уг о друга... И огромная змея
сорвалась с  неба,  ее  кожа и  кости упали на землю.  Примчались страшные
потоки воды. И с огромной змеей небо обрушилось вниз, и земля потонула..."
     Это  описание из  мифа майя довольно точно соответствует столкновению
Земли с  астероидом:  дождь из  камней по времени должен опережать водяной
вал,  ведь  волна  распространяется  медленно  в  сравнении  с  выстрелами
каменных ядер. Астероид упал в Атлантику, в район Бермуд. Огромная змея, о
которой говорится в  мифе,  -  это,  несомненно,  столб раскаленных газов,
оставшийся на  некоторое  время  в  атмосфере.  Последовали землетрясения.
Возможно, была видна и раскаленная лава, взметнувшаяся вверх. Выбросы пыли
и  пепла закрыли солнце на  сто  лет.  Так была уничтожена Атлантида.  Она
перестала загораживать Гольфстриму путь  на  север.  Теплое  течение стало
обогревать Европу  и  растопило  льды,  доходившие до  Валдая  и  среднего
течения Одры. Уровень океана поднялся.
     С   того  именно  времени  в  памяти  человечества  остались  мифы  о
первозданном хаосе,  о том, что небо и земля вначале были единым целым, не
было солнца,  луны и звезд, затем произошло разделение света и мрака, неба
и земли.
     - Остались Азорские и Канарские острова...
     - Атлантида  располагалась вблизи  Азорских  островов.  Они  были  ее
частью.  Тогда горные вершины их  поднимались над  уровнем моря на  пять и
более тысяч метров. Хребты отгораживали Атлантиду от северных ветров.
     - Можно ли отождествить с атлантами хоть одну находку?
     - Это мадленский алтарь в Испании. Эпоха ранней Атлантиды.
     - Что это такое?
     - Культовый  комплекс,   которому   более   шестнадцати  тысяч   лет.
Представьте площадку и  холмик,  на вершине которого -  песчаниковая плита
весом более тонны.  Вокруг плиты вертикально стоят камни.  В  яме  сложены
наконечники копий, раковины, кости животных, в другой половине ямы найдены
швейные иглы.  Рядом -  каменная скульптура,  голова, правая ее половина -
лицо  человека с  усами и  бородой,  левая -  морда хищного зверя.  Думаю,
сооружение это говорит о том, что колонисты из Атлантиды достигали Европы.
Это были охотничьи экспедиции. Испания - классическая страна кроманьонцев.
     - Кроманьонцы - это, по-вашему, атланты?
     - Да.
     - А я в этом не уверен.  Существовала еще Восточная Атлантида. Города
в Малой Азии строились во времена атлантов.
     - Возможно.  Но искусство градостроения пришло из Атлантиды!  Один из
архитекторов глубокой древности сообщает,  что  Ниневия,  столица Ассирии,
сооружена по  плану,  который в  давние времена был  осуществлен в  образе
неба.  И  это  общая черта многих городов минувшего.  Когда мидийский царь
Дейок  строил Экбатану,  он  окружил дворец на  холме семью кольцами стен,
окрашенных в  разные цвета.  Латиноамериканские города эпохи инков наводят
на  мысль  о  сходстве со  столицей Атлантиды.  Вспомните Платона:  "Стены
вокруг наружного земляного кольца они (атланты) по всей окружности покрыли
медью,  нанося металл в расплавленном виде, стену внутреннего вала покрыли
литьем из олова, а стену самого акрополя - орихалком, испускавшим огнистое
сияние".  В  этом  описании требует пояснения лишь  слово  "орихалк".  Это
сплав, подобный бронзе. Таким образом, устройство города похоже, но вместо
стен в Атлантиде использовались для защиты столицы земляные валы.
     - Но римлян научили градостроительству этруски.
     - В  центре  этрусского города  рылась  яма,  куда  складывались дары
урожая.  Заметьте - это похоже на Мадленский алтарь! Иными словами, налицо
влияние атлантов или их предков. У Платона каждое слово - правда.
     - Значит,  правда и то, что атланты хотели завоевать мир и превратить
людей в рабов?
     - Но это высшая цивилизация! У них не было рабства.
     - Наивно.  Платон пишет о рабстве.  Главное же в том,  что атланты не
были высшей цивилизацией.
     - Как так?
     - Да так. Кто с ними воевал? Кто разбил заокеанское воинство?
     - Греки. Точнее, их предки.
     - Не  совсем так.  За  две тысячи лет до  Парфенона на  той же  скале
возвышался Пеласгикон,  крепость праславян-пеласгов.  А  до них...  до них
были тысячелетия хеттов и праславян-русов.  Они и разбили войско атлантов.
