Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
-- тихо сказал он.
-- Зачем, например, начальнику милиции десять ваго-нов леса? -- спросил
я.
-- Он поставлен в такие же условия, что и ты, -- ска-зал собеседник. --
Ему эти вагоны надо отдать немедлен-но. Остальное -- завтра, послезавтра. И
лес будет.
Я тут же попросил соединить меня с начальником ми-лиции. Сказал ему,
что может забрать лес хоть сейчас. Он сказал, что я -- парень с головой,
назвал меня "хозяи-ном" и пригласил в гости, пообещав накормить и напо-ить
по-царски.
-- Что происходит, -- сказал я, положив телефонную .трубку. -- И это
коммунисты?!
-- Мы все -- коммунисты, -- напомнил о своем при-сутствии "Лес". -- А
происходит обычная жизнь. Легко быть "настоящим коммунистом", до изнеможения
копая землю или погружая дрова, как Павка Корчагин. А хо-чешь быть
коммунистом в наших условиях -- живи по законам этого общества: мошенничай,
обманывай, наси-луй, доноси, выкручивайся. Иначе ничего не сделаешь. Даю
тебе дружеский совет... Вижу, ты действительно па-рень с головой... Человек,
от которого зависит бетон, имеет большую семью, а живет в тесной комнатушке
в полуразвалившемся бараке. Пообещай ему квартиру, и он тебе что угодно
из-под земли выроет.
Всю ночь я не спал. Командиров стройки отпустил по домам. А сам думал и
думал. И надумал. Одни-ми приказами ничего не добьешься. Быть честным --
значит быть глупым. Это -- прямая дорога на тот свет. И дела не будет. Чуть
свет поехал к "Бетону". Я про-жил сам всю жизнь в жуткой тесноте. Но то, что
я уви-дел у "Бетона", ужаснуло даже меня.
-- Сначала решим твой квартирный вопрос, -- сказал я ему, -- а уж потом
будем говорить о деле.
Вся семья кинулась благодарить меня. Веришь ли, руки целовали. Я не
устоял и... Поверь, это не был расчет. Это был искренний порыв... И сказал
им следующее. Я оди-нок. Могу пока пожить и в общежитии. А им приказы-ваю
сегодня же после работы въезжать в мою квартиру. Вот записка к коменданту.
Они отказались наотрез. Тог-да я сказал: выбирай, либо въезжаешь в мою
квартиру, либо пойдешь под суд. И ушел не попрощавшись. Я был уверен в том,
что бетон будет. И он, как и лес, был.
Через несколько дней слух о моих действиях облетел весь район. Что
начало твориться, невозможно описать. На меня смотрели как на Бога. Будто Он
сам приехал в эту чудовищную глушь и дарует им обещанную райскую жизнь. А
рай земной они представляли очень просто:
хлеба вдоволь, немного сахару, по праздникам -- селед-ка, дров на зиму,
крыши не протекают, мануфактура... Первым делом я велел починить бараки и по
возможно-сти улучшить снабжение. В складах завалялись дешевые конфеты. Я
велел немедленно пустить их в продажу. Ве-лел особо нуждающимся многодетным
семьям выдать та-лоны на ситец. Сейчас все это звучит как анекдот и
насмешка. А тогда!.. Со всего района народ повалил в го-род. Стихийно возник
митинг. Я выступил с речью. Я потом никогда не говорил как в тот раз. Я
говорил им, что Партия и лично Он послали меня наладить здесь нормальные
условия жизни, достойные человека советс-кого общества. Я говорил им, что
враги народа в загово-ре с мировым империализмом пытались сорвать Великую
Стройку, спровоцировав в районе невыносимо тяжелую обстановку. Я призвал их
разоблачать замаскировавших-ся врагов и судить их открытым народным судом. Я
го-ворил и чувствовал, что эта народная армия будет под-чиняться моей воле и
что сражение за завершение Ве-ликой Стройки я выиграю.
