рокам.
Стражники подошли. Алибас  нажал  на  кнопку  в  столе  -  часть  столешницы
медленно поплыла  вверх  и  к  самым  глазам  игротехника  выдвинулся  экран
монитора.  Алибас  некоторое  время  изучал  показания  на   экране,   потом
повернулся к "римлянину"-центу. - Дион Ставрос, объявляю  вам  промежуточный
результат  игры.  Вы  окончательно  определены  как   "призрак".   Стражники
приготовились к бурной реакции Диона, но  тот  не  двинулся  с  места  и  не
изменился в лице. Своим ровным бесцветным баритоном он спокойно возразил:  -
Это недоразумение. Я рядовой центурион из Южной Скифии, Земля, арестован  на
территории Мира Святого Фомы Тайной  Службой  Византии  по  неизвестной  мне
причине  и  выдан  Ордену  Измаилитов  Османской   Конфедерации   также   по
неизвестной мне причине. Согласен отвечать на любые  вопросы  с  применением
любых средств проверки моей искренности, при условии, что  это  не  повредит
моему  здоровью  и  не  затронет  государственных  интересов   Византии.   Я
невиновен. Во  время  монотонной  речи  "римлянина"  игротехник  внимательно
изучал  то  его  лицо,  то  показания  на  экране,  и  выглядел  все   более
озадаченным. Когда речь кончилась, он молча махнул  рукой  в  сторону  двери
номер ноль. Стражники подхватили Диона под локти и повели к этой двери. Дион
не  пытался  сопротивляться.  Он  спокойно  переступил  через  порог,  дверь
закрылась за ним. Стражники остались в комнате. Игротехник впился глазами  в
лицо второго "римлянина". Тот был абсолютно спокоен. - Догадываетесь о  том,
что ждет вашего коллегу за дверью? - Нет, - ответил Бешар.  -  За  дверью  -
камера сгорания. В настоящий момент приговор приводится  в  исполнение...  В
стене рядом  с  дверью  номер  ноль  открылся  небольшой  люк,  из  которого
вывалился белый брикетик. С бирочкой. Стражник  аккуратно  поднял  брикетик,
отнес к столу и положил перед Бешаром. Алибас отвернулся от Бешара  и  минут
пять читал показания на экране. Снова внимательно  посмотрел  на  Бешара.  И
вдруг - на Василия. Внутри у Василия все стало холодным и хрупким. Но Алибас
ничего  не  сказал,  только  вздохнул.  Василий  вдруг  понял,  что   Алибас
окончательно сбит с толку. - Ну, - спросил игротехник  у  Бешара,  -  будете
сотрудничать? Вы ведь тоже "призрак". У нас  есть  несколько  ваших  коллег.
Певого мы сожгли специально для вас, чтобы  вы  понимали  серьезность  наших
намерений и вашего положения. Вас тоже можем сжечь - на потеху следующему...
Или не надо? Отвечайте пожалуйста. - Я не призрак, - монотонно начал  Бешар,
- это недоразумение. Я третий электрик со  станции  "Салах  Ад-Дин",  Приап,
арестован хашами Ордена Измаилитов по неизвестной... - Все! Алибас нажал  на
кнопку, монитор скрылся под поверхностью стола. - Уведите  его,  пожалуйста.
Стражники подняли Бешара и повели к выходу  из  комнаты.  Бешар  шел  ровным
шагом, глядя прямо перед собой. Алибас думал довольно долго, нервно  теребил
рукава. В конце концов он успокоился. - Стража,  будьте  добры,  отойдите  к
стенам. Хорошо. Итак, вторая  часть  игры.  Гирей-ага,  скажите,  по-вашему,
"призраки" - живые существа? Шейх Керим попытался что-то вставить, но Алибас
почти  грубо  оборвал  его:  -  Тихо!  Вопрос  к  Василию   Гирею.   Василий
почувствовал, что знает точный ответ. -  Нет.  Алибас  остался  доволен.  Он
поудобнее устроился на своем  вращающемся  стуле,  покачался  из  стороны  в
сторону. Даже улыбнулся. - Великолепно, Гирей-ага. Теперь  я  очень  попрошу
вас пройти в комнату номер один и подождать там. Мы с шейхом Керимом обсудим
несколько научных вопросов, являющихся  государственной  тайной.  Алибас  не
делал знака страже. Василий сам встал и пошел  к  узкой  двери  с  маленькой
квадратной номерной табличкой. Дверь открылась. Василий шагнул через  порог.
