обы ей было удобно. Как обычно, ответ  Аритча  только
углубил ее ощущение неуверенности. Теперь Сейланг это высказала.
   - У меня по-прежнему странное ощущение, что ты предназначил мне  играть
какую-то роль, которую я, предполагается, не открою до последнего момента.
   Аритч шумно выдохнул через рот, плеснул себе на голову водой.
   - Все это может быть спорно.  Послезавтра  к  этому  времени  Досади  и
Маккай могут уже больше не существовать.
   - Значит, я не продвинусь в Легум?
   - О, я уверен, что ты будешь Легумом.
   Сейланг разглядывала его, почувствовав иронию, потом сказала:
   - Ну, и по тонкому же канату ты ходишь, Верховный Магистр.
   - Вряд ли. Мой путь широк и ясен. Ты знаешь вещи,  которые  я  не  могу
одобрять. Я не могу предать Закон своего народа.
   - У меня тоже есть  подобные  запреты.  Но  это  Досадийское  дело  так
заманчиво.
   - Так  опасно!  Наденет  ли  Врев  человеческую  плоть,  чтобы  изучить
человеческое состояние? Позволите ли вы  проникнуть  человеку  в  общество
Вревов в этом...
   - Есть кто-то, кто мог устроить заговор! Есть даже Говачины, которые...
   - Возможностям неправильного использования нет числа.
   - К тому же ты говоришь,  что  Маккай  уже  больше  Говачин,  чем  сами
Говачины.
   Перепончатые кисти Аритча охватили край бассейна, когти вытянулись.
   - Мы многим рисковали, обучая его для выполнения этой задачи.
   - Больше, чем рисковали со мной?
   Аритч подтянул руки и пристально уставился на Сейланг.
   - Так вот что тебя беспокоит.
   - Именно.
   - Подумай, Сейланг, насколько близко к сердцу Вревства ты позволила мне
подойти. Вот настолько и не далее мы позволим тебе.
   - А Маккай?
   - Он уже мог зайти слишком далеко, чтобы было  возможно  разрешить  его
дальнейшее существование.
   - Я  учту  твое  предостережение,  Аритч.  Но  я  все  еще  пребываю  в
недоумении относительно того, почему Калебанцы не могли предотвратить...
   - Они признаются в  непонимании  передачи  эго.  Но  кто  может  понять
Калебанца, не говоря уже о том, чтобы контролировать  в  столь  деликатном
вопросе? Даже того, кто создал Стену Бога...
   - Ходят слухи, что Маккай понимает Калебанцев.
   - Он это отрицает.
   Сейланг потерла свою левую щербатую скулу хватательной жвалой, чувствуя
множество шрамов от ее прохождения через триады Вревов. Особь к паре,  пар
к ячейке, пока все не стало единой гигантской семьей. Тем  не  менее,  все
были Вревами. Это Досадийское дело было чудовищной пародией  на  Вревство.
Все же...
   - Так увлекательно, - пробормотала Сейланг.
   - В этом его угроза.
   - Нам следует молиться о смерти Досади.
   - Наверное.
   Сейланг была испугана.
   - Что...
   - Это не может умереть вместе с Досади. Наш священный долг гарантирует,
что ты уйдешь отсюда с этим знанием. Об этом знают многие Говачины.
   - И Маккай.
   - У инфекций есть пути распространения, -  сказал  Аритч.  -  Помни  об
ЭТОМ, если дело дойдет до Зала Суда.


                   Существуют некоторые  формы  безумия,  которые,  будучи
                доведены  до  крайнего  выражения,  могут   стать   новыми
                моделями нормальности.
                                                        Руководство Бюсаба


   - Маккай?
   Это было знакомое присутствие Калебанки в его сознании,  словно  Маккай
слышал и чувствовал кого-то или ЧТО-ТО, чего там не было.
   Приготовления были обманчиво просты. Он и  Джедрик  сцепили  руки,  его
правую и ее левую,  и  каждый  ухватил  другой  рукой  один  из  мерцающих
стержней.
   У Маккая не  было  готовой  идентификации  для  этой  Калебанки,  и  он
задумался над сомнением в ее  голосе.  Впрочем,  он  согласился,  что  он,
несомненно, Маккай, оформил мысли как субвокальный разговор. Разговаривая,
Маккай остро осознавал присутствие рядом с ним Джедрик.  Она  теперь  была
чем-то большим, нежели просто еще одной личностью. В нем была  ее  пробная
модель, иногда предвидящая его реакции.
   - Вы пришли к взаимному согласию? - спросила Калебанка.
