ного  легко  и
просто, ничуть не труднее, чем с обыкновенными  осиными  гнездами,  только
это заняло больше времени. Конечно, опасность была смертельная, но она так
и не успела высунуть  жало.  Входы  засыпали  серой  и  селитрой,  наглухо
замуровали гипсом и подожгли  фитили.  Потом  все  разом,  кроме  Коссара,
кинулись бежать под  укрытие  деревьев;  но,  убедившись,  что  Коссар  не
двинулся с места, остановились шагов за сто и сбились в кучку  в  глубокой
лощине. На несколько минут черно-белая ночь, вся в тенях и лунных  бликах,
наполнилась гудением, оно все нарастало, перешло  в  яростный  рев,  потом
оборвалось - и в ночи воцарилась такая тишина, что в нее даже трудно  было
поверить.
   - Ей-богу, все кончено! - прошептал Бенсингтон.
   Люди напряженно прислушивались. В лунном свете над черными  игольчатыми
тенями сосен отчетливо, как днем,  вставал  холм  -  казалось,  он  совсем
белый, точно снегом покрыт. Затвердевший гипс, которым были замазаны входы
в осиное гнездо, так и  сверкал.  Перед  охотниками  замаячила  нескладная
фигура: к ним шел Коссар.
   - Кажется, пока что...
   Бум... Трах!
   Где-то возле дома грянул выстрел, и затем - тишина.
   - Это еще что? - спросил Бенсингтон.
   - Наверно, крыса высунулась из норы, - предположил кто-то.
   - А наши ружья остались там, - спохватился Редвуд.
   - Да, у мешков.
   Они опять двинулись к холму.
   - Конечно, это крысы, - сказал Бенсингтон.
   - Само собой разумеется, - отозвался Коссар, грызя ногти.
   Трах!
   - Что такое? - встревожился кто-то.
   Крик, два выстрела, еще крик - почти вопль, три выстрела один за другим
и треск ломающегося дерева. Все эти звуки донеслись издалека -  отчетливые
и все же ничтожные  в  безмерной  тишине  ночи.  Опять  короткое  затишье,
какая-то приглушенная возня у крысиных нор, и снова отчаянный крик... Все,
не помня себя, кинулись за ружьями.
   Еще два выстрела.
   Когда Бенсингтон опомнился, оказалось, он бежит через лес  с  ружьем  в
руке, а среди сосен мелькают спины бегущих впереди! Любопытно, что  в  эту
минуту его занимала только одна мысль - видела бы его сейчас кузина Джейн!
Его ноги в шишковатых изрезанных башмаках  делали  огромные  прыжки,  лицо
скривилось в подобии усмешки - он сморщил нос, чтоб не соскользнули  очки.
Направив дуло ружья вперед, на неведомую цель,  мчался  он  среди  лунного
света и черных теней.
   И вдруг охотники столкнулись с человеком, опрометью бегущим  навстречу.
Это оказался один из часовых, но ружья у него не было.
   - Эй! - крикнул Коссар, хватая его за плечи. - Что случилось?
   - Они вылезли все сразу, - ответил тот.
   - Крысы?
   - Да. Шесть штук.
   - А где Флэк?
   - Он упал.
   - Что он говорит? - задыхаясь, спросил Бенсингтон, подбегая  к  ним.  -
Флэк упал?
   - Да.
   - Они все вылезли, одна за другой.
   - Как это?
   - Выскочили прямо на нас. Я сразу выстрелил из обоих стволов.
   - Вы оставили Флэка там?
   - Они все кинулись на нас.
   - Пойдем, - сказал Коссар. - И ты иди с нами. Покажешь, где Флэк.
   Все двинулись дальше. Беглец на ходу рассказывал  о  недавней  схватке.
Все теснились вокруг него, один Коссар шагал впереди.
   - Где же крысы?
   - Наверно, опять ушли в норы. Я удрал, а они кинулись назад, в норы.
