той проблемы была бы
воспринята в мире бизнеса как неслыханное оскорбление, а уж если
углубиться дальше в прошлое, то основатель своей финансово-экономической
империи, дед нынешнего председателя правления "Чейэ Манхэттн бэнк" Джон Д.
Рок4)еллер, славившийся своим крутым характером, наверняка спустил бы с
лестницы нахального репортера, который осмелился бы прийти к нему с таким
вопросом. Но времена меняются, и в редакции "Майнити" помнили, что внук
основателя этой династии уже с 1973 года сам всерьез обдумывает проблемы
будущего капиталистической системы. И вот японский журналист,
интересующийся вопросом о том, в состоянии ли капитализм выжить, был
весьма спокойно принят в служебных апартаментах могущественного лидера
Уолл-стрита, украшенных ультрамодернистской живописью и скульптурой.
   - Сейчас, - начал специальный корреспондент "Майнити" Кэн Кондо, -
когда Соединенные Штаты вступают в свое третье столетие, как вы оцениваете
нынешние американские настроения после таких событий минувшего
десятилетия, как вьетнамская война и "уотсргейтское дело"? Нет ли в
Соединенных Штатах какого-то рода самокритики, пастроений против
Вашингтона, настроений против мира политики вообще?
   - Мне думается, - осторожно ответил Дэвид Рокфеллер, - что сейчас мы
переживаем определенный период самооценки и обращаемся сами к себе с
вопросами и вновь обдумываем наши мотивы. Вероятно, в конечном счете это
может оказаться весьма полезным. Полезно время от времени взглянуть на
себя и посмотреть, куда ты идешь...
   - Считаете ли вы здоровыми, например, движения против многонациональных
корпораций? - уточнил свой вопрос японский журналист.
   - Я полагаю, что всем должно быть разрешено высказывать своп точки
зрения, - с топ же кротостью и осторожностью продолжал Рокфеллер. - Из
всесторонней и даже подчас горячей дискуссии рождаются решения. Я
настолько верю в нашу систему и в тот вклад, который многонациональные
корпорации внесли не только в нашей стране, но и во всем мире, что считаю,
что, даже если они, возможно, в той или иной мере изменятся, они выживут...
   - В каком же, по вашему мнению, направлении будет меняться экономика
США в следующие сто лет?
   Рокфеллер попробовал отшутиться:
   - Ну, по крайней мере, меня тогда не будет. Быть может, вы еще
достаточно молоды и...
   Корреспондент его перебил и спросил напрямик:
   - Тогда я хотел бы, чтобы вы вьгсказали свое мнение о том, выживет ли
капитализм?
   И тут Рокфеллер вдруг, оставляя шуточный тон, серьезно сказал:
   - Мне думается, что на это следует ответить так: мы Этого, в сущности,
не знаем. Нет сомнеэшя в том, что марксизм имеет большую привлекательность
для народа...
   Марксизм имеет большую привлекательность для народа! Мы-то это знаем
давно, и знаем хорошо. Но тот факт, что с таким признанием теперь
выступает один из самых могущественных капиталистов нашего времени, дорого
стоит.
   И хотя председатель правления "Чейэ Манхэттн бэнк", копечно, является
противником марксизма и считает его "противным человеческой природе" и
хотя его не оставляет надежда на то, что будет найдено решение острых и
трудных проблем капиталистической системы, "которое позволит, возможно
(Рокфеллер не случайно использует осторожное словечко "возможно"; стало
быть, твердой уверенности даже у него в этом нет! -Ю. Ж.), в какой-то
измененной форме сохранять систему свободного предпринимательства,
противостоящего марксистской системе", - он не берет на себя смелость
выразить твердую уверенность в том, что система, упрочению которой
Рокфеллеры и весь их класс посвятили многие десятилетия, выдержит
соревнование с социализмом.
   И вовсе не случайно, видимо, по мере приближения к рубежу XXI века в
капиталистических странах нарастает, подобно водяному валу цунами, волна
пессимистических прогнозов, сетований, мрачных пророчеств.
