на. - А что с воздухом случилось?
     - Стал он не таким прозрачным,  машин прибавилось...  -  Я  поднял ее
чемодан и  сдал его мужчине в  темных очках.  Потом свой.  Проводил ее  на
крутую горку,  где среди теплых серых камней примостился дом отдыха. Внизу
россыпь огней,  над  ними  белые легкие быстрые облака,  до  которых можно
рукой дотянуться.
     - Завтра поможете чемодан сюда перенести? - спросила она.
     - Я мог бы это сегодня сделать.
     - Не догадалась.
     - Вас зовут Женя?
     - Откуда вы знаете?
     - Угадал. Завтра я буду под скалой.
     - Хорошо. Я тоже.
     - До встречи.
     - До завтра.
     Дикарь несчастный,  подумалось мне,  давно  пора  научиться доставать
путевки.  Я  отправился на  поиски  жилья.  Был  теплый  вечер,  у  нового
санатория пахло цветами: тонкий, знакомый по прошлому году аромат; дальше,
под деревянным мостом,  шумела Хоста;  из ущелья тянуло холодом,  и здесь,
над рекой,  вспоминались московские холодные дожди,  первые заморозки... Я
взбежал на горку,  привычно считая каменные ступени. Пятьдесят, семьдесят,
девяносто... вот и знакомый дом. Мне повезло: через полчаса я снова шел по
каменистой лестнице,  но уже с  чемоданом,  свернул направо,  открыл дверь
ключом,  который дал мне хозяин,  зажег свет,  положил чемодан, присел над
ним на корточки...  На синтетической коже его исчезла царапина,  которую я
приметил раньше.  Я  поднял  чемодан на  стул,  поднес настольную лампу  и
развел руками:  синтетик был гладким,  чистым.  С минуту стоял в раздумье.
Поднял крышку. Костюм повесил на вешалку, свитер на спинку кровати, достал
рубашки.
     Стоп.  Что-то  не  так...  Электрическая бритва лежала справа,  это я
помнил;  сначала я вообще забыл ее положить, а когда спохватился, то места
не оказалось,  и я примостил ее кое-как,  и мягкая крышка чемодана заметно
здесь выдавалась. Теперь бритва была слева, и никакой выпуклости, кажется,
так... И с рубашками недоразумение. Все они выглажены, сложены как надо. А
ведь этого быть не могло! Я не умею обращаться с сорочками, и одна из них,
вот эта,  из  прачечной,  должна быть сложена по-моему.  Я  прихватил ее в
последний момент.
     Ни одной  вещи  не  исчезло,  но  они приобрели какую-то необъяснимую
новизну.  Следовательно...  Нет,  ничего из этого необъяснимого  факта  не
следовало,  как ни напрягал я воображение.  В голове промелькнуло:  камера
хранения опытная,  отлаживает методы обслуживания, совмещая хранение вещей
с химчисткой...  Если бы! В этом южном городке, кажется, не было и обычной
химчистки... Впрочем, пора спать.


                             ЛУЧИСТЫЙ КАМЕНЬ

     Утром  после  тихой  спокойной ночи  была  особенно заметна разница в
цвете воды: бухта, куда впадала Хоста, казалась темной, дальше открывались
голубые дали.
     - Это  не  обман  зрения!  -  сказал я  Жене.  -  Там  чистая вода  и
красноватая галька.
     - Так пойдем туда.
     И  мы  двинулись по  берегу,  поднялись на  бетонную  стену,  кое-где
изъеденную прибоем.  По  правую руку от  нас  туннель убегал под гору,  на
склоне росло несколько пицундских сосен.
     - На Пицунде их много, целая роща.
     - Знаю, - сказала Женя.
     Мы одолели железнодорожную насыпь, двинулись по шпалам, спустились на
бетонный волнорез,  я  спрыгнул вниз и поймал Женю.  Здесь было просторно,
пусто,  над  нами  поднимался берег.  Странно было  видеть  в  октябре эти
глубокие зеленые краски: широколиственный лес взбирался по крутому склону,
кое-где голубели сосны,  на фоне деревьев бежал поезд.  Плавным, спокойным
было его движение.  Лучи солнца не проникали глубоко в  лес,  и видны были
темные прогалы между дубов и кленов,  размытые тени,  кусты калины.  Поезд
пробежал,  и  эти  мгновения запомнились с  такой легкостью,  как  будто я
давным-давно уже видел этот берег. И не один раз...
     В шашлычной на вымощенном камнями пятачке расставлены столы и стулья,
дремлет старый сытый кот,  и днем тут не надо стоять в очереди, потому что
с  дикого  пляжа  еще  никто  не  пришел,  кроме нас с Женей и того самого
старичка, что стоял с нами в камере хранения.