   Затем Маккай почувствовал Пчарки: далекое присутствие, контроль за этим
экспериментом. Как будто Пчарки редуцировался до схемы, которой  следовала
Калебанка, до  набора  сложных  правил,  многие  из  которых  нельзя  было
перевести в слова.  Какая-то  часть  Маккая  реагировала  на  это,  словно
пробудившееся  внутри  него   чудовище,   спящее   чудовище,   поднявшееся
исполненное гнева на подобное пробуждение, вопрошая:
   - Кто это осмелился разбудить меня?
   Маккай чувствовал, как дрожит его тело, чувствовал,  как  рядом  с  ним
дрожит Джедрик. Калебанско-Тапризиотская дрожь, тяжкая реакция  на  транс!
Теперь он видел это явление в ином свете.  Когда  подходишь  к  краю  этой
бездны...
   Пока эти мысли проносились у него в голове, Маккай почувствовал  легкий
сдвиг, не более чем неясное отражение  чего-то,  что  не  было  собственно
движением. Теперь, все еще ощущая вокруг себя свою собственную  плоть,  он
также чувствовал себя овладевшим внутренним контактом с  телом  Джедрик  и
знал, что она разделяет это впечатление.
   Паника, какую Маккай даже не считал возможной, грозила захлестнуть его.
Он чувствовал, что Джедрик  пытается  разорвать  контакт,  остановить  это
отвратительное соучастие, но они были беспомощны в хватке неумолимой силы.
   Разум ни разу не прикоснулся к этому ощущению, но их почти одновременно
одолел   фаталистический   покой.   Маккай   чувствовал,   что   осознание
Джедрик-плоти углубилось. Его разобрало любопытство.
   "Так это и есть женщина!"
   "Это мужчина?"
   Они делились мыслями через смутный мостик.
   Маккая охватило очарование. Он попробовал глубже.
   Он/она могли чувствовать, как он/она дышат. А  различия!  Это  были  не
гениталии, наличие или отсутствие грудей. Она лишилась грудей.  Он  ощущал
острое раздражение из-за их присутствия, застенчивое  осознание  глубинных
помыслов. Ощущение различия ушло обратно за пределы гаметы Маккай-Джедрик.
   Маккай чувствовал ее мысли, ее реакции.
   Джедрик: "Ты бросаешь свою сперму в поток времени".
   Маккай: "Ты окружаешь и выкармливаешь..."
   "Я бросаю/Я выкармливаю".
   Как  будто  они  смотрели  на  объект  с  противоположных   сторон,   с
запозданием осознавая, что исследуют одно и то же.
   "Мы бросаем/Мы выкармливаем".
   Ограждающие  слои  развернуты,  и  Маккай  обнаружил  себя  в  сознании
Джедрик, она - в его. Их мысли стали единой сущностью.
   Отдельные жизненные опыты Досади  и  Консента  переплавились  в  единую
связь.
   "Аритч... ах да. Видишь? Я твой друг Пан Спечи, Билдун. Отметь это.  Ты
подозревал, но теперь ты знаешь..."
   Каждый  набор  впечатлений  питался  другим,  увеличиваясь  в   объеме,
очищаясь... сгущаясь, отбрасывая, творя...
   "Так вот что такое обучение Легума".
   "Любящие родители? Ах, да, любящие родители".
   "Я/мы приложим давление там... и там... Они должны  быть  поставлены  в
положение, когда этот будет выбран судьей.  Да,  это  даст  нам  требуемый
рычаг. Пусть они взламывают свой собственный код".
   И разбуженное чудовище зашевелилось внутри них. Оно  не  имело  никакой
размерности, никакого места, только существование. Они  почувствовали  его
мощь.
   "Я делаю то, что делаю!"
   Сила  окутала  их.  Никакого  другого  сознания  не  допускалось.   Они
почувствовали главный поток, непоколебимую силу, способную перевесить все,
что угодно в их вселенной. Это был не Бог, не Жизнь,  не  какой-то  особый
вид. Оно было настолько далеко за  пределами  подобных  формулировок,  что
Джедрик-Маккай не могли  бы  даже  предполагать  это,  без  ощущения,  что
следующий  миг  принесет  уничтожение.  Они  почувствовали,   как   в   их
объединенное, испуганное сознание ворвался вопрос.  Вопрос  был  квадратом
обрамлен в гнев, изумление, холодное развлечение и угрозу.
   "Для ЭТОГО вы разбудили МЕНЯ?"