   - Как же это? Вы зашли им в тыл?
   - Мы спустились вниз, к норам. Увидели,  что  они  вылезают,  и  хотели
отрезать им  путь.  Тогда  они  запрыгали,  точь-в-точь  как  кролики.  Мы
побежали с холма и давай стрелять. После первого выстрела они разбежались,
а потом как кинутся... Прямо на нас.
   - Сколько же их было?
   - Шесть или семь.
   На опушке леса Коссар приостановился.
   - Ты думаешь, они сожрали Флэка? - спросил кто-то часового.
   - Одна догнала его.
   - Что ж ты не стрелял?
   - Как же мне было стрелять?
   - Ружья у всех заряжены? - крикнул Коссар через плечо.
   Ружья были заряжены.
   - Как же Флэк... - сказал кто-то.
   - Ты думаешь, Флэк...
   - Не теряйте времени! - И Коссар бросился вперед. - Флэк! Флэк! -  звал
он.
   Все поспешили за ним к крысиным норам; недавний беглец держался немного
позади всех. Они шли сквозь гигантские сорняки; тут валялась вторая убитая
крыса, люди обходили ее.  Шли,  растянувшись  извилистой  цепочкой,  держа
ружья наизготовку, и до боли в глазах всматривались  в  прозрачную  лунную
ночь, чтобы не пропустить зловещую тень или лежащее на земле тело.  Вскоре
они нашли ружье, впопыхах брошенное тем, кто сбежал.
   - Флэк! - кричал Коссар. - Флэк!
   - Он бежал мимо крапивы и там упал, - подсказал беглец.
   - Где?
   - Где-то там.
   - Где он упал?
   Беглец нерешительно повел их наперерез длинным черным теням, но  вскоре
остановился и обернулся, лицо у него было озабоченное.
   - Кажется, здесь.
   - Но его здесь нет!
   - А его ружье...
   - Черт возьми! - с сердцем выругался Коссар. - Куда же все подевалось?
   Он шагнул по направлению к склону  холма,  где  в  густой  черной  тени
скрывались норы, и остановился, вглядываясь. И снова выругался.
   - Если они уволокли его в нору...
   Некоторое  время  все  стояли,   перекидываясь   отрывочными   словами.
Бенсингтон переводил взгляд с одного на другого, очки  его  сверкали,  как
алмазы. Лица людей то отчетливо  проступали  в  холодном  свете  луны,  то
уходили в тень и таинственно расплывались. Все что-то говорили,  но  никто
не заканчивал свою мысль. Но  вот  Коссар  решился.  Несуразно  размахивая
руками, он отдавал короткие распоряжения. Выяснилось, что ему нужны лампы.
Все, кроме него, двинулись к дому.
   - Вы полезете в эти норы? - спросил Редвуд.
   - Само собой разумеется, - отвечал Коссар.
   И повторил: пускай снимут фонари с двуколки и с тележки и принесут ему.
   Наконец Бенсингтон понял, что нужно делать,  и  по  дорожке,  огибавшей
колодец, пошел к дому. Оглянулся и увидел: Коссар - огромный,  неподвижный
- задумчиво разглядывает крысиные норы. Бенсингтон остановился и чуть было
не повернул назад: Коссара оставили одного...
   Впрочем, Коссар и без нянек обойдется.
   И вдруг  Бенсингтон  слабо  вскрикнул.  Из  темных  зарослей  настурции
вынырнули три крысы и кинулись к Коссару.  Прошла  секунда-другая,  прежде
чем Коссар их заметил, и тут - откуда взялись быстрота  и  натиск!  Он  не
стрелял - целиться было некогда, некогда и думать об этом. Крыса прыгнула,
он пригнулся, увертываясь, и тотчас обрушил на  ее  голову  страшный  удар
прикладом. Чудовище подскочило в воздух, перевернулось и рухнуло наземь.
