е годы
только отколет индустрию от земледелия в деревне, отколет посредством
капитализма, а социализм лишь "в более или менее отдаленном будущем" снова
соединит их в гармоническое целое. Не отколовшись от земледелия в мелких
хозяйствах, индустрия не может технически сформироваться в общественное
производство, так как первобытная техника кустаря не может сохраниться, а
изменение техники расколет полуземледельческое хозяйство. Творить же новые
предприятия на новых технических началах из ничего даже и революция не в
состоянии, хотя она и обладает огромными творческими силами" ""2"".
   В этой цитате наиболее характерной и любопытной является последняя
фраза, где автор мысль относительно невозможности социалистической
революции у нас связывает с мыслью о том, что нам неоткуда будет взять сил
и средств для подведения под свое хозяйство новой технической базы.
   На какие средства можно подвести эту новую техническую базу - вот
проблема.
   Эта, выражаясь современным языком, "проблема основного капитала" как
раз и выдвигалась П. Масловым на первый план. А так как - по мнению
Маслова-меньшевика - ни о какой новой технике нечего и думать, то именно
это для него и являлось решающим аргументом, чтобы вообще отрицать
социалистический характер нашей революции.
   Отсюда следует, что вопрос о переводе нашего хозяйства на новые
технические рельсы, проблема основного капитала, вплотную подводит к
вопросу о характере нашей революции, к вопросу о возможности строительства
социализма в одной стране, - словом, к ряду тех вопросов, которые сейчас
являются предметом спора в нашей партии. Вот почему сейчас полезно будет
оглянуться назад, вспомнить, что говорилось раньше относительно
социалистической революции вообще, что говорилось о возможности
социалистической революции в нашей стране. Такая историческая справка
вытащит на свет божий целый ряд аргументов, которые помогут уяснить
теперешние споры, обеспечивая возможность проследить идейные истоки
взглядов той или иной спорящей стороны.
   Здесь необходимо, хотя бы и очень коротко, остановиться на вопросе о
"зрелости"
   современного и, прежде всего, мирового капитализма в той постановке
этой проблемы, как она давалась большевиками. Общеизвестна истина, что
исторический прогноз и тактика большевиков всегда покоится на
определенном, совершенно объективном анализе положения вещей. Три рода
явлений, которые связаны между собою и обусловливают друг друга, брались
большевиками в расчет при решении вопроса о зрелости мирового капитализма.
Это, во-первых, его технико-экономический базис и его организационные
формы. Во-вторых, соотношение классов, соотношение сил между рабочим
классом, мелкой буржуазией и капиталистической крупной буржуазией.
В-третьих, культурно-идеологическая зрелость пролетариата. Само собой
понятно, что вопрос о культурно-идеологической зрелости пролетариата
ортодоксальные марксисты ставили не с той точки зрения, что пролетариат
может захватить власть лишь тогда, когда выработает свою собственную
культуру, выдвинет кадр необходимых административных сил, нужных для
управления государством, и т. д. Так ставил вопрос А. А. Богданов. Это по
его теории пролетариат не может завоевать власть, пока не усвоит принципов
"всеобщей организационной науки", не проникнется взглядами всеобъемлющего
учения о пролетарской культуре. Само собой разумеется, что при таком
подходе, как у Богданова, вопрос о зрелости капитализма едва ли
когда-нибудь получил бы положительное решение. Но у большевиков подход был
иной, и с точки зрения этого подхода общая зрелость капиталистических
отношений для перехода их в социалистические не подлежала никакому
сомнению. Большевики выдвигали здесь положение о последней
империалистической фазе капитализма, о достаточной степени централизации и
концентрации капитала, об особых организационных формах капитализма
(финансовый капитал, капиталистические монополии, банковые консорциумы и
т. д.), рассматривая самый факт мировой империалистической войны как
доказательство зрелости капиталистических отношений, потому что сама
империалистическая война есть не что иное, как выражение громаднейшего
конфликта между ростом производительных сил и их капиталистической
оболочкой, ставшей уже тесной для более или менее нормального развития
этих производительных сил в дальнейшем.
   Само собой разумеется, что при оценке мирового капитализма большевики
вовсе не исходили из признания, если так можно выразиться, сплошной
зрелости капитализма и вовсе не предполагали, что в каждом географическом
пункте земного шара степень централизации и концентрации капитала, степень
концентрации рабочего класса и т.
   д. и т. д. всюду одинаковы и достаточны для перехода к социализму.
