Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
жедрик, не умрут немедленно.
Сорок девять из них могут никогда так и не узнать, что были намеренно
отброшены к ранней смерти по ее целенаправленному выбору. Некоторые из них
будут оттеснены назад к отчаянному и короткому существованию на Ободе.
Некоторые умрут в жестоких схватках, которые Кейла уже предопределила.
Другие бесполезно растратят себя в Уоррене. Для большинства из этих людей
процесс умирания растянется на такое продолжительное время, что рука Кейлы
в нем уже не будет видна. Но все равно они были уже убиты в ее компьютере,
и Кейла знала это. Она ругнула своих родителей (и тех, кто был перед ними)
за эту нежелательную в себе чувствительность к крови и смерти, которые
стояли за компьютерными цифрами. Любящие родители хорошо воспитали ее. Она
может никогда и не увидеть тела убитых людей, она может никогда и не
вспомнить ни о ком из этих пятидесяти, кроме одного человека, и все равно
она ощущала их присутствие за компьютерным дисплеем... теплое и
пульсирующее.
Джедрик вздохнула. Эти пятьдесят человек были блеющими овцами,
выставленными приманкой, чтобы заманить на отравленную почву Досади одного
особенного зверя. Пятьдесят человек создадут всего лишь маленький излишек,
который растворится, поглощенный еще до того, как кто-нибудь поймет их
цель.
"Досади больна, - думала Кейла. И уже не в первый раз она задала себе
вопрос: - Неужели это действительно ад?"
Многие верили в это.
"Мы наказаны".
Но никто не знал, что же они сделали, чтобы заслужить такую кару.
Джедрик откинулась на спинку кресла и посмотрела через свой не имеющий
дверей кабинет на звуковой барьер и молочный свет коридора. Какой-то
странный Говачин неуклюже проковылял мимо ее кабинета. У него была фигура
лягушки, направляющейся по какому-то официальному поручению, в узловатых
руках его был зажат пакет, завернутый в коричневую бумагу. Его зеленая
кожа блестела, как будто он только что вышел из воды.
Этот Говачин напомнил Кейле о Бахранке, который должен привести Маккая
в ее сети, Бахранке, который предложил ей свои услуги, потому что Кейла
держала в своих руках вещество, без которого тот уже не мог обходиться.
Глупо позволять себе привыкнуть к чему-то, даже к жизни. Когда-нибудь,
очень скоро, Бахранк продаст то, что он знает о Кейле шпионам Электора;
правда, тогда уже будет слишком поздно, и Электор узнает только то, что
она позволит ему узнать, и тогда, когда она это пожелает. Она выбрала
Бахранка с той же осторожностью, с какой она пользовалась своим
компьютерным терминалом. Эта же осторожность заставила ее подождать
появления кого-нибудь такого, как Маккай. Кроме того, Бахранк был
Говачином. Известно было, что, взявшись за какое-либо дело, люди-лягушки
выполняли данные им приказы исключительно точно. Они обладали врожденной
тягой к порядку, но понимали при этом и рамки закона.
Кейла окинула взглядом свой кабинет, и скромная функциональная
эффективность этого помещения показалась ей забавной. Кабинет был
выражением ее показного образа, который она сконструировала с дотошной
тщательностью. Ей было приятно осознавать, что скоро она покинет это место
и никогда больше не вернется к нему, как насекомое, сбросившее старую
оболочку. Кабинет был четыре шага в ширину и восемь шагов в длину.
Двенадцать черных металлических картотечных шкафов стояли, выстроившись в
линию у стены слева от Кейлы, как темные часовые, стерегущие ее методичные
привычки. Она поменяла коды замков у шкафов и включила устройства, которые
уничтожат их содержимое, когда жабы Электора захотят сунуть в них нос.