   Теперь они понимали, почему старое тело и донор - эго всегда немедленно
убивались. Это ужасное соучастие создавало... создавало шум. Шум пробуждал
вопрошающего.
   Они поняли вопрос без слов, зная, что никогда не ухватят полного знания
и эмоционального заряда, что это сожжет их, если они хотя  бы  попытаются.
Гнев...  изумление...  холодное   развлечение...   угроза.   Вопрос,   как
истолковало их собственное объединенное сознание, являл собой  предел.  Он
был всем, что Джедрик-Маккай могли воспринять.
   Вторгшийся вопрошающий удалился.
   Впоследствии они так толком и не были уверены, были ли они изгнаны  или
же бежали в ужасе, но в  их  комбинированном  сознании  горели  прощальные
слова.
   "ПУСТЬ СПЯЩИЕ СПЯТ".
   Затем они мягко ушли в свои сознания.  Они  поняли  предупреждение,  но
понимали, что никогда не сумеют довести смысл угрозы до сознания  разумных
существ своей вселенной.
   Сопутствующий фактор:  Маккай-Джедрик  чувствовали  проекцию  ужаса  от
Калебанки, создавшей Стену Бога. Это было новое впечатление в коллективной
женско-мужской памяти. Калебанка Фанни Мэ никогда не излучала подобного на
подлинного Маккая. Даже когда чувствовала себя обреченной.
   Сопутствующий фактор: Маккай-Джедрик чувствовали перегоревшее  угасание
от Пчарки. Что-то в этом ужасном контакте ввергло Пчарки в его смертельное
падение. Старый Говачин умер в тот момент, когда Маккай-Джедрик сообразили
это. Это была  захлопнувшаяся  дверь.  Но  это  пришло  после  сверкающего
понимания Маккаем-Джедрик, что Пчарки принимал  участие  в  первоначальном
решении о проведении Досадийского эксперимента.
   Маккай обнаружил, что облачен в живую, дышащую плоть,  посылавшую  свои
сообщения через его сознание. Он не был уверен в том, каким  из  двух  тел
владеет,  но  тело,  определенно,  было   отдельным.   Оно   окутало   его
человеческими ощущениями: вкус соли, запах пота и вездесущая вонь Уоррена.
Одна   рука   держала   холодный   металл,   другая   вцепилась   в   руку
собрата-человека. Это тело орошал пот, сцепившиеся руки были скользкими от
него. Маккай чувствовал, что знать, какая рука держит  другую  руку,  было
крайне важным, но он не был готов встретиться лицом к лицу с этим знанием.
Осознание себя, этого  нового  себя,  и  целой  жизни  новых  воспоминаний
требовало всего внимания, какое он смог мобилизовать.
   Фокус: Обод-Сити, никогда не выходящий из-под контроля Джедрик,  потому
что она с изощренной осторожностью пропускала сигналы к  Гару  и  Трайе  и
потому что те, кто отдавал распоряжения на Обод, участвовали в  поколениях
селективного  выведения,  породивших  Джедрик.  Она   была   биологическим
оружием, чьей единственной целью была Стена Бога.
   Фокус: Любящие родители могут подвергать  своего  ребенка  смертельному
риску, когда знают, что сделано все  возможное,  чтобы  подготовить  этого
ребенка к выживанию.
   Странностью для Маккая было то, что он чувствовал подобное  как  личные
воспоминания.
   - Я это сделал.
   Джедрик испытывала похожие муки.
   "Которое тело?"
   Так вот что такое обучение  агента  Бюсаба.  Умно...  почти  адекватно.
Сложно и полно  тем,  что  было  для  нее  внове,  но  почему  оно  всегда
останавливается перед полным развитием?
   Джедрик заново просмотрела занятия с Аритчем  и  Сейланг.  Парочка  под
стать друг  другу.  Выбор  Сейланг  и  выбранная  для  нее  роль  казались
очевидными. Как наивно! Джедрик даже пожалела Сейланг. Это была интересная
эмоция. Она никогда прежде не испытывала жалости в чистом виде.
   Фокус: Маккай на самом деле ее любил. Она смаковала  эту  эмоцию  в  ее
Консентовской сложности. Искреннее течение эмоций очаровало ее. Им никогда
не приходилось быть обузданными!
   В  и  вне  этого  творческого  обмена  сплетались  интимность,   чистая
сексуальность без запретов.
   Маккай,  смакуя  позабавленность  Джедрик  от  предположения  Трайи   о
размножении Маккая-Джедрик, обнаружил, что захвачен требованиями  мужского
эротизма и понял, что сохранил свое прежнее тело.
