Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   Политика
      Зиновьев Александр. Нашей юности полет -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  -
были самые примитивные: мальчик на побегушках, уборка мусора, чистка машин начальства. Зарплата -- мизер. Койка в общежитии. В нашей комна-те жило двадцать человек. Койки были двухэтажные. Моя койка -- у самой двери, рядом -- уборная. И холод. Я стремился приспособиться к коллективу. Научился ру-гаться матом, пить самогон и денатурат, играть в карты, драться. Но мое образование и культура так или иначе давали себя знать. Я получил кличку Студент. Коллектив следил за каждым моим шагом. Я чувствовал недоверие к себе. Стукачи вызывали меня на откровенность. Ком-сорг питал ко мне антипатию: я однажды неосторожно посмеялся над ним. Комсорг высказал парторгу подозре-ния насчет меня. Парторг посоветовал покопаться в моем прошлом. Мне еще не было восемнадцати, а я, оказыва-ется, уже имел прошлое. И коллектив должен был его разоблачить. Но комсорг не успел разоблачить меня: потребовалось выделить от учреждения несколько "добровольцев" на от-даленную сибирскую стройку. Меня, естественно, вклю-чили в их число. В первую же ночь я сбежал из эшелона. ЛЮБОВЬ В те времена еще встречалось явление, называемое в старой литературе словами "первая любовь". Это сей-час люди втягиваются в жизнь так, что как-то незамет-но минуют это мучительное и вместе с тем сладостное состояние. Я жил в ту страшную эпоху и испытывал первую любовь. После того бегства из эшелона я устроился работать на маленьком полустанке вдали от населенных пунктов. На полустанке было два домика и сарай. В сарае жили мы -- рабочие. Рабочие все, кроме меня, были женщи-нами. Мне они казались старухами, хотя самой старшей из них не было и сорока. Я спал, разумеется, отдельно -- в углу, где сваливали орудия труда. Спали на соломе, покрытой тряпьем. У меня и тряпья своего не было. Бабы одолжили мне какую-то вонючую вшивую рвань. В одном из домиков жил командовавший нами брига-дир с семьей. В другом -- начальник полустанка с се-мьей. У начальника была старая, измученная заботами жена и пятеро детей. Старшая дочь была моего возрас-та. Она и стала моей первой любовью. Не могу сказать, была она красива или нет. Для меня такой проблемы тогда вообще не было. Было чистое и неодолимое чувство, отодвигающее в сторону все прочие критерии. Это тоже было характерно для той эпохи. Мы сначала влюблялись, причем раз -- и навсегда, и лишь потом разглядывали, в кого именно мы влюблялись. А я свою первую любовь даже разглядеть не успел: пришлось снова убегать. Наша любовь была любовью в самом высшем и чис-том смысле. Мы сидели на бревнах или гуляли по окре-стностям до рассвета, не прикасаясь друг к другу даже руками. Для меня было достаточно одного только того, что она рядом со мной. Это -- тоже черта той эпохи. Мы телами обнаженными Не касалися друг друга. Даже с собственными женами Говорили: "друг", "подруга". Мы говорили о будущем, но не о нашем лично, а о бу-дущем всей страны, всего народа. Оно нам представля-лось сказочно прекрасным. Все люди будут иметь свою отдельную койку с чисты-ми простынями, фантазировали мы. Все будут получать трехразовое питание. Одежда будет чистая и без заплат. Каждую неделю будут показывать кинофильм... Короче говоря, мы мечтали как о сказочном богатстве о том, что потом стало будничным явлением убогой советской жиз-ни. Поразительно, обретя некоторый минимум житейс-ких благ, который нам казался верхом мечтаний, советс-кие люди утратили надежды на райское будущее. Лишь много лет спустя я понял, что это есть общее правило общественной психологии: рост благополучия порожда-ет рост недовольства своим положением и неверие в бу-дущее общество изобилия. Именно улучшение жизни