ь людей
можно лишь - выражаясь языком проф. Павлова - "на буржуазном основании",
ибо "в гражданской войне честность и порядочность исчезают".
   Все это г-н Виппер "придумал" только после революции. Его блестящие
прежние исторические работы говорили совсем другое:
   Были когда-то и мы рысаками.
   Но теперь "nous avons change tout cela".
   Итог: что же, эта наука нас спасет?
   Евхаристическое питание Бердяева?
   Частная собственность Бруцкуса (разумеется, беспристрастного)?
   Война Виппера?
   Или тысячи этаких же "выделений", которыми полна общественная наука
буржуазии, - наука, которая "зады твердит и лжет за двух" с усердием,
поистине неприличным?
   Разве можно так наивничать перед лицом потрясающих грандиозных событий
современности? Разве можно не видеть, что из этого Назарета дует гнилой
ветер смерти, тлена, разложения?
   Беспристрастие науки в том смысле, какой придает ему акад. Павлов, есть
миф.
   Мифотворчество же стоит в коренном противоречии с материалистической
основой Павловского учения. И академику Павлову нужно здесь выбирать: или
оставаться в сетях противоречий, или уходить от фактического пристрастия к
тому строю частной собственности, который является альфой и омегой для
"ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови".
   Не мифотворчество нужно нашему времени, а бесстрашное и мужественное
понимание действительности. Не сладенькое самоутешение и не страусовы
повадки, а "физическая сила мысли" и стальная воля, необходимые для того,
чтобы победоносно пройти, хотя бы с сотнями рубцов на теле - через
историческую полосу мучительного и, вместе с тем, великого времени, в
которое мы живем.
   3. О шансах мировой революции, или Павловский тупик номер первый.
   Для того, чтобы правильно ориентироваться в фактах современности,
нужно, прежде всего, понять всю грандиозность исторического перелома,
который переживается человечеством. Только тогда можно будет выбирать и
надлежащие масштабы для оценки тех или иных исторических событий нашего
времени. Обычная ошибка очень крупных людей (в первую голову ученых)
"старого мира" состоит (если мы говорим о логической стороне дела; логика
же опирается на психологию, в свою очередь являющуюся функцией социального
бытия) в том, что при оценке катастрофы всего старого уклада тщетно тщатся
приложить масштабы, мерки, критерии, взятые из привычной, сросшейся с
мозгами этих людей, практики мирного, спокойного, так называемого
"нормального" капиталистического бытия. Это все равно, что Гулливеру
натягивать штанишки младенца-лиллипута или измерять аршинами расстояние от
земли до созвездия Ориона. Гулливеру нужны гулливеровские штаны, а для
измерения межпланетных пространств употребляется, как известно, такая
мера, как световой год. Но то же mutatis mutandis мы должны иметь в виду и
для сферы общественных наук: нужно знать, что в нашу эпоху необходимо
выбирать критерии не совсем обычного или, вернее, совсем не обычного типа.
   Предпослав дальнейшему изложению это предварительное замечание, мы
переходим к анализу "опровержений", которыми академик Павлов
"опрокидывает" наше учение о революции.
   "В этой книжке, - говорит ак. Павлов про брошюру пишущего эти строки, -
прежде всего остановил мое внимание тот же пункт, который поразил меня в
прошлом году в другой книге, в "Азбуке коммунизма". Это именно
категорически высказываемое предположение, что пролетарская революция или
коммунистическая революция может победить только как мировая революция,
т.-е. в мировом масштабе".
   "Вот моя мысль остановилась на этом пункте в первую голову. Но какие
есть доказательства, что такая революция обобщится, что она действительно
сделается мировой?.. И вот, сколько я ни роюсь в впечатлениях от жизни...
я не вижу того, что бы указывало на возможность мировой революции".
   "Лидеры нашей правящей партии верят в то, что мировая революция будет,
но я хочу спросить: до каких же пор они будут верить? Ведь, нужно положить
срок. Можно верить всю жизнь и умереть с этой верой".
