еты через золотой мундштук,  с
удовольствием слушал, как его никчемный  отец  жалуется  на  свою  никчемную
жизнь. Впрочем, это было единственным удовольствием подобного рода,  которое
себе позволял Борис. Больше он ни на кого не злился:  его  жизнь  неожиданно
удалась. Отцу он купил новый компьютер, "пентиум", а старый  забрал  себе  -
чтобы иногда вспоминать о "тяжелом детстве". Компьютер этот стоял в  углу  и
никогда не включался. Рядом стояли другие компьютеры, целые и  развороченные
- Борис любил на досуге в них копаться. Иногда он даже забывал, какой из них
- тот  самый.  Жизнь  Бориса  текла  по  обычной  для  молодого  российского
коммерсанта извилистой линии - пока не появились люди из  Института  Сенеки.
Они возникли прямо во дворе Бориса, где он драил свой новый джип.  Вышли  из
светящегося  розового  облачка,  вкатили  за  собой  какой-то   аппарат   на
колесиках, повернули на нем рычажок - и облачко исчезло.  А  люди  остались,
два приветливых старичка в длинных пестрых тогах. Они обратились к Борису на
латыни - а он знал латынь, выучил ее на третьем  курсе,  чтобы  хоть  как-то
приблизиться к университетским "снобам".  -  В  пестрых  тогах?  Приветливые
старички? - удивился Василий. Мин-хан хмыкнул: - Таких блидов не  бывает.  -
Именно приветливые старички, совершенно милые люди, - настаивал Борис. - Они
сказали,  что  испытывают  способ  передвижения  по  неправильным  мирам.  Я
согласился, что наш мир нельзя назвать особенно правильным.  И  почему-то  я
совсем не удивился, не испугался... После того, как моя программа непонятным
мне способом отправила на тот свет несколько человек, я отучился удивляться.
Мне только было интересно, что такое  "правильный  мир".  Мы  со  старичками
попили чайку, они все рассказали. Оказывается, их  "правильный  мир"  -  это
Римская Империя размером с полгалактики. В вашем мире есть Римская  Империя?
- Была, - коротко ответила Ольга. - И у нас была, - добавила  Резеда.  -  Ну
вот. И у нас была. А у них - до сих пор... Я так и не понял,  почему  у  нас
Рим сдох, а у них - наоборот. Они  что-то  долго  объясняли  про  императора
Юлиана-реформатора, который запретил христианство, потом  пытался  возродить
старые культы, а перед  смертью  сделал  государственной  религией  какую-то
экзотику, митраизм, вроде. И старички прочли  целую  лекцию  о  том,  что  с
помощью этого культа Рим подчинил себе половину планеты, а  потом  и  другие
планеты. Я больше в компьютерах разбираюсь, я, честно  говоря,  не  понимаю,
при чем тут религия. Но  вот  у  нас  нет  митраизма  -  и  мы  дальше  Луны
практически не летали. А они  -  летали.  Вы  летали?  -  Да.  Рассказывайте
дальше. Василий чувствовал, что приближается развязка. Он даже  догадывался,
какая, но хотел услышать все от главного  виновника  собственными  ушами.  -
Дальше мы стали говорить о  компьютерах,  по  моей  инициативе,  разумеется.
Старички похвалились, что у них половина галактики повязана в сеть. Потом  я
им показал свои "тачки", они раскудахтались - мол,  хорошо  бы  притащить  в
Институт Сенеки эти драндулеты, вот будет смех. А  их  Институт  этот  стоит
прямо там, где мой дом находится. Они просто у себя во двор  вышли,  рычажок
передвинули - и оказались во дворе моего домика.  Мин-хан  тоже  все  понял.
