тброшено лишь
то, что  было связано с процессом строительства, с исто-рическими условиями,
с неопытностью, с наследием ре-волюции и прошлого... Что считать сталинизмом
-- то, что осталось, или то, что отброшено? Есть пробле-мы словесные. И есть
проблемы существенные, а имен-но: проблемы  понимания  эпохи и  ее продукта,
причем всестороннего  понимания.  И без поверхностных анало-гий.  Фашизм  --
явление мимолетное и бесперспектив-ное. Коммунизм приходит на века.
     Для  меня сталинизм  есть  целая эпоха,  а  не  только  форма власти  и
управления. Вот вам еще один аспект этой  эпохи, о котором никто  ничего  не
говорит.  В   это  время  начала  складываться  новая  социальная  структура
общества, новые формы неравенства. Сталинизм был  попыткой  остановить  этот
неумолимый  процесс.  Отсю-да  --  особо  жестокие   репрессии  в  отношении
предста-вителей   нарождающихся   господствующих   классов.   Не-способность
остановить  этот  процесс -- вот основная причина поражения  сталинизма  как
формы власти и ухо-да его со сцены истории.
     Посмотрите,  что происходило! Сталин  и его  сообщни-ки  при  поддержке
определенных кругов населения  раз-громили  "ленинскую гвардию", т.  е.  тех
деятелей рево-люции и  те слои населения, которые были активными участниками
революции и Гражданской  войны.  Таким образом,  сталинисты  действовали как
контрреволюцио-неры -- они остановили революционный период. Но, при-ступив к
мирному строительству,  они сами выступили одновременно и  как носители духа
революции.
     Или  возьмите,  к  примеру,  коллективизацию.  Чего  только  о  ней  не
наговорили! Ошибка!  Преступление! Бессмысленная  жестокость!.. И ни слова о
ее великой исто-рической роли. Я-то это  пережил. Да и ты тоже. Мы-то знаем,
что это такое было. Недавно прочитал я  статейку. Автор поступает так. Берет
продукцию с  приусадебных участков, находящихся  в частном владении, и делит
на  общую  их  площадь. Затем  берет продукцию  колхозов и делит на  площадь
колхозных земель.  И естественно,  по-лучает,  что первая  цифра превосходит
вторую, -- намек  на  то, что частное хозяйство продуктивнее  колхозного. Но
это  -- грубая ошибка. Надо полученные в обоих  слу-чаях  цифры разделить на
величины затрат  усилий  людей  соответственно  на приусадебных  участках  и
колхозных землях.  И тогда первая величина продуктивности  будет много  ниже
второй. Вот глубочайшая причина, почему теперь  крестьян  силой не заставишь
отказаться  от кол-хозов  и  вернуться  к  единоличному  хозяйству.  Сколько
миллионов  людей охотно бросило тупую и изнуритель-ную крестьянскую жизнь  и
ринулось в города и на строй-ки?! А ведь это -- тоже дело сталинизма!
     То было время великого (великое  --  не обязательно хорошо) социального
творчества. Многие исторические открытия делались на наших глазах. И мы сами
прини-мали в  них  участие  в  качестве материала  творчества  и в  качестве
творцов.  Интересное  это явление --  историчес-кое  творчество масс  людей.
Проходят годы, и ученые на-чинают ломать  голову над какими-то историческими
яв-лениями,  пытаясь  разгадать их тайну.  А  для  участников  этих  явлений
никаких тайн нет. Для них все очевидно. Все происходит на их глазах. Но зато
они  еще  не  знают  того, во что  со  временем вырастет  их  примитивное  и
не-приглядное начинание. Им неведомо  то, что их жалкое дело рождает великий
феномен  истории,  который  со  вре-менем станет таинственным для  мудрецов.
Впрочем, лишь для мудрецов. Чтобы эти мудрецы выглядели именно муд-рецами, а
не беспомощными идиотами.
     Вот возьмите эту форму рабского труда, которая при-обрела такой  размах
в Советском Союзе и стала необходи-мым элементом жизни, -- посылку миллионов
людей из  городов  в деревни, на стройки,  в  отдаленные  районы. Пропаганда
рассматривает ее как начало "подлинно коммунистического  отношения к труду",
как признак  будуще-го  райского  коммунизма. Я  согласен с тем,  что это --
при-знак коммунизма. Только уже наступившего. И далеко не  райского. Как эта
форма зародилась? Очень  просто. В ре-зультате  политики  коллективизации  и
индустриализации деревни опустели. А война вообще почти полностью ис-требила
деревенское  мужское население  --  деревенские  парни и  мужики погибали на
фронте  в  первую  очередь.  Они  были  на  самом низу  армейской  иерархии,
выпол-няли самую  опасную  и  самую  черновую  военную  работу.  Положение в
деревне  стало катастрофическим. И это  уг-рожало  катастрофой  всей стране.
Выход был один:  послать людей из  городов в деревни.  Так  и сделали. Часть
напра-вили насовсем. А основную массу -- на сезонные работы.
     Обратите внимание:  другого  выхода не было! Либо  гибель,  либо делать
таким-то  единственно  доступным   путем.  Вот  вам   одна  из  особенностей
исторического  творчества: необходимость.  Необходимость в  смысле на-сущной
потребности и возможности реализовать ее та-ким путем. История подобна реке:
она течет туда, куда можно течь. Она течет в "социальные" дыры. Она течет  в
силу  законов  тяготения.  А  когда опыт  удался, люди, от которых  зависела
судьба  масс народа и  страны, сделали определенные  выводы:  1)  можно  без
катастрофического  ущерба  для  экономики страны посылать миллионы лю-дей из
городов туда, куда  нужно;  2) можно  этих  людей использовать  как  дешевую
рабочую силу там, где  не хва-тает людей и  куда люди добровольно не поедут;
3)  это  даже  удобно,  так  как  эти  люди  нужны и в городах и  ими  можно
манипулировать   в  масштабах   государства;   4)  мож-но   эти  мероприятия
использовать как мощное средство коммунистического воспитания людей.