   "Должны быть осязательные признаки, что это имеет шансы быть, а где эти
признаки?"
   Профессор Павлов переходит далее к анализу об'ективного положения вещей
со своей "беспристрастной" точки зрения. Мы приведем сперва результаты
этого анализа, по возможности текстуально.
   "Возьмите крупнейшие державы, - говорит наш оппонент, - которые в своих
руках держат судьбы наций, как Франция, Англия, Америка: там никаких
признаков нет, тишь да гладь... А между тем они сейчас в руках своих
держат мир, от них все зависит, они - сохранившаяся сила.
   Где идут беспорядки, где похоже на революционный взрыв, - это в
побежденных странах, в Германии прежде всего, в Польше (тут проф. Павлов
делает промашку, ибо Польша вовсе не побежденная страна. Но этот lapsus
можно извинить. Н. Б.).
   Почему? Именно потому, что они - побежденные страны. Германия находится
в страшно трудном положении, потому что она начала войну, воевала с целым
светом, и теперь нужно расплачиваться со всем светом. Откуда взять такие
рессурсы? По иностранной прессе не поймешь (а по русской, может, и
поймешь, да Вы ее не читаете. Н. Б.), не то она хочет платить, не то не
может платить контрибуцию, как полагается побежденной стране. Но это
ничего общего с революцией не имеет...
   Где те элементы, которые могут сделать революцию? Буржуазия не за
революцию (еще бы! Н. Б.). Наиболее организованная часть (рабочих, Н. Б.),
социал-демократы, против этой революции. Кто же ее может сделать? Значит,
ее сделает ничтожная там компартия?.. Какие у них рессурсы?...
   Теперь то же в Болгарии. Но это - побежденная страна, дикая страна. Что
это за шансы для мировой революции? Я их не вижу при всем своем
беспристрастии".
   И проф. Павлов подводит по этому пункту такой итог: наша революция
"стоила нам невероятных издержек, страшнейшего разрушения; а что если это
все в пустую, если мировая революция не случится?.. Тут я мучаюсь, и моя
мысль бросается во все стороны, ища выхода, и его не находит. Вот это -
тупик"*7.
   Проф. Павлов читал свою лекцию несколько месяцев тому назад. Но те
сдвиги, которые получились за это время, лучше всего показывают, насколько
неверна оценка положения проф. Павловым. Прежде всего, остановимся на
приеме, который применяется нашим оппонентом.
   В Германии - похоже на революцию, но это - побежденная страна.
   В Болгарии похоже на революцию, но Болгария - дикая страна.
   В Польше похоже на революцию, но она слабая (или еще какая-либо: проф.
Павлов ошибочно причисляет ее к побежденным) страна и т. д., и т. д.
   Прекрасно. Пусть Болгария - дикая и побежденная, пусть даже Польша
будет сопричислена к побежденным странам. Но почему же все это служит
аргументом против "обобщения" русской революции? Что капитализм лопается,
начиная с своих наименее крепких звеньев (а следовательно, начиная со
стран, наиболее подорванных войной 1914 - 1918 г.г.), это - бесспорно. Мы
об этом неоднократно писали, и теоретически дело совершенно понятно. Но
разве это опорочивает самый факт революции или факт глубоких революционных
брожений? Ведь, этак рассуждая, можно об'явить, что и русская революция,
это - не революция (ибо Россия была и побежденной, и изрядно дикой
страной), что никакой революции вовсе и не было и что все выдумали
большевики (кто выдумал самих большевиков - в данной связи остается,
очевидно, неисследованным). Еще более наивны фразы акад. Павлова
относительно Германии. Эта последняя, изволите ли видеть, "находится в
страшно трудном положении, потому что она начала войну, воевала с целым
светом и теперь ей нужно расплачиваться со всем светом". Поистине, тут
прямое отступничество от какого бы то ни было "об'ективного метода".