От тех и от других море ничего не оставило, к несчастью.
     - Ну что ж, военное счастье изменило атлантам.
     - Нет.  Оно не изменяло им. Просто они встретили силу, равную им. Или
превосходящую  их,   прежде  всего  духом.   Когда-нибудь  отыщут  города,
построенные ранее Чатал-Гююка.  Ведь селения и города седьмого тысячелетия
до  нашей  эры  -  остатки цивилизации,  равной  Атлантиде.  Они  случайно
возродились после потопа. Главные города народа, одолевшего атлантов, надо
искать  на  дне  морском.   Но  камни  фундаментов  разметаны  волнами,  а
кирпич-сырец,  из которого ставили стены и колонны,  давно стал глиной,  в
которой обитают моллюски.
     - Ну,   вы,   кажется,   далеко  зашли.   Найти  цивилизацию,  равную
Атлантиде... Атланты - непревзойденные мастера. Они знали орихалк, золото,
медь,  строили каналы,  термы,  суда.  Их  водолечебницы на  гейзерах были
лучше, чем сейчас на Азорах. От них все это и многое другое переняли потом
на  нашем материке.  Так же,  как атланты,  мы лечимся змеиным и  пчелиным
ядом, например.
     - О нет!  До них познали  люди  тайну  витых  колонн,  хлебопашества,
черных зеркал из вулканического стекла,  хрупкой и мягкой бронзы,  секреты
разных деревьев.  Этруски знали о биополе растений и использовали его  для
излечения  болезней.  Вспомните  лакомства  из  черной муки,  терракотовые
ванны,  тронные и пиршественные залы,  об убранстве которых мы можем  лишь
догадываться,  наконец,  вспомните крылья пеласга Икара. Вспомните жгучий,
яростный зной,  который опалил его глазницы. Во имя чего взлетел он? Уж не
во  имя  ли атлантических богов?  Нет!  Звезды были богами этрусков.  В их
честь он поднялся вверх,  к небосводу.  На шее его была раковина на  белой
шерстяной  нитке  - дар людей лучезарному солнцу,  богу богов.  Икар - имя
пеласгийское,  с тех пор много воды утекло и глухие  звуки  стали  звучать
звонко, а "о" стало самой распространенной буквой алфавита.
     - Как вы Атлантиду... право. Это земля богов!
     Мне не хотелось спорить.
     Над нашей заводью полыхнул закат,  и пламя его угасло. Над изломанной
линией  сосновых вершин  встало зеленоватое зарево,  и  в  его  прощальном
прозрачном свете прорастали яркие звезды.  Медленно темнело.  Ясный теплый
вечер,  когда от  нагретых солнцем стволов исходит тепло.  Вокруг ни души.
Черная гладь заводи,  всплеск, шуршание тростника. Затаенно-тревожный крик
ночной  птицы,  призрачно-неуловимый шелест кожанов,  белый  летучий огонь
падучих звезд.
     - Что это у  вас за  булавка из  кармана торчит?  -  Копенкин включил
фонарь,  свет  ослепил меня  на  мгновение,  и  он  успел  каким-то  чудом
разглядеть  иглу,   которую  я  всегда  носил  с  собой,  приклеив  к  ней
пластиковый шарик и закалывая ею боковой карман пиджака или куртки.
     - Так...  иголка,  на всякий случай,  - ответил я, поднимаясь на борт
легкого верткого суденышка, которое покачивалось на волне, поджидая своего
хозяина и его гостя.
     - Талисман? - продолжал допрашивать Копенкин.
     - Да, почти.
     - Тут  ко  мне  из  Москвы  один  приезжал...  -  заговорил  негромко
Копенкин,  поднявшись из крохотной каюты с блестевшей в луче канистрой.  -
Расспрашивал об атлантах,  этрусках, а сам знает не меньше моего, пожалуй.
Что это - мода такая? Или все, как вы, диссертации на эту тему пишут?
     - Не знаю. А как выглядел этот человек?
     - Высокий. Шатен. Похож на охотника из Кро-Маньона.
     - Похож на кроманьонца? - тихо воскликнул я.
     - Или на атланта. Что вас удивляет? Мы все потомки кроманьонцев.
     - Но охотник из Кро-Маньона только один... старик с высоким лбом.
     - Этот  довольно  молод.  Но  похож,  -  подтвердил Копенкин.  -  Как
странно,   что  встречаешь  вдруг  человека,   как  будто  ожившего  через
пятнадцать тысяч лет после своей смерти. Вы мне тоже кого-то напомнили.