Лицо его стало красным, он несколько раз дернул себя за бороду.  -  Так  ты,
гнида... - Да, я гнида. Но не нарочно. Хотя... Я не  знаю,  что  мной  тогда
управляло. Могу точно сказать, что специально я этого  делать  не  хотел.  В
общем, я старичкам предложил одну из своих "тачек" в  подарок,  они  выбрали
самую неказистую. Мы еще потрепались,  потом  они  ушли  -  в  свое  розовое
облачко. Мне на память оставили грозное оружие - правда, без батареек.  Я  с
собой ношу, вместо амулета.  Борис  вытащил  из  кармана  бластер.  Пурдзан,
который скучал во время всего разговора, вскочил на ноги. Мин-хан и  Василий
одновременно крякнули. Это был бластер блидов. - Сами понимаете, -  закончил
Борис, - старички выбрали тот старый компьютер. Я  проверил,  ужаснулся,  но
что я мог поделать? Некоторое время все молчали. Слышен  был  рокот  мотора,
шуршание  воды  за  бортом.  Спокойная  зеленоватая   вода   мигает   сквозь
иллюминатор приветливыми бликами. Но  все  это  может  исчезнуть,  смениться
кошмаром - очень скоро. - Что-нибудь ты можешь поделать, я думаю,  -  сказал
Василий, глядя Борису в глаза, - кстати, перейдем на "ты"? -  Пожалуйста.  -
Ну вот. Ты эту дрянь сотворил, ты ее и разгребешь. Говоришь, милые старички?
В пестрых тогах? Борис молча кивнул. Василий встал,  прошел  через  каюту  и
присел на корточки напротив Бориса. -  Теперь  вместо  твоих  старичков  там
ублюдки в серых туниках. И по-моему, они не вполне живые. И, главное, они не
только там. Они теперь и у нас. И к вам сюда они дорогу  знают.  Ты  хочешь,
чтобы твоя бяка снова заработала у тебя дома? - Нет, нет, конечно!  -  Тогда
ты идешь с нами. Бросаешь все дела - и идешь. Иначе  мы  тебя  убьем.  Прямо
здесь. Борис и бровью не повел. Только слегка поджал  губы,  склонил  голову
набок. - Ну?! - почти заорал Василий. - Что "ну"? Я прикидываю,  что  сейчас
делать. - Сейчас обсохнуть  бы,  -  жалобно  откликнулась  Гюльчачай.  Борис
встал. - Тогда пошли на палубу.  Там  обсохнете  моментально.  И  скоро  уже
подплываем, видом полюбуетесь. Жаркие солнечные лучи, отскакивая от  гладкой
воды, кидались на бетон причалов, оттуда  по  фасадам  домов  добирались  до
минаретов и с их острых верхушек улетали обратно в  небо.  Ольга  стояла  на
носу катера рядом с Василием, их плечи иногда  случайно  соприкасались.  Вид
набережной показался Василию очень знакомым. Судя  по  напряженному  взгляду
Ольги, она испытывала те же чувства. Василий первым задал вопрос: - Что  это
за море? - Пролив, - ответил Борис, раскуривая  сигарету,  -  Босфор.  Ольга
широко открыла глаза. - Значит вот это... город... Константинополь?  Столица
Византии? Борис пустил струйку дыма, улетевшую вместе с ветром.  -  Византии
давно нет. У нас, во всяком случае. Теперь это Стамбул,  Столица  Турции.  -
Турции?! - хором ахнули Ольга и Василий. Потом поглядели друг на друга  -  и
расхохотались.

   ГЛАВА 3. Этот мир показался Василию неприятной смесью далекого прошлого и
далекого будущего. Здесь все было моложе -  лет  на  триста:  дома,  одежда,
техника, человеческие отношения... А с другой стороны, и дома, и техника,  и
люди казались невообразимо старыми, обветшалыми - куда  более  старыми,  чем
экспонаты в музеях Империи, Конфедерации или в хранилищах  треухов,  больших
знатоков антиквариата. Этот мир не был музеем.  Больше  всего  он  напоминал
свалку. Старческая усталость  чудилась  Василию  даже  в  глазах  мальчишек,
гонявших ногами какую-то гадость по узким улочкам, и даже в  глазах  молодых
пар, прогуливавшихся по набережным Босфора. Когда  Василий  сказал  об  этом
Ольге, она энергично кивнула. - Свалка. Где,  по-твоему,  могла  бы  вырасти
такая дрянь, как Блидинг? Василий сразу вспомнил шутливый стишок дунганского
поэта Го Цзепина: "Если бы граждане знали, Какая грязь Питает корни цветов!"