Теперь скажи мне, в чем моя вина? Я лишь подчи-нился воле народа, лишь
выразил ее. Волюнтаризм ру-ководителей сталинского периода был лишь
персони-фикацией народной воли. Пойми, другого пути не было ни у кого. Не я,
так другой все равно был бы вынуж-ден пойти этим путем. Это на бумаге и в
уютном каби-нете вдали от реальной жизни легко выдумывать кра-сивые планы. В
реальном житейском болоте было не до красоты, не до справедливости, не до
нравственности. Наша жестокость, безнравственность, демагогия и про-чие
общеизвестные отрицательные качества были мак-симально нравственными с
исторической точки зрения, с точки зрения выживания многомиллионных масс
на-селения.
Я спросил его, насколько важной была та Великая Стройка, оправданны ли
жертвы.
-- Стройка была пустяковая, -- сказал он, -- даже бес-смысленная с
экономической и иной практической точ-ки зрения. Но именно в этом был ее
великий историчес-кий смысл. Она была прежде всего формой организации жизни
людей и лишь во вторую очередь явлением в эко-номике, в индустрии.
Я спросил затем, много ли народу было репрессиро-вано после той его
замечательной речи.
-- Сравнительно немного, -- сказал он, -- всего тысяч десять. Но для
самых тяжелых работ на стройке этого было достаточно. В других местах
руководители поступали куда более круто. И в районе все понимали, что я
добрее про-чих. И любили меня. Бога молили за то, чтобы я подольше
продержался.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД
-- Возьмем любое, казалось бы, бессмысленное ме-роприятие тех времен,
-- говорит он, -- и я вам по-кажу, что оно оправдало себя, несмотря ни на
какие потери. Вот мы строили завод. Экономически и техни-чески стройка
оказалась нелепой. Ее законсервировали и потом о ней забыли совсем. Но это
был грандиоз-ный опыт на преодоление трудностей, на организацию больших масс
людей в целое, на руководство. Сколько людей приобрело рабочие профессии!
Многие стали вы-.сокбквалифицированными мастерами. Сколько инжене-ров и
техников! А ликвидация безграмотности многих .тысяч людей! И уроки, уроки,
уроки. Знаете, как нам все это пригодилось в войну? Не будь такого опыта,
мы, может быть, не выиграли бы войну. Какое руковод-ство без такого опыта
рискнуло бы эвакуировать завод, имеющий военное значение, прямо в безлюдную
степь? И через несколько дней завод стал давать продукцию, важную для
фронта! Буквально через несколько дней! Что же -- все это не в счет?!
Игнорировать это -- не-справедливо по отношению к людям той эпохи и
исто-рически ложно.
ВЛАСТЬ НАРОДА
-- Сталинский период, -- говорит Сталинист, -- был периодом подлинного
народовластия, был вершиной на-родовластия. Если вы не поймете эту
фундаментальную истину, вы ничего не поймете в этой эпохе. Это было
на-родовластие в том смысле, что подавляющее большин-ство руководящих постов
с самого низа до самого верха заняли выходцы из низших слоев населения. Это
-- об-щеизвестный факт, на который теперь почему-то перестали обращать
внимание. А это -- миллионы людей. И каким бы тяжелым ни было их положение,
они имели ту или иную долю власти. И эта доля власти в тех усло-виях окупала
любые тяготы жизни. И риск. Власть сто-ила того, чтобы хотя бы на короткое
время ощутить ее, подержать ее в руках. Вам теперь не понять, каким ве-ликим
соблазном для людей была власть над своими со-братьями. И сейчас это большой
соблазн. Но сейчас это соблазн, поскольку власть несет улучшение
материаль-ных условий, большую защищенность, уверенность в бу-дущем. Тогда
эти спутники власти были на заднем пла-не, а то и вообще не имели силу.
