Они двигались вдоль горного склона и вскоре оказались в узкой расселине. Низкорослые деревья создавали небольшое укрытие, а под ногами было высохшее русло реки.
     Альберто остановился.
     - Сидите здесь, пока мы не вернемся. И не вылезайте из-за деревьев. Постарайтесь как можно меньше двигаться.
     - Спасибо, Альберто, - сказал Уокер.
     Несколько коротких слов на прощание, и Альберто с Курце исчезли в темноте. Донато устроил Уокера поудобней, и они приготовились пережидать ночь.
     Для Уокера это было тяжелое время. Болела нога, и он очень замерз. Они оставались в ущелье весь день, а к следующей ночи Уокер стал бредить, и Донато с трудом утихомиривал его.
     Когда наконец пришла помощь, Уокер был без сознания. Очнулся он в комнате с побеленными стенами. Всходило солнце, и у постели, где он лежал, сидела маленькая девочка...
     Уокер внезапно замолк и посмотрел на свой пустой стакан.
     - Выпьем? - поспешил предложить я.
     Уговаривать его не пришлось, и я заказал еще пару порций.
     - Значит, так вы и выбрались, - сказал я. Он кивнул.
     - Да, так оно и было. Господи, как было холодно в те две ночи на той чертовой горе. Если бы не Донато, я бы умер.
     Я спросил:
     - Итак, вы были спасены. Но где же вы оказались?
     - В партизанском лагере высоко в горах. Партизанское движение тогда только создавалось, по-настоящему оно заработало, когда немцы начали укреплять свою власть в Италии. Немцы были верны себе - вы же знаете этих наглых ублюдков, - а итальянцам это не нравилось. В общем, партизаны не могли не появиться. Местные жители их поддерживали, и вскоре партизаны даже могли проводить крупномасштабные операции.
     Конечно, все они были разными - от бледно-голубых до ярко-красных. Коммунисты ненавидели монархистов, монархисты ненавидели коммунистов, ну и так далее. Группа, в которую меня занесло, состояла из монархистов. Там я познакомился с Графом...
     Графу Уго Монтепескали ди Тоди в то время перевалило за пятьдесят, но выглядел он моложе и был еще полон энергии. Смуглый, с орлиным носом, с короткой седеющей бородкой, раздваивающейся книзу на два воинственных рога. Его род считался древним уже в эпоху Возрождения, так что аристократом он был до мозга костей.
     Поэтому он и ненавидел фашизм, ненавидел выскочек правителей с их претензиями, коррупцией, с их липкими загребущими руками. Для него Муссолини всегда оставался посредственным журналистом, который преуспел в демагогии и держал короля фактически под арестом.
     Уокер познакомился с Графом в первый же день своего появления в горном партизанском лагере. Как только пришел в себя и увидел серьезное личико девочки. Она улыбнулась ему и молча покинула комнату. А через несколько минут в нее вошел невысокого роста широкоплечий человек с бородкой, похожей на щетину, и заговорил на английском языке:
     - А-а, проснулись? Теперь вы в безопасности.
     Уокер помнил, что задал какой-то бессмысленный вопрос.
     - Где я?
     - Разве это имеет какое-нибудь значение? - насмешливо спросил Граф. - В Италии, но от итальянских фашистов вы защищены. Лежите, пока не восстановите силы. Вы потеряли мною крови, так что постарайтесь отдыхать и есть, есть и снова отдыхать.
     Уокер был настолько слаб, что ему ничего не оставалось, как снова улечься на подушку. Спустя пять минут вошел Курце, а с ним молодой человек с худощавым лицом.
     - Привел эскулапа, - сказал Курце, - так, во всяком случае, он себя называет, но подозреваю, что он всего-навсего студент-медик.
     Доктор, или студент, осмотрел Уокера и остался доволен.
     - Через неделю будете ходить, - пообещал он, сложил свои инструменты в сумку и вышел.
     - Придется присмотреть за этим скользким taal*, - сказал Курце и поскреб в затылке. - Похоже, мы здесь надолго.
     - И никакой возможности пробраться на юг? - спросил Уокер.
     - Никакой, - решительно отрезал Курце. - Граф, этот гном с bokbaavdjie* , говорит, что ближе к югу немцев больше, чем стеблей на маисовом поле. Он считает, что немцы собираются строить линию оборонительных сооружений южнее Рима.
