на дуло пистолета, брови его от гнева сошлись в одну линию, но он привык подчиняться приказам и медленно вынул пистолет из плечевой кобуры.
     - Впервые ты исполняешь мой приказ. Отдай пистолет Франческе.
     Он выполнил и этот приказ, тогда я отвел люгер и забрал у Франчески пистолет. Это была армейская беретта, вероятно, память о партизанских днях. Я вынул обойму, проверил ствол и положил его в другой карман. Курце передал мне две запасные обоймы, найденные в карманах Пьеро.
     Я спросил Уокера:
     - Оружие есть?
     Он отрицательно покачал головой.
     - Иди сюда, посмотрим. - Мне не хотелось рисковать.
     Оружия у Уокера не было. Тогда я велел обыскать машину, не припрятано ли там какой-нибудь игрушки. И повернулся к Франческе:
     - А вы случайно не вооружились чем-нибудь? Она скрестила руки на груди.
     - Собираетесь и меня обыскивать?
     - Нет, вам поверю на слово. Она успокоилась.
     - У меня нет оружия, - тихо сказала она. Я обратился ко всем:
     - А теперь слушайте. Я забрал пистолеты у Курце и Морезе. В руках у меня патроны. - Двумя сильными бросками я метнул обоймы в темноту, и слышно было, как они стукнулись о скалу. - Если нам суждено передраться, то только голыми руками. Убитых не будет, слышите?
     Я достал из карманов оружие и вернул его владельцам.
     - Держите, пригодятся забивать гвозди.
     Они с неохотой забрали свои пистолеты, и вид у них при этом был весьма нелюбезный. А я сказал:
     - Мы потеряли уйму времени из-за вашей глупости. Машина готова?
     - Можем ехать, - ответил Уокер.
     Когда стали усаживаться в машину, Франческа сказала мне:
     - Я рада, что вы сделали это. Я правда не знала, что у Пьеро есть оружие.
     - Я тоже не знал, что Курце вооружен, хотя должен был догадаться... зная о его подвигах.
     - Как вам удалось забрать у него пистолет? - полюбопытствовала она.
     - Психологический этюд, - загадочно ответил я. - Ему ведь важнее заполучить золото, чем убить меня. Но как только золото окажется в его руках, ситуация может измениться.
     - Вам нужно быть очень осторожным, - сказала Франческа.
     - Приятно знать, что о тебе беспокоятся, - усмехнулся я. - Пошли в машину.
     Мы ехали с выключенными фарами, и Курце очень медленно вел машину по заросшей дороге. Я даже слышал, как шуршит высокая трава. Сразу за поворотом, уже не опасаясь, что нас могут увидеть из деревни, Курце включил фары и набрал скорость. Никто не разговаривал. Курце и Морезе злились на меня, злилась и Франческа, не простившая моего насмешливого тона. Уокера переполняло возбуждение, но ему приходилось сдерживаться, чтобы не раздражать остальных. Я молчал, потому что говорить было не о чем.
     Вскоре мы подъехали к шахте, и фары высветили развалины строений - обветшалые остатки промышленного предприятия. Нет более тяжкого зрелища, чем вид опустевших заводских помещений и брошенных станков. Впрочем, осталось там не так уж много. Должно быть, после закрытия шахты крестьяне со всей округи, подобно саранче, делали набеги и растаскивали все мало-мальски ценное. То, что осталось, не стоило и десяти лир, а вывезти весь этот хлам отсюда обошлось бы в сотни тысяч.
     Курце остановил машину, и мы вышли.
     - А что здесь добывали? - спросил Пьеро.
     - Свинец, - ответил Курце. - Шахту давно закрыли, чуть ли не в тысяча девятьсот восьмом году...
     - В то время как раз открыли большие залежи в Сардинии, - сказал Пьеро. - Оттуда руду вывозили морем в Специю на переплавку, а это легче, чем отсюда по железной дороге.
     - Так где твой туннель? - спросил я.