Оставляем в стороне вопрос о том, кто "начал" войну (акад. Павлов здесь
еще все живет под гипнозом "Биржевки" и ее коллег). Пусть ее начала
Германия. Но разве поэтому она теперь "в трудном положении"? А не потому,
что она была бита? И не потому, что ее грабят? При чем эта мораль в
исследовании причинных соотношений? Это все равно, что "опровергать"
теорию Павлова ссылкой на то, что хозяйка мопса, попавшего в греховную
Павловскую лабораторию, была мало добродетельна, и поэтому опыты Павлова
имели успех. Аргументация, достойная "вумного" батюшки в рясе: "покарал
Господь-Бог Германию за грехи ее - вот и похоже дело на революцию".
   Вспомним все же кое-какие факты, ту самую действительность, о которой
любит говорить наш оппонент. Мы знаем твердо следующее. После войны были
революции:
   в России - две, обе победоносные, в Германии - одна, победоносная, и
ряд восстаний, в Австрии - одна, в Венгрии - две, в Финляндии - две, в
Болгарии - две, в Польше - одна, и т. д.
   Мы не говорим уже о китайской революции и постоянном брожении в
колониях, - в Индии, например.
   Что же, все это - факты или большевистская блажь? А если это - факты,
то как можно утверждать, что русская революция не обобщается, и что нет
даже осязательных признаков этого обобщения? Мы очень сожалеем, что акад.
Павлов не читал газет: может быть, поэтому он "верит", что короны
Вильгельмов, Карлов и проч. продолжают еще существовать на головах этих
монархов...
   Но шутки в сторону. Совершенно очевидно, что мировая революция есть
факт. Но что она находится в определенной фазе своего развития, когда
пролетариат захватил только одну шестую суши, а не шесть шестых, это -
тоже факт. Можно теперь спросить себя, куда же идет дальнейшее развитие
мировой революции?
   Или, быть может, мы имеем перед собой процесс революционного упадка и
развития, укрепления, роста капиталистических отношений?
   Послушаем некоторых "людей ума и знания".
   "Перед нами - бессильная, бездеятельная, дезорганизованная Европа,
разделенная внутренними распрями, национальной ненавистью, содрогающаяся в
усилиях борьбы и муках голода, полная грабежа, насилия и обмана. Чем можно
доказать, что эта картина написана в слишком мрачных красках?"
   Так пишет мистер Кейнс*8.
   "Мы наблюдаем в Европе явление необычайной слабости со стороны великого
капиталистического класса, который вышел из промышленных триумфов XIX века
и несколько лет тому назад казался нашим всемогущим повелителем.
Запуганность и личная робость членов этого класса стала теперь так велика,
их вера в свое общественное назначение, в свою необходимость для
социального порядка до такой степени ослабела, что они легко становятся
жертвами устрашения"*9.
   Это говорит английский экономист, профессор, признанный
правительственный эксперт.
   Вот вам итальянский экс-министр, профессор и финансист г. Нитти.
   "Революция, - пишет он, - находится в своем начале... Вся Европа
проникнута революционным духом. Существует не только недовольство, но
ярость и гнев рабочего класса, направленные против условий его
существования. Население всей Европы начинает сомневаться в закономерности
современного политического, социального и экономического порядка"*10.
   Немецкий приват-доцент г. Шульце:
   "Почва для подобного (европейского. Н. Б.) умопомрачения лучше всего
подготовляется всеобщим недоеданием и отчаянием. Шаман постится несколько
дней, готовясь к экстатическим действиям. Если целые народы вынуждены
длительно поститься, они попадают в такое же исступленное состояние" и т.
д.*11.
   Французский экс-министр г. Кайо резко критикует современное положение
вещей в Европе. И - знаете, проф. Павлов, как он оценивает русскую
революцию, о которой Вы думаете, не "впустую" ли она? Вот как:
   "Советские люди - справедливость требует признать это - подошли к
проблеме.
   Сознательно или нет - они попытались ослабить экономическую
неустойчивость, подчиняя промышленность и ее развитие общественным
интересам... Какое же решение задачи предлагает другая сторона? Status
quo! Спокойное и удобное laissez faire!"*12.