Дверь захлопнулась за ним с глухим  плотоядным  чмоком.  Сам  зажегся  свет.
Маленькая каморка, шершавые керамические стены, ни  стула,  ни  скамеечки...
Свиные уши! Шайтанье дерьмо! Три мегатонны шайтаньего  дерьма!  ВЕДЬ  ЭТО  -
КАМЕРА СГОРАНИЯ!!! Ноги стали легкими и мягкими, как две подушки. Но Василий
напряг все силы и остался стоять. Он  ждал.  Из  скрытого  динамика  донесся
негромкий  женский  голос:  -  Курпан  дир-зигунов  Приапа  Василий   Гирей,
переведен из чина  лейтенанта  Янычарского  Корпуса  Османской  Конфедерации
Миров. Обвиняется в несанкционированном профессиональном  сотрудничестве  со
специальными службами Византийской Империи на  фоне  чрезвычайной  ситуации.
Основное доказательство вины - договорные документы, подписанные  обвиняемым
во время пребывания на Новой Тавриде.  Приговорен  к  смертной  казни  через
моментальное сожжение. Приговор привести в исполнение. Гирей-ага, умрите как
мужчина. Не исключено, что вы, все-таки, попадете в рай.  Счастливого  пути.
"Курпан! Я же приписан к Приапу! Умираю козлом." - Подумал  Василий  прежде,
чем пришла тьма.

   ГЛАВА 3. "Тьма лона твоего - пасть огненного  змея;  Тьма  глаз  твоих  -
огонь, который жжет, не грея; Ты вся - огонь из тьмы, без света и тепла, А я
- лишь пепел, прах, что по ветру  развеян."  Ибн  Залман,  великий  иранский
поэт. Настолько великий, что строки его цитируют даже души  в  раю.  Василий
открыл глаза - жмуриться больше не было сил. Он уже довольно давно очнулся и
лежал, слушая журчание райских фонтанов, пение райских  птиц  и  тихий  смех
райских гурий. Открыть глаза было страшно: вдруг рай  окажется  каким-нибудь
не таким -  фонтаны  не  те,  птички...  Главное  -  гурии,  жемчужины  рая,
квинтэссенция наслаждения.  Но  глаза  пришлось  открыть.  Чья-то  рука  уже
гладила Василия по щеке, чье-то дыхание он чувствовал у себя  на  лбу.  Чье?
Смуглая тонкая рука, покрытая легким пушком. Это - первое,  что  он  увидел.
Проследил взглядом вдоль руки - рука терялась под розовой шелковой накидкой.
Полупрозрачная чадра почти не  скрывает  лица.  Лицо  молодое,  девушке  лет
пятнадцать, не больше. Василий потянулся за носовым платком,  вытереть  пот,
заливший глаза. Платка не было. Василий понял, что он голый лежит на  берегу
небольшого ручья.  Чем-то  ручей  напоминал  реку  Карджала...  Ну  конечно!