   Коссар наклонился и исчез в зарослях, но тотчас же появился  вновь:  он
гнался теперь за другой крысой, яростно размахивая ружьем. До  Бенсингтона
донесся слабый крик, и он увидел, что две оставшиеся в живых крысы со всех
ног удирают обратно в нору, а Коссар мчится за ними.
   Все это  было  странно  и  неправдоподобно,  в  обманчивом  свете  луны
метались огромные, причудливые тени. Коссар  то  вырастал  до  невероятных
размеров, то исчезал во мраке.  Крысы  то  делали  гигантские  прыжки,  то
пускались  бегом,  так  быстро  перебирая  ногами,  словно   катились   на
колесиках. Вся эта схватка не на жизнь,  а  на  смерть  длилась,  наверно,
полминуты. Бенсингтон был  единственным  ее  свидетелем.  Он  слышал,  как
остальные, ничего не подозревая,  уходили  к  дому.  Бенсингтон  выкрикнул
что-то нечленораздельное и побежал к Коссару, но крысы уже исчезли.
   Он догнал Коссара у самых  нор.  В  лунном  свете  лицо  инженера  было
невозмутимо, словно ничего не произошло.
   - Ну, что? - спросил Коссар. - Уже вернулись? А где  же  фонари?  Крысы
попрятались обратно в норы. Одной я свернул шею, когда она пробегала мимо.
Вон там, видите? - И он ткнул длинным пальцем в сторону.
   Бенсингтон не мог вымолвить ни слова: он был потрясен.
   Фонарей не было целую вечность.  Наконец  вдали  засветился  немигающий
яркий глаз, перед ним качался желтый сноп света; потом, подмигивая и вновь
разгораясь, показались еще два. С ними приближались маленькие фигурки, они
негромко  перекликались  и  отбрасывали  громадные  тени.   В   бескрайней
призрачной лунной пустыне словно двигался крошечный пылающий оазис.
   - Флэк... - слышалось оттуда. - Флэк...
   Потом донеслось объяснение:
   - Он заперся на чердаке.
   Бенсингтон с возрастающим изумлением смотрел на  Коссара.  Тот  заткнул
уши огромными кусками  ваты.  Зачем,  спрашивается?  Потом  зарядил  ружье
тройным зарядом - кто еще до этого додумался бы? И,  наконец,  -  чудо  из
чудес! - полез в самую большую нору,  и  вот  уже  видны  только  огромные
подошвы его башмаков.
   Коссар полз на  четвереньках,  вокруг  шеи  он  перекинул  веревку,  на
которой волочились за ним два ружья. Самому надежному из его помощников  -
маленькому человечку с мрачным смуглым лицом - велено  было  идти  следом,
согнувшись в три погибели, и держать  над  его  головой  фонарь.  Все  это
выглядело просто, ясно и понятно, будто  так  и  надо,  -  прямо  как  сон
сумасшедшего! Вата в ушах понадобилась,  видимо,  чтобы  не  оглохнуть  от
грохота выстрелов.  Маленький  человечек  тоже  заткнул  уши.  Само  собой
разумеется, покуда крысы убегают от Коссара, они не  могут  причинить  ему
вреда, а как только они повернутся, он увидит их горящие глаза -  и  будет
бить  между  глаз.  А  поскольку  нора  узкая,  как  труба,   промахнуться
невозможно. Коссар уверял, что это самый верный способ,  пожалуй,  немного
утомительный, зато надежный. Когда помощник нагнулся, чтобы войти в  нору,
Бенсингтон увидел, что к полам его куртки привязан  конец  веревки,  моток
которой остался в руках у  кого-то  из  товарищей.  Это  на  случай,  если
придется вытаскивать из норы убитых крыс.
   Тут Бенсингтон заметил, что держит в руках шелковый цилиндр Коссара.
   Как он сюда попал?
   Что ж, останется на память.