Наоборот, в лице Ленина большевики выдвинули положение о так называемом
"законе неравномерности капиталистического развития". Этот закон имеет
своей базой разнородность структур капитализма по странам. Этот закон
выдвигает и то обстоятельство, что есть строгое различие между центрами
капиталистической экономики и колониальной периферией этой же экономики,
что зрелость капитализма в целом, как капитализма мирового, вовсе не
предполагает совершенно одинаковой высоты капиталистического развития в
разных странах, одинакового темпа развития и т. д. Этот ленинский закон
неравномерности капиталистического развития и был теоретическим
обоснованием подхода большевиков к вопросу о зрелости мирового
капиталистического хозяйства, о степени его подготовленности к переходу в
хозяйство социалистическое, о мировой революции как сложном и длительном
процессе, который может начаться даже в одной стране.
   Так ставили вопрос большевики. Иначе подходили к нему противники
большевизма.
   При этом должно быть отмечено, что их (противников) аргументация в
"доказательство" незрелости капиталистических отношений имела целый ряд
вариантов. Имеется целый ряд критических позиций, направленных против
большевиков и долженствующих опровергнуть большевистский тезис
относительно зрелости капиталистических отношений в современном мировом
хозяйстве. Одни говорят, что экономически капитализм еще не созрел; другие
говорят, что он экономически созрел, но в результате мировой войны и в
результате того обнищания, которое наступило за время войны, он перестал
служить достаточной базой для перехода на рельсы социалистической
революции. Наконец, третьи выдвигают ряд особо "оригинальных" соображений,
указывая на культурную незрелость пролетариата, который не может в силу
этого решить задачу мировой революции.
   Первый тип критики большевизма, критики с точки зрения экономической
незрелости капиталистических отношений, наиболее ярко представлен в
работах Генриха Кунова.
   В одной из своих брошюр, написанной в оправдание голосования 4 августа
1914 года в германском рейхстаге, он развивал примерно такую концепцию. Он
говорил, что думать о переходе к социалистическому строю сейчас - значит
заниматься пустыми иллюзиями и утопией. Маркс сказал, что ни одна
хозяйственная форма не перестает жить, прежде чем она целиком и полностью
не осуществит всех своих возможностей, пока она не исчерпает всю себя до
конца. Возьмите те страны, говорил Кунов, где недостаточно еще развит
капитализм; возьмите рынки, которые не целиком еще наполнены
капиталистическим товарным содержанием; возьмите некоторые страны, где
капитализм стоит еще в начале своего развития, - и вам станет совершенно
ясно, что капитализму предстоит развиваться еще огромное количество
времени. А после войны, так утверждал Кунов, благодаря частичному
уничтожению производительных сил, получается еще возможность добавочного
развития капиталистических отношений, потому что, поскольку
производительные силы капитализма во время войны подверглись определенному
разрушению, постольку даже та сеть рынков, которая и без того была велика,
будет по отношению к разрушенным производительным силам еще более велика;
поэтому нелепой, утопичной, антимарксистской является мысль относительно
перехода общества в ближайший период на социалистические рельсы.
   Здесь все так недвусмысленно и ярко, что нет нужды привлекать других
критиков, идущих по той же линии; достаточно будет лишь упомянуть о
другом, на этот раз русском, марксистском, или полумарксистском,
литераторе, А. А. Богданове. В одной из своих работ, именно в брошюре
"Вопросы социализма", он писал:
   "В подтверждение (необходимости и возможности перехода к социализму. -
Н. Б.)
   указывают на гигантский рост именно тех отраслей, которые производят
средства производства. И вот если взять мировое производство тех же двух
основных материалов по всей промышленности - чугуна и угля и, основываясь
на их цене, оплате рабочей силы и приблизительной норме ее эксплуатации,
вычислить, какая доля всей трудовой энергии, находящейся в распоряжении
человечества, кристаллизуется в огромной годовой массе этих продуктов, то
окажется около 2-2/2 и отнюдь не более 3%. Результат, в котором как будто
нет ничего подавляющего" ""3"".
   Приведя эти свои 2-2/2% в производстве чугуна и угля, А. А. Богданов
тем самым считает доказанным положение о такой фазе развития
капиталистических отношений, при которой нечего и думать о том, чтобы
ставить себе какие-то задачи перехода на рельсы социалистической революции
и на рельсы непосредственного социалистического строительства.
   Едва ли такая критика может всерьез быть принятой за критику
марксистскую: это не больше, как карикатура на марксизм ""4"". Ибо
"критики" исходят здесь из крайне упрощенного, отнюдь не диалектического,
представления о предпосылках гибели капитализма. По их мнению,
капиталистическая форма производства погибнет только тогда, когда она
целиком (или почти целиком) вытеснит другие формы производства. Между тем
в действительности капиталистический способ производства гибнет гораздо
раньше, ибо он гораздо раньше развивает свои внутренние противоречия,
делающие нестерпимым и объективно невозможным его дальнейшее существование
(ср., например, мировые войны, "Эпоху войн и революций"). Равным образом,
"критики" исходят из такого положения, что материальная зрелость
капитализма должна быть такова, чтобы после захвата власти налицо был
почти готовенький социализм, охватывающий целиком и сразу все общество.