     Курце указал направление.
     - Вон там. Их здесь всего пять.
     - Разверни машину так, чтобы фары освещали вход.
     Курце снова сел за баранку и подогнал машину поближе. Лучи света высветили пещеру, в глубине которой и находился заваленный вход в туннель. Завал производил такое впечатление, что и за месяц его не раскопать даже с помощью саперного полка
     Курце высунулся из окна машины.
     - Я тут на совесть поработал, - самодовольно заметил он.
     - Ты уверен, что мы управимся за одну ночь?
     - Запросто, - ответил он.
     Положившись на его слова, в конце концов ведь взрывником был он, я пошел помогать Пьеро и Уокеру выгружать инструменты, а Курце отправился осматривать завал. С этого момента командование перешло к Курце, и я не мешал - ведь он специалист. Он отдавал четкие приказания, и мы все беспрекословно выполняли их.
     Курце сообщил нам:
     - Раскапывать все не придется. Взрывчатку я закладывал так, чтобы с одной стороны завал был не толще десяти футов.
     - Десять футов - это звучит... - возразил я.
     - Да ничего подобного, - ответил он с презрением к моему невежеству, - здесь же не монолитная скала, а рыхлая порода. - Он отвернулся и, махнув в сторону, сказал: - За тем зданием найдете несколько бревен, которые я приготовил три года назад. Вы с Морезе отправляйтесь за ними. Мы с Уокером начнем копать.
     - А мне что делать? - спросила Франческа.
     - Можете нагружать тачку породой, которую мы будем выкапывать. Потом отвозите в сторону и разбрасывайте так, чтобы выглядело естественно. Морезе прав - мы не должны оставлять здесь груды камней.
     Захватив фонарики, мы с Пьеро пошли искать бревна и нашли их там, где указал Курце. Я представил себе, как Курце, приезжая сюда каждые три-четыре года, мучился над проблемой, решить которую ему так и не удалось. Вероятно, он не раз прокручивал варианты раскопок и тратил часы на подбор бревен, подходящих для осуществления работы, которую, возможно, ему никогда не придется делать. Не удивительно, что он такой вспыльчивый.
     Около часа мы потратили на переноску всех бревен, за это время Курце с Уокером прошли три фута завала. Темпы были хорошими, я бы даже сказал, более чем хорошими. Курце предупредил, что дальше работа пойдет медленнее, так как придется останавливаться и укреплять кровлю, а на это уйдет время.
     Проход, который они пробивали в завале, был невелик - пять футов в высоту и два в ширину - как раз впору, чтобы пролез один человек. Потом Курце взялся сортировать бревна для крепежных работ, а мы с Пьеро помогали Франческе разбрасывать породу.
     Курце оказался прав. Крепежные работы отнимали много времени, но были необходимы. Если бы верх завала рухнул, пришлось бы начинать все сначала, да и пострадать кто-нибудь мог.
     Взошла луна, при ее свете стало легче разбрасывать породу, поэтому фары выключили, а Курце работал при свете лампы. Он никому не уступал место в завале, поэтому Уокер, Пьеро и я по очереди помогали ему, выволакивая из прохода камни. Еще через три часа проход с прочной кровлей прорезал завал уже на шесть футов, и тут мы решили, что пора сделать перерыв и подкрепиться.
     Пьеро рассказал, что он чувствовал, когда я отбирал у него пистолет.
     - Разозлился я страшно в тот момент. Не очень-то приятно, когда в тебя ?пушкой? тычут!
     - Пистолет был не заряжен.
     - Да я понял и от этого еще больше разозлился. - Совершенно неожиданно Пьеро засмеялся. - Но теперь я думаю, что ты это здорово проделал. Без стрельбы как-то лучше.
     Мы в это время стояли в стороне от завала, и я спросил:
     - Франческа рассказала про Курце?
     - Да. Я никогда об этом не думал. Помню, тогда, во время войны, я удивился, узнав, что Донато Ринальди нашли мертвым. Но мне и в голову не пришло, что кто-то мог его убить. Мы же все были друзьями.