Любовь. Гурии. Рай, значит. Василий поднялся на четвереньки, дополз до ручья
и плюхнулся в воду. Под водой он не закрывал глаз, видел  смутные  маленькие
тени рыбок. Райских рыбок.  Мундир  оказался  на  другом  берегу,  в  траве,
аккуратно  сложенный,  постиранный,  отутюженный.  Василий  решил  пока   не
одеваться, повернулся к гурии: - Девонька, чем бы вытереться? - спросил  он,
почему-то, по-русски. Но она  поняла.  Не  торопясь,  она  стащила  с  плеча
шелковую накидку и осталась обнаженной, в одной лишь  прозрачной  чадре,  да
еще в соски вдеты сапфировые сережки.  Держа  накидку  на  вытянутых  руках,
гурия пошла к Василию через ручей. Шелк приятно обволакивал  тело,  впитывал
воду вместе с усталостью, страхом, недоумением, досадой  -  всеми  радостями
прошлой, ненастоящей жизни. - Как тебя зовут, милая? -  Здесь  нет  имен,  -
ответила гурия по-русски и перешла на турецкий, - зови меня Первая. - Есть и
вторая? - Есть сколько пожелаешь. А сколько ты пожелаешь? Василий задумался.
Вся его взрослая жизнь прошла в Суфийской коллегии и в  Янычарском  Корпусе,
подразделении настолько элитарном, что  на  развлечения  в  свободное  время
просто не оставалось сил. Пока был студентом,  Василий  иногда  выбирался  в
дешевый сад наслаждений, но не  очень  часто,  предпочитая  библиотеку  всем
садам наслаждений и всем скрипучим узким койкам в  общаге  коллегии.  Гурия,
наверное, сама разобралась, что нужно  Василию.  Она  два  раза  хлопнула  в
ладоши. Из-за кустов выскочили два юноши лет по семнадцать, оба в просторных
розовых шароварах и расшитых бисером безрукавках. Один нес поднос  с  блюдом
луккума, другой - серебряный  кувшин  и  хрустальный  стаканчик.  В  кувшине
оказался прохладный щербет. Поставив луккум и щербет  возле  Василия,  юноши
отшли в сторону, к кустам, вытащили из-за широких  поясов  маленькие  черные
флейты и принялись тихо что-то наигрывать дуэтом.  Василий  лежал  в  мягкой
траве подле райского  ручейка,  прихлебывая  райский  щербет.  Пели  райские
птички. Что-то в их пении насторожило  Василия,  но  он  не  успел  об  этом
задуматься - гурия принялась за легкий массаж. Она начала с ног, с  кончиков
пальцев, постепенно поднимаясь все  выше  и  выше.  Сладкие  мурашки  лениво
поползли по всему телу. Василий отставил кувшин со щербетом в  сторону,  лег
на спину, расслабился. Гурия уже добралась до груди,  проходила  аккуратными
пальцами вдоль ребер. Василий погладил ее по бедру. Бедро было прохладным  и
твердым. Девушка улыбнулась и поцеловала Василия в  правый  сосок.  Потом  в
левый.  Розовый  язык  гурии  легонько  касался  сосков  Василия,  и  каждое
прикосновение  заставляло  его  вздрагивать.   Василий   почувствовал,   как
напрягается все его тело, как растет в нем мужская сила, пытаясь  выпрыгнуть
наружу... Бег сладких мурашек превратился  в  стремительный  полет,  Василий
судорожно вздохнул и широко открытыми глазами уставился на стерильно  чистое
небо рая.закрывал глаз,  он  смотрел  на  небо.  Пульсации  становились  все
быстрее, быстрее... Василий застонал. Небо над ним подернулось рябью.  Гурия
тоже застонала. Небо начало вращаться, в центре  его  образовалась  воронка.
Где-то уже Василий видел такую же. Юноши почему-то забеспокоились, побросали
флейты, вскочили  на  ноги,  побежали  через  ручей  и  исчезли  за  низкими
деревцами. Гурия  поглядела  на  воронку  в  небе  и  испуганно  вскрикнула,
метнулась к кустам. Василий остался  один,  его  все  еще  вздыбленный  член
указывал прямо на небесную воронку. Небо затвердело, воронка превратилась  в
темное отверстие. Гурия вытянула из кустов переговорник - провод уходил  под
землю - и  дрожащим  пальцем  пыталась  набрать  код  на  клавиатуре.  А  из
отверстия в небе прямо на Василия выпал Пурдзан. Он смягчил падение кувырком
через голову и устойчиво вскочил на свои козлиные ноги. Из-за пояса  у  него
торчало три черных рукоятки - измаилитские кинжалы. Трофеи. - Гирей-ага!.. Я
смотрю, вы - крутой мужик!.. Тут Пурдзан заметил гурию, которая все никак не
могла справиться с кодом. Подскочив к ней,  сатир  в  один  взмах  перерезал
провод переговорника, заломил девушке руку за спину и прижал острие  кинжала
с сонной артерии. - Простите, ханум, но думаю, так будет лучше  для  всех...