     - Этруска на фреске, - сказал я.
     - Пожалуй,  я ведь интересуюсь древними культурами Средиземноморья...
и этрусками тоже.
     - Ну  да,  ведь они  унаследовали многое от  атлантов.  Так  выходит,
по-вашему.
     - Ладно,  ладно. Тот кроманьонец не такой задиристый. Разговорились с
ним, что говорится, по душам.
     - Общность взглядов!


                          ОХОТНИК ИЗ КРО-МАНЬОНА

     Последней электричкой  я  возвратился  в  Москву  и  от  Савеловского
вокзала шел пешком до Масловки,  потом нырнул в ночное такси. Долго не мог
уснуть,  что-то тревожило меня дома,  я сел в кресло,  стал  искать  пятно
света,  которое ползло по стене несколько дней назад. Его не было. И тогда
я понял,  что видел нечто подобное на катере  Копенкина.  Металл  канистры
засиял  как  бы  сам собой,  а потом по дощатому настилу палубы,  по каюте
пробежал зайчик, который я видел много раз. Так или нет?..
     На  третий  день  после  моей  поездки  в   Дубну  я  увидел  его  на
троллейбусной остановке.  Он вдруг появился под моими ногами,  я замер,  и
когда подошел троллейбус,  я  не вспрыгнул на подножку.  Что-то остановило
меня.  Я наблюдал за светлым пятном на асфальте.  Оно дрогнуло,  двинулось
вдоль  проезжей части,  сначала медленно,  потом быстрее...  еще  быстрее.
Остановилось,  словно поджидая меня.  Я  пошел  за  этим  призрачным лучом
(хотя,  конечно, никакого луча не было - просто светился асфальт, камешки,
палочки от эскимо).
     Так мы добрались до перекрестка.  Я  и  пятно.  Вместе прыгнули через
мелкую  лужу,  оставленную утренним дождем  (этот  дождь  разбудил меня  -
проснулся я  раньше  обычного).  Оказались у  самого светофора,  переждали
поток  машин.  Солнечный  зайчик  приспособился к  моему  неровному  шагу,
замирал,  дожидаясь меня,  когда я отставал от него; он указывал мне путь,
как  нить  одной добросердечной женщины указывала путь герою в  лабиринте.
Только вот лабиринта не было,  вместо него было шоссе в час "пик" и улица,
его  пересекавшая.  Когда  светофор зажег  зеленый  глаз,  в  голове  моей
сложились стихи о  лабиринте невидимом.  Я подумал,  что строки о жабрах и
клыках,  цедящих воду,  быть может,  тоже сочинил я, а во время полета над
морем в памятный для меня день кто-то прочел их вслух - и только.
     Я  перешел улицу с этой мыслью,  светлое пятно остановилось,  я тоже.
Вот оно ни с  того ни с  сего отпрянуло назад.  Я обернулся,  провожая его
взглядом, и тут же тепло ударило в виски, вслед за кремовым "Жигуленком" я
метнулся так стремительно,  как умею это делать. И успел рассмотреть рядом
с  водителем Валерию  Чирову,  волну  знакомых  волос,  закрывших воротник
кожаной  куртки,   накинутой  поверх  вишневого  батника.   По   странной,
молчаливой указке моего спутника и  гида,  светового пятна,  я разглядел и
владельца машины. Это был аспирант Борис собственной персоной.
     Больше  всего  удивило меня  сходство его  с  кроманьонцем-охотником.
Раньше это не бросалось в  глаза...  Высокий лоб,  грива каштановых волос,
пристальный взгляд первобытного следопыта,  случайно оказавшегося за рулем
современного автомобиля,  резкий  профиль,  выдающийся вперед  подбородок.
Готов допустить, что это подсказка. Ведь световой зайчик прыгнул в кабину,
пробежал по плечу Бориса,  по его лицу.  Борис прикрыл глаза, так ярок был
свет.  А  я отстал от его машины,  вернулся к перекрестку.  Путеводный луч
пропал.
     Может  быть,  Копенкин прав  насчет  атланта или  кроманьонца?  Борис
атлант? Вопрос теперь не казался нелепым.


                                  * * *

     Валерия,  как большой ребенок,  изучала людей, присматривалась к ним.