РЕАЛЬНОСТЬ И УТОПИЯ


     Эпоха  сталинизма  была  воплощением  в   жизнь   сказ-ки,  утопии.  Но
воплощение это  произошло в  такой фор-ме, что сказка  превратилась в объект
для насмешек.  И дело не в  том, что реальность  оказалась хуже сказки -- во
многом  она  оказалась лучше, -- а в том, что  жизнь пошла в  непредвиденном
направлении и сказка утратила смысл.
     Коммунистическая   утопия  создавалась  при   том   усло-вии,  что   не
принимались во  внимание  многие существен-ные  факторы  человеческой жизни:
распадение человече-ства на расы, нации, племена, страны и другие общности и
объединения; усложнение системы  хозяйства и  культу-ры; иерархия социальных
позиций; наличие всякого рода  соблазнов (вещи, слава, власть, развлечения);
возможно-сти делания карьеры и другие. Утопия предполагала лишь сравнительно
небольшие  объединения более  или менее  однородных  индивидов,  со скромным
трудовым бытом и с примитивным  разделением функций. Утопия создава-лась для
самых  низших слоев  населения  и самого низше-го  уровня организации  жизни
общества.
     Люди  верили  в  коммунистическую  утопию, не  подо-зревая  о том,  что
отвлекаются от упомянутых выше со-циальных факторов. В самом деле, почему бы
людям не заботиться друг о друге? Почему бы не жить в мире и дружбе?  Почему
бы  не распределять трудовые  усилия и  жизненные блага  по  справедливости?
Почему бы не  воз-давать  людям почести по  их  способностям,  достоинствам,
реальным заслугам? Почему бы...?  Почему бы...?  И абст-рактно рассуждая (т.
е-  не  принимая  во  внимание все те неустранимые  обстоятельства,  которые
объясняют, поче-му  все это невозможно или возможно в такой форме, ка-кая не
имеет ничего  общего  с  мечтой), все это вроде бы возможно.  Но абстрактная
возможность еще не есть воз-можность реальная.
     Коммунистическая утопия  осуществима в реальнос-ти лишь  в той  мере, в
какой упомянутые выше факто-ры отсутствуют в реальности. Но  для какого рода
чело-веческих объединений это возможно? Как много таких объединений?  Какова
их роль среди прочего человече-ства? А главное -- в каких масштабах, в какой
форме и  как долго  коммунистическая  утопия может просуще-ствовать  в таких
объединениях  реально?  В  нашей  стра-не экспериментов на  этот  счет  было
достаточно. Кое-что в них было удачным, кое-что -- нет. Кое-что вошло в нашу
нынешнюю жизнь.  Кое-что  исчезло как нежиз-неспособное. То, что у нас есть,
есть  результат поисков наиболее жизнеспособных вариантов организации жиз-ни
в условиях, предсказанных в утопии.