Между тем в действительности речь идет лишь об отправных пунктах движения,
о возможности дальнейшего строительства. У "критиков" исчезает почти весь
переходный период, который есть период развития социалистических
хозяйственных форм среди форм несоциалистических. Их ("критиков")
кажущийся радикализм есть оборотная сторона их глубочайшего оппортунизма.
Едва ли есть нужда дольше задерживаться на этой породе критиков:
приведенного достаточно, чтобы перейти к другой группе возражений.
   Эта последняя в общем виде примерно может быть изображена таким образом:
   социализм, конечно, созрел, капитализм уже создал внутри себя
производительные силы, которые могут поставить в порядок дня вопрос о
социалистическом перевороте, но война все разрушила, и теперь приходится
брать уже иной тон, теперь нельзя ставить перед собой задачу
социалистического переворота. Так ставит вопрос, между прочим, не кто
иной, как Каутский, который говорил относительно огромных разрушений войны
и относительно того, что на базисе разрушенного войной капитализма строить
социализм невозможно. Но были и русские социал-демократы, которые точно
так же ставили вопрос,- например, так ставил его очень известный русский
меньшевик Либер. В предисловии к своей брошюре, изданной в Харькове в 1919
г. под названием "Социальная революция или социальный распад", он, не
преминув сообщить, что, "к сожалению", им потеряны прежние рукописи в то
время, когда ему пришлось скрываться от "коммунистических охранников",
выдвигает такие рассуждения: "Основные, "пессимистические"
   положения, развитые в настоящей лекции, защищались мною в еще "медовые"
месяцы нашей революции. Уже с первых дней русской революции для меня были
ясны черты гнилостного ее распада, вызванного войной, и перебегающие
болотные огоньки ни на один момент не казались мне революционными маяками"
""5"". Это, долженствующее быть поэтическим, описание содержит такую
политическую мысль: что вы, большевики, говорите о каком-то социализме, о
международной революции и пр.
   вещах? Что вы ставите это в порядок дня? На самом деле то, что
происходит, есть не процесс революционного движения общества вперед, а
есть процесс гнилостного распада, вызванного войной.
   В третьей главе этой своей брошюры, расписывая "анархию", появившуюся в
результате войны, в главе, названной "Грядущие перспективы и задачи",
автор прямо заявляет, что его точка зрения приложима не только к России,
но ее "чохом", так сказать, можно применить и ко всему миру: "Из всего,
что я сказал, ясно, что социализма теперь нельзя осуществить" ""6"".
   Не трудно увидеть, что эта аргументация исходит из оппортунистической
предпосылки о "безболезненном" переходе от капитализма к социализму. В
полном противоречии с революционной теорией Маркса, который предсказывал
рождение социализма среди катастроф ("Zusammenbruchstheorie"), неизбежно
связанных с разрушением производительных сил, "критики" исходят из
возможности поистине идиллического хода событий. С другой стороны,
разбираемая аргументация связана также с арифметическим представлением о
предпосылках социалистического строительства: она предполагает, что
отступление от определенной грани в развитии материального остова
производства уже тем самым делает сразу невозможным переход к социализму.
Изменяющееся соотношение классовых сил, воспитание и самовоспитание
пролетариата в его боях и т. д.- все это не принимается во внимание.
Нечего и говорить о том, что эмпирическая проверка этого положения, т. е.
весь последующий ход событий, целиком опровергли рассуждения
оппортунистов, которые просто-напросто убегали от решений задачи, как
убегали от революции вообще.
   Третья группа возражений, в форме самого ходового товара, была
представлена в виде теории, которая должна была доказать, что пролетариат
вообще не может взять власть, поскольку он является арифметическим
меньшинством населения. Взятие власти, диктатура пролетариата, захват
власти политической партией рабочего класса, строительство социализма,
переход от капиталистического общества к социалистическому предполагает
обязательно, по мнению этих критиков - социал-демократов, большинство,
принадлежащее пролетариату. Этот вопрос очень подробно обсуждался в
большевистской литературе, и останавливаться на нем здесь едва ли есть
необходимость. В частности, широко известны аргументы, которые в этом
вопросе направлял против Каутского тов. Ленин.