Многие, наоборот, теряли бытовые удобства и подвергались большому рис-ку,
вступая в систему власти. Но остановить их уже не могла никакая сила. Был в
этом соблазне власти один элемент, который ослаб в нынешних условиях, но
котр-рый играл решающую роль тогда. Он становится ясным, если сказать о
другой черте народовластия.
Характерной чертой народовластия является то, что вышедший из народа
руководитель обращается в своей руководящей деятельности непосредственно к
самому народу, игнорируя официальный аппарат, но так, что тот остается в
тени и играет подчиненную роль. Для народ-ных масс этот аппарат
представляется как нечто враждеб-ное им и как помеха их вождю-руководителю.
Отсюда волюнтаристские методы руководства. Потому высший руководитель может
по своему произволу манипули-ровать чиновниками нижестоящего аппарата
официаль-ной власти, смещать их, арестовывать. Руководитель вы-глядел
народным вождем, революционным трибуном. Власть над людьми ощущалась
непосредственно, без вся-ких промежуточных звеньев и маскировок. Власть как
таковая, не связанная ничем. В тот период, когда на-чалась моя руководящая
деятельность, уже шла борь-ба между такой формой власти (сталинской формой,
на-родовластием) и официальной властью, представляемой армией чиновников
всех рангов в сотнях и тысячах уч-реждений всякого рода. Победа второй формы
над пер-вой была концом сталинизма. И я, прибыв в Н, ощутил всю мощь этой
второй формы власти. Но я еще успел захватить и кусочек сталинского типа
власти. Это был период компромисса, ибо без сталинских методов еще нельзя
было делать серьезные дела. Моя Великая Строй-ка была еще не по силам
нормально (с точки зрения послесталинского руководства) организованной
системе вла-сти. Я еще вел себя как народный вождь. И стоило мне бросить
клич, как в несколько часов все районное офи-циальное начальство было бы
перебито.
Но в этом мире все несет в себе самом свою гибель. Народовластие --
это, помимо всего прочего, есть еще и организация масс населения. Народ
должен быть опре-деленным образом организован, чтобы его вожди могли
руководить им по своей воле. Воля вождя -- ничто без соответствующей
подготовки и организации населения. Не буду тебя мучить объяснениями на этот
счет. Читай мои записки, там все это описано подробно. Я тебе сей-час
расскажу в качестве примера только о двух элемен-тах в организации
народовластия. Первый из них -- это всякого рода активисты, зачинатели,
инициаторы, удар-ники, герои... Масса людей в принципе пассивна. Что-бы
держать ее в напряжении и двигать в нужном направ-лении, в ней нужно
выделить сравнительно небольшую активную часть. Эту часть следует поощрять,
давать ей какие-то преимущества, передать ей фактическую власть над прочей
пассивной частью населения. И во всех уч-реждениях образовались
неофициальные группы активи-стов, которые фактически держали под своим
наблюде-нием и контролем всю жизнь коллектива и его членов. Они приобрели
чудовищную силу мафий. Они могли кого угодно "сожрать", включая высших
руководителей учреждений. Руководить учреждением без их поддержки было
практически невозможно. И руководитель неволь-но становился членом такой
неофициальной правящей мафии, вступая тем самым в конфликт с самим собою как
с народным вождем. Второй из упомянутых мною элементов народовластия --
система разоблачений врагов (обычно -- воображаемых), открытых и тайных
доносов, репрессий. Сейчас много критикуют тайное доноситель-ство в наше
время. Но открытое доносительство и разоблачительство было распространено
еще более, приносило еще больший эффект. Причем эти доносы и разобла-чения
не могли оставаться без последствий -- иначе они утратили бы силу. Эта
система доносительства и разоблачительства была естественной формой
проявления под-линно народной демократии. Это была самодеятельность масс,
поощряемая свыше, поскольку высшая власть была властью народной и стремилась
остаться ею. Эта сис-тема ослабла в теперешнее время, поскольку кончилась
эпоха расцвета народовластия. Ее ослабление означало ослабление
народовластия, ограничение его теперешней законной формой официальной
власти.