О ДИАЛЕКТИКЕ


     В России серьезно  отнеслись к диалектике.  И она прочно вошла  в  нашу
идеологию. И в  этом наше преиму-щество перед  Западом.  Западная  идеология
антидиалек-тична. Даже Германия, где диалектика была открыта,  от-вергла ее.
И  это было одной из слабостей германского способа мышления, одной из причин
поражения Герма-нии в войне. А Сталин был диалектик. Пусть  в прими-тивной и
карикатурной форме, но все-таки диалектик. Вот возьми сталинские репрессии в
отношении команд-ного состава Красной Армии. Общепринятое мнение:
     Сталин  ослабил армию, и это было причиной поражения в  начале войны. И
Гитлер,  помогая  Сталину  устранять  "лучших"  военачальников,  думал,  что
ослабляет советс-кую армию. Да, в какой-то мере это ослабило Красную Армию и
способствовало  поражениям  в  начале войны.  Но  только  ли  это?  И это ли
главное?  Мы-то  с тобой зна-ем,  каким  был командный состав нашей армии до
чист-ки. Не будь  чистки, мы не имели бы  таких поражений в начале войны, но
мы  проиграли  бы войну.  Сталин (ин-стинктивно  или  сознательно,  не  могу
судить) поступал  правильно, намереваясь обновить командный состав ар-мии. Я
ведь тоже был предназначен  для  этого  обновле-ния.  У нас целая  рота была
ребят со средним и  высшим  образованием, нас готовили в  офицеры. Сталин не
учел инерции огромного общества и не успел  провести  обнов-ление командного
состава армии до войны. Пришлось это делать в ходе войны. Но одно из условий
нашей по-беды  -- именно это обновление, т. е. повышение обра-зовательного и
интеллектуального уровня командного со-става. Вот тебе  классический  пример
диалектики.
     Все,  что сейчас  говорят  критики нашей  истории  и  на-шего общества,
пронизано чудовищной антидиалектичностью,  непростительной в наш век буйства
науки. Кста-ти, после Сталина  началось некоторое ослабление  диалектичности
нашей  идеологии.   Появились  бесчисленные  умники,  уличающие   Сталина  в
вульгаризации  марксиз-ма.  А  сами эти умники  занимаются  тем же, только в
по-токе безудержного словоблудия.


СОУЧАСТИЕ


     --  Великая  эпоха ушла  в прошлое, осужденная, но не понятая,твердил я
себе,  словно в  бреду. И  в бреду тоже. Я  прожил лучшую часть жизни в  эту
эпоху. В ней есть доля и моего участия. В нее вложена моя душа. Я не хочу ее
оправдывать  -- не  бывает преступных  эпох. Бы-вают  трагические  эпохи,  в
которые совершается много преступлений. Но трагедия не есть  преступление. Я
не хочу оправдываться сам -- совесть  моя  чиста. Я -- сын  своего  времени.
Верный  сын. Я работал до кровяных  мо-золей, заранее зная, что не получу за
свой  труд ничего.  Я  голодал.  Я  мерз. Меня  ели вши. Я постоянно  ожидал
ареста. Я добровольцем ходил в разведку. Я доброволь-цем  оставался прикрыть
отступающих товарищей. Я впе-реди роты шел в атаку. Я работал там, куда меня
посы-лали.  Я  делал  то,  что меня  заставляли. Меня обходили  наградами  и
чинами. Я никогда не жил в хорошей квар-тире, не носил красивых вещей, не ел
пищу и не пил вин, о которых  читал в книгах. Мой  опыт  в отношении жен-щин
достоин насмешки. Меня никто не  обманывал и не запугивал, я  делал все сам,
добровольно. Я никогда не верил  в марксистские сказки  о земном  рае. Знал,
что происходило в нашей реальности. И все же я рад, что жил в ту эпоху и жил
так, как  прожил.  Если  бы мне  пред-ложили  повторить  жизнь,  я бы выбрал
прожитую мною в ту эпоху жизнь из всех возможных.
     Великая эпоха  ушла в  прошлое, осужденная,  но  не  по-нятая.  Я  тоже
когда-то хотел принять участие в ее разоб-лачении  и осуждении.  Я  имел что
сказать.  Я  имел  мо-ральное право  на осуждение. Но вот  прошло время, и я
понял,  что  эта   эпоха  заслуживает  понимания.  И  защиты.Не  оправдания,
повторяю,  а  защиты. Защиты  от  поверх-ностности  и мелкости  осуждений. В
условиях, когда все спекулируют на разоблачениях эпохи и ее  продукта (т. е.
общества, которое сложилось  в эту эпоху), самый силь-ный и справедливый суд
есть защита. И я буду защищать тебя, породившая меня и рожденная мною эпоха!
     Сталинизм  вырос  не из насилия  надо  мною,  хотя я  был врагом  его и
сопротивлялся   ему,  а  из  моей   собственной  души   и  моих  собственных
добровольных  усилий. Я нена-видел то,  что  создавал. Но я жаждал создавать
именно  это.  Вот  загадка  феномена  сталинизма.   И  я  сам  хочу   в  ней
ра-зобраться.  Я  знаю, что мои  слова  иррациональны. Но  ведь человеческая
история вообще  иррациональна.  Рациональ-на только человеческая глупость  и
заблуждения. Я рассказал о своем смятенном состоянии Ему. --  Это нормально,
-- сказал Он.  -- Защитники ком-мунизма уже не способны  понять и тем  более
защитить сталинскую эпоху. Они  боятся скомпрометировать себя такой защитой.
Они  признали  эту  эпоху  черным прова-лом в светлой  истории коммунизма. И
никогда  не  при-знают  ее  единственным  ярким   пятном   в  серой  истории
коммунизма. Потому защищать эту эпоху придется нам, антисталинистам.