     Женя присела за столик,  а мы с ним получали обед, и я успел спросить
его, не заметил ли он чего и цел ли его баул.
     - Нет  как  будто,  -  сухо  ответил он  и  занял  столик у  большого
пробкового дерева.
     ...Я  рассказал Жене о  чемодане,  рубашке и  бритве.  А вот и камера
хранения.  Я протянул квитанцию в окошко. Машинально получил Женин чемодан
и тут только рассмотрел, что подавал его не вчерашний мужчина, а женщина.
     Удивительная это была женщина:  прическа высокая,  глаза светятся под
очками зелеными искрами,  платье тоже с какими-то искрами,  впрочем, после
целого дня на солнце это могло и показаться...  Мы взобрались на горку.  В
бассейне плавали красные и  оранжевые рыбы.  Ни души,  в доме отдыха тихий
час.  Прислонившись спиной к серой глыбе,  нагретой солнцем,  я ждал. Женя
поднялась по ступенькам и вышла на балкон.
     - Спускайся вниз, - сказал я.
     - Не хочется,  -  ответила она;  постояла, постояла - и все же ушла с
балкона. Я увидел ее на крыльце. Она сказала:
     - Пойдем, расскажу о чемодане.
     Мы пересекли тень от эстакады, выбрались на дикую тропу и повернули в
сторону Адлера.  Там  песчаный пляж,  редкость для  Кавказа,  и  песок там
крупный,  серый,  горячий,  а море почти такое же голубое, как за бетонной
стеной,  где мы купались утром.  Справа -  красный тревожный свет,  солнце
почти коснулось воды.
     - Знаешь,  я  сразу поняла:  что-то не то,  - начала рассказ Женя.  -
Слишком уж все выглажено,  а туфли как новые.  Может быть, я и не заметила
бы ничего, да ты подсказал. Вышитый цветок на кофте и тот как будто только
что распустился, да вот посмотри... а ведь он давно вылинял.
     - Э, дело не в цветке.
     - А в чем?
     - А вот прочти...
     - Тут по-итальянски, я не умею.
     - И никто теперь не сумеет,  название фирмы нужно с конца читать. Это
слово тебе знакомо?
     - Вроде "синтетика"... если с конца.
     - В  том-то  и  дело.  А  так все в  порядке.  Нужно было им  спасибо
сказать.
     - Кому - им?
     - Ну тем, кто в камере...
     - А-а... Что это они удумали?
     - Сегодня  на  пляже двое о том же говорили.  О камере хранения.  Два
парня у волнореза,  я к ним прикурить подходил, один в очках, на аспиранта
похож,  так вот он сказал:  "Это не камера хранения, а пункт обмена старых
вещей на новые".  А второй парень ему ответил: "Ну и даешь ты, Борис, кому
это  надо:  старье брать,  а новое отдавать?" А тот,  первый,  Борис,  ему
говорит: "Мало ли кому. Ты вот сидишь здесь и думаешь небось, что ты венец
творения, думаешь ведь?.. А того не понимаешь, что если бы так оно и было,
то и в камере хранения такой ничего удивительного бы не было.  Но то-то  и
оно,  что  не  венец  ты творения,  Сеня,  а предмет изучения.  О деталях,
впрочем,  умолчу.  - И он странно хмыкнул.  - Статью космонавта Поповича о
разумной  жизни  на  спутниках Сатурна и Юпитера читал?..  На Европе,  что
обращается вокруг Юпитера, обнаружили целый океан воды. Так вот, допустим,
что  жизнь где-то есть.  Те,  другие,  поступают так же,  как мы.  Мы ищем
каменные ножи,  амфоры,  берестяные грамоты, глиняные таблички, статуэтки,
древние книги и кольчуги,  все,  что создано руками человека. Те, с других
планет, - тоже..."
     И тут я перебил их.  Прикурил.  Отошел,  усмехнулся про себя, а через
некоторое время задумался об инопланетном разуме, представляешь?
     - Это серьезно,  -  согласилась Женя.  -  Но я  на твоем месте даже и
представить себе  не  смогла бы,  как  это  камера хранения попала в  руки
инопланетян.
     ...Как-то  я  заглянул в  окошко;  рядом никого не было,  и  я  вдруг
увидел,  что камера хранения намного просторнее,  чем я  думал.  А  вместо
пола, казалось, была морская гладь, и, только присмотревшись, я понял: это
голубой ковер... Передо мной возникла та самая женщина.