   У остальных нор сторожили по два-три человека, внутренность каждой норы
освещал поставленный на землю фонарь, и стрелки, стоя на коленях, целились
в черную тьму перед собой, готовые  выпалить,  как  только  из  этой  тьмы
вынырнет зверь.
   Долгое, томительное ожидание.
   И вдруг раздался первый выстрел Коссара, словно взрыв в  шахте  глубоко
под землей...
   У всех напряглись нервы и мускулы,  и  вот  опять  -  бац,  бац!  Крысы
пытались прорваться к  выходу,  и  еще  две  были  убиты.  Потом  человек,
державший в руках моток веревки, объявил, что она дергается.
   - Он там убил крысу и хочет ее вытащить, - пояснил Бенсингтон.
   Он смотрел, как веревка разматывается и исчезает в норе: казалось,  она
вдруг ожила и задвигалась сама собой, потому что мотка  не  видно  было  в
темноте. Наконец она остановилась, и  все  замерло  в  ожидании.  А  потом
Бенсингтону  померещилось,  что  из  норы  выползает  какое-то  невиданное
чудище, но это оказался маленький помощник Коссара, который пятился задом.
За ним, прорывая глубокие борозды в земле, вылезли  башмачищи  Коссара  и,
наконец, его освещенная фонарем спина...
   В живых осталась  теперь  только  одна  крыса,  несчастное,  обреченное
существо; она забилась в самый дальний угол норы, и не так-то просто  было
ее достать. Но Коссар с фонарем полез туда снова и убил ее. А  потом  этот
фокстерьер  во  образе  человеческом  облазил  все  норы  и   окончательно
убедился, что они пусты.
   - Мы  их  уничтожили,  -  объявил  он  наконец  потрясенным  спутникам,
смотревшим на него с благоговением. - Эх, безмозглый я осел! Не догадался,
надо было раздеться хотя бы до пояса. Разумеется!  Пощупайте  мои  рукава,
Бенсингтон! Весь взмок, хоть  выжми.  Ну,  всего  не  предусмотришь.  Надо
выпить побольше виски, а то еще схвачу простуду.


   В ту удивительную ночь Бенсингтону минутами казалось, что сама  природа
создала его для жизни, полной приключений.  Эта  мысль  владела  им  всего
сильнее целый час после того, как он хватил изрядную порцию виски.
   - Не вернусь я на Слоун-стрит, - доверительно  сообщил  он  неряшливому
белобрысому верзиле механику.
   - Вот как?
   - И не думайте, - подтвердил Бенсингтон и загадочно покачал головой.
   Тащить семь дохлых  крыс  на  погребальный  костер,  разложенный  подле
зарослей гигантской крапивы, - нелегкая работа. Бенсингтона прошиб пот,  и
Коссар объявил, что только виски может спасти его от неминуемой  простуды.
В старой кирпичной кухне на скорую  руку  устроили  походный  ужин,  а  за
окном, у загонов, виднелись под луной  разложенные  в  ряд  убитые  крысы.
Коссар дал своему войску полчаса передышки и вновь повел его  на  приступ:
впереди было еще много работы.
   - Само собой разумеется, - сказал он, - здесь нельзя оставить камня  на
камне. Нет следов, нет и шума. Понятно?
   Он уверил их, что ферму надо попросту сровнять с землей. Все, что  было
в доме деревянного, разбили и раскололи на щепки; все гигантские  растения
обложили хворостом и щепой; наконец, соорудили гекатомбу из дохлых крыс  и
щедро полили ее керосином.
   Бенсингтон работал, как вол. К двум часам ночи он  почувствовал  прилив
восторженной энергии. В упоении он так размахивал  топором,  сокрушая  все
вокруг, что даже самые  храбрые  из  его  сотоварищей  поспешили  убраться
подальше. Правда, потом он потерял очки, и это несколько охладило его пыл,
но вскоре они нашлись в боковом кармане пиджака.