Вот вам пример презираемой вами диалектики: взяв власть в свои руки,
народ сам оказался в ловушке своего собственного народовластия, будучи
вынужден передать своим собратьям неограниченную власть над самим со-бой.
Ощутив на своей шкуре все ужасы своего собствен-ного народовластия, народ
отрекся от него так же доб-ровольно, как и ухватился за него добровольно
ранее... И это послужило основой ослабления и падения стали-низма. Так что,
молодой человек, если хотите найти и су-дить преступников сталинского
периода, судите прежде всего жертвы преступлений, ибо преступники и палачи
были рождены ими самими.
ПЕРЕЛОМ
-- А как вы себе представляете это "преодоление от-дельных ошибок
культа личности"? -- говорит он. -- Думаете, собрались партийные
руководители и при-няли решение отменить "культ"? Собирались. Решение
принимали. Но это -- результат, а не начало. Это сан-кционирование того, что
уже произошло. И для про-паганды, конечно. Думаете, прекратились массовые
репрессии, освободили и реабилитировали миллионы "политических"? Было и
такое. Но -- как следствие и как нечто второстепенное. Суть "преодоления
культа" куда глубже, сложнее и важнее. Превращение юноши во взрослого
мужчину есть перерождение всего организма, а не только изменение в голосе и
появление усов. Причем это превращение происходит с первого дня рожде-ния.
Лишь однажды, когда превращение уже произош-ло, юноша по некоторым
второстепенным признакам замечает, что он мужчина. Диалектика, молодой
чело-век, -- вещь очень серьезная, а не только предмет на-смешек для пошлых
остряков.
Я не теоретик, а практик. Но и я могу тебе назвать кое-что посерьезнее.
Я это испытал на своей шкуре, я с этим столкнулся сам лицом к лицу. Уверен,
будущие те-оретики откопают что-нибудь еще серьезнее. Во всяком случае, они
подойдут к делу диалектически, рассмотрят все важные стороны великого
процесса, причем в един-стве и взаимодействии. Я коснусь только трех
аспектов процесса: 1) системы власти и управления во всех клеточ-ках,
звеньях, тканях, районах общества; 2) системы хо-зяйства, экономики,
культуры, в общем -- организации всей жизни страны; 3) человеческого
материала. Наша система власти и управления... Я имею в виду не только
центральную власть, дальше которой ничего уже не ви-дят критики, а всю
систему власти сверху донизу... Эта система с самого рождения ее была
двойственной: с од-ной стороны, это было народовластие с системой вождей,
личной власти вождей, активистами, волюнтаризмом, при-зывами, насилием и
прочими атрибутами; а с другой сто-роны, это была система
партийно-государственной вла-сти с ее бюрократизмом, рутиной,
профессионализмом и прочими ее атрибутами. В сталинский период достиг
высочайшего уровня первый аспект власти. Но и второй развивался и набирал
силу. Шла постоянная борьба их. И даже в сталинские времена второй аспект
часто доми-нировал, доказывал свою в перспективе главенствующую роль.
Сталинские репрессии в некоторой мере выража-ли стремление народа помешать
превращению партийно-государственного рутинного и делового аппарата власти в
нового господина общества. Я был одним из последних руководителей
сталинского типа. Главное, с кем мне пришлось бороться, был не народ --
народ был еще по-слушен, -- а именно второй аспект нашей системы влас-ти и
управления. Меня сковырнули люди из этого аппа-рата. Правда, они еще
использовали сталинские методы сковыривания, но сделали-то это они. А я уже
был бес-силен применить к ним сталинские методы. Я уже не мог приказать
арестовать кого-то. Я уже должен был интри-говать в рамках
партийно-государственного аппарата, чтобы убрать тех, кто мне мешал. По
отношению к мас-сам народа я еще был вождь сталинского периода. Но по
отношению к новой системе власти я уже был подчинен-ный им чиновник,
зависящий в своей деятельности от них. Если бы я ценой невероятных ухищрений
не дер-жался сталинских методов, стройка не была бы заверше-на. Если бы
новый аппарат власти сумел полностью одо-леть сталинизм в это время, была бы
катастрофа. Всему свое время!