Гирей-ага, хорошую они для вас придумали казнь. Это я, получается, воюю, как
угорелый, а мог бы трахаться в свое удовольствие.  -  Пурдзан,  не  выпуская
гурию, огляделся по сторонам. - Да здесь прямо рай! - Это и есть рай, Пур, -
Василий  потянулся  к  щербету.  Налил  в  стаканчик  ярко-желтой  жидкости,
отхлебнул. - Но это мой рай. Вечная любовь. А  твой  рай,  наверное,  вечная
война. Шел бы ты к себе... -  Мне  рано  в  рай,  я  еще  только  три  курса
закончил. И в армии не дослужил. И... - Слушай, ты же в шахту лифта упал. Не
помнишь? - Не-а, - Пурдзан весело хмыкнул, - помню, как одному хашу ткнул  в
глаз, а пока остальные смелости набирались, я по скобкам полез вниз, а потом
снова за лифт уцепился, снизу, за провод. Да, помню еще, закричал я, как  мы
в горах в детстве родителей пугали - сам спрячешься и орешь, а  они  думают,
ты с обрыва упал. Вот так: а-а-а!.. И Пурдзан изобразил  затухающий  крик  -
тот самый, который Василий слышал в лифте. Но сейчас Василий услышал кое-что
еще - журчание ручья прерывалось чьими-то осторожными шагами.  Он  посмотрел
туда, и райская истома мгновенно пропала из тела,  будто  кругом  и  не  рай
вовсе. Действительно, откуда в раю возьмутся измаилитские хаши? Два  хаша  в
черной форме, с повязками на лицах, тихо шли через ручей, хотели,  наверное,
подкрасться к Пурдзану со спины. У одного в руке был кинжал. Кинжал  другого
болтался в ножнах, зато в руке был пистолет. - Пур, сзади! Василий выкрикнул
это инстинктивно. В конце-концов, теперь война Пурдзана  его  совершенно  не
касается. Пурдзан прекратил орать, резко развернулся к  ручью,  держа  гурию
щитом между собой и хашами. Тут гурия подала голос: - Вас сожгут, -  сказала
она Пурдзану. Пурдзан не ответил, он следил  за  хашами.  Хаши  остановились
посреди  ручья,  вода  нежно  обтекала  черные  голенища  их  сапог.  Хаш  с
пистолетом тщательно прицелился. Оценив его позу и  манеру  держать  оружие,
Василий понял, что хаш не промажет, обязательно попадет Пурдзану в  лоб,  не
задев гурию. Но хаш сдуру  начал  вести  переговоры.  -  Отпустите  девушку,
пожалуйста. Вас взяли не как преступника, вы нужны как свидетель. - Да!  Да!
Отпускаю!.. - испуганно отозвался Пурдзан. И метнул кинжал. Метнул  он  его,
не замахиваясь, прямо от горла девушки, одним  молниеносным  движением.  Хаш
взмахнул руками - кинжал воткнулся ему в левый глаз - и, падая,  сделал  два
выстрела. Пули ушли в небо. И, к  ужасу  Василия,  срикошетили!  Два  легких
чмокающих всплеска от срикошетивших пуль, один  тяжелый  мягкий  всплеск  от
упавшего тела. По чистой воде райского ручья пошли красные кровавые разводы.
Второй хаш нагнулся было подобрать пистолет, но  Пурдзан,  отшвырнув  гурию,
выхватил из-за пояса еще один кинжал и  метнул  в  хаша.  Хаш  успел  отбить
кинжал Пурдзана своим кинжалом  и  снова  устремился  к  мертвому  товарищу.