   Вокруг сновали люди, хмурые  и  энергичные,  а  Коссар  повелевал  ими,
словно некое божество.
   Бенсингтон упивался чувством, что и он частица дружного братства, - эту
радостную общность  знают  воины  победоносных  армий,  путешественники  в
трудных походах, но ее не суждено  испытать  горожанам,  живущим  трезвой,
размеренной жизнью. Когда Коссар отобрал  у  него  топор  и  велел  носить
щепки, Бенсингтон принялся столь же ретиво  трудиться  на  новом  поприще,
приговаривая, что все они "славные ребята". Он долго не замечал усталости,
но и потом все равно не сдавался.
   Наконец все было готово, и они откупорили бочку керосина.  Уже  брезжил
рассвет, редкие звезды погасли, высоко в небе светила одинокая луна.
   - Жгите все, - приговаривал Коссар, подходя то к одному, то к  другому.
- Все дотла, подчистую. Понятно?
   В бледном свете  занимавшегося  дня  он  промелькнул  мимо  с  пылающим
факелом в руке, упрямо выпятив подбородок, и тут Бенсингтон  заметил,  что
их бог измучен и страшен.
   - Пойдемте отсюда, - сказал кто-то и потянул Бенсингтона за руку.
   Предрассветная тишина - ее не нарушало  даже  щебетание  птиц  -  вдруг
сменилась прерывистым  треском;  быстрое  красноватое  пламя  побежало  по
основанию гекатомбы, потом  голубые  языки  его  лизнули  землю  и  начали
карабкаться от листа к листу по стеблю гигантской крапивы. Потом  в  треск
дерева влилась высокая певучая нота...
   Охотники похватали свои ружья, стоявшие в углу  гостиной  Скилеттов,  и
кинулись бежать. Позади всех тяжело шагал Коссар.
   А потом они стояли в отдалении и глядели  на  опытную  ферму.  Там  все
кипело; дым и пламя, словно охваченные ужасом,  рвались  из  всех  окон  и
дверей, из всех многочисленных щелей и трещин в доме и на крыше.  Кто-кто,
а Коссар умел разводить костер! Огромный столб дыма,  разбрасывая  во  все
стороны кроваво-красные языки пламени, устремился к небесам. Казалось, это
вдруг поднялся во весь рост невиданный великан, распростер руки и обхватил
все небо.  Казалось,  вернулась  ночь,  клубы  дыма  совсем  затмили  свет
восходящего солнца. Гигантский  столб  дыма  вскоре  заметили  все  жители
Хиклибрау и полуодетые, кто в чем, высыпали на холм, навстречу охотникам.
   Дым, словно сказочный гриб, качался и рос, поднимаясь выше, выше, прямо
в небо, и все внизу под ним казалось мелким и ничтожным,  а  на  его  фоне
виновники этого переполоха во главе с Коссаром - восемь  крошечных  черных
фигурок - устало шагали по лугу, вскинув ружья на плечо.
   Бенсингтон на ходу оглянулся, и в его измученном мозгу зазвучали  давно
знакомые слова... Как, бить, там? "Вы зажгли сегодня... зажгли сегодня..."
   Потом  он  вспомнил,  что  это  такое.  Латимер  [один  из  основателей
протестантства в Англии, заживо сожженный в Оксфорде в 1555  году]  сказал
когда-то: "Мы зажгли сегодня в Англии такую свечу, которую никто на  свете
не в силах будет погасить..."
   Но что за человек этот Коссар! Бенсингтон с восхищением смотрел на  его
спину и гордился тем, что подержал его шляпу. Да, гордился,  хотя  сам  он
был  выдающийся  ученый-исследователь,  а  Коссар  занимался  всего   лишь
прикладными науками!