Но Ольге не было смешно. - Твой поэтишко наврал. Красивые  цветы  растут  на
здоровой почве. А здесь...  Ты  погляди,  во  что  меня  нарядили!  Шикарные
шаровары, короткую курточку и накидку Ольге пришлось снять - Борис объяснил,
что в Стамбуле так  одеваются  только  проститутки.  Теперь  на  Ольге  были
нелепые штаны до колен с множеством карманов, простая сорочка без  застежки,
с изображением какого-то нелепого ушастого существа  в  белых  перчатках,  и
бесформенная куртка из той же материи, что и штаны -  из  плотного  голубого
хлопка. Сапожки Ольга оставила, Борис согласился, что они вполне  элегантны.
Хафизулла остался в своей форме - Борис сказал, что во все черное  одеваются
некоторые подростки,  и  налепил  Хафизулле  на  грудь  несколько  цветастых
круглых жетонов с какими-то рожами и надписями.  Василию  Борис  посоветовал
переодеться, но тот наотрез отказался расставаться со своей униформой. Борис
не стал возражать, хотя заметил, что в Турции так  ходят  курды.  -  Значит,
сойду за курда. - В Стамбуле, - усмехнулся Борис, - морду  набьют.  -  Мне?!
Послушай. Ты ведь понимаешь, с чем мы  боремся.  Получше  других  понимаешь.
Думаешь, с нашей стороны на эту борьбу выставили кого попало? Я был в первой
тысяче по искусствам персонального боя  среди  янычар.  Считай,  это  тысяча
лучших бойцов в половине обитаемой Вселенной.  Хаф  вообще  профессиональный
убийца. Ольга в своей половине тоже,  думаю,  входит  в  тысячу.  Пурдзан  и
Мин-хан, как ты бы выразился, "держали масть" в Буферах -  а  там  живут  не
просто люди и не просто треухи. Там - крутые из крутых.  Вот,  девочки  тоже
оттуда. Кто  на  вашей  свалке  мне  набьет  морду?  Разговор  происходил  в
просторной круглой гостиной номера-люкс  отеля  с  неблагозвучным  названием
"Хилтон". Гуля, Татьяна и Резеда в своей спальне мучались, натягивая местную
одежду. Для Мин-хана нашли рабочий  комбинезон.  Он  возражал  меньше  всех:
похожие комбинезоны в его мире носят офицеры  среднего  командного  состава.
Хуже других пришлось Пурдзану. Козлиные  ноги  он  спрятал  под  длиннополым
неудобным плащем,  рога  -  под  тюрбаном.  Копыта  Пурдзан  просто  обмотал
тряпками. - Пусть все думают, что я болен. - Я буду говорить, что ты  -  мой
сумасшедший родственник из Афганистана. На Пушту разговариваешь? -  И  Борис
произнес  несколько  фраз  на  языке,  в  котором  Василий  признал  вариант
восточнотурецкого. Но Пурдзан говорил только  на  общетурецком  и  на  своем
родном  Рджалсане.  -  Ладно,  -  согласился  Борис,  -  выдумаем  для  тебя
какое-нибудь дикое афганское племя. Они там, впрочем, все дикие. - Афганцы?!