     - Скажите,  -  спросил я  самым естественным тоном,  -  вы,  конечно,
слышали о Венере Милосской, олицетворяющей женскую красоту?
     - Да,  -  ответила она и  как будто задумалась,  загляделась на  свое
кольцо с восхитительным зеленым гранатом.  Такой гранат, я знал, как будто
бы помогал угадывать будущее.
     Но  речь  шла  о  далеком прошлом.  И  это  далекое прошлое было моей
специальностью:  ведь  я  защитил диссертацию о  культурах Средиземноморья
такого давнего периода,  что  на  защите не  нашлось ни  одного серьезного
оппонента.
     В ее гранате вспыхнула и пропала изумрудная искра,  несомненно,  игра
света... Я сказал:
     - Весной 1820 года крестьянин с острова Милос по имени Юргос погрузил
в  землю лопату и  наткнулся на изумительную скульптуру.  Потому и названа
она Милосской. Но Венера была без рук.
     - Нет, - возразила она односложно, и я постарался скрыть удивление.
     - Да,  говорят,  что  французский мореплаватель Жюль  Себастьян Сезар
Дюмон-Дюрвиль описал ее в  своем дневнике совсем другой.  В левой руке она
держала яблоко, а правой придерживала ниспадавшее одеяние.
     В  гранате ее  -  белый  огонь.  Вспыхнул и  погас...  Я  внимательно
рассматривал ее кольцо.  Давно уже гранат перестал быть редкостью, из него
делают  электронные  приборы,   совсем  несложные.   Пластинки  граната  с
какими-то  примесями могут  задерживать ультразвуковые колебания,  служить
элементами памяти.  Это,  если  угодно,  подобие  объяснения его  свойств,
связанных  с  будущим,  с  предсказаниями  всякого  рода.  Если,  конечно,
молчаливо  предполагать,  что  будущее  уже  содержится  в  прошлом...  но
парадокс этот более чем сомнителен.  Ее гранат тоже был синтетическим, и я
подумал, что во времена Куприна никто об этом и не догадался бы.
     - Да. Ее видел Дюмон-Дюрвиль, - сказала она с расстановкой, и я опять
скрыл изумление,  вызванное и словами ее, и тоном, не терпящим возражения.
И еще она добавила: - А почему вы спрашиваете меня об этом?
     - Да потому,  -  сказал я и сделал паузу...  -  потому только, что вы
копия Венеры Милосской, какой ее видел Дюмон-Дюрвиль.
     - Неправда, - сказала она.
     Я молчал и смотрел на нее. И в эту минуту она не могла опустить глаза
и глянуть на гранат. А там мерцал зеленый змеиный глаз.
     - Правда,  -  сказал  я,  глядя  ей  в  глаза.  -  А  теперь скажите,
пожалуйста, что это за работу вы себе нашли?
     - Это  временно,  -  оказала она,  и  бесцветный огонь встрепенулся в
камне.
     Тут  подошли  сразу  несколько человек,  накидали саквояжей и  сумок.
Незнакомка  отдалилась  от  окошка,  и  все  эти  нелегкие  вещи  каким-то
непостижимым образом оказались на движущейся ленте. Она оставалась в тени.
Я  уж было хотел снова подойти и продолжить разговор,  но меня оттерли три
отпускницы, за ними приблизились мужчины, и я понял, что пришел автобус из
Адлера  и  нужно  подождать часок-другой.  Но  когда  наконец пятачок близ
окошка опустел,  ее  уже не было.  А  был не располагающий к  беседе тип в
очках, которого я приметил в первый день.
     Пора было к  Жене.  Все эти дни стояла изумительная погода,  дышалось
легко,  я перепрыгивал через три ступеньки,  не уставая.  В воздухе легкий
пряный запах  отмирающих листьев и  последних осенних цветов.  В  бассейне
шевелили хвостами беззаботные рыбы;  мальчишки кидали  им  хлебные  крохи,
иногда, впрочем, наживляя их на крючок, привязанный к мизинцу.
     Да,  я  думал о  незнакомке...  Удивительно это.  Откуда она  знает о
Дюмон-Дюрвиле? А кольцо с гранатом!
     Но  поздним вечером,  когда  мы  бродили с  Женей по  изогнутым,  как
серпантин,  аллеям  и  под  ноги  попадались какие-то  большие  коричневые
стручки, настроение переменилось. Что, собственно, тут загадочного? Гранат
обыкновенный,  даже синтетический,  а светится он потому, что положение ее
руки во  время разговора менялось.  Что загадочного в  ее платье,  туфлях,
односложных ответах? Да, красива, ну и что? Туфли... ну, положим, в Сухуми
или Тбилиси можно достать и получше.
