оф. Павлов опровергнул наши положения, что в Центральной Европе
дела запутываются, а у нас распутываются, тогда он имел бы право на свой
скептицизм или свое издевательство над нашей "верой". Не "вера" у нас
решает, профессор! У нас есть уверенность, основанная на холодном научном
(об'ективном) анализе. А вот у Вас есть действительно вера, нелепая,
консервативная, стихийная, привычная вера в прочность буржуазного порядка
вещей. "Вера есть уповаемых извещение, вещей обличение невидимых". Вы
продолжаете уповать на старый порядок, Вы невидимую и несуществующую
прочность капиталистических отношений принимаете за реальный факт. И здесь
Вы расходитесь с теми требованиями науки, которые Вы считаете правильными,
когда речь идет о Вашей специальности. Еще один пример того, как опутывает
капитализм даже лучшие головы, как сужает он горизонты даже наиболее
выдающихся людей!
   Но проф. Павлов пытается возражать. Он говорит о моей контр-атаке на
"буржуев разных оттенков" и признает кое-что из указанных фактов
разложения. Его ответ по этому важнейшему пункту очень короток. Вот он:
   "Это (т.-е. европейская неразбериха. Н. Б.) понятно, потому что война
была действительно ужасная, на редкость истребительная. Затем перетасовка
народов и государств произошла чрезвычайная... Конечно, невозможно скоро
привести в спокойствие так раскаченное равновесие".
   Этот ответ поистине великолепен. И в нем опять сквозит то же
"беспристрастие"
   академика Павлова, которое является по сути дела подсознательным
пристрастием к буржуазному режиму.
   В самом деле. Да будет и нам разрешено спросить у проф. Павлова о
сроках. В какие же сроки следует ожидать "приведения в спокойствие так
раскаченного равновесия"? Пожалуй, "можно", - говоря словами проф.
Павлова, - "верить всю жизнь и умереть с этой верой". Не правда ли? И
позвольте переадресовать Вам еще один пикантный вопрос: "Должны быть
осязательные признаки, что это имеет шансы быть, но где же эти признаки?".
   На все эти вопросы у проф. Павлова нет и не может быть ответа. Ибо
факты против него. Ибо у нас равновесие создается, а у "них" еще более
"раскачивается".
   Умереть с верой в прочность капитализма проф. Павлов может, но мы бы от
всей души не пожелали ему такой веры: слабое утешение для такого сильного
ума.
   У старого мира нет будущего. У него нет поэтому никакой великой
об'единяющей идеи, которая бы сплачивала людей, цементировала их
отношения. Параллельно с хозяйственно-политической наклонной, упадочной,
линией бежит и линия идеологического распада. Шпенглеры, Кайзерлинги,
теософы, восточные мудрецы, гадалки, негритянские танцоры, курильщики
опиума, святые пророки, утонченные эротоманы, отвратительные скептики,
Штейнеры, Андреи Белые, кликуши обоего пола, заумники всех мастей - вот
герои современного капитализма.
   Передо мною интереснейшее исследование немецкого профессора Frobenius'a
- "Das unbekannte Afrika". В этой работе почтенный профессор хватается за
негров и старинную культуру их, как за последний якорь спасения. "Страсть
к далекому"
   (Sehnsucht nach Fernem), к "наивному и нетронутому", "бегство из
атмосферы пота и машины"*15 - двигают его на научные подвиги. В Африке его
удивляет прежде всего тупой консерватизм отношений: "Welches gewaltige
Beharrungsvermogen!"*16.
   "Монументальный покой" - вот идеал. Африка, видите ли, спасет мир!
Раньше, до войны, кричали в воинственном азарте:
   Nach Afrika! Nach Kamerun!
   Теперь хватаются, несчастные и жалкие, за допотопные реликвии, чтобы
приобщиться к истоку жизни. Но чудес не бывает. Трупы не оживут. Зато
рабочий класс продолжит дело культуры и цивилизации. Он не боится ни
запаха пота, ни шума машин. И твердой рукой он будет делать свое
всемирно-историческое дело.
   4. Об'ективное значение революции и второй тупик мысли профессора
Павлова.