-  удивился  Василий,  вспомнив  центр  вселенской  науки,  бывшую   столицу
Конфедерации, древний  Гондишапур,  афганский  город,  ставший  великим  еще
задолго  до  Барбароссы.  Борис  поднялся  с  кресла,  потянулся,   хрустнув
суставами. - Да, афганцы. Наши турки тоже  недалеко  ушли.  Да  и  греки,  в
общем-то, порастеряли всю культуру, пока были под властью турок.  А  что  до
морды, Вась, то я ее набью тебе сам - в два  счета.  Прямо  сейчас.  Василий
вскочил с  подушки,  которую  для  удобства  приволок  из  своей  спальни  в
гостиную, но не успел принять стойку, даже не успел сориентироваться.  Босая
нога Бориса твердым внешним ребром подошвы врезалась ему в переносицу. Борис
не приседал для прыжка - просто оказался  рядом.  Его  нога,  не  опускаясь,
отошла чуть в сторону, но Василий ушел от следующего  удара,  перекатился  и
принял низкую стойку. Бориса уже не было на прежнем месте. - Где... -  начал
Василий, и тут  получил  страшный  удар  в  затылок.  Прежде,  чем  тряхнуть
головой, привести себя в порядок, он с силой лягнул ногой назад. Борис охнул
- удар пришелся в цель, кажется - в живот. Василий прыгнул повыше  прямо  из
низкой стойки, разворачиваясь в  воздухе,  и  с  ужасом  увидел,  что  Борис
прыгнул вместе с ним. Еще до приземления произошел обмен ударами. Противники
разлетелись по разным углам гостиной. Василий лежал у стены. Борис уже снова
был на ногах, стоял, свободно свесив руки. Но Василий угадал  в  его  мирной
позе стойку боевого ожидания. Любое движение вызовет  его  реакцию.  Значит,
надо двигаться как-то по-дурному, возможно даже - подставить под удар  плечо
или  ногу.  Василий  вспомнил  силовые  шахматы.  Жертва  пешкой.  Переднего
нападающего вырубают, он отвлекает на себя силы противника, а  в  это  время
слон или ферзь забрасывают мяч. Спину. Надо подставить спину.  На  ногу  или
плечо он не клюнет. Василий толкнулся ногами  и  принял  стойку  на  плечах,
якобы намереваясь, изогнувшись, вскочить на ноги. По  полу  зашуршали  босые
подошвы. Удар! Борис метил в поясницу, но Василий, обманув его, встал не  на
ноги, а на руки, и чуть развернулся. Удар пришелся в плечо. Василий же левой
ногой, обутой в голубой янычарский сапог, нанес Борису удар в голову.  Борис
согнулся пополам, прижав ладони к лицу, и стал  неуклюже  разворачиваться  к
Василию спиной. Судя по всему, он перестал что-либо соображать  от  боли.  А
может, кривлялся. Василий вскочил на ноги и сразу прыгнул,  выставив  правую
ногу. Борис, конечно, кривлялся. Мгновенно разогнувшись,  он  тоже  прыгнул.
Василий был готов к любому встречному удару, но Борис прыгнул к стене. Сразу
оттолкнувшись от стены, он оказался у противоположной стены, потом -  где-то
сверху, за спиной Василия. Василий крутился на месте,  пытаясь  уследить  за
движением противника, но Борис всегда оставался на самом краю  поля  зрения.
Открылась дверь одной из спален. Раздался изумленный крик Ольги. Было,  чему
изумляться. Василий не  мог  уследить  за  стремительными  полетами  Бориса.