Отчасти они были для нее просто игрушками.  Так я размышлял,  когда в один
прекрасный осенний день сел на электричку и  поехал в  Малиновку,  на дачу
профессора.  Когда поезд тронулся от Нахабина,  погода испортилась,  пошел
дождь, оставлявший на окнах поезда струйки холодной воды. Все смешалось за
окном в пляшущую мутно-белую массу,  день был слеп;  у меня болела голова,
чувствовал я  себя  скверно...  Вагон  качало,  стучали колеса  на  стыках
рельсов, от всего этого не было спасения, но, главное, не было спасения от
собственных мыслей,  которые  съедали  настроение,  как  ржавчина  съедает
металл.  Прошло еще десять минут, я поднялся, вышел из вагона. Спустился с
платформы,  перешел железнодорожное полотно, направился к дачному поселку.
Дождь усиливал ощущение чего-то липкого, прохладного, окутавшего меня. Это
материализовались предчувствия,  сострил я. Ноги мои стали мокрыми, пока я
шел по грунтовой дороге.
     И вот я у дома Чирова. У изгороди - машина, кремовый "Жигуленок". Вот
оно что...  Осторожно вхожу в  дом,  направляюсь к  двери большой комнаты,
которая служит Чирову кабинетом.
     Дверь приоткрыта.  Я остановился подле. Бревенчатая стена с офортами,
деревянный  письменный  стол,  за  которым  мне  доводилось работать  этой
осенью,   на  столе  -   бокал  зеленого  стекла,   гранат  с   вырезанной
четвертушкой,  лимон на блюдце,  нож.  На столе же,  рядом с блюдечком,  -
ступня в  черном,  маленькая по сравнению с  голенью в алой гетре.  Вторая
нога Валерии тоже на столе. Ноги едва заметно двигались по дереву, видимо,
Валерия покачивалась в кресле.
     В  следующий момент  я  увидел ее  выходящей на  кухню.  Инстинктивно
прижался к  вешалке  с  верхней одеждой,  нырнул  под  занавеску.  Валерия
проплыла мимо,  не  заметив меня.  Была она похожа на  огромный фарфоровый
кувшин,  на  ней  были знакомые мне туфли на  платформе,  светлая косынка,
стягивавшая грудь и  плечи,  светлые брюки до колен.  На кухне едва слышно
щелкнула ручка газовой плиты.  Валерия опять проплыла мимо  меня,  держа в
руке медную кофеварку. Если бы она увидела меня - все было бы проще.
     Дверь за собой она захлопнула, но я все же услышал мужской голос:
     - Женщина на фото очень мила.  Если бы ее и тебя видели сейчас...  то
все  в  один голос сказали бы  все  же,  что твой писатель потерял намного
больше, чем приобрел.
     Я вспыхнул. Это было обо мне. И о Жене.
     - Перестань, - сказала она.
     Многое прояснилось:  он  сфотографировал меня тогда на юге с  Женей и
сейчас ловко предъявил это фото как доказательство моего легкомыслия.


                                  * * *

     А дома,  словно в утешение мне, под этрусской фреской как будто белый
лист приклеился к стене.  Световой зайчик дрогнул.  Быстро перебежал он по
стене к  моему столу,  за которым я  сидел,  подперев голову руками.  Свет
приобрел лимонно-зеленый оттенок.
     Что-то  изменилось вокруг меня.  Ожил  письменный стол,  едва  слышно
зашуршали бумаги,  точно дыхание ветра пришло в комнату,  и я, оторвавшись
от работы, наблюдал.
     В  зеленоватом  квадрате,  как  в  кадре,  стали  проявляться контуры
изображения. Я понимал, что происходит, но не мог сбросить оцепенения. Это
было похоже на гипноз,  на внушение,  но действовало это так,  как будто я
сам вдруг перенесся вслед за зеленым глазом,  манившим в морскую даль. Вот
я   рассмотрел  жемчужно-серебристый  шар,   всплывший  над  иссиня-серыми
волнами.  Минута -  и он у галечной гряды, где пенится вода. Запах йода от
гниющих водорослей проник в мою комнату,  и вдруг стал слышен шорох струй,
омывавших камни и  пряди горькой морской травы.  Я  сам был там,  у самого
уреза воды,  со  мной рядом шла  незнакомка из  камеры хранения,  я  видел
каблуки ее туфель, расписанные золотыми волнистыми линиями.
     Так  мы  шли  с  ней  бок о  бок и  разговаривали.  Магический глаз с
непостижимой точностью восстанавливал то,  что я забыл.  С обворожительной
грацией она перешагивала через мокрые валуны, загородившие нам дорогу. Над
нами шумели сосны, цеплявшиеся седыми корнями за откос. Потом промелькнула
знакомая электричка.  Ее гудок заставил меня вздрогнуть - такова была сила
иллюзии.