     * Грамотей (африкаанс)
     * Борода (африкаанс)
     Уокер вздохнул:
     - Тогда мы действительно застряли. Курце усмехнулся:
     - Не отчаивайся. Здесь хотя бы кормят лучше, чем в лагере. Граф хочет, чтобы мы вошли в его группу. Он, как я понял, руководит своего рода истребительным отрядом, который контролирует часть территории, потому и собирает людей и оружие, пока есть такая возможность. Мы могли бы воевать здесь не хуже, чем в армии. Что касается меня, то я всегда мечтал действовать самостоятельно.
     Толстая женщина внесла дымящуюся миску с мясным бульоном для Уокера, и Курце сказал на прощание:
     - Вылезай из-под одеяла и почувствуешь себя лучше. А я пока порыскаю вокруг.
     Уокер выпил бульон и ненадолго заснул, а проснувшись, снова поел. Через какое-то время возникла маленькая фигурка, которая несла в руках тазик и свернутые бинты. Это была уже знакомая девчушка. Уокер решил, что ей не больше двенадцати лет.
     - Папа велел сменить вам повязку, - сказала она по-английски ясным детским голоском.
     Уокер приподнялся на локтях и разглядывал ее, пока она шла к кровати: одета аккуратно, в белом накрахмаленном фартуке.
     - Спасибо, - сказал он.
     Девочка наклонилась, чтобы срезать болтавшуюся на ноге шину, затем аккуратно смотала бинт, обнажив рану. Он посмотрел на нее сверху вниз, как на ребенка.
     - Как тебя зовут?
     - Франческа
     Твой отец - врач?
     Он чувствовал, как ее прохладные руки нежно прикасаются к его ноге.
     Она покачала головой и коротко ответила: '' - Нет.
     Промыв рану теплой водой с явными, судя по запаху, добавками какого-то антисептика, Франческа присыпала ее порошком. Действовала она так ловко, что через минуту нога уже была забинтована.
     - Ловко у тебя получается, - сказал Уокер.
     Только теперь девочка взглянула на него - у нее были холодные светло-карие глаза.
     - У меня большая практика, - ответила она, и Уокер смешался под ее взглядом и проклял войну, которая делает из двенадцатилетних девочек опытных медицинских сестер. - Теперь тебе нужно скорее поправляться.
     - Я постараюсь, - пообещал Уокер, - изо всех сил. Ради тебя. Она удивленно посмотрела на него:
     - Не ради меня, а ради нашей борьбы. Ты должен поправиться, чтобы идти в горы и убить много немцев.
     Она степенно собрала грязные бинты и вышла из комнаты под изумленным взглядом Уокера. Так он познакомился с Франческой, дочерью графа Уго Монтепескали. Прошло чуть больше недели, и он уже смог передвигаться, опираясь на палку, выходить из хижины, в которой помещался госпиталь. Тогда Курце и показал ему лагерь. Отряд в основном состоял из итальянцев, дезертировавших из армии и ненавидевших немцев. Тут же нашли пристанище и бежавшие из плена люди разных национальностей.
     Из бывших военнопленных Граф создал отряд под командованием Курце. Они называли себя иностранным легионом. За два последних года войны многим из них суждено было погибнуть в боях с немцами. Альберто и Донато по настоятельной просьбе Курце прикомандировали к его отряду в качестве переводчиков и проводников. Курце был самого высокого мнения о Графе. - Этот кеге* знает свое дело, - говаривал он. - Он вовсю вербует в свой отряд солдат итальянской армии, и каждый должен принести с собой оружие.
     * Парень (африкаанс)
     Когда немцы перешли к зимней позиционной войне, базируясь в районе Сангро и Монте Кассино, партизаны развернули действия по уничтожению вражеских коммуникаций. Иностранный легион принимал участие в этой операции, специализируясь на взрывных работах. Перед войной Курце был минером на золотых рудниках в Уитвоте-стенде и умел обращаться с динамитом. Вместе с Харрисоном, канадским геологом, он обучал других взрывному делу.
     Они минировали южные ущелья, взрывали дороги и мосты, устраивали крушения поездов и время от времени нападали на транспортные конвои, тотчас же отступая, если встречали сильный отпор.