   Академик Павлов великодушен: он готов сделать нам "уступку" и признать,
что, по крайней мере, наша-то революция есть факт (да благословят его боги
г-на Бердяева!). Но - думает наш профессор - ведь, по случаю этого факта
не "осанну", а, пожалуй, "караул!" кричать надо.
   "Затем, - пишет он, - если бы в элементах нашей революции было бы
что-нибудь такое, что могло бы пособить, это другое дело. Вот вы
несчастны, а мы очень счастливы, мы поможем вам, как выйти из этого
затруднительного положения. Но этого ничего нет".
   Теперь эта "злая" (в ковычках) ирония проф. Павлова над нами уже
превратилась в злую (без ковычек) иронию проф. Павлова над проф. Павловым.
Ибо, когда, например, коллеги нашего оппонента на с'езде ученых
постановляют оказать помощь ученым Германии, когда то же делают наши
профсоюзы, то за этими, сравнительно мелкими, фактами на самом деле
скрывается целый принципиальный переворот, опрокидывающий целиком
Павловские построения. Мы далеко еще не "счастливы", а вот жиры германским
ученым посылаем, хлеб рурским рабочим посылаем, вообще налаживаем экспорт
в Германию, а своей вооруженной мощью (одним фактом ее существования)
удерживаем кое-кого от окончательного раздела Германии. Что же, все это не
факты и не действительность, которую так любит (как "категорию")
   проф. Павлов? И если проф. Павлов любит действительность (критерий
истины) не платонической любовью, die keine Kinder produziert (ибо
платоническая любовь чрезвычайно мало подходит к стилю
физиолога-экспериментатора), то не пора ли сделать кое-какие практические
выводы?
   Необходимо, прежде всего, осмыслить вышеприведенные факты.
   Основной вывод, который нужно сделать, это - тот вывод, что
большевистская революция спасла страну от разгрома и превращения в колонию.
   Понимает ли проф. Павлов, что кроме пролетариата и его партии в России
не было силы, которая могла бы вывести ее из империалистской войны и
уберечь ее от настоящего разгрома и разложения? Пробовал ли он хоть
примерно подсчитать, что стоили России одни проценты по государственному
долгу? Читал ли проф. Павлов, как хозяйничали японцы, англичане, французы
и проч. на территориях, занятых в свое время белыми? И так далее и тому
подобное.
   Неужели теперь, даже теперь, непонятно, что один выход из войны и
неплатеж долгов являются двумя фактами, которые определили жизнь страны,
как самостоятельной величины? Неужели это нужно еще доказывать?
   Но спасти страну и защитить ее мог только рабочий класс и крестьянство.
Почему?
   Потому, что тут нужно было пробуждение величайшей активности масс. Эта
активность масс могла быть стимулирована, разожжена исключительно тогда,
когда крестьянин получил землю, рабочий взял фабрики и власть. Другими
словами, социально-экономический и политический переворот был об'ективной
предпосылкой сохранения того комплекса, который назывался Россией. Только
потому, что была пробуждена активность миллионов рабочих и крестьян, что
они могли развить беззаветную, безграничную, героическую преданность
революции в ее борьбе с врагом, только потому мы стали, на новой основе
(ибо старая об'ективно изжила себя), великой державой. Неужели это так
трудно понять?
   Это общенародное значение "узко-классовой" большевистской революции и
есть основной признак того, что старый уклад жизни изжил сам себя:
невозможна стала экономическая старая увязка; невозможна стала старая
увязка между классами; невозможно - об'ективно невозможно - стало прежнее
соотношение в области политической надстройки; лопнуло равновесие старого
типа (империалистского типа)
   между различными национальными элементами. "Нужна" была в данных
условиях радикальная общественная переорганизация. Только она и обеспечила
жизнь стране, возможность дальнейшего развития. Этой возможности не видели
близорукие идеологи буржуазии, для которых свет клином сошелся на
священном принципе трижды священной частной собственности, с ее
"религиозно-онтологической основой". Но теперь эта возможность уже
реализуется, и параллельные синхронистические таблицы германского и
российского развития были бы лучшей иллюстрацией к опровержению
"опровержений" проф. Павлова. Ибо мы еще не "счастливы", но становимся
"счастливее". А Германия уже не "счастлива" и становится все более
несчастной.