СТАЛИНИСТ И АНТИСТАЛИНИСТ


     Выражение  "сталинист"  весьма  неопределенно.   Этим  словом  называют
человека,   лично  преданного  Сталину,   активного   проводника  сталинской
политики,  представи-теля сталинской  эпохи, принимающего ее  идеологически,
руководителя  сталинского   периода...   Но   сталинист   --  это  также   и
социально-психологический тип, наиболее адек-ватный той эпохе. Такой человек
может  ненавидеть Ста-лина  и  его  банду,  может заниматься  антисталинской
про-пагандой,  но быть характерным представителем именно этой критикуемой им
эпохи. Сталинская  эпоха породила огромное  число  человеческих экземпляров,
гнуснее кото-рых  трудно вообразить себе что-либо. Но она  же породи-ла и их
антиподов,  т.  е.   людей  самоотверженных,  абсолютно  честных  и  чистых,
искренних,  готовых на  любые труд-ности и жертвы ради  своего народа,  ради
светлых идеалов коммунизма, ради  Партии и Вождя. Именно из таких на-стоящих
сталинистов выходили настоящие антисталини-сты. Их протест вызывала не  идея
нового  общества,  как   таковая,  а   ее  грубая  материальная  форма.  Они
психологи-чески не могли примириться  с  тем, что  Великая Револю-ция идет в
грязи  и  крови,  что несут  ее  негодяи и  ни-чтожества, недостойные  имени
человека.  Потому,  между  прочим,  мы  не  можем  принять  и  надвигающийся
"либе-рализм": он означает конец не только революции,  но и всех связанных с
нею  надежд  и иллюзий.  Нам нет  места в будущем. Мы -- дети прошлого.  Нам
остаются только вос-поминания и разъедающие душу сомнения.
     А Хрущев, между прочим, своим разоблачитель-ным докладом нанес огромный
ущерб   делу   коммунизма.  Ущерб  прежде   всего   психологический.   Нужны
десятиле-тия, чтобы кое-что восстановить в отношении  людей к идеям  и делам
коммунизма. Взрослых уже  не исправишь. Надо с новых  поколений начинать все
заново. С детей...  Мы суть характерный продукт революции -- ее самый лучший
и чистый продукт, но продукт  двойственный -- продукт легенды революции и ее
реальности. Мы  впита-ли  в  себя легенду революции, но  восстали против  ее
ре-альности.  И   теперь  мы  защищаем  не  Сталина  и  стали-низм,  а  наше
собственное участие в той эпохе.
     Мы -- люди коммунистического общества. И если бы нам пришлось выбирать,
где прожить жизнь, мы выбра-ли бы то  же наше общество в то  же самое время.
Мы бо-ролись против  этого общества, но  -- как члены  его. Мы продукт  его,
рожденный для борьбы с ним. Но в нем. И для него.
     Мы были врагами  этого  общества.  Но  почему?  По-тому что мы  и  есть
настоящие   коммунисты.   Мы   --   кол-лективисты.   Мы  были   готовы   на
самопожертвование  ради  коллектива.  Мы отдавали ему все силы и  чувства. И
именно потому, что мы -- идеальные члены этого об-щества, мы суть враги его.
     Мы в свое время выразили протест против  сталинизма, поскольку заметили
в  жизни нечто  такое,  что  не соответствовало  нашим  идеалам  революции и
представлениям об идеальном коммунизме.  Потом  мы изменили свое  пони-мание
революции  и  рожденного  ею  общества.  Но  уже  не  могли  изменить  своей
психологии.
     Ну а что дальше? В  послесталинском обществе, повто-ряю, нам места нет.
Нам вообще нет нигде места. Мы -- прошлое.