Где-то справа на пол упала тяжелая хрустальная вазочка и глухо покатилась по
ковру. Василий рефлекторно обернулся на звук, и тут Борис нанес свой удар  -
вовсе не оттуда. Он обрушился сверху,  видимо,  очень  высоко  подпрыгнув  и
толкнувшись ногами от потолка. Василию показалось, что удар пришелся по всем
точкам сразу. Шею и живот  скрутило  от  боли,  в  глазах  потемнело.  Когда
Василий пришел в себя, он лежал на полу, лицом  вниз,  с  руками  и  ногами,
связанными за спиной в один пучок шелковым шнурком. Василий  наощупь  понял,
что шнурок - типа стандартной  измаилитской  удавки.  Борис  опять  сидел  в
кресле, нога на ногу, и выглядел бы абсолютно цветущим, если бы половину его
лица не уродовал зеленовато-желтый синяк. - Откуда у тебя удавка? -  спросил
Василий. - А ты - профи. Нет, чтобы спросить,  там,  каким  приемом  я  тебя
завалил. Ценю. А ты? - Что? - Ценишь? - Тебя - да. А мир  ваш  -  все  равно
свалка. - Свалка. Не спорю. - Ну тогда развяжи. Борис, не вставая с  кресла,
потянулся к узлу у Василия за спиной, легонько дернул за кончик шнурка  -  и
шнурок соскользнул на пол. Василий встал,  размял  руки,  потряс  в  воздухе
ногами. Ольга все еще стояла в  дверях  своей  спальни.  Даже  в  мешковатой
местной одежде из голубого хлопка она выглядела великолепно. - Что пялитесь,
ханум? - сердито буркнул Василий. - Сделал он тебя, янычар. Слушай, Борис, а
ты такой удар знаешь? И  Ольга  сложила  пальцы,  как  бы  готовясь  нанести
"кре-корх". Борис кивнул и сложил пальцы тем же способом. -  Да,  это  "удар
пьяницы". А если так, - он развернул кисть вертикально, - то получится "удар
богомола". - Но это ведь один и тот же удар! - опешила Ольга. - Не то,  Оль,
не то! Разный настрой. Пьяница полностью спонтанен, он сам себя  не  помнит.
Потому и силен.  А  богомол  логичен,  просто  логика  у  него  извращенная,
противник теряется... Василий тоже сел в свое кресло. И тоже закинул ногу на
ногу. - Так ты хочешь сказать, что у вас все  так  умеют?  Как  ты?  -  Нет,
вообще-то. Ну, я рассказывал, как меня побили уроды  в  тюбетейках,  пока  я
плату домой тащил? Я тогда драться не любил, и  сейчас  тоже  не  люблю.  Но
компьютеры я тоже не любил, однако разобрался же! Вот я и решил, что драться
надо подучиться. И подучился, чуть  позже.  В  Москве  есть  мастер,  Михаил
Карловацкий. Он, в основном,  не  по  дракам,  а  по  медицине.  У  нас  это
называется "народный целитель". Я к нему сначала лечиться пришел, со всякими
личными проблемами. А он говорит: тебе против всех твоих  проблем  три  вещи
нужны - два кулака и много денег...  -  Кстати  о  деньгах.  Ольга  медленно
обошла разбитый в щепки журнальный столик,  поддела  носком  сапога  осколок
вызочки и весело поглядела на остатки люстры,  криво  свисавшие  с  потолка.
Борис вскинул брови. - Я же  сказал:  много  денег.  Подумаешь,  люстра!  На
постоялом дворе куролесить - славная традиция российского купечества. Да,  о
купечестве, чуть не забыл. Телефон-то не разбили? Цел. Вот и  славно.  Борис
достал из-под кресла аппарат связи, примитивный, но зато  сделанный  в  виде
красивой шкатулки, покрытой турецкими узорами. Говорил он короткими фразами,
по-турецки. - Максуд? Я. Дело? Странно, я же должен был...  Ага,  шайтан  их
поймет. Но я в Стамбуле, готов ехать. А ты поедешь со мной.  Как...  Слушай,
ты жить хочешь? А богато жить? Поедешь со мной.  В  восемь  вечера  на  моем
причале. Жду. Борис положил трубку. Выглядел он  обеспокоенным.  -  Габдулла
что-то задумал. Максуда я вычислил, он меня Габдулле продал. А плыть нам так
и так надо, а для этого... Он снова стал крутить диск. Теперь  разговор  шел
по-русски. - Мариночка? Свяжись с  Вадиком.  Боря  это,  не  узнала?  Так...
