Орленка" Ростислава Алексеева. Или "экипа" Льва Щукина. А мы
могли  объединять  субмарины,  авиацию  и  экранопланы  в  единые   РУКи   -
разведывательно-ударные   комплексы   вместе   с   околоземными   спутниками
наблюдения. Наращивая эффективность ударов  в  несколько  крат  при  тех  же
силах!
   Ну чем еще  нам  могли  ответить  Штаты?  Разве  что  очередным  монстром
рейгановских времен - якобы невидимым для радаров судном "Морская тень".
   Уродливой пирамидально-граненой конструкцией на двух  поплавках,  детищем
фирмы "Локхид". Сию небольшую (50 м  длины)  и  тихоходную  образину  хотели
делать платфомой для запуска баллистических ракет, выбросив на эту программу
300 (!) миллиардов долларов. Но оказалось, что радары прекрасно обнаруживают
сию "невидимку" благодаря кильватерному следу. Тем  самым  бурунам  и  усам,
тянущимся за разрезающими волны поплавками "чуда". А  русские  загоризонтные
локаторы видели эту "тень" с огромных расстояний.
   Нам надо было тогда давать взятки  американским  политикам:  стройте  эти
монстры нам  на  радость!  Пожрав  сотни  миллиардов  долларов  из  карманов
налогоплательщиков, они еще и  выводили  в  океан  практически  все  атомные
ракеты США. Так, чтобы мы смогли уничтожить их превентивным ударом,  не  дав
им стартовать на русскую землю.
   Что там еще? Подводная война? В свое время вобрав Норвегию в НАТО,  Штаты
согласились даже на категорическое требование норвежцев не размещать  у  них
ядерного оружия и не проводить на  ее  территории  маневров  блока.  (Оно  и
понятно - она граничит с Русским Медведем, и одного удара его лапы достанет,
чтоб превратить этих потомков викингов в мокрое место.) Норвегия нужна  была
Западу для другого. Следуя вдоль  ее  длинного  северного  побережья,  можно
выйти прямиком к базам нашего Северного флота, прорваться в наше  Заполярье.
Этот берег изрезан узкими, обрамленными горами фьордами-заливами, в  которые
впадают горные речки. И еще этот берег  омывает  теплое  течение  Гольфстрим
идущее от самого Мексиканского залива. Он да струи впадающих  в  море  речек
создают шумы и спасительные слои температур-термоклины,  за  которыми  могут
прятаться крадущиеся к нашим рубежам американские лодки.
   Но Империя слыла супермогущественной. И у нее было оружие, о котором  мы,
увы, скажем лишь вскользь - минное. Аналогов в мире практически не  имеющее.
Мы могли сделать этот  безопасный  маршрут  и  вовсе  непроходимым,  наглухо
перекрыв его полями "подводной смерти". Наши мины можно ставить с  надводных
кораблей и субмарин, с самолетов и вертолетов.  Наши  СМДМ  двигались  сами,
скрытно выходя в заданный  район,  в  заливы,  гавани  и  проливы,  одолевая
совершенно незаметно до полусотни верст под водой и ложась на дно в заданной
точке. Они могли по сигналу затаиваться и по  сигналу  же  активизироваться,
делая море "смертельным супом с клецками". Их можно было скрытно  ставить  с
мирных на первый  взгляд  сухогрузов  и  рыболовецких  траулеров,  с  яхт  и
катеров. Все наши мины  -  неконтактны,  то  бишь  способны  взрываться  без
касания вражеского корабля. Реагируя на них в радиусе 20-45 метров.  Они  до
года способны покоиться в полной готовности  под  толщей  вод,  и  их  очень
трудно засечь гидролокаторами. Даже на провоцирующие взрывы они "обучены" не
реагировать. Американский аналог нашей самодвижущейся СМДМ,  SLMM,  уступала
нашей по глубине постановки в полтора, а по массе разрывного заряда - в  три
раза ("Военный парад", май-июнь 1994 г.).
   Но верх нашего минного дела - это мина-ракета ПМК-1. Устройство из  якоря
и подводного контейнера с чуткой аппаратурой наведения  да  с  подводной  же
ракетой внутри. Эта мина ставится также с подводных лодок, выстреливаясь  из
торпедного  аппарата.  Ее  "ухо"-наводчик  засекает  даже  самые  малошумные
субмарины врага, выстреливая в них реактивную смерть. Ракета  идет  до  цели
только семь секунд, и уклониться от нее  невозможно.  Даже  крикнуть  "мама"
американский подводник не сумеет. Русские лодки могли ставить эти машины  на
глубинах до 400 метров, под  прикрытием  тех  же  шумов  норвежских  рек  да
Гольфстрима. И американская  якорная  "Кэптор"  с  самонаводящейся  торпедой
уступает нашей по силе взрыва семикратно, а  использующаяся  в  ней  обычная
торпеда Мк 46 при попадании отнюдь не гарантирует  потопление  наших  весьма
живучих лодок. Мы могли завалить нашими минами попроще почти все мелководное
Средиземное море, сделав его непроходимым для Шестого флота США (там же.)