   Даже штатные оптимисты из пропагандистского аппарата капиталистического
мира, которым платят деньги за то, что они убаюкивают общественное
сознание, признают сегодня, что речь идет о гораздо более серьезных вещах,
нежели преходящий "спад" в экономике капиталистических стран. Речь идет о
кризисе самой системы, которая породила то, что сейчас происходит.
   Правда, об этом в кругах благонамеренных политиков, Экономистов и
философов капиталистического мира пока еще не принято говорить вслух. Но
они все чаще подходят к грани такого признания, заговаривая о "кризисе
цивилизации" и даже об угрозе "гибели цивилизации", созданной буржуазией.
Чего стоит хотя бы вот этот "разговор по душам" того же Джеймса Рестона с
тогдашним государственп?лм секретарем США Генри-Киссинджером,
опубликованный еще 13 октября 1974 года в "Нью-Йорк тайме" и вызвавший в
ту пору много шума на З^аде:
   "Ре сто и. Когда читаешь то, что написано вами, возникает впечатление,
что все эго проникнуто пессимизмом и даже предчувствием трагедии. Согласны
ли вы, оглядываясь назад, на последние два поколения, что ваши мысли в
основном печальны?
   Киссинджер. Я считаю себя не столько государственным деятелем, сколько
историком. Историк должен отдавать себе отчет в том факте, что все
цивилизации, когда-либо существовавшие, в конечном счете гибли. История -
это рассказ о напрасных усилиях, о неосуществившихся чаяниях, о желаниях,
которые исполнялись, а потом оказывалось, что это не то, на что надеялись.
Таким образом, историку приходится жить с чувством неизбежности
трагедии..."


                    Сказочка о "счастливой цивилизации"


   Как бы откликаясь на проникнутый черным пессимизмом реквием Генри
Киссинджера по "напрасным усилиям" и "неосуществившимся чаяниям"
капитализма, французский еженедельник "Пуэн", ревностно защищающий, что
называется до последнего, интересы капитализма, с укоризной писал в своей
передовой статье 16 декабря 1974 года: "Нынешнюю сильную волну пессимизма
лучше всего объясняет страх перед неизвестностью" и "неспособность
общественных установлении поставить простые и мужественные пели".
   Бросаясь в отчаянную контратаку на "пессимистов", редакция журнала
"Пуэн" обвинила их в "пораженчестве".
   "Неумелые лекари, - заявила она, - с пафосом ставят диагпоз: Запад
заражен неизлечимой вирусной болезнью... Поскольку об этой болезни они
ничего не знают (?), этот диагноз остается гипотезой интеллектуалов, не
больше. Но больной требует ясной терапевтики и понятной политики".
   Чудес, однако, на свете не бывает, и защитникам "Запада, зараженного
неизлечимой вирусной болезнью", никак не удается доказать недоказуемое:
будто капитализм еще не отжил свой век и способен выздороветь. В том, что
болезнь эта неизлечима, наглядно убедился пожаловавший в Западную Европу
из Соединенных Штатов Джозеф Фромм, заместитель редактора американского
журнала "Юнайтед Стейтс ньюс эпд уорлд рипорт", известный своими связями с
американским военно-промышленным комплексом. Перед ним была поставлена
деликатная задача - так сказать, измерить политическую температуру
больного западноевропейского капитализма. Посетив страны-союзницы США по
НАТО, он опубликовал 17 октября 1977 года большую статью, проникнутую
духом величайшей тревоги и пессимизма.
   "Во время моей недавней поездки по столицам стран - союзниц США в
Европе, - писал Джозеф Фромм, - я отчетливо увидел, что в этих странах
наступил кризис доверия.
   Во всех без исключения (!) крупных государствах НАТО политическое
положение неустойчивое. Ни одно (!) из правительств не пользуется
поддержкой твердого большинства.
   Большую часть правительств поддерживают слабые коалиции, или же они
удерживаются у власти благодаря негласному содействию оппозиционных
партий. Повсюду люди поглощены серьезными внутренними проблемами. Они все
больше разочаровываются в находящемся у власти политическом руководстве,
которое, видимо, неспособно справиться с трудностями, стоящими на пути
европейских демократий (читай: западноевропейских капиталистических
государств! - 10. Ж.}, в особенности с острым экономическим кризисом,
который вызвал стремительную инфляцию, безработицу, равной которой не
знали со времени "великой депрессии"
   30-х годов, и экономический застой".