     - Мы не должны участвовать в крупных сражениях, - не раз повторял Граф. - Нельзя допустить, чтобы немцы прижали нас. Мы всего лишь москиты, покусывающие немецкие шкуры. Будем надеяться, что у них от этого начнется малярия.
     Уокер назвал этот период временем дальних увеселительных прогулок, приправленных страхом. Дисциплина была необременительной, обязательная армейская муштра отсутствовала. Он стал поджарым и крепким, ему ничего не стоило совершить дневной переход в тридцать миль по горам с полной выкладкой - оружие да еще ранец с детонаторами за спиной.
     К концу сорок четвертого иностранный легион значительно поредел. Многие погибли, а оставшиеся в живых после того, как союзные войска заняли Рим, предпочли прорываться на юг. Курце заявил, что остается, а значит, остался и Уокер. В отряде остались также Харрисон и англичанин Паркер. Иностранный легион теперь стал действительно очень маленьким...
     - Граф использовал нас как вьючных животных, - сказал Уокер. Он еще раз заказал выпивку, но бренди уже ударило ему в голову: глаза налились кровью, язык заплетался.
     - Как вьючных животных? - переспросил я.
     - Отряд был слишком мал, чтобы вступать в настоящую драку, - объяснил он, - поэтому Граф использовал нас для переброски оружия и продовольствия на своей территории. Вот тогда мы и натолкнулись на тот конвой.
     - Какой конвой?
     Уокер уже с трудом ворочал языком.
     - Это было так. Одной из итальянских бригад было поручено раздолбать немецкую почту, предполагалось, что действовать она будет совместно с другой партизанской группой. Граф места себе не находил, потому что эта группа состояла из коммунистов. Граф опасался, что они, как это не раз бывало, подведут нас, ведь он был монархистом, и коми ненавидели его больше, чем немцев. Они уже строили планы на послевоенное время и не очень-то рвались в бой. Такова итальянская политика, понимаешь?
     Я кивнул.
     - Поэтому он хотел подбросить Умберто - парню, командовавшему итальянцами, - парочку пулеметов, так, на всякий случай, и Курце взялся доставить их.
     Уокер смолк, уставившись в свой стакан. Я спросил:
     - И что же с этим конвоем?
     - О. проклятье, - заговорил он, путая слова, - никакой надежды достать его оттуда. Оно останется там навсегда, если Курце ничего не придумает. Я расскажу тебе. Мы шли к Умберто и неожиданно наткнулись на транспортный немецкий конвой там, где никакого транспорта и быть не могло. Мы его и прихлопнули...
     Когда они добрались до вершины горы, Курце объявил привал.
     - Отдохнем минут десять и двинем дальше, - скомандовал он.
     Альберто глотнул воды и спустился пониже, откуда хорошо просматривалось ущелье. Он взглянул вниз, на каменистую пыльную дорогу, затем взгляд его поднялся чуть выше. И вдруг подозвал Курце:
     - Посмотри!
     Курце спрыгнул вниз. Вдалеке, куда тонкой змейкой убегала раскаленная солнцем темная дорога, висели клубы пыли. Курце быстро вскинул бинокль и навел его на дорогу.
     - Что они здесь делают?
     - Кто - они?
     -Колонна военных грузовиков... немцы... Кажется, шесть машин. Он опустил бинокль.
     - Похоже, пытаются улизнуть окольными путями. Из-за нас главные дороги стали опасными для их здоровья.
     Уокер и Донато присоединились к ним. Курце взглянул на пулеметы и перевел взгляд на Уокера.
     - Что скажешь?
     ~ Ты насчет Умберто?
     - А, с ним все в порядке. Просто Граф становится несколько беспокойным - ведь война идет к концу. Считаю, нужно захватить эту небольшую колонну, у нас же два пулемета, справимся.
     Уокер пожал плечами:
     - Я согласен.
     - Пошли. - И Курце побежал назад, к тому месту, где сидел Паркер.
     - Подъем, kereli - скомандовал он. - Война продолжается. Где только черти носят этого Харрисона?
     - Иду, - отозвался тот.
     - Быстрей тащите все вниз, к дороге, - приказал Курце. Он посмотрел вниз. - Этот поворот - самое lekker* место.
     * Здесь: подходящее (африкаанс)
     - Какое? - жалобно спросил Паркер. Он всегда морочил Курце с его южноафриканскими словечками.