   А в подводной войне  мы  и  сами  были  доками.  Американская  аппаратура
обнаружения лодок слепла и глохла в арктических районах, в местах  скопления
прибрежных   паковых   льдов.   Мощных,   многолетних,   сводящих   с    ума
слухачей-акустиков  грохотом  и  визжанием  трущихся  граней.  Звуки   порой
невыносимы - будто водят железом по стеклу или ножом по фарфоровой  тарелке.
А ведь мы сумели проложить маршруты вдоль берегов Гренландии, в местах  чуть
ли не вековых паковых льдов!
   2
   Нам трудно понять леденящий, пронизывающий до костей  ужас  Запада  перед
нами, русскими, перед нашей океанской силой.
   К 1985-му целые поколения  американцев  выросли  в  твердой  и  спокойной
уверенности: у нас - самый сильный флот в мире. Все самые сильные  авианосцы
мира - наши. А ужасные русские с их танковыми полчищами - где-то далеко,  за
огромным "водяным рвом" океана. Да, они знали о нацеленных  на  них  русских
ракетах. Но это было чемто далеким. Некой вероятной  возможностью.  Как  для
солдата - патрон в обоймах чужой армии - в сотнях верст  по  другую  сторону
границы.
   Но  теперь  дуло  смотрело  им  прямо  в  лицо.  "Дуло"  в  виде  ударных
военно-морских соединений СССР. Черный "зрачок"  ствола,  глядящий  прямо  в
глаза, навевал смертельный страх.
   США оказались перед необходимостью снова наращивать  свои  морские  силы.
Пустив по ветру американскую экономику. Ибо гонка вооружений  в  этой  сфере
становилась для них неподъемной. Ибо АПЛ США последнего поколения "Си  Вулф"
водоизмещением в 9  тысяч  тонн  стоила  им  2  миллиарда  долларов  каждая.
Чересчур много даже для богатой  Америки.  И  содержание  полутора  десятков
суперавианосцев пожирало ежегодно до 3 миллиардов. Появление  же  нескольких
таких  кораблей  у  нас  заставило  бы  строить  в   полтора   раза   больше
американских. Каждый же новый гигант типа "Нимитц" обходился американцам  (в
1988 году) в 6 миллиардов 235 миллионов долларов.
   Каждая новая АПЛ типа "Огайо" - в 2,5  миллиарда.  Каждый  новый  крейсер
типа  "Тикондерога"  -  в  4  миллиарда  127  миллионов.  Каждая   установка
скорострелок "Фаланкс" - в 28 миллионов.
   В погоне за сокращением расходов  американцы  прекратили  к  началу  70-х
строительство крейсеров, стали делать фрегаты типа "Оливер  Х.Перри"  -  без
резервирования основных систем, с  одновальной  двигательной  установкой,  с
одноэшелонным размещением оружия. Они выдыхались на глазах.
   Они были на грани краха. Или  капитуляции,  принятия  наших  условий.  Но
оказалось достаточным потратить денег меньше, чем  на  десяток  "Фаланксов",
поддержав картавое стадо "российских демократов", чтобы повергнуть  во  прах
усилия десятков поколений русских. Для этого оказалось достаточным  посадить
в Кремле сначала Горбачева, а потом Ельцина. Придав им "силы реформаторов" в
виде Чубайса, Лившица, Уринсона...
   3
   К  концу  70-х  Империя  выдвинула   национальную   доктрину   океанского
господства. В 1979-м вышла  из  печати  "Морская  мощь  государства",  книга
главкома ВМФ СССР Сергея Горшкова. Ставшая  бестселлером  на  Западе.  Автор
этих строк купил ее, когда ему было тринадцать  лет.  Выкроив  четыре  рубля
шестьдесят копеек из денег на школьные завтраки.
   Горшков отчеканил железные правила сохранения морского могущества. Первое
- держава должна иметь не только военные эскадры, но и мощный торговый флот.
Второе - рядом должен быть сильный  рыбопромысловый  флот.  Третье  -  нужно
иметь большой океанографический  флот.  Четвертое  -  свою  судостроительную
индустрию.