   Один "высокопоставленный официальный деятель", которого Фромм не назвал
но имени, откровенно сказал ему:
   "Мы страдаем от кризиса веры в будущее. Никто не готов вкладывать
капитал в завтрашний день".


                             Больное общество

   Весной 1976 года, вскоре после крупной победы левых сил на кантональных
выборах, напугавшей французскую буржуазию, парижская консервативная газета
"Фигаро" в целом ряде номеров опубликовала большую серию статей и
интервью, подкрепленных опросом общественного мнения, под
многозначительным общим заголовком "Недомогание либерального общества".
   О чем шла речь в этих материалах рупора французской крупной буржуазии?
Газета показала и доказала, что так называемые "средние классы" Франции,
то есть мелкая и средняя буржуазия и высокооплачиваемые руководящие кадры
администрации и экономики, утратили веру в способность капиталистической
системы справиться с переживаемым ею кризисом и могут вверить судьбы
страны левым силам, руководствуясь таким соображением: хуже не будет, а
быть может, станет даже легче!
   "Фигаро" била тревогу: те слои населения, которые около двухсот лет
безоговорочно служили опорой капитализма, теперь могут капитулировать
перед теми, кто провозглашают идеи социализма! В статье "Недомогание",
которой газета открывала эту поистине необычную для нее серию выступлений,
все тот же академик Жан д'Ормессон писал в газете "Фигаро":
   "Мы открываем сегодня взрывчатое досье: досье, в котором запечатлены
тревоги и глухое недовольство средних классов, кадров руководителей
[предприятий]. Каждый знает об этой тревоге и об этом недовольстве, каждый
их ощущает.
   И все о них говорят. Кадры нации больше не счастливы. Нарастающее
скольжение к угрюмости представляет собой одну из основных особенностей
сегодняшней французской ситуации..."
   Главный редактор "Фигаро" писал, что редакции удалось создать
"своеобразный рентгеновский снимок с несчастливой (!) буржуазии". "Итог
суров, - предупреждал он, - следует ли удивляться этому? Повседневные
разговоры, зондажи [общественного мнения], политический анализ давали
основания для того, чтобы предвидеть именно такой итог... Быть может, пас
будут упрекать в том, что мы усилим состояние тревоги, сообщая о нем.
Такое замечание небезосновательно.
   Французы часто вносят инфекцию в свои раны, слишком яростно
расцарапывая их. Но есть и другие соображения, заслуживающие внимания.
Месяц спустя после сурового предупреждения, полученного в итоге
кантональных выборов, невозможно преуменьшить явление упадка духа, уныния
[у французской буржуазии].
   Зло распространилось слишком широко и стало слишком глубоким, чтобы о
нем можно было говорить с пренебрежением... Закрыть [на эти настроения]
глаза - значит умереть.
   Температуру больного не снизишь, разбивая градусник.
   У среднего класса - лихорадка. И лучше начать его усиленно лечить, чем
похлопывать по плечу, говоря ему, что все идет хорошо".
   "Что же происходит? - спрашивал д'Ормессон и продолжал: - Этот вопрос
мы ставили перед директорами предприятий, перед их руководящими
работниками, перед теми, кто несет ответственность, перед представителями
свободных профессии, перед матерями семейств, которые не в состоянии
сладить со своими детьми. Их ответы вызовут у вас шок... А между тем они
не представляют собой сюрприза: то, что они говорят, в сущности, известно
всем уже давно, вы и сами высказываетесь в этом же духе".