ВОЖДЬ И МАССЫ


     Считается, что Гитлер обладал гипнотическим воздей-ствием  на массы. Но
Сталин перед массами вообще  не появлялся и редко выступал  публично, а  его
"гипноти-ческое  воздействие"  было не меньше. Дело тут  не в не-коей личной
способности вождя, а  в самой массе --  в ее способности в данной ситуации к
"самогипнозу". Если масса  избрала кого-то  в качестве такого "гипнотизера",
последний может делать  что угодно  -- говорить,  молчать, вопить,  шептать,
шепелявить, говорить с акцентом... И все будет иметь эффект. Лишь постфактум
кажет-ся, что избранник сам пробился "вверх" и совратил  мас-су. На  деле же
его массы сами выталкивают на эту роль и вынуждают играть историческую роль.
Именно  роль. Именно  играть.  Он  становится  адекватным вытолкнув-шей  его
массе. Сталин был воплощенное "Мы".
     Есть определенные общие  правила  выталкивания лю-дей в вожди.  Одно из
этих  правил  на  первый  взгляд ка-жется фиктивным. Но оно на самом деле  в
высшей сте-пени действенно. Это -- презрение к людям. Сталин с самого начала
знал  цену  людям,  понимал, какая это мразь  -- народные  массы,  знал, что
разговоры  о  высо-ком  уровне  сознательности как  условии коммунизма  суть
вздор.  Сталин обращался  с людьми  адекватно  их  реаль-ной  ценности.  Его
репрессии принесли ему  больше бо-жеского почитания, чем ежегодные копеечные
сниже-ния цен на продукты  питания. Сталин знал,  кто мы, а мы знали, что он
это  знает. Мы в  глубине души  признавали адекватность происходящего  нашей
реальной  человечес-кой  натуре.   Странно,  но  это  было  наиболее  мощным
выраженном нашей  претензии возвыситься  до  божественно-го уровня. Мы  были
богами в своей ничтожности.  Най-ди объяснение этому факту, и ты поймешь все
остальное.


СИЛА УБЕЖДЕНИЯ


     -- Обратите внимание на пропаганду  сталинских вре-мен,  -- говорил Он.
-- Сейчас  она кажется  верхом идио-тизма. Теперь  все удивляются, как могла
такая пропаган-да кого-то в чем-то убедить. При этом забывают о том (а может
быть, не знают  об этом), что состояние убеж-денности и  дело убеждения суть
отношения между людь-ми. Хорошо убеждать того,  кто хочет быть убежденным  в
том, в  чем его убеждают. И тогда качество и форма убеждения не играют роли.
Лишь бы убеждение  соответ-ствовало  умонастроениям убеждаемых. В сталинское
вре-мя совпадение на этот счет было беспрецедентным. Если людей и обманывали
успешно, то прежде  всего благода-ря тому, что  люди хотели быть обманутыми.
Насильно никого  ни в  чем не  убедишь.  Убеждение в основе своей  есть дело
добровольное. Сила убеждения -- сила желания убеждаемых быть убежденными.


НЕНАВИСТЬ


     Если  бы ты знал, как я  Его ненавидел!  Но ненависть моя была какая-то
странная. Если бы Он сказал мне "Умри!", я бы умер. То же самое было со мной
в штраф-ном батальоне.  Наш политрук был жуткий дурак и редко-стная сволочь.
Сколько неприятностей  он мне причинил, страшно вспомнить. А в бою я прикрыл
его  своим телом. И вытащил с поля боя его,  тяжело раненного,  сам исте-кая
кровью. Ни на какую  награду я  не  рассчитывал.  Он не  знал,  кто спас ему
жизнь. А меня после госпиталя суну-ли в другую часть, тоже штрафную. Что это
такое? Страх  начальства? Желание  выслужиться?  Раболепство  и  холуй-ство?
Вздор!  Чисто  обывательское  объяснение  очень   глу-бокого  и   серьезного
человеческого качества: чувства коллективи