   Джедрик,  понимая  долгий  поиск  Маккаем  женщины,  которая   бы   его
дополняла, обнаружила,  что  ее  позабавленность  превратилась  в  желание
продемонстрировать  такое  дополнение.  Когда  она  повернулась  к   нему,
отпустив тусклый стержень, некогда  мерцавший  в  контакте  с  Пчарки,  то
обнаружила себя в теле Маккая, смотрящей в свои собственные глаза.
   Маккай задохнулся от зеркального ощущения.
   И тут же вдруг, под воздействием шока,  они  переместились  в  знакомую
плоть: Маккай в мужскую, Джедрик в женскую. Это мгновение стало  предметом
исследования - назад - и вперед. В  этой  новой  игре  эротизм  отошел  на
второй план.
   "Мы можем сами выбрать себе пол!"
   Это было что-то за пределами Тапризиотов и Калебанцев,  много  большее,
чем ползучая прогрессия эго Пан Спечи через их тела из их креше.
   Они поняли источник этого странного дара в ту минуту, когда  опустились
на кровать,  удовольствовавшись  на  время  пребыванием  в  знакомой  роли
мужчины и женщины.
   СПЯЩИЙ МОНСТР.
   Это был колючий дар, нечто, что могли бы дать  своему  ребенку  ЛЮБЯЩИЕ
РОДИТЕЛИ, зная, что пришла пора этому уроку. Тем не менее, они чувствовали
себя  заново  ожившими,  понимая,  что   на   мгновение   прикоснулись   к
беспредельному источнику энергии.
   Эту совместную мечтательность прервал громкий стук в дверь.
   - Джедрик! Джедрик!
   - Что там?
   - Это Брой. Он желает поговорить с Маккаем.
   Они мгновенно вскочили с кровати.
   Джедрик взглянула на Маккая, зная, что не может иметь секретов от него.
Исходя из взаимного понимания на этой основе, она заговорила за обоих.
   - Он спрашивает, зачем?
   - Джедрик...
   Это был голос доверенной помощницы. Он дрожал от страха.
   - ...скоро день, а солнца нет. Бог погасил солнце!
   - Запечатали нас...
   - ...чтобы скрыть финальный взрыв.
   Джедрик открыла дверь и предстала перед перепуганной помощницей.
   - Где Брой?
   - Здесь - на твоем командном посту. Он пришел один, без сопровождения.
   Джедрик взглянула на Маккая.
   - Ты будешь говорить за нас.
   Брой ждал на командном посту возле  карты.  Бдительные  Люди  стояли  в
пределах дистанции поражения. Когда Маккай и Джедрик вошли, он повернулся.
Маккай отметил, что тело Говачина действительно было тяжелым  от  семенных
соков, как он и предвидел. Нарушение распорядка для Говачина.
   - Каковы твои условия, Маккай?
   Голос Броя был гортанным, сам он тяжело дышал.
   Лицо Маккая оставалось по-Досадийски невыразительным,  но  он  подумал:
"Брой считает меня ответственным за темноту. Он в ужасе".
   Прежде, чем  заговорить,  Маккай  взглянул  на  окружающую  черноту  за
окнами. Он знал этого Говачина, так как Джедрик  кропотливо  изучала  его.
Брой был извращенцем, коллекционером извращений, окружившим себя столь  же
извращенными людьми. Он был профессиональным извращением, читавшим  все  с
помощью этого необычного Досадийского Экрана. В  его  круг  не  мог  войти
никто, не разделявший его позиции.  Все  прочие  оставались  снаружи  и  в
подчинении. Брой был отъявленным Досадийцем, квинтэссенцией,  почти  столь
же человек, сколь и Говачин, потому что явно  некогда  носил  человеческое
тело. Хотя был Говачином по происхождению - вне всякого сомнения.
   - Ты следовал по моим следам, - сказал Маккай.
   - Отлично!
   Брой просиял. Он  не  ожидал  встретить  Досадийский  обмен  репликами,
урезанный до лишенной эмоциональной окраски сути.
   - К несчастью, - продолжил Маккай, - у  тебя  нет  позиции,  с  которой
можно вести переговоры. Будут сделаны определенные вещи.  Ты  уступишь  по
доброй воле. Ты вынужден будешь уступить, иначе мы будем  действовать  без
тебя.
   Со  стороны   Маккая   это   было   умышленной   провокацией,   избрать
не-Досадийские формы для сокращения этого противостояния. Это  более,  чем
что-либо другое, говорило о том, что  он  прибыл  из-за  Стены  Бога,  что
темнота, укравшая дневной свет, была слабым оружием из его арсенала.