Понял. Борис поджал губы. Нажал пальцем на рычаг, продолжая держать трубку в
руке. - Итак, Вадик будет ждать.  Что  же...  Ага.  Для  Максуда,  наоборот,
удача, что я его с собой беру. Это он так  думает.  Короче,  собирайтесь.  И
оружие держите наготове. И улитку свою  берегите.  -  Но  нам  надо  поднять
аппарат... - попытался возразить Василий. -  Сначала  надо  понять,  как  им
управлять. Сам принцип. А поможет только  Карловацкий.  Я  в  него  верю,  а
больше - ни во что. Едем в Москву. Пурдзана запихнули в каюту, с глаз долой.
Остальные расселись на палубе. Девушки загорали на корме, Хафизулла о чем-то
с ними весело болтал. Мин-хан сам вызвался помочь матросам. Василий и  Ольга
разместились на носу и внимательно смотрели в сторону набережной -  им  было
интересно, как выглядит Максуд. По набережной сновали юнцы на  мотороллерах,
куда-то неторопливо шагали рабочие в комбинезонах, как у Мин-хана. Но вот  к
самому причалу подрулил  широкий  темно-зеленый  автомобиль  с  тонироваными
стеклами. Матросы, не переставая  что-то  привязывать  и  подвинчивать,  все
одновременно проверили, на месте ли оружие. Василий  тоже  положил  руку  на
заранее  раскрытую  кобуру.  Борис  предупредил,  что   неприятности   могут
возникнуть самые разные. Но сам он, казалось, никаких неприятностей не ждал.
Выскочив на причал,  Борис  пошел  навстречу  автомобилю,  широко  улыбаясь.
Сандалии его звонко шаркали по  бетону.  Из  автомобиля  выбрался  невысокий
толстячок в черном костюме. Воротник его  белой  сорочки  был  подвязан  той
самой странной штукой, похожей на песочные часы, которую Василий  уже  видел
здесь у многих, а еще раньше - у кого-то в Буферах. Борис объяснил, что  эта
дрянь называется "галстук". Толстячок  тоже  широко  улыбнулся  Борису.  Они
обнялись.  Автомобиль  подал  задом  с   причала,   развернулся   и   уехал.
Непосредственно  сейчас  неприятности,  очевидно,  не   ожидались.   Матросы
перестали ощупывать оружие, Василий снял  руку  с  кобуры.  Борис  и  Максуд
взошли на борт. Борис посмотрел на часы. - Минута в минуту. Что ж,  поехали.
Бахтияр! - крикнул он человеку в рубке, - Пятый  маршрут,  в  нейтральные  -
через зону Восемнадцать. Вперед. А  мы  с  Максудом  выпьем  брэнди.  Будешь
брэнди? - Мусульмане не пьют, - ухмыльнулся Максуд, - а я,  впрочем,  выпью.
Пошли. Борис украдкой  встретился  взглядом  с  Василием.  Василий  понял  и
тихонько пошел следом в каюту. Борис  усадил  Максуда  возле  тумбочки-бара.
Напротив молча сидел Пурдзан. Василий встал в дверях. - Постой там, Вась,  -
сказал Борис. Потом открыл бар, налил большие бокалы брэнди себе и  Максуду.
- Мои друзья, к сожалению, не пьют крепких  напитков.  -  У  тебя  теперь  в
друзьях курды? -  брезгливо  спросил  Максуд,  мельком  глянув  на  Василия.
Держится молодцом, отметил Василий, хотя догадался уже, наверное, что  влип.
- Я и с курдами торгую. Но Василий только так одет. И этот  дедушка  -  тоже
одет не совсем правильно. Пур, сними тряпочки. Пурдзан, не торопясь,  смотал
тюрбан, а потом и обмотки с копыт. У Максуда отвалилась челюсть.  А  Пурдзан
тем временем снял плащ. - Ш... Шайтан! - пробормотал Максуд. - Можно, Пур, -
сказал Борис, - только не убей. Копыто Пурдзана  метнулось  к  покатому  лбу
толстяка. Максуд был так ошарашен, что не  успел  уклониться  и  рухнул  без
сознания носом  на  чистый  досчатый  пол.  Борис  вытянул