   И далее главный редактор "Фигаро" уточнил, что именно "вызовет шок" у
читателей этой газеты, когда они познакомятся с настроениями,
господствующими в рядах пресловутого "среднего класса":
   "Первая очевидность: обстановка меняется. Правда, она всегда менялась,
- нет вечной цивилизации, вечной культуры или общества. Но сейчас
обстановка меняется так быстро, что значительная часть общества испытывает
головокружение. Люди помоложе хорошо переносят головокружение и иногда
даже стремятся искусственно вызвать его. Но те, кто постарше, ощущают при
головокружении тошноту. В этом меняющемся и зачастую испытывающем упадок
мире у них появляется ощущение, что все идет к чертям".
   И все идет к чертям, - повторил д'Ормессон и продолжал: - Эти слова
немного грубовато, но достаточно хорошо передают ту тревогу, которая
распространяется в правящем классе. Семья, мораль, уважение, власть,
патриотизм, любовь к труду - все идет к чертям. Порядок был одним из
божеств у французского среднего класса. Его подорвали, взорвали, высмеяли,
разрушили. И вот своего рода мучительный парадокс: не является
невозможным, что семья, мораль, уважение, власть, любовь к труду живут по
ту сторону [границы между двумя противоположными социальными системами] -
в том мире, который был объектом ненависти, - в коммунистических
странах... Надо признаться, что есть от чего упасть в обморок. Нет ничего
более ужасного, чем завидовать (!) своим врагам. Буржуазия больна, ее
моральные ценности рушатся. Ее святыни растоптаны, отравлены".
   Но и это еще не все. Д'Ормессон бил тревогу еще и потому, что рушится
не только идейная основа мировоззрения буржуазии - дают перебои пришедшие
в расстройство Экономический и социальный механизмы капитализма. "Дух
инициативы, - вещал он, - умирает, так как он не поощряется... Нужно быть
малость сумасшедшим, чтобы желать руководить сегодня предприятием. И нужно
быть совершенно безумным человеком, чтобы задумать строить новый завод...
   Все разладилось. В результате руководящий класс в свою очередь
охватывает чувство безразличия ко всему... Э^ похоже на то, как больной,
уставший страдать, начинает мечтать о смерти".
   Что и говорить, сказано сильно. Даже чересчур сильно.
   Испытавший шок в столкновении с реальной действительностью общего
кризиса капитализма, главный редактор "Фигаро" явно хватил через край:
больной капитализм отнюдь не "начинает мечтать о смерти". О нет, скорее он
мечтает о том, как бы удушить всех тех, кто выходит у него из повиновения,
- социальная борьба в странах капитала все обостряется.
   И все же признание, сделанное академиком д'Ормессоном, дорого стоит. Не
так уж часто со страниц крупнейшей буржуазной газеты звучат такие
откровенный признания банкротства капиталистической системы. Не рта ли
серия статей послужила толчком к тому, что владелец "Фигаро"
   Эрсан некоторое время спустя после этой публикации добился ухода
д'Ормессона с поста главного редактора газеты.
   Но обратимся к содержанию той большой серии статей о "недомогании
либерального общества", которую все же д'Ормессону удалось опубликовать,
пока он редактировал газету. Первая из них была посвящена анализу
настроений руководящих работников промышленности - директоров, главных
инженеров, конструкторов и т. д., которые, между прочим, 18 декабря 1975
года нe поколебались провести забастовку (!), единственную в своем роде,
чтобы заявить о недовольстве ухудшением своего материального положения в
результате экономического кризиса, падения стоимости валюты, роста цен и
даже безработицы, - она начала затрагивать даже эту привилегированную
часть общества.
   О, конечно же, ее трудности далеко не те, какие испытывает рабочий люд.
Но и эта публика недовольна. Вот послушайте-ка. Говорит некий "Ж. М.", 45
лет, руководящий работник высшей категории, отец троих детей, который
живет хорошо и этого не скрывает, как представляет его "Фигаро":
   - В 1974 году мои расходы на питание составляли 2 тысячи франков в
месяц. Сейчас не хватает и 3 тысяч...
   Летом мы снимали раньше резиденцию на курорте на месяц, теперь
приходится довольствоваться пятнадцатью днями.