Люди Электора припишут это ее ярости, последнему акту саботажа,
совершенному ею из мести. Пройдет еще некоторое время, пока накопившиеся
сомнения не заставят их увидеть ситуацию в ином свете и не создадут массу
раздражающих вопросов. Даже тогда они могут еще не заподозрить ее участие
в исключении пятидесяти человек. В конце концов, сама она тоже была одним
из этих пятидесяти.
Эта мысль вызвала в ней на какое-то мгновение расплывчатое чувство
потери. Какими всепроникающими были соблазны структур власти на Досади!
Какими утонченными! То, что она только что сделала, создало ошибку в
компьютерной системе, которая управляла распределением неотравленной пищи
в единственном городе планеты Досади. Пища - вот где была настоящая база
социальной пирамиды Досади, база твердая и безобразная. Ошибка выкинула ее
саму за пределы могущественной ниши этой пирамиды. Она носила личину Кейлы
Джедрик-Лиэйтора много лет, достаточно долго, чтобы научиться получать
удовольствие от пользования механизмом власти. Потеряв одну ценную фишку в
бесконечной игре выживания на Досади, она должна теперь жить и действовать
только как Кейла Джедрик-Диктатор. Это был ход "все-или-ничего",
решительный шаг игрока, и она чувствовала всю обнаженность такого шага. Но
эта игра началась очень давно, в глубине выдуманной истории Досади, когда
предки Кейлы распознали сущность этой планеты и начали выведение и
тренировку личности, которая совершит такой шаг.
"И я - эта личность, - сказала себе Кейла. - Наш час настал".
Но правильно ли они оценили проблему?
Взгляд Джедрик упал на единственное окно, выходящее на узкую, похожую
на каньон, улицу. На нее смотрело ее собственное отражение: слишком узкое
лицо, тонкий нос, слишком большие глаза и рот. Ее волосы могли бы
выглядеть интересным черным бархатным шлемом, если бы она позволила им
отрасти. Но она стригла их коротко, как напоминание о том, что она - это
не привлекательный сексуальный партнер, что она должна полагаться на свой
ум. Именно так она была выращена и обучена. Планета Досади рано преподала
ей свои самые жестокие уроки. Кейла была высокой еще подростком, и в теле
ее было больше веса, чем в ногах, поэтому она выглядела еще выше, когда
сидела. Она смотрела на большинство мужчин - Говачинов и людей - сверху
вниз, и не только в прямом смысле этого слова. В этом заключался еще один
дар (и урок) ее "любящих" родителей и их предков. Этот досадийский урок
избежать было нельзя.
"То, что ты любишь или ценишь, будет использовано против тебя".
Кейла наклонилась вперед, чтобы не видеть беспокоящее ее собственное
отражение, и посмотрела далеко вниз, на улицу. Так она чувствовала себя
лучше. Ее досадийские соотечественники больше не были для нее теплыми и
пульсирующими людьми. Они превратились в какие-то отдаленные движущиеся
пятна, безликие, как танцующие фигурки на экране ее компьютера.
Уличное движение было небольшим, отметила Кейла. Очень мало
бронированных машин, пешеходов совсем нет. В ее окно был только один тот
выстрел. В ней все еще таилась слабая надежда, что снайперу удалось
скрыться. Более вероятно, что патруль все-таки задержал этого идиота.
Ободный Сброд настойчиво продолжал проверять защиту Чу, несмотря на
повторяющиеся с утомительным постоянством плачевные результаты. Это было
просто отчаяние. Снайперы редко ждали наступления разгара дня, часов,
когда патрули становятся реже и на улице появляются даже некоторые из
самых сильных мира сего.
"Это симптомы, все это симптомы".
Вылазки Обода представляли собой только один из многих досадийских
симптомов, которые она научилась распознавать во время своего опасного
восхождения к вершине, от самых ранних стадий подъема и до
кульминационного пункта в этой комнате. Мысль о симптомах была не просто
случайной, скорее это было чувство чего-то знакомого, осознанного, чего-то
возвращающегося к ней в странные и непроизвольные моменты ее жизни.