     - Никакое, - огрызнулся Курце, - быстрее спускайте все вниз, к дороге. Надо успеть приготовиться.
     Они нагрузились пулеметами и спустились по склону горы. На дороге Курце сделал мгновенную прикидку.
     - На повороте они сбавят скорость, - сказал он. - Ты, Альберто, берешь Донато и устанавливаешь пулемет с таким расчетом, чтобы обстрелять последние два грузовика. Последние два, понял? Быстро выводишь их из строя, чтобы остальным назад ходу не было. - Он обернулся к Харрисону и Паркеру. - А вы свой пулемет поставьте здесь, с противоположной стороны дороги, вы подобьете первый грузовик, и мы запрем их.
     - А что делаю я? - спросил Уокер.
     - Пойдешь со мной. - Курце устремился вверх по дороге.
     Он добежал почти до поворота, свернул с дороги, взобрался на небольшой камень, откуда мог разглядеть немецкий конвой. Когда Уокер плюхнулся около него, Курце уже наводил бинокль.
     - Грузовиков четыре, а не шесть, - сказал он. - Впереди штабная машина, а перед ней мотоцикл с коляской. Похож на те, что выпускает фирма БМВ, в коляске - пулемет.
     Он передал бинокль Уокеру.
     - Определи расстояние между хвостом колонны и штабной машиной.
     Уокер взглянул на приближающийся транспорт.
     - Приблизительно шестьдесят пять ярдов, - подсчитал он.
     - Пожалуй. - Курце забрал бинокль. - Отойдешь по дороге ярдов на шестьдесят пять с тем, чтобы, когда последний грузовик будет поворачивать, штабная машина уже оказалась рядом с тобой. Мотоцикл пропустишь - я возьму его на себя. Иди назад и передай ребятам: огонь не открывать, пока не услышат взрывы, начну я, с мотоцикла. И еще: пусть сконцентрируют весь огонь на грузовиках. - Курце повернулся и посмотрел назад: пулеметов видно не было, и дорога казалась безлюдной.
     - Отличная засада, лучше не придумаешь, - сказал он. - Почище тех, что устраивал мой сига* на англичан.
     * Дедушка (африкаанс)
     Он хлопнул Уокера по плечу. - Теперь ступай. Я приду на помощь, как только покончу
     с мотоциклом.
     Уокер побежал по дороге, остановился у пулеметов, чтобы передать приказания Курце. Затем выбрал себе подходящий камень на расстоянии около шестидесяти ярдов от поворота, привалился к нему и проверил автомат.
     Вскоре он услышал голос бегущего по дороге Курце:
     - Четыре минуты! Они будут здесь через четыре минуты. Приготовиться!
     Курце промчался мимо и исчез у края дороги.
     Уокер говорил, что четыре минуты в такой ситуации могут показаться четырьмя часами. Скрючившись, он вглядывался в пустынную дорогу, не слыша ничего, кроме биения собственного сердца. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он различил рев моторов и лязг сцеплений.
     Он плотнее прижался к камню и ждал. Ногу свела судорога, во рту пересохло. Мотоциклетный шум теперь перекрывал все остальные звуки, и Уокер снял автомат с предохранителя.
     Он увидел проезжавший мотоцикл, водителя в огромных очках, похожего на уродливую химеру, охранника в коляске, вертевшего головой во все стороны, крупным планом - его руки, сжимавшие гашетку пулемета.
     Как во сне, перед ним проплыла рука Курце, небрежно метнувшая гранату. Граната легла между водителем и бортиком коляски. Встревоженный пулеметчик повернулся, и от его резкого движения граната соскользнула внутрь коляски. Раздался взрыв.
     Коляску разнесло, а пулеметчику, должно быть, оторвало ноги. Мотоцикл, как пьяный, завихлял поперек дороги, и Уокер увидел вышедшего из-за укрытия Курце, стрелявшего в водителя из автомата. Тогда и он вышел вперед, и уже его автомат поливал непрерывным огнем штабную машину.
     Уокер рассчитал очень точно, так как хорошо представлял себе, где расположено водительское место, и стрелял не целясь - ветровое стекло разнесло вдребезги как раз на уровне лица водителя.