     Снова берег.  Но теперь я вижу Велию. Правда, я звал ее другим именем
- Женя.  Рука ее покоится на моем плече.  Море волнуется у  наших ног,  мы
садимся на  вылизанный водой  и  высушенный солнцем ствол упавшего дерева.
Рядом зазвучал ее голос.
     Увидел я и сцену прощания.  Женя уходила от меня, и далеко-далеко, за
белыми  гребешками волн,  покачивался белый,  почти невидимый шар.  Он был
дымчато-прозрачен,  скрыт от посторонних глаз низким облачком дыма, как бы
случайно севшим на воду.  Женя шла к нему, последние метры - по воде. Море
держало ее.  Вокруг было пусто,  стояла такая тишина,  что я  слышал,  как
хлопала крыльями бабочка.  Она осторожно ступала по гребешкам волн,  точно
это было застывшее стекло. Ей навстречу распахнулась матовая дверца шара.


                  ОРУЖИЕ ДЖИНСА. АТЛАНТЫ ПРОТИВ ЭТРУСКОВ

     Рано утром звонок у входной двери разбудил меня.  Вышел, открыл дверь
- никого! И тут же у ног увидел конверт.
     Я положил конверт на стол,  поставил кофе, несколько раз рука моя как
бы  сама  собой  тянулась к  белому прямоугольнику письма,  но  я  медлил.
Обратного адреса на  нем  не  значилось,  и  я  пытался угадать,  от  кого
весточка. От сестры! Я вскрыл конверт и не удивился - письмо действительно
было от сестры. Вот оно:
     "Не могу поступить иначе. Несколько минут, проведенных вместе, теперь
так  же  отчетливо видны,  как  пестрые каменья на  дне  горного ручья.  К
человеку вдруг приходит убеждение,  что никто не в силах его заменить. Так
случилось и со мной.  Скоро мы увидимся.  Нужно о многом поговорить.  Все,
что происходит вокруг тебя, требует осторожности. Как жаль, что я так мало
знала об этом раньше!"
     В том,  что она готова была к тому,  что письмо ее будет перехвачено,
сомневаться не приходилось. Иначе я обнаружил бы его в почтовом ящике.
     Волшебный вечер! Как нужен человеку дом, комната с любимыми гравюрами
и фресками,  хорошим радиоприемником,  настольной лампой,  в свете которой
видны серебряные пузырьки в  стакане с  лимонадом.  За окном шуршат желтые
листья на черных ветвях...
     Больше трех лет прошло!  Сестра моя сидела напротив в  старом кожаном
кресле; чуть ниже плеча ее белел цветок мальвы.
     - Ты? Это ты! - воскликнул я.
     - Я. Три года назад я не могла представить, что буду твоей гостьей. -
Она  едва заметно кивнула,  улыбаясь при слове "гостья",  окинула взглядом
фрески.
     - Спасибо,  что пришла, сестра. Много раз я наблюдал легкое и тонкое,
как лист,  солнечное пятно.  Оно появлялось на  улице,  на  асфальте;  его
контуры я  различал дома  на  стене.  И  только недавно,  совсем недавно я
понял, что это тоже ты... что это весть от тебя.
     - От нас! - воскликнула она.
     - Светлый квадрат -  окошко,  и  выходит оно  и  на  вашу и  на  нашу
сторону, разве не так?
     - Ты прав. Мы не могли тебя оставить наедине с ними...
     - С ними?.. Вы знаете об их существовании?
     - Теперь - да. Они хотели лишить тебя памяти.
     - Я  не забыл об этом.  Они охотились на меня в ущелье.  Вы знаете об
этом, не так ли?
     - Если говорить честно,  я  и  теперь сомневаюсь в  том,  что обвал в
ущелье устроили они.
     - Когда-нибудь я докажу, что это так.
     - Ты еще мало знаешь о них, брат...
     - Это атланты.
     - Да,  это атланты,  - тихо, как эхо, откликнулась она и вдруг словно
спохватилась: - Но разве кто-нибудь из наших тебе об этом говорил?
     - Нет.  А если бы мне об этом сказали,  я не поверил бы.  Раньше,  по
крайней мере, я счел бы это выдумкой.
     - Мы тогда в этом не были уверены.  Впервые мы столкнулись на Земле с
посторонней силой.  Но  было бы безумием объявить об этом во всеуслышание.
Если ты  пришел к  мысли об этом самостоятельно, то потому только,  что ты
один из нас.
     - Нет,  сестра.  Я  прежде всего человек,  рожденный здесь.  И  я  не
беззащитен.
     - Прости, брат. Я не