"У нас запутанные отношения с нашим прошлым, которые религия не может
объяснить. Непонятным образом мы примитивны, наши жизни сотканы из
знакомого и чужеродного, разумного и безумного".
Это обстоятельство делало некоторые сумасшедшие варианты изумительно
привлекательными.
"Неужели я выбрала безумный вариант?"
"Нет!"
Данные в ее мозгу говорили сами за себя, это были факты, которые она не
могла изменить, сделав вид, что их не существует. Планета Досади была
искусственно спроектирована кем-то как собрание космических случайных
элементов: "Дадим им немного того и еще того и потом вот то..."
Она создана из несовместимых сочетаний.
Полиция - Демопол - при помощи которой Досади жонглировала своим
контролируемым компьютерами обществом, не вписывалась в мир, использующий
энергию, передаваемую со спутника на геостационарной орбите. Демопол
отдавал примитивным невежеством, обществом, которое слишком далеко зашло
по пути законности - закон для всего, и все управляется законом.
Догматическое утверждение, что несколько особей, получивших божеское
откровение, избрали каньон реки Чу и построили в нем город, изолированный
от этой отравленной планеты, и что это произошло двадцать или что-то около
этого поколений назад было неудобоваримым. А этот энергетический спутник,
висящий под барьером Стены Бога - он вообще говорил о долгой и сложной
эволюции, во время которой нечто настолько ошибочное как Демопол было бы
давно изжито.
Это было космической свалкой, созданной для специальной цели, и этот
факт распознали предки Кейлы.
"Мы не эволюционировали на этой планете".
Это место не подходит ни для Говачинов, ни для людей. На Досади
использовали как компьютерную память, так и папки с бумагами для одних и
тех же целей. А еще число наркотических веществ, которые можно было найти
на Досади, было возмутительно огромным. Тем не менее, эта карта
разыгрывалась вопреки официальной религии с такой изобретательностью, с
таким вульгарным стремлением к "простой вере", что оба эти условия,
религия и "простая вера", находились в непрекращающемся состоянии войны.
Мистики умирали за свои "новые озарения", в то время как приверженцы
"простой веры" использовали контроль за наркотиками, чтобы захватить все
больше и больше власти. Единственная настоящая досадийская вера
заключалась в том, что выживают имеющие власть, а власть можно получить,
контролируя то, что необходимо другим для выживания. Их общество отлично
разбиралось в медицинских тонкостях бактериального, вирусного и мозгового
контроля, но не могло уничтожить Обод и подполье Уоррена, где религиозные
целители-"джабуа" излечивали своих пациентов дымом трав.
И еще они не могли уничтожить (пока еще) Кейлу Джедрик, потому что она
видела то, что она видела. Одна за другой пары несовместимых друг с другом
вещей проплывали вокруг нее в городе Чу и в окружающем Ободе. Во всех
случаях было одно и то же: общество, которое использовало одну из этих
вещей, не могло естественным образом использовать другую.
"Не могло ЕСТЕСТВЕННЫМ образом".
Все вокруг в городе Чу, и Джедрик ощущала это, было наполнено полярно
несовместимыми случаями. У них было два вида разумных существ: люди и
Говачины. Почему только два? Разве во вселенной нет других видов?
Некоторые данные, полученные на основе археологических находок на Досади,
указывали на эволюцию конечностей, отличающихся от гибких пальцев
Говачинов и людей.
Почему на всей Досади только один город?
Догма не могла ответить на это.
Орды с Обода держались вблизи от города, все время пытаясь найти
лазейку в изолированную чистоту Чу. Но ведь сзади за ними была целая
планета. Пусть она отравлена, но на ней есть и другие реки, другие
потенциально подходящие для поселения места. Выживание обоих видов
требовало постройки большего числа безопасных для проживания мест, намного
больше, чем эта жалкая дыра, которую по преданию придумали Гар и Трайя.