в послевоенное время убило идеологическую сказку ком-мунизма, а не чудовищная бедность тех лет. Наша взаимная любовь казалась настолько сильной, что я решил полностью довериться своей невесте и рас-сказать ей о своих злоключениях. Я так и сделал. Она ничего не сказала. Мы посидели еще немного и разош-лись. А утром чуть свет явились пьяный бригадир и пья-ный же начальник. Они избили меня. Сунули в подпол, где хранилась зимой картошка. Начальник сообщил обо мне на ближайшую станцию. Там обещали прислать че-ловека за мной. Но мне повезло: жена начальника выпу-стила меня, сунула краюху хлеба, сказала: "Беги!" Я вско-чил на товарный поезд, замедливший ход, и покинул свою первую любовь, так и не коснувшись ее рукою. Где она теперь? Что с ней стало? БЕЗЫСХОДНОСТЬ Во время своих скитаний я встречал десятки людей, вступавших в конфликт с обществом и законом. Они ухитрялись годами жить припеваючи. Но во мне было что-то такое, что сразу настораживало окружающих, -- во мне сразу замечали чужого. Однажды я устроился работать в артель, которая была прикрытием для шайки жуликов и бандитов. Работал я вполне добросовестно. Через неделю меня позвал глава банды (заведующий ар-телью), дал немного денег и велел убираться подальше. "Тебя все равно найдут, -- сказал он, -- а заодно и нам пришьют политику". А ведь я ни словом не обмолвил-ся о "политике". Отчаявшись уйти от преследования, я вернулся до-мой -- туда, где жил и учился ранее и где был "пропи-сан". Это был инстинктивно правильный шаг: именно там меня не искали. Вскоре я ушел добровольцем в ар-мию. Ушел не от преследования -- я решил больше не скрываться, -- а от голода и грязи. И от одиночества. Мне и на сей раз повезло. Сразу же после подписания договора о ненападении с Германией страна стала гото-виться к войне с Германией. В армию призвали выпуск-ников средних школ и техникумов, студентов первых кур-сов институтов, выпускников институтов, не служивших ранее в армии, уголовников, осужденных на малые сроки или находившихся под судом. В военкомате, куда я обра-тился с просьбой взять в армию, все документы заполни-ли с моих слов, а паспорт сочли потерянным. В воинские части нас везли в товарных вагонах. Спа-ли мы на голых досках. Кормились непропеченным хле-бом и кашей. И это длилось чуть ли не целый месяц. На какой-то станции на Урале уголовники нашего вагона об-чистили винно-водочный магазин и устроили попойку, в которую "по доброте душевной" (т. е. за хлеб и кашу) во-влекли всех остальных. Мы упились, конечно, и потеря-ли контроль над собой. После похабных разговоров пе-решли на "политику". Один парень, обливаясь горючими слезами, признался, что он был стукачом в техникуме и что дал согласие быть стукачом здесь, в эшелоне. Он про-сил побить его и выбросить из вагона. Наступило гнету-щее молчание. При дележе каши и хлеба (этим занима-лись, конечно, уголовники) признавшийся стукач полу-чил удвоенную порцию. В конце пути стукач под большим секретом признался кому-то, что он наврал насчет свое-го стукачества, так как очень страдал от голода. Уголов-ники, узнав об этом, избили его до полусмерти и ночью выбросили из вагона на полном ходу. Начальству доло-жили, что он дезертировал. Мы помалкивали. Впереди была полная беспросветность. ЭПИТАФИЯ СТУКАЧУ При жизни он на всех стучал И мир покинул, не раскаясь. Что делать, коли жизнь такая: Донос -- начало всех начал. И вот в могиле он лежит. Ведь и стукач подвластен смерти. Хотите -- нет, хотите -- верьте: Он каждой клеточкой дрожит. Доступна всем наука та. А вдруг ему какой чистюля Вдогонку преподнес пилюлю: Донос на Небо накатал?! ПАМЯТЬ Однажды Он не пришел на условленную встречу. Пос-ле этого я Его уже никогда не встречал. Наступило оди-ночество. Я метался по городу в поисках людей. Но они все куда-то