   "...Главный источник непонимания диктатуры пролетариата со стороны
"социалистов"
   (читай: мелкобуржуазных демократов) II Интернационала, - писал Ленин,
- состоит в непонимании ими того, что государственная власть в руках
одного класса, пролетариата, может и должна стать орудием привлечения на
сторону пролетариата непролетарских трудящихся масс, орудием отвоевания
этих масс у буржуазии и у мелкобуржуазных партий" ""7"". Вполне возможно
такое конкретное сочетание общественных сил, когда пролетарское
меньшинство населения может руководить массой мелкой буржуазии. С другой
стороны, возможно и такое аристократическое перерождение известных слоев
пролетариата, имеющего большинство в стране, когда пролетарская революция
крайне затруднена ""8"".
   Таким образом, только шаблонное, вульгарное, неконкретное,
недиалектическое отношение к вопросу может привести к
социал-демократическому взгляду на невозможность переворота при
пролетарском меньшинстве.
   Оригинальный вариант теории о незрелости самого пролетариата
представляет точка зрения А. Богданова. У Богданова имеется, как известно,
особая теория вызревания социалистических элементов в недрах
капиталистического общества. Согласно этой теории дело обстоит так, что
только тогда рабочий класс может поставить перед собой задачу завоевания
власти для социалистического строительства, когда он будет уже иметь в
своем распоряжении подготовленный кадр людей, могущих решать самые сложные
задачи социалистического строительства. Аргументация Богданова довольно
проста. Он берет, скажем, такой вопрос, как вопрос плана, и говорит:
   построить план социалистического хозяйства есть задача колоссально
сложная. А если поставить задачу мировой организации социалистического
общества, то трудность возрастет неизмеримо. Преодолеть эту трудность без
соответствующих культурно-организационных предпосылок невозможно. А так
как этих предпосылок еще нет налицо, то, само собой разумеется, невозможна
и постановка на очередь дня самой задачи социалистического строительства.
   Ввиду особой оригинальности позиции А. А. Богданова, приведем наиболее
характерные места полностью. На с. 38 своей брошюры "Вопросы социализма"
автор пишет:
   "Планомерная организация человечества предполагает обобщение и
обобществление организационного опыта, его кристаллизацию в научной форме.
Если этого нет, значит - еще не назрели исторические условия для решения
задачи. Оно невозможно, как невозможна была бы система машинного
производства, без естественных и технических наук, обобщающих и
обобществляющих технический опыт".
 
   И далее, на с. 68:
   "Культурная несамостоятельность пролетариата в настоящее время есть
факт основной и несомненный, который надо честно признать и из которого
следует исходить в программе ближайшего будущего. Культура класса - это
вся совокупность его организационных форм и методов. Если так, то какой
злой иронией или каким детским неразумием представляются проекты
немедленно навязать пролетариату дело самого радикального, невиданно
сложного и трудного во всей истории организационного переустройства в
мировом масштабе! И это тогда, когда так часто на наших глазах распадаются
и рассыпаются - нередко даже не от внешних ударов - его собственные
организации".
   В известном смысле не менее интересную точку зрения и очень близко
стоящую к позиции А. Богданова развивал в те годы В. Базаров. Базаров
исходит примерно из тех же предпосылок, что и Богданов, но более конкретно
и отчетливо формулирует свои выводы. На этих выводах, минуя их
аргументацию, общий характер которой только что отмечен, и следует
остановиться. Вот как они формулированы автором.
   Анализируя западноевропейские формы государственного капитализма, В.
Базаров умозаключает:
   "Ввиду всего сказанного выше, нам представляется совершенно
невероятным, чтобы рабочая партия в сколько-нибудь близком будущем смогла
использовать эту новую форму буржуазного строя, как орудие для создания
подлинно социалистического, свободно планомерного хозяйства. Единственно
доступной для нее в данных условиях задачей является задача,
формулированная германскими оппортунистами: превращения хозяйства,
основанного на извлечении прибыли, "в государственную хозяйственную
организацию, рассчитанную на обслуживание потребления" в
"Bedarfsdeckungswirtschaft", как гласит неуклюжий термин новейшего
изобретения"
   ""9"".
   Сделав поправку против оппортунистов в смысле необходимости
международного характера этой организации - госкапитализма, автор
приходит к такому итоговому выводу:
   "...Дело идет здесь об очень обширной и сложной организации. Но так как
она нисколько не порывает с основами принудительной,
буржуазно-демократической государственности, так как, с другой стороны,
общие контуры этой организации уже начинают вырисовываться в стихийных
процессах переживаемого нами времени,- то здесь перед современной
демократией встает проблема, которую нельзя признать принципиально для нее
непосильной. От того, сумеет ли пролетариат проявить надлежащую инициативу
и сплотить вокруг себя прочие демократические элементы, заинтересованные в
успешном разрешении указанной задачи, зависит ход всемирной истории в
те