   Брой заколебался.
   - Итак?
   Единственное  слово  повисло   в   воздухе   вместе   с   бесчисленными
подтекстами: весь обмен отброшен, надежды разрушены, намек  на  печаль  об
утраченных  силах  и  все  еще  с  той  извращенной  скрытностью,   бывшей
отличительным признаком Броя. Это было более тонко, чем  пожатие  плечами,
более сильно в своих намеках, чем двухчасовая говорильня.
   - Вопросы? - поинтересовался Маккай.
   Брой, явно удивленный, посмотрел на Джедрик. Он как будто взывал к ней:
они оба были Досадийцами, разве не так? У этого пришельца  грубые  манеры,
ему недостает Досадийского понимания. Как можно с  ним  разговаривать?  Он
обратился к Джедрик.
   - Разве я уже не доказал свою покорность? Я пришел один, я...
   Но Джедрик поддержала Маккая.
   - Есть определенные... странности в нашем положении.
   - Странности?
   Мигательная мембрана Броя дернулась.
   Джедрик позволила себе изобразить легкое замешательство.
   - Некоторые тонкости положения на Досади должны быть  опущены.  Мы  все
сейчас униженные просители... и мы имеем дело с людьми, говорящими не так,
как мы, поступающими не так, как мы...
   - Да. - Брой указал вверх. -  Умственно  заторможенные.  Значит,  мы  в
опасности.
   Это не было вопросом. Брой всматривался вверх, словно  пытаясь  увидеть
что-то сквозь потолок и мешающие этажи. Он вздохнул.
   - Да.
   Это опять было сжатое сообщение. Любой, кто смог установить  там  Стену
Бога, может взорвать  и  всю  планету.  Следовательно,  Досади  и  все  ее
обитатели приведены к покорности. Лишь Досадиец мог бы  быстро  воспринять
это без лишних вопросов, а Брой был истинным Досадийцем.
   Маккай повернулся к Джедрик. Когда он заговорил, она предвидела  каждое
слово, но ждала его.
   - Вели своим людям прекратить все атаки.
   Он посмотрел в лицо Брою.
   - И твои люди.
   Брой переводил взгляд с Джедрик на Маккая, обратно на Джедрик.  Он  был
явно озадачен, но повиновался, не задавая вопросов.
   - Где коммуникатор?


                   Там, где господствует боль, агония  может  быть  ценным
                учителем.
                                                       Досадийский афоризм


   Маккаю и Джедрик не было нужды обсуждать это решение. Они соучаствовали
в этом выборе и  знали,  что  соучаствуют,  посредством  селекции  памяти,
отныне общей для них обоих. В Стене Бога была лазейка, и хоть сейчас стена
окутала Досади темнотой, Калебанский  контракт  все  еще  был  калебанским
контрактом. Сейчас было важно, ответит ли Калебанка Стены Бога.
   Джедрик в теле Маккая стояла на  страже  снаружи  собственной  комнаты,
пока воплощенный в Джедрик Маккай сидел, пытаясь выйти на контакт.  С  кем
ему следует связаться? Фанни Мэ? Абсолютная  темнота,  окружавшая  Досади,
намекала на уход охранницы Калебанки. И времени было мало.
   Маккай сел, скрестив ноги, на пол комнаты  и  попытался  очистить  свое
сознание. Концентрации мешали постоянные странные открытия в женском теле,
которое  он  сейчас  носил.  Момент  обмена  оставил  после  шок,   Маккай
сомневался, что шок этот вообще измерим. Им ничего  не  оставалось,  кроме
как разделить желание поменяться теперь, и это произошло. Но это иное тело
- ах, множество отличий создают такую путаницу. Это зашло  намного  дальше
приспособления к иному росту и весу. Мышцы его/ее рук и бедер были  словно
неправильно  прикреплено.  Телесные   ощущения   направлялись   различными
подсознательными процессами. Анатомия создавала свой  собственный  шаблон,
свое собственное инстинктивное поведение. К примеру, Маккай обнаружил, что
необходимо  развивать  сознательно  контролируемые  движения,   защищавшие
его/ее груди. Движения напоминали мужские  приемы  для  защиты  паха.  Эти
приемы мужчина приводил в шаблоны автоматического  поведения.  Проблема  с
женским телом заключалась в том, что ему  приходилось  ДУМАТЬ  о  подобном
поведении. И дело было не только в сцепке грудь/пах.
   Когда Маккай пытался очистить свое сознание для Калебанского контракта,