     Женя заметила,  что я рассеян,  и угадала,  кажется,  по какой именно
причине я молчу.  Но говорить с ней о своих подозрениях я не мог. (Не мог!
Она бы рассмеялась мне в лицо - при самом благоприятном исходе)
     Небо  было  глубоким,  сапфировым,  с  каким-то  странным  светом,  с
отблесками на летучем облаке,  с россыпью бирюзовых звезд. Мы остановились
у   бассейна,   и   небесные  огни  отражались  в  темной  воде,   мигали,
завораживали. Но это была реальность!
     Взгляд не  может не путешествовать во времени.  Ведь вместе с  ночным
атмосферным  свечением,  опаздывавшим  всего  на  тысячные  доли  секунды,
приходят и  вести из давнего прошлого.  Первая станция на пути в прошлое -
альфа Центавра.  Четыре года разделяют нас.  И  этот отрезок неопределим -
нельзя пробить пока сказочный туннель к звездному раскаленному шару, чтобы
сблизить два  разных времени.  Но  что  такое четыре года  по  сравнению с
сотнями, тысячами веков!
     Звезды из столетней окрестности -  это современницы, так их, пожалуй,
можно назвать;  они почти наверняка таковы,  какими кажутся,  видятся.  Но
стоит удалиться за эти пределы, обозначаемые не человеческим воображением,
а стеклами или антеннами астрономических приборов, и зарождается сомнение:
не  погасла ли  дальняя звезда?  Не  исчезла ли  туманность -  целый  мир,
отнесенный от нас на многие и многие поколения пути?
     Я рассказывал  Жене о звездах,  а сам думал о другом:  почему же я не
спросил незнакомку обо всем напрямик?
     Нужно исправить ошибку.  А захочет ли она беседовать о том,  что меня
интересует?..  Вряд ли.  Хорошо,  что сегодня она не  догадалась,  куда  я
клонил.  Впрочем,  я  опять  фантазировал:  нет,  не стояли за ней зеленые
человечки с другой планеты, ведь ясно же!
     Женя -  биолог,  заканчивает аспирантуру; об инопланетянах слышать не
может: морщится и хохочет.


                          НИ СЛОВА О ГУМАНОИДАХ!

     Женя чуть выше меня, и когда мы идем с дикого пляжа, рука ее покоится
на моих плечах.
     Есть  такой  возраст,  когда  одинаково небрежно,  покровительственно
обращаются и с теми,  кто моложе, и с теми, кто старше. Потому-то и смешно
мне  стало,  когда  на  глаза  нам  попался старичок из  очереди в  камеру
хранения и довольно-таки косо посмотрел на нас.
     Кто  бывал  в  Хосте,  знает,  что  дорога  с  северного дикого пляжа
проходит как раз мимо камеры хранения под эстакадой.  Вот так мы с Женей и
прошествовали в  обнимку мимо  знакомого окошка.  Оно  казалось сереньким,
невзрачным,  не заслуживающим внимания.  Я  хотел заглянуть туда,  но Женя
меня не пустила.
     Несколько раз  проходил я  с  Женей  под  эстакадой,  но  каждый  раз
повторялось то  же  самое:  Женя  удерживала меня,  она  была  против этой
истории с незнакомкой и странной камерой хранения.
     Однажды поздним вечером я  увидел незнакомку в дальнем углу комнаты с
голубым ковром,  но тут же у окошка оказался человек с зонтом и чемоданом.
За ним не замедлили появиться еще несколько отдыхающих. Подошел поезд... Я
дождался,  пока людской поток схлынул, но увидел в камере только мужчину в
очках с небрежно зажатой в зубах трубкой.
     Я пошел к причалу,  где плескались мутно-зеленые волны, а у волнореза
кто-то стоял с удочкой. Вот подошел еще один рыболов, и я узнал обоих: это
были аспирант Борис и его знакомый.
     Я поздоровался.  Они ответили.  Борис озабоченно посмотрел на часы. Я
спросил:
     - Не помешал?
     - Нет как будто,  -  ответил Борис и добавил, обращаясь к товарищу: -
Через десять минут, можешь сверить часы.
     - Не клюет? - спросил я.
     - Не особенно.
     Мне показалось,  что на дальнем конце причала кто-то есть...  женщина
как  будто.  Борис  подтолкнул  товарища,  оба  смотрели туда,  где у мыса
Видного шел катер на подводных крыльях.  За катером, за мысом сверкнуло, и
небо перечеркнул метеор.
     - Ну как? - спросил Борис.
     - Точно, - ответил товарищ.