   Так - и только так - можно ставить вопрос.
   "Возьмите Германию, - возражает нам, однако, проф. Павлов, - она
мучается, потому что побеждена, потому что должна платить непомерно много.
А как бы - желал бы я знать - как ей пособит пролетарская революция?
Теперь они все-таки, за исключением маленькой кучки, соединены между
собой, а тогда они образовали бы стан враждующих друг с другом людей. И
почему это вывело бы их из тяжелого положения, в котором они находятся? Я
этого опять не представляю себе, и я опять в тупике. Конечно, кончилось бы
тем, что Франция тем скорее эту Германию обработала бы, заняла бы еще
большую территорию, отняла бы большие ценности, если бы они (т.-е. немцы.
Н. Б.) устроили (! Н. Б.) гражданскую войну. Я совершенно не понимаю,
каким образом это (т.-е. выход из затруднений. Н. Б.) бы вышло, и опять
становлюсь в тупик. Ответа нет".
   Аргументация проф. Павлова удивительно проста, прямо трогательна в
своей святой простоте, до того трогательна, что невольно вспоминаешь
старушку Иоганна Гуса:
   O, sancta simplicitas!
   В самом деле. Проф. Павлов выставляет, по сути вещей, один единственный
аргумент: если "они" - вместе, то "они" - сильнее. Если "они" идут друг
против друга, то "они" - слабее. Но такой постановкой вопроса проф. Павлов
снимает с обсуждения самую основную проблему. Ибо основная проблема
современности и состоит в том, кто склеивает общество, рабочий класс или
буржуазия. Предпосылкой является кризис теперешнего соотношения,
фактический кризис. Ибо где это проф.
   Павлов видел, что "все немцы", "за исключением маленькой кучки",
"соединены между собою". Ведь, это смеху подобно, такое утверждение. В
Германии идет восстание за восстанием, Германия расчленяется, борьба
классов невиданная, а проф. Павлов толкует о "маленькой кучке".
   Правда, когда проф. Павлов читал свою лекцию, многих фактов еще не
было. Но в том-то его, Павлова, и беда, что он не видит об'ективных
тенденций развития и распада. Не видит - или не хочет видеть. Раскол между
классами на-лицо. Можно ли восстановить старое равновесие или нужно искать
новой общественной установки - вот в чем вопрос. Другими словами: сможет
ли буржуазия скрутить пролетариат или пролетариат должен скрутить
буржуазию и, переорганизовав общество, вести борьбу за его существование.
Только так можно ставить проблему. Павловская постановка ее никуда не
годится потому, что она не видит вопроса самого существенного, того,
который навис над миром во всей его громадности.
   Посмотрите, далее, на ход мыслей проф. Павлова по этому пункту. Ведь
все его рассуждения, от слова до слова, с таким же правом могли бы быть
"применены" и к русской революции. Представим себе период мировой войны,
то время, когда царская армия начала терпеть поражение за поражением.
Проф. Павлов мог бы слово в слово повторить свои аргументы. Был бы он
прав? Нисколько. Потому, что он не видит больших исторических, совершенно
об'ективных, детерминант, которые соответствующим образом расставляют
классы и определяют волю этих классов (или, если хотите, их "внешнее
поведение" - в данном случае это совершенно безразлично). Во время войны
сначала была, действительно, "маленькая кучка" ее решительных противников.
Но нужно же понять, что эта "кучка" могла стать могучей силой только
потому, что об'ективные условия жизни ставили массы в такое положение,
когда они неизбежно должны были восстать. Неизбежно - понимаете ли вы это,
сторонник об'ективного метода?
   То же сейчас и в Центральной Европе. А при таком положении проповедь
классового мира будет поповской проповедью, которая от масс все равно
будет отскакивать, как от стены горох. Она будет, в лучшем случае, той
слюнявой, "гуманной" фразой, которую извергают "в космическую жизнь"
никчемные, не способные ни на какое действие, не приставшие ни к какой
крупной общественной силе, юродствующие интеллигенты, "люди-слизни,
люди-трава", как их называл когда-то Герцен. Эта расслабляющая проповедь
об'ективно ничего, кроме вреда, никогда не приносила и не принесет.