   Десять лет тому назад я покупал новый автомобиль каждые два года. Но
сегодня машины невероятно подорожали, и мне приходится ездить на
автомобиле, который уже прошел 120 тысяч километров. Я давно собирался
пристроить к своей даче террасу. Три года назад с меня запрашивали за это
10 тысяч франков, два года назад - 20 тысяч, а в нынешнем году - уже более
40 тысяч франков. Пришлось перечеркнуть этот ироект...
   Пока кризис наносил удары только по рабочим, эти господа молчали,
считая, что это в порядке вещей: так было, так будет! По когда он
затрагивает их самих, они встают на дыбы и начинают проклинать все на
свете, в том числе и собственное правительство, которое поставлено к
власти, чтобы оберегать интересы привилегированных классов.
   "Недовольные, обеспокоенные тем, что их авторитет поколеблен на
предприятиях, которые являются источником их власти, класс буржуазии и
средние классы, - писала "Фигаро" 21 апреля 1976 года, - располагают лишь
одним способом выразить свое неодобрение: они лишают политического доверия
людей, которых сами выбрали.
   Но что асе дальше, куда им идти? Они этого не знают..."
   И вот еще одно интервью, подтверждающее опасения редакции "Фигаро".
Говорит директор предприятия, на котором заняты 5 тысяч рабочих: "Я
спрашивал себя - будет ли социализм Миттерана хуже того, что мы имеем
сейчас?
   Если он скажет французам: капитализм оставил нам катастрофическое
наследие, нам нужно засучить рукава и работать, - так почему бы мне не
закричать в таком случае: да здравствует Миттеран!.."
   Корреспондент "Фигаро", кажется, ошеломлен такой ересью, звучащей и?
уст "патрона". Он осторожно переспрашивает: "Вы говорите эT искренне?" И
тот отвечает, криво улыбаясь: "Я встревожен, но мой темперамент требует
действий. Быть может, еще не все потеряно, но если драться, то нужно
драться сейчас..."
   В газете был опубликован еще целый ряд интервью с представителями
буржуазии в том же духе. И каждое из них было проникнуто горьким ощущением
того, что земля горит под ногами у капитализма, что шансы его на выживание
все уменьшаются и что даже воля к защите этоп отживающей свой век системы
у многих представителей класса собственников сокращается все больше. Я
приведу здесь еще одну из этих драматических исповедей, быть может
наиболее характерную.
   Репортер "Фигаро" отправляется на беседу с хозяином крупного
предприятия: это огромная типография в районе города Тура; ее цеха
занимают целых два гектара. Хозяин - "гигант с белой шевелюрой" -
пускается в откровенный разговор:
   - Я буржуа, и вы это знаете. Принадлежу к одной из знатных семей нашего
района. Я настоящий буржуа, подлинный аристократ. Но перейдем к серьезным
вещам. Нам говорят: вы должны защищать либеральное общество. Но как мы
можем это делать? Либеральная система больше не существует. Ну что ж,
мсье, революция - это такая ситуация, когда люди вроде меня начинают
подумывать, не пора ли создать правительство из социалистов...
   О, этот господин хорошо знает, чего он хочет. "Революция" в его
понимании - это лишь шведский или австрийский вариант смены кабинетов,
когда к власти на время приходят социал-демократы, чтобы "выпустить нар"
из закипающего социального котла. Впрочем, и во Франции были такие
прецеденты - во времена Леона Блюма или Ги Молле. Ведь не кто иной, как
Леон Блюм, говорил, что социалисты должны стать "лояльными управляющими
капитализма". Но времена нынче другие. Раскладка социальных сил меняется,
и крах "либерального общества", как именует себя капитализм, стыдящийся
нынче собственного имени, становится все очевиднее.
   "Нет больше власти" - так драматически была озаглавлена одна из страниц
"Фигаро", посвященная этой теме. Слово на этот раз было предоставлено:
начальнику генерального штаба Франции генералу Мери, который упорно
утверждал, что "все еще можно командовать, но при условии (!) сохранения
веры [в достоинство капитализма] и умения со распространять"; хозяину
нескольких металлообрабатывающих предприятий Рубаху, который, по
определению газеты, "утратил веру", "уже не может командовать", "опустил
руки" и говорит: "Пусть все идет, как идет, поживем - увидим, что
получится"; и, наконец