     Золото разрушает дружеские связи, подумал я, но мой слабый итальянский помешал мне выразить эту мысль. Вместо этого я спросил:
     - Ты был там, скажи, мог Курце убить тех четверых?
     - Харрисона он не мог убить, я сам видел, как тот погиб. В него стрелял немец, которого я пристрелил. Но остальных - Паркера, Кор-со и Ринальди - Курце, пожалуй, мог убить. Он был таким человеком, который ни о чем другом не думал.
     - Убить он мог, но убивал ли? - спросил я. Пьеро пожал плечами:
     - Кто же это может знать? Прошло столько лет, и свидетелей не осталось.
     Обсуждать этот вопрос дальше не имело никакого смысла, так что мы вернулись к работе...
     Курце торопливо заглатывал еду, чтобы поскорее отправиться в забой. При свете лампы глаза его ярко сверкали, он весь был во власти золота, ведь всего четыре фута отделяли его от сокровищ, которыми он бредил пятнадцать лет. Уокер пребывал в таком же состоянии - едва Курце зашевелился, как он вскочил на ноги, и они поспешили к завалу.
     Пьеро и Франческа вели себя спокойно. Они ведь не видели золота. Франческа неторопливо закончила полуночную трапезу, собрала тарелки и отнесла их в машину.
     Я сказал Пьеро:
     - Странная женщина...
     - Любой ребенок, выросший среди повстанцев, будет странным. У нее трудная жизнь.
     Я осторожно спросил:
     - Кажется, она несчастлива в браке? Морезе сплюнул:
     - Эстреноли - дегенерат.
     - Зачем же она вышла за него?
     - Жизнь ?аристос? отличается от нашей. Брак по расчету - так многие думают. Но на самом деле это не так.
     - Как тебя понимать?
     Он взял предложенную мной сигарету.
     - Знаешь, как коммунисты обошлись с ее отцом?
     - Она говорила мне что-то.
     - Позор. Он человек, настоящий человек, они недостойны лизать его ботинки. Теперь от него только оболочка осталась, больной сломленный старик. - Пьеро чиркнул спичкой, и огонь осветил его лицо. - Несправедливость способна убить жизнь в человеке, даже если он все еще ходит по улицам.
     - А какое отношение это имеет к замужеству Франчески?
     - Старик был против. Он знал породу Эстреноли. Но мадам настаивала. Видишь ли, молодой Эстреноли хотел ее. В нем говорила не любовь, только желание - мадам очень красивая женщина, - поэтому он и хотел ее, но получить не мог. Она знала об этом.
     - Так почему, черт возьми, она вышла за него?
     - Тут Эстреноли проявил смекалку. У него дядя - член правительства, и он пообещал, что. может быть, там пересмотрят дело Графа. За определенную плату, конечно.
     - Понимаю, - удрученно сказал я.
     - Поэтому она и вышла за него. Но по мне, он все равно что животное.
     - И выяснилось, что он не может выполнить свое обещание?
     - Не может?! - возмутился Пьеро. - Да он и не собирался его выполнять! В роду Эстреноли за последние пятьсот лет не было ни одного, кто выполнял бы свои обещания. - Он вздохнул. - Видишь ли, она послушная дочь церкви, и, когда она венчалась с ним, Эстреноли знал, что получает ее навсегда. И он гордился ею, о да, очень гордился. Она была самой красивой женщиной в Риме, и он покупал ей платья, наряжал ее, как ребенок свою любимую куклу. Ни на одном манекене в Италии не было тогда столь дорогих нарядов.
     - А потом?
     - А потом она ему надоела. Он ведь извращенец, вернулся к своим мальчикам, таблеткам, таскался по римским притонам. Синьор Халлоран, римское общество - самое развращенное в мире.