     Он слышал стрекочущий звук и смутно понимал, что это пулеметы открыли по грузовикам огонь длинными очередями, но не имел ни времени, ни даже желания взглянуть в ту сторону. Уокеру было не до них. Прыгая на дороге, он увертывался от потерявшей управление машины, за рулем которой сидел покойник.
     Офицер, сидевший рядом с водителем, поднялся во весь рост и судорожно рвал из кобуры пистолет, но короткая автоматная очередь - это подоспел Курце - превратила его в тряпичную куклу, нелепо повисшую на металлической раме разбитого ветрового стекла. Пистолет выскользнул из его руки и глухо стукнулся о землю.
     С раздирающим грохотом автомобиль врезался в скалу и наконец остановился, хорошенько встряхнув на заднем сиденье солдата, стрелявшего в Уокера. Уокер услышал свист пуль над головой и нажал на курок. Дюжина пуль впилась в немца и отбросила его на спинку сиденья. Уокер уверял, что между ними было каких-нибудь девять шагов, и клялся, что слышал, как пули входили в живую плоть - по звуку это напоминало удары палкой по ковру.
     Потом что-то кричал Курце и показывал рукой на грузовики. Уокер побежал по дороге за ним и увидел, что первый грузовик остановлен. На всякий случай он дал очередь по кабине, укрылся за ней и, оперевшись на горячий радиатор, перезарядил автомат.
     Пока он возился с автоматом, бой кончился. Все грузовики были захвачены, и Альберто с Донато вели двух контуженных немцев. Курце рявкнул:
     - Паркер, беги к повороту и проверь, нет ли там еще кого-нибудь. - Потом повернулся, чтобы осмотреть тот хаос, который явился результатом задуманной им операции.
     Двое в мотоцикле были убиты наповал, в штабной машине было трое убитых. В каждом грузовике два солдата сидели в кабине и один - в кузове. Те, что сидели в кабинах, попали под пулеметный огонь и были уничтожены в считанные секунды. Как сказал Харрисон:
     - На расстоянии двадцати ярдов нельзя было промахнуться - мы просто обстреляли первый грузовик, потом второй. Это же все равно что из пушек по воробьям стрелять.
     Из семнадцати охранников уцелели двое, у одного на руке была открытая рана. Курце спросил:
     - Обратили внимание?
     Уокер покачал головой. Его трясло от пережитой опасности, а в таком состоянии он уже ничего не замечал.
     Курце подошел к одному из пленных и ткнул пальцем в эмблему на его воротнике. Тот съежился.
     - Они эсэсовцы. Все.
     Курце отвернулся и зашагал к штабной машине. Офицер лежал на спине, наполовину вывалившись из передней дверцы. Курце взглянул на него, перегнулся и выдернул с переднего сиденья прижатый трупом кожаный портфель, который оказался запертым.
     - Значит, в нем что-то интересное, - сказал Курце. - Почему же они выбрали именно эту дорогу?
     - Ты же знаешь, они будут прорываться любыми путями, и здесь им бы это удалось, если бы случайно не нарвались на нас.
     - Понимаю, - сказал Курце, - идея у них была неплохой и почти удалась. Это-то меня и беспокоит. Обычно немцам не хватает воображения, они следуют привычному порядку. Что же, интересно, заставило их изменить привычке? Только одно, я думаю, - необычный характер груза. - Он посмотрел на грузовики. - Неплохо бы заглянуть внутрь.
     Он послал Донато следить за дорогой с другой стороны, а остальные, кроме Альберто, охранявшего пленных, направились осматривать грузовики.
     Харрисон заглянул через борт первого грузовика.
     - Здесь негусто, - сказал он.
     Уокер подошел к нему и увидел на дне кузова множество ящичков - маленьких деревянных ящичков около восемнадцати дюймов в длину, в фут шириной и высотой не больше шести дюймов.
     - Груз какой-то маленький, - сказал он. Курце нахмурился и медленно произнес:
     - Такие ящички я уже где-то видел, но не могу вспомнить где. Дай-ка сюда один, посмотрим.
     Уокер и Харрисон залезли в грузовик, оттащили в сторону тело убитого немца, и Харрисон ухватился за угол ближайшего ящика...
     - О, черт! - воскликнул он. - Проклятая штука прибита! Уокер помог ему, и ящик сдвинулся с места.
     - Нет, не прибит, просто очень тяжелый, наверное, в нем с