   На Бенсингтона внезапно напала неудержимая зевота, его начало  знобить,
и он с неясностью подумал о своей  квартирке  на  Слоун-стрит:  хорошо  бы
сейчас очутиться в мягкой постели, под теплым одеялом! (Впрочем, о  кузине
Джейн лучше и не вспоминать!) Бенсингтон  еле  волочил  ноги,  колени  его
подгибались. Неужели в Хиклибрау никто не угостит их чашкой горячего кофе!
Наверно, уже добрых тридцать три года ему не случалось  бодрствовать  ночь
напролет.


   Пока восемь отважных охотников сражались с крысами на опытной ферме,  в
девяти милях  оттуда,  в  деревне  Чизинг  Айбрайт,  носатая  старуха  при
мигающем свете свечи пыталась справиться с иными заботами. Узловатой рукой
она   сжимала   консервный   ключ,   другой   рукой   придерживала   банку
Гераклеофорбии: жива не буду, а банку открою, решила она. И она трудилась,
не щадя себя, ворча при каждой новой неудаче, а через  тонкую  перегородку
доносился неумолчный плач маленького Кэддлса.
   - Ах ты мой бедняжка! -  приговаривала  миссис  Скилетт  и,  решительно
прикусив губу своим единственным зубом, с новой яростью  набрасывалась  на
банку. - Ну, открывайся же!
   Наконец, крышка с треском отлетела, и новый запас Пищи  богов  вырвался
на свет божий, чтобы распространять в мире новые семена гигантизма.



        4. ГИГАНТСКИЕ ДЕТИ

   Теперь забудем хотя бы на время  о  событиях  на  опытной  ферме  и  их
последствиях, которые все ширились, как  круги  по  воде,  ибо  гигантские
грибы и поганки, травы и сорняки долго еще росли и распространялись вокруг
этого выжженного, но не до конца уничтоженного очага зла. Не станем  также
рассказывать о том, как две  уцелевшие  гигантские  курицы  -  злополучные
старые девы, которым суждено было удивлять мир,  -  провели  остаток  дней
своих в безрадостной славе, так и не произведя на свет ни одного цыпленка.
Читатели, которые жаждут подробностей, могут  обратиться  к  газетам  того
времени - обширным, бесстрастным отчетам этого современного Летописца.  Мы
же последуем за мистером Бенсингтоном в самую гущу событий.
   Возвратясь в Лондон, он вдруг обнаружил, что стал невероятно  знаменит.
За одну ночь весь окружающий мир проникся почтением к  нему.  Все  поняли,
что он герой дня. Кузина Джейн, видно, уже все знала, и каждый встречный и
поперечный тоже все знал, а газеты знали все и даже больше. Конечно, очень
страшно было показаться на глаза кузине Джейн, но  потом  выяснилось,  что
бояться нечего. Эта милая  особа,  видно,  убедилась,  что  факты  -  вещь
упрямая и с ними ничего не поделаешь, и примирилась с Пищей  как  с  неким
стихийным явлением.
   Итак, кузина Джейн стала в позу жертвы  долга.  Она  явно  не  одобряла
происходящее, но ничего не запрещала. Бегство Бенсингтона - а  именно  так
она  истолковала  его  исчезновение,  -  очевидно,  потрясло  ее,  и   она
ограничилась тем, что ожесточенно, жертвенно день и ночь выхаживала его от
простуды, которую он так и не подхватил, и  от  усталости,  о  которой  он
давно забыл;  она  купила  ему  новоизобретенное  гигиеническое  шерстяное
белье,  которое  очень  напоминало  высшее  общество:  оно   то   и   дело
выворачивалось наизнанку, и к нему так же трудно было приспособиться,  тем
более  человеку  рассеянному.  Итак,  насколько  позволяли   вышеуказанные
обстоятельства,   Бенсингтон   еще   некоторое    время    участвовал    в
совершенствовании  Пищи  богов  -  этой  новой  движущей  силы  в  истории
человечества.
   Общественно