     Мне доводилось кое-что слышать об этом. Недавно был случай: утопилась девушка, и расследование этого дела угрожало спокойствию высокопоставленных развратников. Так, говорили, что итальянское правительство сделало все, чтобы эта история не получила огласки.
     - В то время она помогала отцу и старым друзьям, - продолжал Пьеро. - Всем было трудно, и она делала что могла. Но Эстреноли узнал об этом и сказал, что не намерен растрачивать состояние на шайку грязных партизан. Он перестал давать ей деньги, совсем - ни единой лиры. Пытался развратить ее, довести до своего уровня, но не смог - не такой она человек. Тогда он выбросил мадам на улицу...
     - Поэтому она и вернулась в Лигурию?
     - Да. Мы помогаем ей, когда можем, потому что уважаем и ее, и ее отца. Мы пытаемся помочь и ему, но сделать это трудно - он отказывается принимать какую-либо помощь, называет ее милостыней.
     - И она по-прежнему жена Эстреноли?
     - В Италии нет разводов, а она добрая католичка. Но скажу, как перед Богом, церковь не права, когда такое творится.
     - Поэтому вы и помогаете Франческе в таком рискованном предприятии?
     - Мне оно не по душе, и зря она, по-моему, ввязалась в него. Боюсь, мы многих недосчитаемся в результате этой авантюры. Но я помогаю ей.
     - Я только не понимаю, ведь ее отец настолько стар, что золото вряд ли поможет ему.
     - Она думает не только об отце, - ответил Пьеро. - Эти средства - для всех, кто воевал вместе с ним и пострадал от коммунистов. На эти деньги она собирается лечить их, если нужно, дать их детям образование. Дело хорошее, если обойдется без жертв.
     - Да, хорошо бы, - согласился я. - Мне бы тоже не хотелось убивать, Пьеро.
     - Я знаю, синьор Халлоран, вы это уже доказали. Но есть другие - Торлони и этот Меткаф. Да еще ваш друг Курце.
     - Ему вы не доверяете, не так ли? А Уокеру?
     - Тьфу, пустое место!
     - А мне? Мне вы доверяете?
     Он не спеша растер ногой сигарету.
     - Я бы доверился вам в другой ситуации, синьор Халлоран, ну, скажем, на яхте или в горах. А золото - другое дело, оно пробуждает в человеке не самые лучшие чувства.
     Другими словами, но он выразил именно то, о чем я думал раньше. Я собрался ответить, как вдруг услышал голос разгневанного Курце:
     - Какого черта, что вы там делаете? Идите сюда и вытаскивайте мусор!
     И мы снова принялись за работу.
     Завал мы прошли к трем часам утра. Курце издал радостный вопль, когда его кирка, не встретив сопротивления, исчезла в пустоте. За десять минут он проделал лаз, через который можно было проникнуть внутрь, и полез туда, как терьер за кроликом. Я протолкнул лампу через дыру и вошел следом.
     Курце пробирался через обвалившиеся камни, которыми был усыпан весь туннель.
     - Подожди, - крикнул я. - Не торопись!
     Он никак не отреагировал и продолжал быстро удаляться в темноту. Послышался лязг, а затем проклятия Курце:
     - Принеси эту чертову лампу!
     Я продвигался вперед вместе с кругом света Разогнавшись в темноте, Курце врезался в грузовик. Он рассек щеку, и льющаяся кровь промывала бороздки в густом слое пыли, покрывавшей его лицо, - вид у него был безумный.
     - Вот оно! - загоготал Курце. - Magtig, что я говорил?! Я же говорил, здесь мое золото! Ну, вот оно... Здесь столько золота, сколько проходит на Рифе за месяц... - Он посмотрел на меня в странном изумлении. - Господи, как я счастлив! Я никогда не думал, что доберусь до него.
     Я слышал, что остальные пробираются через лаз, и ждал, когда они подойдут.
     - Кобус Курце проводит экскурсию в пещере сокровищ, - объявил я.
     Уокер лихорадочно затараторил:
     - Золото в первом грузовике, в этом. Основная часть з