Но... город Чу оставался единственным - почти двадцать километров в ширину
и сорок в длину, построенный на холмах и наносных речных островах, там где
река замедляла свое течение в каньоне. По последнему учету здесь проживало
восемьдесят миллионов человек, а втрое больше перебивалось на Ободе -
настойчиво стараясь прорваться и захватить место в очищенном от ядов
городе.
"Отдайте нам свои драгоценные тела, глупый Ободный Сброд!"
А они слышали этот приказ, знали его скрытый смысл и всеми силами
сопротивлялись ему. Что же такое сделали досадийские люди, что их заточили
на этой планете? Что сделали их предки? На ненависти к таким предкам с
полным правом можно было выстроить целую религию... если, конечно, эти
предки действительно в чем-то провинились.
Джедрик наклонилась к окну и посмотрела на Стену Бога, эту
полупрозрачную молочно-белую завесу, которая держала в заточении планету.
Но через эту стену такие, как этот самый Джордж Х.Маккай, могли проходить
беспрепятственно, когда только пожелают. У Кейлы прямо чесались руки
встретиться с Маккаем лично, убедиться в том, что он не заражен, как
заражен этой планетой Хевви.
Именно Маккай ей был сейчас необходим. Прозрачно задуманная сущность
Досади говорила ей, что здесь должен - быть какой-нибудь Маккай. Джедрик
чувствовала себя охотником, и естественной добычей ее должен быть Маккай.
Фиктивная личность, которую она построила себе в этой комнате, тоже была
частью ее приманки. И теперь, когда наступил сезон охоты на Маккаев, все
это подспудное религиозное ханжество, на котором власть имущие строили
свои иллюзии, рассыплется в прах. Кейла уже видела начало этого краха,
очень скоро это увидят все.
Она сделала глубокий вдох. В том, что должно случиться, было какое-то
очищение, упрощение. Она сама собиралась вот-вот сбросить с себя одну из
жизней и все сознание направить на личность другой Кейлы Джедрик, которую
планета Досади вскоре еще узнает. Ее люди хорошо хранили ее секрет,
скрывая толстую и белокурую персону от своих досадийских
соотечественников, показывая ровно столько, сколько необходимо, чтобы при
соответствующих обстоятельствах власти за Стеной Бога могли на это
среагировать. Кейла почувствовала какое-то облегчение при мысли о том, что
ее вторая, скрытая жизнь, начала терять свою важность. Теперь она целиком
выплывет в другом месте. И эта метаморфоза предопределена скорым
появлением Маккая. Мысли Джедрик были теперь прямыми и отчетливыми: "Приди
в мою ловушку, Маккай. С твоей помощью я проникну еще выше, чем дворцовые
апартаменты Консульского Холма.
Или в самый глубокий ад, глубже, чем может присниться в самом страшном
кошмаре".
Как начать войну? Потакайте своей скрытой жажде власти.
Забудьте, что только сумасшедшие стремятся к власти ради
нее самой. Пусть такой сумасшедший получит власть, даже
если этот сумасшедший - вы сами. И пусть он действует,
прикрывшись своей обычной маской нормальности. И вот,
несмотря на то, будет ли эта маска соткана из заблуждений
о защите или прикрыта теологической аурой закона, война
придет.
Говачинский афоризм
Будильник разбудил Джорджа Х.Маккая струей лимонного запаха. На
какое-то мгновение пробуждающееся сознание обмануло его.
Маккаю показалось, что он все еще на Туталси, мягко покачивается на
волнах планетарного океана на своем украшенном гирляндами острове. На его
плавучем острове росли лимоны, здесь были берега, покрытые гибискусом и
пушистые ковры пряного алиссума. Его тенистый коттедж лежал на пути
пахучих морских ветров, и запах лимона...