исчезли. Им было не до меня, у них были свои заботы. "Вернись, -- взывал я к прошлому, --- я пойду на любые муки, приму любую несправедливость, только вернись! Люди! Остановитесь! Опомнитесь! Не-ужели вы не видите, что вы теряете, от чего отрекае-тесь и что получаете взамен?! Неужели вы сменяете все-разрушающий и всесозидающий ураган истории на унылую трясину благополучия и безопасности?!" Но никто не слушал меня. Все спешили бежать назад. Им казалось, что они смело рвутся вперед, в атаку. А они в панике бежали назад. Если бы я мог грудью бросить-ся на сеющий панику и смерть пулемет времени, дать опомниться бегущим, заставить их остановиться и сно-ва ринуться вперед!.. Чтобы как-то одолеть одиночество, я решил описать мою ничтожную и великую, безобразную и прекрасную эпоху. И обнаружил, что сделать это невозможно. Вспо-минались только отдельные детали и эпизоды, а целое расплывалось в неопределенные эмоции. Ладно, решил я, начну с отдельных эпизодов и постепенно опишу це-лое. Другого же пути все равно нет?! Так я написал по-весть об одном эпизоде из своей жизни -- повесть о пре-дательстве. Но она меня почему-то не удовлетворила, и я ее уничтожил. Теперь, много лет спустя, я вижу, что пра-вильно сделал. Целое никогда не складывается из отдель-ных эпизодов. Оно лишь распадается на эпизоды, оста-ваясь при этом единым и неповторимым. Оно исчезает, оставив после себя, как развалины, отдельные эпизоды. И если хочешь его описать, бери его сразу и целиком, а не постепенно и по кусочкам. А как это сделать? Очень про-сто. Мне показалось, что это сказал Он. Я, обрадованный, оглянулся. Никого. Конечно, просто, согласился я. Забыть! Но попробуй забудь хотя бы этот день! Мороз под тридцать. На нас ботинки с обмотками, бывшие в упо-треблении, вытертые шинельки. Шапки. Но уши опус-кать нам запретили: надо закаляться. Мы учимся пре-одолевать штурмовую полосу. Это -- цепь препятствий, которые вроде бы должны быть на пути нашей насту-пающей армии в будущей войне, -- проволочные за-граждения, ров, забор, бревно... Мы должны научиться преодолевать эту полосу за несколько минут. Сейчас мы тратим времени раз в пять больше. Нас гоняют снова и снова. Мы выбиваемся из сил. И преодолеваем поло-су еще медленнее. Сержанты и старшина сердятся. Гро-зятся гонять нас целые сутки без перерыва, пока... -- Пока мы не протянем ноги, -- говорю я своему со-седу по нарам, с которым мы сдружились еще в эшело-не. -- Бессмысленное выматывание сил. Какой идиот это все выдумал?! -- Потише, -- говорит мой друг, -- а то услышит кто-нибудь, беды не оберешься. Знаешь новый лозунг: тяже-ло в ученье -- легко в бою? Вот они и стараются. Как говорится, заставь дурака Богу молиться, он рад лоб рас-шибить. -- Надо технику изучать, -- шепчу я, -- новые виды оружия. Новая война будет войной самолетов, танков, пушек, автоматов, а не штыков и шашек. -- Тише, -- шепчет Друг. -- Видишь, тот тип к нам приглядывается и прислушивается? Будь поосторожнее с ним. Не нравится он мне. Похоже, стукач. -- Плевать на стукачей, -- шепчу я. -- Сколько можно терпеть?! Мы же не враги. Мы же хотим как лучше! Мы же тоже о будущем завоеваний революции заботимся! -- Не наше дело знать, что лучше и что хуже, -- шеп-чет он. -- Замри! Видишь, к нам начальство направляет-ся? Вон тот маленький с красной толстой мордой -- особ-няк. Не советую попадаться ему на пути. Тут все перед ним трясутся, включая самого командира полка. Раздается команда сержанта. Мы снова один за дру-гим бросаемся преодолевать штурмовую полосу. Теперь мы стараемся: на нас смотрит высокое начальство. И мы преодолеваем ее за время, только вдвое боль-ше положенного. Потом нас построили. Командир роты сказал, что мы -- молодцы и что он благодарит нас за службу. "Служим Советскому Союзу!" -- рявкнули мы не