Возьмем теперь систему хозяйства и культуры страны. Сталинский тип
власти и управления был хорош в усло-виях полной разрухи и бедности, когда
все заводы, строй-ки, учреждения можно было запомнить одному человеку, когда
функции управления и контроля были сравнитель-но примитивны. Развернув
грандиозное строительство и начав великую культурную революцию, сталинизм
тем самым подписал себе смертный приговор: создаваемое им детище не могло
уместиться в его утробе и функциониро-вать по его примитивным правилам. Моя
стройка по сте-пени сложности была уже такой, что лишь самые грубые и
трудоемкие работы осуществлялись сталинскими мето-дами. Главная же часть
дела, связанная с машинами, при-борами, технологией, делалась специалистами,
которые фактически уже игнорировали сталинизм и жили в новой эпохе. Конечно,
они еще ощущали сталинизм в той или иной форме. Но они уже успешно отражали
его пополз-новения. Меня самого не раз высмеивали на всякого рода
совещаниях. Я имел мощную поддержку в коллективе, но, увы, среди самых
низов. Народ чувствовал грядущее раз-деление общества на классы и
образование новых господ. Нас, представителей сталинского руководства, он
новыми господами не считал. Мы все-таки были с ним в борьбе против новых
господ.
Наконец -- человеческий материал. Тот человеческий материал, на котором
держался сталинизм и который сам держал сталинизм, в значительной мере был
уничтожен, поредел, постарел, утомился, переродился. Конечно, были
пополнения из молодежи. Но это уже было не то. Все рав-но это были уже
другие люди по психологии, образова-нию, условиям жизни. На моей стройке
почти весь инже-нерно-технический состав, мастера, квалифицированные
рабочие, конструктора, учетчики и прочая элита коллек-тива были из новых
поколений. Я чувствовал себя среди них совсем чужим человеком- Мне не о чем
с ними было говорить -- они были люди совсем иной культуры и иной
психологической реакции на происходящее. Я чувство-вал себя человеком лишь
среди самых простых рабочих, да среди той полууголовной массы людей, без
которых невоз-можно было строительство. Интересно, лишь среди них я
чувствовал себя своим человеком, одновременно ощу-щая свое превосходство над
ними. Хотя масса новых лю-дей была послушна и делала все то, что нужно
(одобряла, клеймила, разоблачала, аплодировала), это все-таки в са-мой
основе была другая масса. И сказалось это, в частно-сти, в том, что был
нанесен сокрушительный удар по роли самодеятельного актива, о котором я уже
говорил. Над ак-тивистами стали открыто издеваться. Провалили несколь-ко
начатых ими кампаний и персональных дел. Доносы утратили былую
эффективность. Многих самых заядлых и активных сталинистов стали проваливать
на выборах в комсомольские и партийные бюро.
Я мог бы рассказать тебе и о многом другом, что про-исходило в толще
нашей жизни и что означало конец сталинизма, что подготовило открытое и
официальное признание этого конца. Но думаю, что и того, что я уже наговорил
тебе, достаточно для размышлений.
Да и бытовая жизнь руководителя сталинского вре-мени была не сахар.
Работа до изнеможения. Бессонные ночи. Постоянное ожидание быть снятым с
поста и, как правило, арестованным. Бесконечные заседания. Поезд-ки. Порывы.
Штурмы. В общем, как на фронте, причем в самых плохих условиях. Некогда было
почитать книгу, сходить в театр, посмотреть выставку. Я женился. Появи-лись
дети. Но я почти не бывал в семье. Вознаграждение за это по нынешним
масштабам совершенно ничтожное. Конечно, были и пьянки, и женщины, и дачи, и
квартиры, и машины. Но -- как неизбежный спутник способа руководства и его
необходимое условие.