Сознание Маккая пробудилось. Он был вовсе не Туталси со своей
возлюбленной подругой, он лежал на тренированной собакопостели среди
бронированных своих апартаментов на планете Централь Централей, он снова
был в самом сердце Бюро Саботажа, он снова был на работе.
Маккай содрогнулся.
Сегодня погибнет планета, полная людей... сегодня или завтра.
Это случится, если кто-нибудь не распутает эту досадийскую тайну. Зная
Говачинов настолько хорошо, как знал Маккай, можно было в этом не
сомневаться. Говачины способны на самые жестокие решения, особенно если на
карту поставлена честь их вида или по каким-нибудь другим причинам,
которые другим разумным видам могут быть и не понятны. Билдун, его
начальник Бюро, оценивал этот кризис точно так же. Со времени Калебанской
проблемы такое чудовищное преступление еще не появлялось на горизонте
Консента.
Кроме того, где же находится подвергающаяся опасности планета, эта
Досади?
После ночи, когда сознание Маккая было подавлено сном, инструктаж о
Досади снова со всей яркостью всплыл в его мозгу, как будто часть его
продолжала работать и во сне, заостряя детали. Рапорт был составлен двумя
оперативными работниками, один из которых был Врев, а другой - Лаклак. Эта
пара была надежной и изобретательной. Их источники были отличными, хотя
информация и считалась скудной. Кроме того, эта пара проявляла рвение в
погоне за повышением, в то время как Вревы и Лаклаки намекали на
дискриминацию своих видов. Рапорт требовал специальной проверки. Ни один
агент Бюсаба, независимо от того, к какому разумному виду он принадлежит,
не освобождался от некоторого внутреннего тестирования. Эта уловка была
введена для того, чтобы ослабить Бюро и облегчить условия, позволяющие
занять директорский пост.
Тем не менее, директором Бюсаба все еще был Билдун, представитель вида
Пан Спечи в облике человека, четвертый с этим именем среди членов своей
креш-ячейки. С первых слов Билдуна было ясно, что он верит полученному
рапорту.
- Маккай, эта вещь может заставить людей и Говачинов вцепиться друг
другу в горло.
Идиоматическое выражение было понятным, хотя фактически, чтобы привести
такую угрозу в исполнение по отношению к Говачину, необходимо скорее
нацелиться не на его горло, а на паховую область. Маккай уже познакомился
с рапортом и не по некоторым подспудным чертам, к которым он стал
чувствительным после длительного общения с Говачинами, разделял точку
зрения Билдуна. Усевшись в серое собакокресло перед столом директора в
маленьком кабинете без окон, который последнее время предпочитал Билдун,
Маккай рассеянно перекладывал рапорт из одной руки в другую. Некоторое
время спустя, осознав свою нервную привычку, он положил рапорт на стол.
Рапорт был записан на мнемопроволоке, и специально тренированный сене мог
воспроизвести его, пропуская проволоку сквозь пальцы или какие-нибудь
другие чувствительные придатки.
- Почему они не могут точно установить положение Досади? - спросил
Маккай.
- Оно известно только Калебанцам.
- Ну что ж, они...
- Калебанцы отказываются предоставить эти данные.
Маккай пристально посмотрел через стол на Билдуна. На полированной
поверхности стола виднелся второй, отраженный образ директора Бюсаба,
перевернутое изображение, в точности повторяющее прямое. Маккай посмотрел
на отражение. Если не концентрировать внимание на фасетчатых глазах
Билдуна (как же они похожи на глаза насекомого!), этот Пан Спечи ничем не
отличался от мужского представителя человеческого рода с темными волосами
и приятным круглым лицом. Может быть, он имел в себе даже что-то большее
от человека, чем просто плоть, которой придали человеческую форму. На лице
Билдуна отражались эмоции, которые Маккай читал в человеческих терминах.
Директор выглядел раздраженным.
Маккай был озабочен.
- Отказываются?
- Калебанцы не отрицают, что Досад