     - О чем вы, ребята? - поинтересовался я.
     - Да о том же, о загадках природы... метеор видели?
     - Видел.
     - Завтра приходите в то же самое время, увидите снова.
     - Ну да?
     - Три вечера подряд одно и то же.
     - Интересно.
     - А что именно вам интересно?
     - А то, что вы о камере хранения на пляже говорили.
     Они переглянулись. Борис сказал:
     - Это  гипотеза.  Знаете,  сколько лет Копернику понадобилось,  чтобы
доказать  очевидную,  казалось бы,  мысль  о  беге  нашей  планеты  вокруг
светила?.. Ну вот, а вы готовы поверить нам сразу. Так не бывает.
     - Не бывает... - поддержал Бориса товарищ.
     - Почему же не бывает... я вчера говорил с той женщиной.
     - Ну и что узнали?
     - Да ничего не узнал. Отвечает "да" и "нет".
     - И не узнаете ничего, даже если мы с Борей правы. Так, что ли, Боря?
     Тот утвердительно кивнул. И вдруг спросил:
     - А вы что, в самом деле поверили?
     - Да как сказать...
     - Вот то-то и оно,  что проверить это невозможно. Тут сам Коперник бы
спасовал.  Допустите на минуту что-нибудь такое... понимаете?.. И увидите,
что вы абсолютно беспомощны и  вокруг вакуум,  пустота,  полное отсутствие
фактов.
     - Странные,  однако, у вас ассоциации... Между прочим, пока мы с вами
разговаривали, исчез человек. Вон там, на дальнем конце причала...
     - Показалось!
     - Пойду посмотрю...
     Прошел весь причал,  но  никого не  обнаружил.  Ни  с  чем вернулся к
ребятам.
     - Неужели  шутке  поверили?   -   опять  спросил  Борис.  -  Контакты
невозможны.
     - Ладно,  чего уж.  - Я подумал, что они готовы забыть случившееся. -
Почему на пляже не появляетесь?
     - Да мы на другой перебрались. Чтоб вам не мешать.
     Темень вокруг непроглядная...  Покачиваются на волне поплавки.  Бухта
спит, городок видит вторые сны.
     Я  отошел в  сторону от них,  размышляя о сказанном:  в словах Бориса
чудился  мне  скрытый  смысл;   все,   что  он  говорил,   показалось  мне
неискренним.
     Теплая ночь...  тайный свет у окоема,  где звезды погружаются в воду,
какие-то   бродячие  морские  огни,   мягкое  дыхание  ветра,   открытость
пространства.  Когда-то, я знал, у береговой линии рождалась жизнь. Богиня
Афродита вышла из пены морской. Там, где соединяются воздух, вода и земля,
произошло необъяснимое чудо.  Ветер  собрал здесь с  поверхности моря  все
богатство океана,  странно-загадочные цепочки органических молекул, легкие
атомы  жизни.  Именно  здесь,  в  тихих  лагунах,  начались,  быть  может,
впечатляющие превращения.


                             СОН. ПЕСНЯ ВЕТРА

     Иду  в  свое временное прибежище;  считаю ступеньки;  открываю дверь.
Спать!.. Мне снится сон. Будто бы я снова выхожу к морю.
     Далеко-далеко,  у адлерского мыса - созвездие переливающихся огней; я
смотрю  на  них  из  темноты под  высокими кронами пробковых деревьев.  На
мраморных ступенях у  санатория "Волна" желтые  листья,  низко  склоненные
ветви ив.
     Впереди - причал.  Как наяву,  снова вижу ее.  Она молчит, но я вдруг
понимаю,  что должен подойти.  На руке ее вспыхивает гранат. Зеленый узкий
луч бежит по гальке, по асфальту, останавливается у моих ног. Ведет к ней.
Словно зеленая нить тянется от нее ко мне.  Она в коротком  плаще,  волосы
ниспадают волной, почти закрывают плечи, воротничок плаща.
     - Это сон, - говорит женщина.
     - Да, сон, - повторяю я.
     - Идите за мной, - продолжает она. - Не бойтесь.
     Она подходит к  самому краю причала и  легко спрыгивает на  глянцевую
воду.  И ждет меня.  И легко так покачивается на пологих волнах.  Я прыгаю
вниз.  И вода держит меня.  Я будто бы становлюсь легким как перышко.  Она
идет  по  волнам.   Я  за  ней...   Дальше,  дальше  от  берега.  Вот  она
остановилась. Обернулась.
     - Ну что отстаете? Живее!
     Несколько шагов - я рядом с ней. Она берет меня за руку. От ладони ее
исходит ка