Пурдзан сделал три огромных прыжка, и его  копыто  врезалось  в  висок  хаша
прежде, чем тот смог дотянуться до пистолета. Хаш отлетел на середину  ручья
и сидел, мотая головой, по плечи в воде. Над поверхностью торчали его острые
колени, обтянутые  черным  шелком  шаровар.  Пурдзан  приземлился  в  низкой
стойке. Можно было подумать, что противники мирно  купаются  -  если  бы  не
плавающий рядом труп. Гурия попыталась убежать, но Василий вскочил,  схватил
ее за волосы, повалил на траву, придавив коленом. Сделал он  это,  повинуясь
тому же инстинкту, который заставил его предупредить Пурдзана об  опасности.
Пурдзан действовал по обычной диверсионной схеме, и Василий даже  в  раю  не
мог сопротивляться своим профессиональным навыкам. Лицо  девушки  исказилось
злобой, но не потеряло красоты. - Тебя тоже сожгут. -  Меня  уже  сожгли,  -
возразил Василий. - Как же! - Девушка готова была заплакать. - Жди! Сволочь!
Хоть пол-ордена укокошь, а они заставят тебе минет делать! Важный свидетель!
Мразь! До Василия, наконец, начало  доходить.  Измаилитский  фокус!  Иллюзия
рая! Но зачем? Если это был не настоящий рай, значит,  казнь  тоже  была  не
настоящая. А допрос? А сами измаилиты?  Может  ли  сатир  мочить  направо  и
налево настоящих хашей? Василий вспомнил, как дрался Пурдзан  в  лифте.  Да,
Пурдзан может. Сатиры, вообще, странный народ. Пурдзан и  хаш  были  уже  на
другом берегу и ходили кругами, расставив руки. В правой руке у каждого  был
зажат кинжал. Хаш пару раз перекинул кинжал в левую руку и обратно,  Пурдзан
не тратил сил на обманные движения - просто  ждал  момента.  Хаш  неожиданно
присел и попытался сделать подсечку. Пурдзан подпрыгнул, выставив  копыто  в
ударе, но хаш упал на землю, быстро перекатился,  и  вот  он  уже  снова  на
ногах. Опять напряженные круги - один, другой, третий... Ничья?  Пурдзан  не
выдержал, попытался нанести удар. Хаш перехватил его руку  свободной  рукой,
одновременно  нанося  собственный  удар  -  но  Пурдзан,  в  свою   очередь,
перехватил руку хаша.  Противники  продолжали  кружить,  взявшись  за  руки,
иногда  высоко  вскидывая  ноги,  чтобы  уйти  от  подсечек.  Бой  похож  на
непристойный танец, подумал Василий. И тут Пурдзан боднул противника в лицо.
Рога! Ведь у Пурдзана на голове есть  рога!  Хаш  выронил  кинжал,  осел  на
землю. Пурдзан тут же пнул его по лицу  копытом,  подпрыгнул  и  приземлился
рядом с хашем на одно колено, воткнув ему кинжал под левую ключицу. Замер на
секунду. Выдернул кинжал,  сорвал  с  лица  мертвого  измаилита  повязку  и,
тщательно протерев ею кинжал, сунул его  себе  за  пояс.  Поднялся,  помахал
Василию. - Гирей-ага, пора двигать. Девушка молчала, не  сопротивлялась.  По
лицу ее текли слезы. - Прости, милая, - сказал  Василий  по-русски  и  одним
ударом по затылку отключил ее. Аккуратно  уложил  на  траву,  укрыл  розовой
накидкой. И стал, не торопясь, одеваться. Льняная офицерская сорочка, жилет,
шаровары. Новая феска без кокарды. Портупея  с  кобурой  -  кобура,  правда,
пустая. Надо бы забрать пистолет.  У  берега  лицом  вниз  покачивался  труп
первого хаша. Василий, засучив шаровары,  вошел  в  воду,  перевернул  труп,
выдернул из мертвой руки пистолет, запихнул в кобуру.  В  бластерной  кобуре
пистолет сидел криво, клапан не  удалось  застегнуть  -  но  сейчас  Василия
волновало другое: проверяя  неприятную  догадку,  он  снял  повязку  с  лица
мертвого хаша. Даже кинжал, торчащий из глазницы, не помешал Василию  узнать
этого юношу - того самого, который совсем недавно  принес  поднос  с  блюдом
луккума. А второй? Очевидно, второй - тоже тот самый. "Ну и сраная же у тебя
работа была, парнишка," - подумал Василий. Он не стал выдергивать кинжал  из
глазницы, взял другой кинжал, который так и остался в ножнах - прямо  вместе
с ножнами. Пристегнул ножны к своей портупее,  выбрался  на  берег,  натянул
сапоги. Птички продолжали петь, как ни в чем ни бывало,  но  теперь  Василий
явственно слышал, что птички повторяют одни  и  те  же  трели  строго  через
равные промежутки времени. Магнитофонная запись.