   Ну, а теперь самый "ужасный" вопрос, который привел в тупик проф.
Павлова:
   почему же революция поможет; или, говоря по-кантиански: "как возможна
об'ективно полезная роль революции". Что же: правда, что на этот вопрос
нет ответа?
   Vous vous trompez, monsieur! На этот вопрос ответ дала, прежде всего,
сама жизнь. Наша революция уже ответила, как "это" происходит. Мы подробно
останавливались на этом несколькими строками выше. Стоит только немного
подумать, чтобы увидеть "значимость" этих строк и для Германии.
   Теперешнее германское правительство есть правительство "кучки". В
условиях общего кризиса оно не может защищать Германии и поэтому будет
об'ективно способствовать ее разложению, несмотря на все свои усилия.
Мобилизация масс происходит не за правительство, а против него. Между тем,
спасти Германию может только такое правительство, которое опирается на
массы, их мобилизует, их ведет.
 
   "Франция все отнимет, все разорит". А почему у нас Франция плюс
Германия + Англия + "и так далее" не смогли отнять наших завоеваний?
Именно потому, что на защиту своей страны (а не страны денежного мешка)
встали массы. У Германии, правда, нет таких пространств, какие были у нас,
пространств, которые давали нам возможность маневрировать и выигрывать
время ("я уступаю пространство, чтобы выиграть время" - говорил тов. Ленин
во время Брестских дебатов внутри нашей партии). Но мы были одни, а теперь
уже есть такая база революции, как весь наш Союз. И - скажите, пожалуйста,
по совести: если бы ряды революционных масс сомкнулись от Рейна до
Владивостока, какая сила могла бы их победить? Какая сила могла бы сосать
жизненные соки из Советской Германии? И неужели, действительно, непонятно,
чем, как и почему помогла бы Германии победоносная пролетарская революция?
   Этот революционный выход не только возможен, но он - в той или другой
форме - исторически необходим.
   А вот у проф. Павлова - действительно пиковое положение, воистину хуже
губернаторского.
   Обретши у нас несуществующий тупик, он пишет:
   "Когда автор говорит о перспективах капиталистического мира, он
обращает внимание на то, куда устремилась энергия и мысль этой
капиталистической Европы.
   Именно на выделку чрезвычайных истребительных средств, на пушки, на
аэропланы, которые летают одни и разрушают города и т. п. Право, это
ужасная картина, и если бы все эти истребительные средства были пущены в
ход, это угрожало бы истреблением человечеству. Конечно, перспективы
ужасные, если только человечество (!) не придумает (!!!) чего-либо (?!)
смягчающего (!!?!)".
   М-да. Утешили вы, профессор Павлов, человечество!..
   Это уж почти совсем по Щедрину:
   "Карась - рыба смирная и к идеализму склонная: не даром его монахи
любят".
   " - Надобно, чтоб рыбы любили друг друга! - ораторствовал он: - чтобы
каждая за всех, а все за каждую - вот когда настоящая гармония
осуществится!
   " - Желал бы я знать, как ты с своей любовью к щуке под'едешь! -
расхолаживал его ерш.
   " - Я, брат, под'еду! - стоял на своем карась: - я такие слова знаю,
что любая щука в одну минуту от них в карася превратится!
   " - А нутка, скажи!
   " - Да просто спрошу: знаешь ли, мол, щука, что такое добродетель, и
какие обязанности она в отношении к ближним налагает?"
   Увы! У проф. Павлова нет даже таких слов... А карася-то щука все же,
как известно, проглотила.
   5. Ужасы гражданских войн, или третий тупик проф. Павлова.
   Предлагая "человечеству" свое "смягчающее" (не хотите ли, граждане,
"смягчающего" на полтинник?), - при чем толком не поймешь, что же это, в
конце концов, за штука, сия касторка для страждущего человечества, - проф.
Павлов обрушивается изо всех сил на не-"смягчающее" средство гражданских
войн. И тут - так уж, очевидно, ему на роду написано - попадает в свой
очередной тупик, чему читатель, впрочем, перестал уже, наверное,
удивляться: "привычка - вторая натура".