   К 1985 году мы имели все эти составные. Все! И под флагом  СССР  в  конце
70-х ходили суда валовой вместимостью в 20,8 миллионов тонн, тогда  как  под
звездно-полосатым полотнищем плавали всего 13,76 миллионов. Империя занимала
седьмое место в мире, США - восьмое.
   Наш торгово-промысловый флот рос бурными темпами. Мы  могли  зарабатывать
сотни миллионов долларов на мировых грузоперевозках. Мы пополняли свою  мощь
судами - контейнеровозами, танкерами, кораблями  с  горизонтальным  способом
погрузки. Разворачивали суперпроект "эскадры" контейнеровозов серии "Дунай -
море". У нас было 17 пароходств.
   Мы строили лихтеровозы - грузовые суда, несущие  лихтеры  -  мелкосидящие
баржи. В мирное время они дешево и  быстро  могут  перебрасывать  грузы,  не
завися от оборудованных портов. А в  случае  чего  -  становятся  десантными
кораблями. У Клэнси в "Красном шторме" именно на  лихтеровозе  мы  внезапным
наскоком захватываем стратегический пункт Атлантики - Исландию.
   А что ныне? Ныне все растащено по "суверенитетам", ржавеет и стареет.  Из
17 пароходств потеряно десять. Дунайское, Черноморское, Азовское, Литовское,
Латвийское и Эстонское, Грузинское,  Каспийско-Иранское  и  Среднеазиатское.
Более 10 миллионов тонн валовой вместимости. Утрачены  порты  Либавы-Лиепаи,
Клайпеды и Таллинна, Одессы и Мариуполя, Баку и Батуми. Такого не было  даже
в  страшные,  унизительные  для  русских  1918-1922   годы.   Единым   махом
кремлевские реформаторы отсекли все, что завоевывалось веками.
   Военный  флот  сократился  на  две  трети.  А  на  экране  телевизора   -
полумертвое  тело  с  несвязной  и  вязкой,  как  рвота,   речью.   Пугающее
американского вице-президента с  ливрейным  лакеем.  Монстр-убийца  державы.
Безальтернативный гарант демократии.  Верховный  демократор  субпассионарной
нечисти. "Закрыватель" морей и океанов.  Он  поздравляет  нас  с  300-летием
нашего флота! А в Москве два идиота воздвигают пучеглазое  чучело  ростом  с
портовый кран  и  всаживают  в  него  60  миллионов  долларов,  называя  сие
монументом Петру Первому якобы в честь трех веков русского флота. Хотя в это
же самое время у причальных стенок погибают от  ржавчины  последние  морские
силы Державы, и нищие морские офицеры не знают, чем кормить свои  семьи.  Да
может ли быть большее издевательство над русским флотом?
   Всего лишь кучки мерзавцев у власти оказалось  довольно,  чтобы  взорвать
все опоры нашего морского могущества. То,  что  унаследовал  разваливающийся
"обрубок" великой страны, РФ - стареет и ветшает день ото дня. Новые суда не
строятся. А те, что есть - переходят под флаги Мальты  или  Либерии.  Страна
вынуждена нанимать для перевозок суда Запада, отдавая этому  кровососу-пауку
сотни миллионов долларов ежегодно...
   США свято хранят принципы своей морской мощи. По закону 1936 года  платят
субсидии из казны судовладельцам. Закон гласит: США  не  должны  попадать  в
зависимость  от  иностранных  судовладельцев   и   верфей.   Страна   должна
располагать транспортным флотом из судов, построенных в  США,  принадлежащих
американцам и укомплектованных экипажами из граждан США.
   4
   Когда мне становится уж совсем тошно, я беру  с  полки  одну  из  книг  и
погружаюсь в иные времена, в иные энергии.
   "Он   ходил   в   Средиземное   море   на   кораблях    Пятой    эскадры,
противодействующей Шестому американскому флоту.  В  зеленой  воде  двигались
серые стальные корпуса. Прозрачная радуга залетала  на  мостик  сигнальщика.
Жарко дышала Сахара. За кормой в горячем тумане скрывались пирамиды  Египта.
По правому борту, за трубами глубинного бомбомета, лежала погребенная  Троя.
Зенитно-ракетный комплекс был нацелен на Парфенон. Под  килем  эхолот  щупал
дно с затонувшими галеонами. Антенны локаторов посылали  невесомые  вихри  к
Вифлеему. И повсюду на зеленой воде, в туманном  небе,  в  глубинах  моря  -
двигался заостренный металл. Летели  самолеты,  скользили  подводные  лодки,
туманились корабли. Борьба на стыке трех континентов  удерживала  равновесие
мира.  И  он,  аналитик,  изучал  военный  конфликт  как  часть   глобальной
стратегии. Авианосец "Дуайт  Эйзенхауэр"  покинул  порт  Сиракузы,  туманной
горой стоял на горизонте.