очень громко и стройно. Командиры ушли. "Ничего, постепенно втянутся, -- донеслись до нас обрывки из разговора. -- Через пол-года настоящими бойцами будут". А после отбоя меня поднял дневальный. "Живо в штаб! -- шепнул он испу-ганно. -- В Особый отдел!" Но лучше я припомню кое-что из той самой повести. Я, конечно, не могу ее восстановить в том виде, как я ее тогда писал, -- все живые краски того времени исчезли навсегда, осталась лишь серая, однообразная схема. ПЕРИОД В этот период, как и во все предыдущие и последую-щие, страна жила напряженной и содержательной жиз-нью. Был совершен еще один рекордный перелет. Правда, перелет не удался и самолет упал в тайге, не долетев до цели тысячу километров. Но он упал дальше всех в мире, вписав тем самым новую славную страницу в героическую историю страны и покрыв себя неувядаемой славой. Был прорыт еще один километр канала. Была разоблачена еще одна группа врагов народа. Вождь внес очередной вклад в сокровищницу идей марксизма-ленинизма. МЕСТО Сибирь. Маленький поселок в трехстах километрах от ближайшего маленького городка. Не ищите этот городок на географических картах. Он возник совсем недавно и еще не достиг размеров, позволяющих быть отмеченным точкой на карте местного значения. Энский Краснозна-менный Туркестанский полк Энской дважды Краснозна-менной Тамбовской дивизии. Орден Красного Знамени лолк получил за участие в подавлении восстания тамбов-ских крестьян, а звание "Туркестанский" -- за участие в подавлении восстания туркестанских крестьян. ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ Главное действующее лицо описываемых событий -- старший лейтенант Егоров. Почему, спросите, какой-то ничтожный старший лейтенант удостоен такого внима-ния, что ему посвящается целая повесть? Да потому, что старший лейтенант Егоров есть не рядовой старший лей-тенант, каких полно в полку, а начальник Особого отде-ла полка, короче -- особняк. Ясно?! А полковой особняк Егоров заслуживает не какой-то коротенькой повестуш-ки, а, может быть, целого полновесного романа. Сомне-ваюсь, что кто-то рискнет оспаривать это утверждение. Старшему лейтенанту Егорову, вообще-то говоря, по возрасту, по срокам службы, по заслугам и по опыту дав-но следовало бы быть особняком дивизии. Но произош-ло чрезвычайное происшествие (чепе): из полка дезерти-ровал солдат. Солдат пропал бесследно. Скорее всего, его засосало в трясину или волки сожрали. Но дело не в этом, а в том, что хорошо налаженная система осведомителей не смогла вовремя распознать намерения дезертира и пре-дупредить чепе. Потом произошло другое чепе, которое, с одной стороны, ухудшило положение особняка Егоро-ва, а с другой -- немного улучшило. Происшествие вот какое. Солдат первого года службы пускал себе в глаза крошки грифеля химического карандаша, от чего зрение ухудшилось, и солдата уже собрались демобилизовать. Но Егорову пришла в голову идея исследовать поры кожи вокруг глаз. В порах обнаружили следы химического ка-рандаша. Солдата осудили на десять лет. Егорову сдела-ли замечание за то, что опять-таки не предупредил чепе. Но объявили благодарность за то, что разоблачил пре-ступника. И теперь Егорову во что бы то ни стало нуж-но было такое чепе, в котором он одновременно проявил бы себя в роли разоблачителя и профилактика. Только такое заранее предупрежденное и вместе с тем разобла-ченное чепе могло позволить Егорову получить очеред-ной чин капитана государственной безопасности и воз-выситься до особняка дивизии. И вот уже несколько месяцев Егоров ломал голову над этой проблемой. Он чувствовал, что ожидаемое новое пополнение полка, пол-ностью состоящее из ребят со средним образованием и даже с незаконченным высшим, даст ему этот шанс. Но сам этот шанс не придет. Его надо организовать. А это с "академиками" (как