   ГЛАВА  4.  Райское  небо  оказалось  низким  -  достаточно  было  встать,
балансируя, на Плечи Пурдзана, чтобы дотянуться руками  до  края  отверстия.
Над "раем" был темный пыльный зал. Василий лег на пол, свесил вниз руку.  Со
второго прыжка Пурдзан смог за нее уцепиться и тоже оказался наверху. - Пур,
как ты научился открывать эти воронки? - Случайно. Пурдзан воткнул кинжал  в
пол рядом с отверстием - отверстие начало быстро затягиваться. - Ткнуть  еще
раз, и дырка откроется. Надо только место найти. - Надо выход найти.  Теперь
меня точно спалят, уже по-настоящему.  И  тебя  тоже.  "Вот  будет  козлиное
рагу," - добавил про себя Василий. Отверстие  затянулось  полностью,  теперь
кругом было абсолютно темно. Василий и  Пурдзан  нерешительно  топтались  на
месте, не зная, в какую сторону идти.  -  Рекомендую  вам  не  двигаться,  -
прозвучал откуда-то из темноты отчетливый совет. Василий  выхватил  пистолет
из кобуры и выстрелил в сторону голоса. Пистолет жалобно щелкнул  -  видимо,
вода райского ручья подмочила порох. Следом за  щелчком  пистолета  раздался
еще один щелчок, и в зале вспыхнул свет. Вдоль длинной  стены  пустого  зала
стояло человек пятнадцать хашей, у каждого  -  пистолет.  В  противоположной
стене темнел незащищенный дверной  проем.  Бежать  туда?  Василий  прекрасно
понимал, что это - ловушка. Впрочем, они и так уже попались, хуже не  будет.
- Пур, за мной! Темный  коридор,  петляя,  вел  их  мимо  запертых  стальных
дверей, над которыми  тускло  тлели  красные  лампочки  сигнализации.  После
четвертого поворота стало светлее - здесь стены коридора были прозрачные. За
правой стеной два техника в рабочих халатах и  с  неизменными  измаилитскими
повязками на лицах возились вокруг какой-то  аппаратуры;  комната  за  левой
стеной воспроизводила  фрагмент  пустынного  пейзажа.  На  песчаном  холмике
неподвижно сидела, вылупив  глаза,  огромная  ящерица  с  непомерно  широкой
мордой. Василий попытался разбить прозрачную стену,  но  только  ушиб  ногу.
Дальше коридор снова уходил в темноту - и ни одной открытой двери,  ни  даже
развилки. Еще пара поворотов, опять светлый участок - на  этот  раз  коридор
освещали  круглые  плафоны.  Коридор  был  длинный  и  пустой,   кончавшийся
очередным поворотом. - Стой! - Василий прислушался. Впереди раздавался топот
бегущих ног. - Пур, подходим  к  повороту,  встречаем  их  из-за  угла...  -
Погодите, Гирей-ага. Пурдзан присел  на  корточки  и  стал  шарить  по  полу
острием кинжала. Найдя небольш