   ...Между  Италией  и  Грецией  в  узком  бассейне   двигались   подводные
стартплощадки, откуда в первые минуты  войны  уйдут  ракеты  к  Севастополю,
Донецку и Киеву. Лодка, на которой он находился,  прочесывала  море,  щупала
гидролокатором глубь, стараясь засечь тяжелую  тушу  "Стратега".  Он  жил  с
моряками в тесном отсеке, где сумрачно горела лампа, пахло горьким  машинным
маслом, и от мерного рокота двигателя, от туманного  желтоватого  света  все
время хотелось спать. Он часами дремал, чувствуя, как тело его,  заключенное
в капсулу, скользит в подводных течениях, подвешенное  среди  зыбких  слоев.
Где-то наверху, в ослепительном солнце, по зеленым волнам плыли  белоснежные
корабли, розовели приморские города/круглились античные цирки...
   ... В отсеке акустика, среди циферблатов и индикаторов, нацепив наушники,
он слушал звуки моря. Рокот винтов  проплывавшего  на  поверхности  танкера.
Скрип и курлыканье рыбьего косяка. Бульканья, гулы подводных скал и хребтов.
И однажды, среди переливов и шелестов, исходивших из огромной  перламутровой
ракушки моря, донесся жесткий металлический скрежет,  похожий  на  царапанье
стали. Лодка вошла в контакт с  тяжелой  субмариной  противника.  Звенела  в
отсеках тревога. Клубками проносились матросы. Лодка меняла курс.  Командиры
наводили оружие. Аппараты с остриями торпед разворачивались в сторону  цели.
Сквозь клепаный корпус, толщу морской воды он чувствовал, видел -  медленно,
мощно скользит громада "Стратега",  проносит  в  своем  чреве  груз  тяжелых
ракет, излучает в пространство мерцание звука, волны  тепла,  едва  уловимый
шлейф радиации.
   Шли  учения  у  сирийского  побережья.  Два   "противолодочника"   гоняли
подводную  лодку.  Резко  меняли  курс.  Долбили   дно   эхолотами.   Шарили
гидролокаторами. Лодка ускользала, пыталась уйти от погони, а  ее  загоняли,
травили среди солнца, песка, зеленых волн. С севера по воздушным  коридорам,
проложенным над  Балканами,  прилетели  противолодочные  самолеты.  Огромно,
мощно, жужжа винтами, проносили над  мачтой  красные  звезды,  белый  пузырь
радара. Выбрасывали буи, охватывая  лодку  зримой  сетью,  как  волка  цепью
флажков. Он  стоял  на  мостике  сигнальщика,  у  бронированной  рубки,  где
масляной краской были начертаны контуры чужих кораблей, и сигнальщик, худой,
синеглазый, среди ветра и радужных брызг подносил к глазам тяжелый  бинокль,
искал среди лучей и сверканий черточку чужого  фрегата.  И  такая  внезапная
нежность и боль к  худому  юнцу  в  линялом  бушлате,  к  его  огрубелым,  в
царапинах и цыпках рукам, к его юношеской шее, к его  жизни,  вовлеченной  в
грозную борьбу машин, прицелов, оружейных систем. Молитва о нем, чтобы вышел
невредимым из этой борьбы, вернулся из зеленого взвара чужого горячего  моря
к прохладной росе, к свежей траве, к деревенской избе,  где  мать  поджидает
его среди огородных грядок. Так и стоял с этой болью, пропускал  над  мачтой
грохочущий крест самолета.
   Сторожевик нес дозор у побережья Израиля.  Следил  локатором  за  полетом
боевой авиации. Израиль поднимал эскадрильи,  проводил  на  сверхнизких  над
морем,  разворачивал  к  побережью  Ливана   и   внезапным   ударом   громил
расположения сирийских войск в долине Бекаа,  палестинские  отряды,  опорные
пункты ливанцев. Зенитно-ракетные полки, охранявшие подступ к Бейруту,  были
бессильны отразить нападение. Их радары не  захватывали  низколетящие  цели.