презрительно заранее называли но-вичков малограмотные сержанты, старшины и младшие офицеры) не так-то просто. Тут надо мозгами шевелить! СИСТЕМА ЕГОРОВА Старший лейтенант Егоров имел свою собственную систему осведомительства, которую он со временем со-бирался изложить в особой докладной записке вышесто-ящему начальству. Он рассчитывал заслужить за это по-ощрение и перебраться если не в самую Москву, то, во всяком случае, поближе к цивилизации. Вся его прошлая служба проходила на Дальнем Востоке, в Средней Азии, в Сибири. Хотя он ко всякой глуши уже давно привык, он все-таки мечтал вырваться из нее к свету, к культуре, к более сытной и комфортабельной жизни. Вот некоторые постулаты системы Егорова. Осведо-мители разделяются на явных и скрываемых в пропорции один к пяти. Это значит, что на одного осведомителя, от-носительно которого все знают, что он -- стукач, прихо-дится пять осведомителей, которых не так-то просто рас-познать. Тайных осведомителей целесообразно отбирать из военнослужащих, которые могут ходить на свидание с особняком, незаметно для окружающих или не вызывая у них подозрений. Таковы, например, участники самодея-тельности, спортсмены, почтальоны. Роль явных осведо-мителей -- отвлекать внимание от тайных и участвовать в нужных провокационных операциях. Сделать осведомите-ля явным очень просто. Для этого достаточно, например, пару раз вызвать его в Особый отдел прямо с занятий, а после его вызова вызвать того, на кого он принес до-нос. Явных осведомителей целесообразно выбирать сре-ди глупых военнослужащих, а тайных -- среди наиболее умных и образованных. Среди тайных осведомителей сле-дует иметь таких, которые пользуются уважением товари-щей и считаются критически настроенными. Это -- наи-более ценные кадры. Приобрести их труднее всего. Зато если удалось заиметь такого осведомителя, можешь спать спокойно. Он работает за десятерых и сам предвидит все возможные чепе. Правда, он склонен обычно к фантазии. Но этот недостаток легко исправим. Те два неприятных чепе произошли потому, что такой осведомитель (он был единственным в роте) демобилизовался, отслужив свой срок, а нового на его место не удалось найти до сих пор. Егоров в этом отношении возлагал большие надежды на ожидаемое пополнение из "академиков". Егоров по опыту знал, что ни в коем случае нельзя обычного тайного стукача превращать в такого критичес-ки настроенного индивида. Критическая настроенность должна быть естественной. Ее нельзя сыграть. Товарищи сразу замечают подделку, и агент превращается в явного стукача. Он не раз проделывал этот эксперимент. И каж-дый раз терпел фиаско. ПСЕВДОНИМЫ Егоров любил русскую историю и русскую литерату-ру. И из них выбирал клички для своих осведомителей: Иван Грозный, Малюта Скуратов, Князь Пожарский, Распутин, Декабрист, Радищев, Онегин, Печорин, Але-ко, Мцыри, Каштанка, Карамазов -- вот, к примеру, перечень кличек. Поскольку годы шли, Иваны Гроз-ные, Скуратовы, Пожарские, Онегины и прочие демо-билизовывались и на их место приходили новые агенты, приходилось выкапывать из русской истории и литера-туры новые имена: повторение кличек вносило бы пу-таницу в "документацию", которую Егоров тщатель-но хранил с первых дней своей службы. Потому Егоров вынужден был все более тщательно изучать русскую ис-торию и литературу. И продвинулся в этом настолько далеко, что почувствовал превосходство над своими со-служивцами. Это усилило его стремление вырваться из сибирской глуши к свету европейской цивилизации. Сейчас Егоров ломал голову над кличками для буду-щих агентов из "академиков". Задача не такая уж про-стая -- требовалось более десяти известных имен из до-революционной истории России и русской литературы. У него было мель

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору