с неменьшей яростью, чем на мужчин, а с момента прибытия на эту лишенную всякой радости планету я видел огромное множество..."
     И вдруг его мысли прервались, а мозг словно застыл, ибо он заметил нечто такое, что пропустил при первом, поверхностном осмотре. Внутри тазовой кости каждого скелета лежал еще один маленький скелетик - крохотные каркасики из хрупких косточек, - все, что осталось от младенцев, чья жизнь оборвалась, даже не успев начаться. "Да, чума и в самом деле косила всех без разбору". Толлеру хотелось развернуться и опрометью броситься вон из комнаты, но смертельный холод, заморозивший его ум, распространился и на тело, крепкими цепями сковав все конечности. Время растянулось в вечность, каждая секунда равнялась тысячелетию, и он понял, что отныне всю свою оставшуюся жизнь проведет на грани пессимизма и полнейшего отчаяния.
     - Жители собрали здесь всех беременных женщин, должно быть, надеялись, что эти стены защитят их, - сказал за спиной Толлера Корревальт. - Смотрите! У одной из них должны были родиться близняшки.
     Толлер предпочел воздержаться от созерцания этого утонченного ужаса. Вырвавшись из объятий паралича, он развернулся и вышел прочь, ощущая на себе внимательные взгляды членов команды корабля.
     - Так и запишите, - бросил он через плечо Корревальту. - Отметьте, что при осмотре насосов видимых повреждений не обнаружено, а следовательно, станция может быть запущена в ход в самые короткие сроки.
     - И это все, сэр?
     - Лично я больше не заметил ничего, что могло бы заинтересовать нашего суверена, - ровным голосом ответил Толлер и медленно направился к выходу, тщательно скрывая терзающее его беспокойство и безотлагательную нужду поскорее убедиться, что солнце по-прежнему согревает мир.

***

     Годовщина Переселения захватила Толлера врасплох.
     Завершив свою исследовательскую миссию, он прибыл на базу в Ро-Атабри примерно за час до наступления ночи, но при этом абсолютно потерял чувство времени. Он ощущал во всем теле необычную усталость, и новость о том, что сегодня 226-й день, то есть годовщина первой высадки на Верхний Мир, не встретила у него в душе никакого отклика. Сдав судно корабельному мастеру Коделлу, он отправился прямиком в постель, и даже весть о том, что за день до него на базу вернулась Вантара, не пробудила его от всепроникающей летаргии и душевного истощения, затмевающих все и вся.
     Отведенная Толлеру комната располагалась в здании, где когда-то размещалась охрана Великого Дворца. Он ворочался в темноте и никак не мог заснуть. Толлер никогда не отличался склонностью к самоанализу, но сейчас он отлично понимал, что причина его усталости не имеет ничего общего с физическим состоянием тела. Его ум был измотан, психика истощена - он слишком долго занимался тем, к чему не лежала душа, слишком часто шел против собственной природы.
     Конечно, Толлер знал, что увидит на Мире огромный могильник, но реальность превзошла все его ожидания, и кульминацией этого явилась ужасная находка на водонапорной станции. Впрочем, может быть, он излишне потакает своим слабостям? Отпрыск едва ли не самой привилегированной семьи Верхнего Мира, он, возможно, только сейчас по-настоящему ощутил, какую жизнь ведет обыкновенный человек, вынужденный проводить все дни свои в тяжком труде, который на самом деле презирает и который, как правило, навязан ему кем-то сверху. Толлер попытался напомнить себе, что его дед, Толлер Маракайн, не позволил бы себе так быстро потерять душевное равновесие. Какие бы ужасные картины ни открылись его взору, в какие бы передряги он ни попадал, истинный Толлер Маракайн отвечал силой на силу и противопоставлял им свой щит, выкованный из выносливости и самостоятельности. Но... но...
     "Неужели человек в состоянии уместить в голове целых двадцать скелетов, аккуратненько сидящих у стены и баюкающих внутри тазовых колыбелек еще двадцать скелетов поменьше? Какое там двадцать - двадцать один! Как же ты не заметил, что у одной из женщин должны были родиться близнецы? Сможешь ли ты смириться с этими двумя маленькими человечками со щепочками вместо костей, которые продолжают искать друг в друге опору в смерти, а не в жизни?"
     Откуда-то из дворцовых палат донесся взрыв хохота, и Толлер, выругавшись, вскочил с постели. Мужчины и женщины, видимо, благополучно напиваются и доводят себя до состояния, когда начнут обниматься со скелетами, обмениваться с ними улыбками и похлопывать неродившихся детишек по черепам. Неожиданно Толлеру пришло в голову, что единственный способ заснуть сегодня ночью - это накачать себя приличным количеством алкоголя.
     Перед столь радикальным решением внутренняя усталость дрогнула и отступила. Толлер натянул одежду и вышел из комнаты. Порядочно поплутав по незнакомым коридорам, он наконец выбрался в сад, расположенный несколько к северу от дворца, где и вершилось основное веселье. Это место выбрали потому, что большей частью оно было вымощено камнем и, следовательно, успешно выстояло в борьбе со временем, тогда как даже парадная площадка на заднем дворе по пояс заросла травой и сорняками. В садике зажгли несколько факелов, и их оранжево-желтое пламя, отражаясь от богато украшенных фонтанов и статуй, пряталось в кустарнике, создавая иллюзию, будто сад внезапно разросся до необъятных размеров.
     В переливающемся полумраке бродили парочки и небольшие группки, но основные участники пирушки собрались у длинного стола, уставленного всяческими закусками. Мужчин в экспедиции было втрое больше, чем женщин, а это означало, что последние, пребывая в благодушном настроении, наслаждались ароматом романтики, тогда как мужчины целиком сосредоточились на еде, напитках, песнях и всевозможных непристойных шутках.
     Толлер наткнулся на посланника Кетторана и его секретаря Парло Вотурба, предлагающих всем желающим еду и выпивку. Старики с искренним удовольствием исполняли роль слуг, показывая остальным, что, несмотря на высокое положение, они не брезгуют общением с обыкновенным людом.
     - А, приветствую, приветствую, - крикнул Кетторан, завидев приближающегося Толлера. - Подходите и выпейте с нами, юный Маракайн.
     Толлер подумал, что посланник слегка переигрывает - возможно, потому что боится, как бы кто не упустил всех нюансов его игры, - но это была простительная слабость, против которой Толлер ни капли не возражал.
     - Благодарю вас, мне, пожалуйста, самый большой бокал кейлийского черного.
     - Вина нет, - сокрушенно покачал головой Кетторан - и эля тоже, если уж на то пошло. Видите ли, количество груза было строго ограничено, и придется вам довольствоваться бренди.
     - Бренди так бренди.
     - Я обслужу вас по первому разряду, налью в лучший из бокалов.
     Опустившись на колени, генерал полез под стол и мгновение спустя вынырнул оттуда с мерцающим хрустальным бокалом в руке, наполненным до самого верха. Он протянул бокал Толлеру, и вдруг веселая улыбка исчезла с его лица, и на нем проступило выражение удивления и боли. Толлер быстро перехватил бокал и с беспокойством посмотрел на Кетторана, судорожно прижавшего руки к груди.
     - Трай, тебе плохо? - с тревогой спросил Вотурб. - Я же говорил, не прыгай так.
     Кетторан кивнул в сторону секретаря и многозначительно подмигнул Толлеру.
     - Этот старый дуралей воображает, что переживет меня. - Он улыбнулся - видимо, боль уже прошла, - поднял свой бокал и чокнулся с Толлером. - Желаю вам доброго здравия, юный Маракайн.
     - За ваше здоровье, сэр, - откликнулся Толлер и, не сдержавшись, улыбнулся в ответ.
     Кетторан внимательно посмотрел на него:
     - Сынок, не сочти за дерзость, но ты очень изменился. Ты уже не тот напыщенный молодчик, что вел мое судно к Миру. Похоже, что-то вышибло из тебя всю чопорность.
     - Вышибло?! - скептически расхохотался Толлер. - Э нет, сэр, я так легко не сдаюсь. А сейчас прошу прощения...
     Он отвернулся и направился прочь от стола, в глубине души крайне обеспокоенный заявлением посланника. Если его состояние очевидно даже едва знакомому человеку, Толлер рискует потерять уважение собственной команды. Поддерживать дисциплину на судне и так достаточно нелегко - что же будет, если его сочтут тепличным растением, которое завяло при первых же признаках наступления холодов? Он отхлебнул бренди и углубился в сад, старательно избегая шумных компаний. Наконец он нашел свободную скамью и, благодарный судьбе за предоставленное одиночество, устало опустился на холодный мрамор.
     Над ним висел убывающий серп Верхнего Мира, прилепившийся прямо в центре Великого Колеса, огромного серебряного водоворота, который в это время года заполнял практически весь горизонт. В небесах виляли хвостами огненные кометы, и мириады звездочек, словно разноцветные фонарики какой-то неведомой кареты, дополняли окружающее великолепие, неустанно споря с краткими черточками метеоров.
     Толлер вновь приложился к громадному кубку, в котором уместилось никак не меньше трети бутылки, и неторопливо принялся уничтожать бренди. В такую ночь неплохо пройтись с какой-нибудь девушкой, но даже мысль о том, что Вантара может находиться совсем рядом, скрытая сгущающимися сумерками, не будила в душе никакого отклика. Эта ночь предназначалась для поисков истины и разоблачения иллюзий, а факты ясно говорили, что с первой же встречи он умудрился стать врагом графини и теперь она презирает его и будет презирать до тех пор, пока окончательно не забудет о его существовании.
     "Кроме того, - издевательски шепнул внутренний голос, - как вообще ты можешь думать о женщинах, когда на тебя взирает двадцать один маленький скелет?"
     Толлер продолжал периодически прихлебывать из бокала, пока сосуд совсем не опустел, после чего попытался проанализировать свое внутреннее состояние. Несмотря на усталость, алкоголь еще не подействовал, и где-то глубоко внутри засела упрямая уверенность, что потребуется по меньшей мере еще одна такая же порция, чтобы вырваться наконец из-под власти укоризненного взгляда двадцати одного скелета. Вот тогда наступит желанное забытье, и глубокая ночь поглотит окружающий мир.
     Толлер встал - его даже не покачивало, словно дерево, ушедшее корнями глубоко в почву, - и уже двинулся было к столу, чтобы еще раз воспользоваться услугами Кетторана, как вдруг увидел, что к нему приближается какая-то женщина. Ее темные волосы рассыпались по плечам, и по грациозному изгибу талии он, даже не видя лица, понял, что это Вантара. Она была одета в военную униформу - скорее всего, чтобы охладить пыл тех офицеров, которые в общем веселье не слишком заботились о субординации. Толлер немедленно взял себя в руки и подготовился к очередной словесной стычке, не заставившей себя ждать.
     - Что я вижу? - весело удивилась Вантара. - А куда же подевался меч? А, ну конечно! Вот дурочка, совсем забыла - не сезон, короли еще недостаточно созрели, чтобы насадить их на вертел.
     Толлер кивнул в знак того, что не понял намек на своего деда, которого в народе прозвали Убийцей королей:
     - Отличная шутка, капитан.
     Он сделал попытку обойти ее, но графиня, положив руку ему на плечо, остановила его.
     - Это все, что вы можете мне сказать?
     - Нет. - Толлера несколько смутило ее прикосновение. - Я могу добавить, что сейчас направляюсь наполнить свой бокал.
     Вантара заглянула ему в глаза и слегка нахмурилась, изучая выражение лица собеседника.
     - Да что с вами?
     - Не могу ответить на этот вопрос.
     - Куда подевался великий воин Толлер Маракайн Второй, неуязвимый для пуль? Он сегодня в отпуске?
     - Боюсь, я не готов решать ваши загадки, капитан, - ледяным тоном заявил Толлер. - Еще раз прошу прощения, но я уже готов для приема второй порции сонного эликсира посланника.
     Вантара взяла его руку с бокалом - Толлеру показалось, что по его коже пробежали янтарные искры, - и быстро склонилась к кубку.
     - Бренди? Пожалуйста, принесите и мне. Только не такую чудовищную порцию.
     - Вы хотите, чтобы я принес вам бокал бренди? - переспросил Толлер, прекрасно сознавая, что выглядит полным идиотом.
     - Да - если вас не затруднит. - Вантара опустилась на скамью и устроилась поудобнее. - Я подожду здесь.
     В некотором смущении Толлер вернулся к столу с закусками и заказал еще один гигантский кубок бренди для себя и обычный бокал для Вантары - Кетторан и Вотурб, перемигиваясь и довольно кивая, с радостью исполнили его просьбу. На обратном пути он вдруг увидел плывущую через сад птерту: прозрачная сфера слегка мерцала, но была практически невидима в неверном свете факелов. Веселящийся народ заметил ее, лишь когда птерта вплыла в светящийся круг. Победно улюлюкая, толпа принялась швырять в нее палки и камни. Одна из палок пронзила птерту насквозь, и она лопнула. Зрители дружно зааплодировали.
     - Видели? - спросила Вантара, когда Толлер подошел поближе. - Вы только прислушайтесь к их воплям! Им удалось убить кого-то, и теперь они ликуют.
     - В свое время птерта убила многих из нас, - ответил Толлер. "В том числе и двадцать одного нерожденного младенца".
     - Так, значит, вы их одобряете? Одобряете убийство ради развлечения?
     - Нет-нет, - запротестовал Толлер, чувствуя, что между ними вновь вырастает стена враждебности, и не зная, что делать. - Я вообще не одобряю убийств, ни ради развлечения, ни по какой-либо иной причине. Я уже достаточно навидался мясницкой работы - этого мне хватит на всю оставшуюся жизнь. - Он сел, передал Вантаре ее бокал и поднес свой к губам.
     - Вот почему вы такой хмурый?
     - Я вовсе не хмурый.
     - Ну да, я понимаю - именно поэтому вы так изменились. Это естественное состояние для человека... - Вантара прервалась. - Извините меня. Слишком все сложно и запутанно.
     - Вы что, просили меня принести бокал бренди, просто чтобы покрутить его в руках? - Толлер сделал большой глоток и усилием воли подавил невольную гримасу - огненная жидкость бурным потоком хлынула в горло.
     - Вы так жаждете напиться сегодня?
     - Во имя!.. - возмущенно задохнулся Толлер. - Вы всегда так ведете разговор? Если да, то я был бы вам очень благодарен, если бы вы посидели где-нибудь в другом месте.
     - Я снова приношу извинения. - Вантара просительно улыбнулась и поднесла бокал к губам. - Толлер, почему бы тебе не повести разговор?
     Столь неожиданный и очень интимный переход на "ты" удивил Толлера, он не мог понять, чем вызвана такая внезапная перемена. Задумчиво взглянув на Вантару, он обнаружил, что полумрак сделал ее лицо не просто красивым - эти идеальные черты могли существовать лишь в воображении вдохновленного художника. Похоже, хоть одна из его фантазий вдруг словно по мановению волшебной палочки воплотилась в действительность: она - идеал женской красоты и само совершенство - сидит рядом с ним. Эта ночь предназначена для любви. В голосе графини звучала захватывающая сердце нежность. Каждый человек просто обязан обеими руками хватать выпавшее ему счастье - и не имеет значения, сколько крошечных скелетов он перевидал на своем веку, потому что природа производит миллионы живых созданий только по одной причине: многим из них предначертана несчастливая судьба, и если кто-либо из счастливчиков упускает свой шанс, он совершает предательство по отношению к тем, чьими жертвами оплачено его счастье. Толлер понял, что сейчас он просто обязан сделать все, чтобы завоевать объект своих мечтаний, привлечь ее к себе своей силой, мужеством, предупредительностью, духовностью, знаниями, юмором, щедростью. Может быть, изящный комплимент послужит хорошим началом.
     - Вантара, ты выглядишь такой... - Он вдруг запнулся, потому что испытующий взгляд пустых глазниц двадцати одного черепа величиной с кулачок вонзился в него подобно клинку. Ему показалось, что эти слова произносит кто-то другой, не он. - Что происходит? Обычно ты ведешь себя как самоуверенная стерва, и вдруг - ни с того ни с сего - мы перешли на "ты", теплота и дружелюбие так и витают в воздухе. Что ты задумала?
     Вантара рассмеялась и одновременно задохнулась от возмущения:
     - Самоуверенная стерва?! Это ты мне говоришь о самоуверенности? Ты, который всегда приближается к женщине, бряцая кольчугой и размахивая перед самым носом своим фаллическим мечом!
     - Это самый превратный и...
     Вантара подняла руку и растопырила пальцы, словно возведя между ними незримую преграду. Он замолк.
     - Толлер, умоляю тебя, ни слова больше! Сегодня ночью мы сняли наши доспехи и легко можем ранить друг друга. Давай примем вещи такими, какие они есть, хотя бы на час; давай выпьем вместе; давай поговорим друг с другом. Согласен?
     - Неужели человек в здравом уме способен отказаться от такого предложения? - улыбнулся Толлер.
     - Вот и чудно! А теперь объясни мне, почему ты перестал быть тем Толлером Маракайном, которого я когда-то знала.
     - Мы опять возвращаемся к старому!
     - А мы, собственно, никуда и не уходили.
     - Но... - Толлер смущенно посмотрел на нее, а затем вдруг свершилось невероятное - он начал свободно говорить о том, что терзало его, исповедоваться в открытой в самом себе слабости, признаваться в отчаянии - ведь ему никогда не удастся стать похожим на своего великого деда. Когда Толлер описывал жуткую находку на водонапорной станции, голос его сорвался, и он испытал страх, подумав, что уже не сможет продолжать. Закончив рассказ, он снова приложился к кубку, но понял, что ему больше не хочется пить. Он поставил сосуд на скамейку и уставился на свои руки, чувствуя себя так, словно только что побывал в самой страшной передряге в жизни.
     - Бедняжка Толлер. - В голосе Вантары звучало ласковое сочувствие. - Что же тебе пришлось пережить, раз сейчас ты стыдишься вполне естественных человеческих чувств?
     - Ты хочешь сказать - стыжусь своей слабости.
     - В способности испытывать сострадание нет ничего стыдного. Сомнения, нужда в человеческом общении - вовсе не признак слабости.
     Толлеру показалось, что сейчас удобный момент заделать кое-какие бреши в собственном фасаде.
     - Я могу общаться со многими людьми, - скривив губы, сказал он. - Если они, конечно, достойны этого.
     - Не говори так, Толлер, не надо. - Вантара поставила бокал на землю и села на скамейку, развернувшись к нему лицом. - В общем-то ты можешь обнять меня, если хочешь.
     - Но я не... - Толлер замолк. Вантара взяла его руки и положила себе на груди. Даже сквозь вышитую ткань кителя он почувствовал, какие они теплые и твердые. Он придвинулся поближе.
     - Только умоляю, не пойми меня неправильно, - прошептала Вантара. - Я вовсе не пытаюсь залезть к тебе в постель - просто эта ступень человеческого общения лучше всего отвечает ситуации.
     Губы ее слегка приоткрылись, приглашая к поцелую, и, словно во сне, Толлер принял приглашение, не веря, что это происходит в действительности. Ее безграничная женственность поглотила все его чувства, и звуки празднества превратились в тихий отдаленный гул. Они с Вантарой сидели так очень долго, точно время прекратило свое течение. Может быть, прошло десять минут, а может, двадцать, а они все целовались и целовались, не ощущая усталости и не видя нужды в иной физической близости, а когда наконец отпустили друг друга, Толлер почувствовал, как его переполняют новые силы, и понял, что восстановил свою целостность. Он улыбнулся Вантаре, она ответила ему, его улыбка стала еще шире, и внезапно они оба расхохотались. На Толлера снизошли облегчение и покой, родственный тому, что следует за сексуальными утехами, только сейчас им владело более глубокое чувство, близкое к великому постоянству.
     - Не знаю, как тебе это удалось, - сказал он. - Но аптекарь разбогател бы, сумей он упрятать подобное лекарство в склянку.
     - Я ничего особенного не сделала.
     - Неправда! Я так устал от этой древней планеты, что даже предстоящее кругосветное путешествие казалось мне скучной затеей. А теперь я снова полон сил и жду не дождусь его. Мы не сможем быть вместе там, в небесах, но я не буду спускать глаз с твоего судна, день за днем я буду следовать за тобой