   "Но, позвольте, - восклицает И. Павлов, - а что же в этом будущем
ужасном положении пролетарская революция могла бы сделать?" Наш оппонент
цитирует ссылку на Маркса, где Маркс говорит о длительной полосе
гражданских войн и битв народов ("15, 20, 50 лет"), и трагически вопрошает:
   "Что же это за выход? Мировая война была четыре года и то уже измучила
человечество, а Маркс, оказывается, предполагает 50 лет, да еще ужасных,
битв народов да еще гражданской войны. Что это за выход?.. Я не понимаю,
что это за выход - 50 лет всенародной войны при этих истребительных
средствах. Мне кажется, что в этих случаях (?) - конечно, к Марксу это не
относится, а относится к Бухарину (merci bien! Н. Б.) - они (т.-е.
большевики. Н. Б.) соблазняются до известной степени легкостью русской
революции, но я думаю, что соблазняться ею разумных оснований нет. Не
говоря уже о чрезвычайных издержках, Россия на десятилетия разрушена...
Если бы желание нашей партии осуществилось, то резня во всех нациях
произошла бы такая, которая неизмеримо превзошла бы ту, которая была у
нас".
   В этой тираде проф. Павлова заключается целый букет ошибок.
   Во-первых. И. Павлов наивным образом смешивает об'ективный прогноз с
нормой поведения. Маркс предсказывает эпоху мировых войн, как некую
реальность; Маркс предсказывает гражданские войны, как результат общей
катастрофы, которая растягивается на целый период. И Маркс говорит, что в
это "железное" время рабочему классу придется вести активную борьбу,
которая закалит его и "переделает его собственную природу". Верны или
неверны оказались эти предсказания? На этот вопрос можно ответить так: они
уже начали сбываться. А проф. Павлов, перед лицом этих фактов, становится
в благородную позу и говорит:
   "ах, как это нехорошо, все битвы, да битвы! Никакого покою нет".
   Положим. Но почему же вы все эти "битвы" (в том числе и мировую войну)
вменяете в вину пролетариату, как его "выход"? Это уж совершенная
нелепица, ровно ничем не оправдываемая. Маркс "предполагает". Верно. Но
"предполагать" это вовсе не значит "желать". Мы и сейчас "предполагаем",
что царство священной частной собственности еще и еще раз приведет к
кровавой бойне. Буржуазия с ее ученым и техническим окружением не для
детской забавы строит смертоносные орудия и машины. Она не может иначе. А
наше дело, дело рабочего класса, использовать вызываемые войной кризисы
для подрыва того проклятого строя, для которого войны, захваты и грабежи
так же характерны, как власть денег, угнетение масс, проституирование
науки и т. п. Но разве из этого следует, что буржуазную кроваво-грязную
политику можно вменять пролетариату? Это, уж, знаете ли, логика по
Мейерхольду, "логика дыбом". Иначе такие выводы обозначить нельзя.
   Во-вторых. Откуда это профессор Павлов заключает, что мы "соблазняемся"
   легкостью русской революции? Проф. Павлов, не читающий "для ради
беспристрастия"
   теперешних газет, "соблазняется" возможностью клепать на нас, как на
мертвых.
   Если бы он немного больше знал, тогда ему бы "казалось" нечто
совершенно другое.
   Ибо все коммунистические идеологи, во главе с товарищем Лениным, всегда
говорили, что на Западе победить труднее, но зато строить будет легче.
Труднее победить, потому что буржуазия гораздо крепче, умнее, сильнее,
тренированнее, опытнее; потому что крестьянство в значительной степени не
то, что у нас; потому что народ обезоружен и т. д. Все это тысячи раз
твердилось всеми нами. А вот проф. Павлову, изволите ли видеть, "кажется",
что мы думаем "совсем наоборот".
   Как замечательно такое чтение в сердцах подходит стороннику
"строго-научных"
   методов! Конечно, если на свои выступления смотреть, как на лущение
семячек (сплюнул шелуху в угол, да и ладно) - тогда другое дело. Но, ведь,
проф. Павлов - серьезны