   А вот вам описание европейского положения в солиднейшем,
архиспокойнейшем органе английской буржуазии, "Economist'e":
   "Наш германский корреспондент, которого... невозможно обвинить в том,
что он стоит на стороне Германии (of being pro-German), сообщает:
   "...Текущие события доказывают без всякого сомнения, что Франция не
преследует цели восстановления, а систематически уничтожает жизнь Германии
(is systematically crushing the life out of Germany"*13). "Правда о всем
положении вещей в целом, как внутреннем, так и внешнем, такова, что
Франция схватила Германию за горло и систематически уничтожает ее
жизнь"*14.
   Мы нарочно приводили отзывы людей, которых никто не заподозрит в
склонности к "правящей в России партии", "коммунистам", "рабфакам" и
прочим металлам и жупелам буржуазного сознания.
   Большинство "свидетельских показаний", приведенных выше, не захватывает
самого последнего времени. А что говорят события именно этого времени? Они
целиком против академика Павлова. Центральная Европа стремительно идет ко
дну. В Германии кризис экономический, политический, социальный неоспорим.
"Маленькая"
   компартия стала решающей силой. Прочность капиталистического режима в
целом не только не увеличилась, а уменьшилась, - это ясно теперь даже
слепым.
   А что такое "рабочее правительство" Англии? Оно, быть может,
недолговечно - мы этого не знаем. Но факт его есть доказательство того,
что даже в самой могущественной, наименее от войны пострадавшей
европейской державе, с ее шлифованным консерватизмом, прочными традициями,
ручным рабочим классом, священным почтением всех слоев общества к церкви,
королю, цилиндру и ростбифу, что даже в такой стране буржуазия не может
править своими "нормальными"
   методами. С этой точки зрения рабочее правительство г. Мэк-Дональда
есть такое же выражение растущего общеевропейского кризиса капитализма
(его революционного кризиса), как и гамбургское восстание немецких рабочих.
   Если бы проф. Павлов выдерживал об'ективный метод исследования, который
он так удачно применяет к собакам, по отношению к исследованию
человеческого общества, он, быть может, понял бы современную обстановку.
   Из европейской капиталистической "системы" выдернута бывшая царская
Россия.
   Соотношения между остальными частями "системы" весьма далеки от
"взаимного уравновешивания". Динамика отношений теперь вырисовалась с
полной отчетливостью:
   это - динамика европейского распада и динамика действительного
"восстановления"
   в наших советских странах, - восстановления, которое стало возможным
исключительно благодаря переорганизации социальной структуры этих стран.
Внутри нашего Союза мы уже, так сказать, вчерне, достигли уравновешивания
социально-классовых элементов на основе пролетарского господства. Не даром
Ленин, вождь интернационального пролетариата, стал национальным героем
нашей страны. А внешнее равновесие "советской системы" развивается с
постоянным плюсом в нашу сторону. Разве это можно отрицать теперь, после
признания со стороны Англии и Италии? Обратный математический знак имеется
в "развитии" Западной Европы. Другими словами: среди европейского хаоса
отложился твердый кристалл нашей диктатуры: именно он становится центром
европейского притяжения и фактором разложения подгнивших старых форм. А
проф. Павлов не видит "осязательных признаков" нашей победы!.. Не видит
того, что видят уже господа Кайо и К-ё!
   Даже если бы пролетариат Центральной Европы оказался не в состоянии
прочно победить, даже в этом гипотетическом случае мы имели бы все же
своеобразную полупобеду революции в Центральной Европе. Ибо тогда все же
невозможным оказалось бы восстановление капиталистических отношений.
Европа длительно гниет.
   Ее избыточное население выталкивается из сферы производительного труда.
Лучшие, наиболее смелые, решительные, энергичные люди из рабочего класса,
технической интеллигенции и даже - horribile dictu - из ученого сословия
эмигрируют к нам - в страну, которую несколько лет тому назад считали
страной "варваров-большевиков", - вот картина нашего будущего в таком
случае. А наш Союз поднялся бы во весь рост, как пролетарская, трудовая
Америка. Так что, повторяем, даже в этом, худшем с точки зрения
победоносного ритма революции, случае, мировая революция, т.-е.