Сторожевик на море отчетливо просматривал побережье севернее Хайфы,  отмечал
скольжение  морских  и  воздушных  целей,  направлял  информацию  зенитчикам
побережья. Ночью в рубке штурмана он следил за мерным вращением зеленоватого
луча, поджидавшего на экране редкие капли целей. Радар над мачтой  шевелился
в туманных звездах, вычерчивал из  пространств  отражения  прибрежных  скал,
сонных лодок, одиноко взлетавшего "Боинга". Над долиной Бекаа, над оливками,
над окопами, над воронками снарядов и бомб переливались разноцветные звезды.
И мысли его были об уснувших, утомленных войной бойцах, о неведомых холмах и
дорогах, по которым тысячи лет двигались войска, караваны, плененные народы.
В древних могилах таился прах святых и пророков, и Христос на  белой  ослице
въезжает в заповедный Град, шумит толпа,  стелит  под  ноги  ослице  красные
ковры и покровы, серебром звенит бубенец, и где-то в каменистой  земле,  под
дерном  иссохших  трав,  лежат  ослиные  кости,  темнеет  комочек  умолкшего
серебра. Он вышел из душной рубки. Стоял на мостике под сетчатым  сплетением
антенн, среди зеленых  и  розовых  звезд.  Пахло  морем,  железом,  чернела,
переливаясь вода, и внезапно  по  небу,  в  прозрачном  свечении  пронеслось
небесное диво,  крылатый  таинственный  Ангел,  пропустивший  свое  оперение
сквозь колючую мачту, орудийные стволы и ракеты. Стоя на мостике, он  ощутил
чуть слышное дуновение крыл. Не знал, что это было. Кто  возник  над  морем,
излетев из Святой земли. Не оставив отметку на млечном экране радара.
   Американский корабль-док с  контингентом  морской  пехоты,  с  десантными
катерами в трюме, с эскадрильей штурмовых вертолетов  занимался  тактикой  у
берегов Ливана. В ночных полетах  участвовали  стремительные  вертолеты  "Си
найт", тяжелые фургоны Сикорского  "Си-сталион".  Он  следил  в  бинокль  за
пульсирующим  габаритным  огнем,   косо   летящем   на   мачтой.   Доносился
металлический гул, удалялся. Пульсирующая красная ягода замедляла  движение,
повисла в пространстве,  медленно  опускалась.  Над  палубой  дока  вспыхнул
аметистовый сноп, в нем скользило тело боевой машины. Сквозь пространство он
угадывал медленное движение вертолета по клепаной палубе, усталость пилотов,
проблеск стальных лопастей...
   На малом сторожевом корабле они ходили за авианосцем "Саратога". Шли  бои
в Ливане. Махина авианосца, покинув Неаполь, выдвигалась в  восточную  часть
Средиземного моря, в район конфликта. В раскаленной долине  катили  броневые
колонны, горели селения, пылила пехота. А здесь, в зеленой воде  с  туманным
горячим солнцем, двигалась дымно-железная,  похожая  на  вулкан  громада,  и
малый корабль скользил за ней по пятам.  Следил,  не  начнется  ли  массовый
взлет авиации, не сорвутся ли с палубы эскадрильи "Фантомов". Устремятся  на
север - к Севастополю, военным заводам Украины, к угольным шахтам  Донбасса.
И  тогда,  не  давая  развернуться  атаке,  оживет  вся   рассеянная   вдоль
африканского побережья советская Пятая эскадра. Атакует  американский  флот.
Лодки станут топить "Саратогу". Развернутся бои над морем. Эскадра,  погибая
в неравном скоротечном сражении, смягчит ядерный удар по  Союзу.  Сторожевик
неотступно шел  за  туманной  горой.  Разведчики  опускали  на  воду  катер,
приближались к авианосцу и сачком вычерпывали из моря падающие  с  авианосца
отбросы.  Обрывки  газет,  пузырьки,  очистки,  раскисшую  склизкую   дрянь,
набивали ею мешки, чтобы после выуживать из мусора информацию о  противнике.
Имена офицеров, почтовые счета, письма к домашним, подробности  корабельного
быта. Он стоял на  катере,  чувствуя  на  затылке  горячий  липкий  компресс
солнца, воды и соли, ощущал зыбкое колебание днища.  Глаза  его  следили  за
расплывчатым громадным сгустком железа. И - внезапное  наваждение.  Тепловой
удар среди едкой изумрудной воды. Вылетают из глубин ртутные тайфуны ракет в
шлейфах огня и пены. Пожары горящих кораблей. Рулеты и карусели  бьющихся  в
небесах эскадрилий. Белый взрыв авианосца, разбрызгивающий осколки  и  капли
самолетов. Кипяток Средиземного моря, в  котором  вываривается  живое  мясо,
ал