перестройка социально-экономических отношений, обеспечена.
   Мы уже не говорим о другом. Проф. Павлов не хочет даже подумать над
вопросом, когда он спрашивает себя, не "впустую" ли пошли все издержки
революционного процесса. Они, наш почтенный оппонент, не пошли "впустую" с
точки зрения об'ективного анализа, даже если бы революция у нас не
удержалась на своей пролетарской основе. Ибо только эта революция и только
руководство в ней партии большевиков обеспечили очистку России от остатков
феодализма, железной метлой вымели весь царско-помещичий навоз, сняли
феодальные путы с дальнейшего развития страны. Если не рассматривать
исторического процесса под углом зрения целости кисточек у занавеса или
гербов на фарфоровой ночной посуде, если понять, что старые отношения
об'ективно стали невозможны, тогда не приходится плакать в подушку и
спрашивать себя, не "впустую" ли "случилась" революция. Даже от'явленные
идеологи реакции, начиная с Жозефа де-Мэстра и кончая Бердяевым, понимают
это. Нам, коммунистам, совсем неприятно думать о перспективе нашего
превращения в удобрительные туки нового могучего капиталистического цикла,
ибо тогда мы об'ективно оказались бы самыми смелыми и решительными
творцами последовательной буржуазной революции. Но не трудно сообразить,
что и тогда революция не оказалась бы пустой и кровавой игрой, как это
мерещится проф.
   Павлову.
   Действительность, к которой апеллировать - в этом проф. Павлов прав -
совершенно необходимо, превращает, однако, этот последний вопрос в
"akademische Frage", в академический (в плохом смысле этого слова) вопрос.
Ибо, как мы показали выше, капитализм в Европе гниет, а мы укрепляемся.
Это есть коренной факт, которого не опрокинешь никакими софизмами.
   Проф. Павлов ставит вопрос о сроках коммунистической победы и думает,
что его постановка вопроса очень остроумна. А на самом деле она до
бесконечности наивна.
 
   О каких "сроках", в сущности, идет речь? О сроках всемирной
пролетарской победы?
   Или о сроках европейской победы? Или о сроках германской? О чем, в
сущности, спрашивает нас проф. Павлов?
   Если речь идет о всемирной победе, то тут мы ничего не можем сказать.
Но об этаких сроках смешно и спрашивать. Победа капитализма была начата
английской революцией в XVII столетии. Последняя буржуазная революция в
Европе была в феврале 1917 года, - революция, опрокинувшая помещичий
политический режим самодержавия. На очереди еще стоят буржуазные
колониальные революции, которые получат, однако, иной смысл в силу
совершенно особого исторического контекста.
   Разве есть сомнения в том, что перестройка капиталистических отношений
вплоть до Азии, Африки и т. д. займет целый исторический период? Нужно же
видеть исторические масштабы, нужно понять всю грандиозность переворота.
Теперь дело пойдет быстрее, чем в буржуазных революциях, в силу гораздо
большей взаимозависимости частей мирового хозяйства, которого не было в
XVII столетии.
   Но ясно, что сам вопрос о сроках в этом смысле нелеп. Хорош был бы
англичанин, который похлопывал бы по плечу Кромвеля и уныло допрашивал его
на предмет сроков, когда слетит последняя корона с головы последнего ее
носителя! Александр Сергеевич Пушкин мечтал об этом "акте":
   Народ мы русский позабавим И у позорного столба Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.
   Сие событие произошло позже на целое столетие, да и не совсем в такой
форме. Но что можно было бы сказать нашему гипотетическому
англичанину-скептику с точки зрения об'ективного "исторического разума"?
Вряд ли этот последний выдал бы ему удовлетворительный диплом.
   Может быть, можно допрашивать насчет сроков общеевропейской революции?
И это мало остроумно по тем же причинам.
   О чем же можно спрашивать? В первую очередь, о тенденциях развития. Вот
если бы пр