напрасно. Ничто не должно становиться на пути Науки, говорил он, а  кузина
Джейн отвечала, что наука наукой,  а  головастикам  в  доме  не  место.  В
Германии,  говорил  он,  человеку,  сделавшему  такое   открытие,   тотчас
предоставили бы просторную, на двадцать тысяч кубических  футов,  идеально
оборудованную лабораторию. А она отвечала:  "Я,  слава  тебе  господи,  не
немка". Эти опыты принесут  ему  неувядаемую  славу,  говорил  он,  а  она
отвечала,  что  если  их  и  без  того  тесная   квартирка   будет   полна
головастиков, так он последнее свое здоровье погубит. "В  конце  концов  я
хозяин в своем доме", - заявил  Бенсингтон,  а  она  отвечала,  что  лучше
пойдет экономкой в какой-нибудь школьный  пансионат,  но  с  головастиками
нянчиться не станет; потом он попробовал воззвать к благоразумию кузины, а
она попросила его самого быть благоразумным и отказаться от дурацкой затеи
с головастиками; должна же она уважать его идеи, сказал Бенсингтон, но она
возразила, что не станет уважать идеи, от которых  пойдет  вонь  по  всему
дому; тут Бенсингтон  не  стерпел  и  (наперекор  известным  высказываниям
Хаксли по этому поводу) выбранился. Не то чтобы уж очень грубо, но все  же
выбранился.
   Разумеется, кузина Джейн была чрезвычайно оскорблена,  и  ему  пришлось
извиняться, и всякая надежда испробовать открытие  на  головастиках  -  по
крайней мере у себя дома - развеялась как дым.
   Итак, надо было искать другой выход, ведь как только удастся изготовить
Пищу,  нужно  будет  кого-то  ею  кормить,  чтобы  продемонстрировать   ее
действие. Несколько дней Бенсингтон раздумывал, не отдать ли  головастиков
на попечение какому-нибудь надежному человеку, а потом случайная заметка в
газете навела его на мысль об опытной ферме.
   И о цыплятах. С первой же минуты он решил разводить  на  ферме  цыплят.
Ему  вдруг  представились  цыплята,  вырастающие  до  сказочных  размеров.
Мысленно он уже видел курятники и загоны -  огромные  курятники  и  птичьи
дворы, которые день ото дня становятся все больше. Цыплята  так  доступны,
их куда легче кормить и наблюдать, с ними легче управляться при измерениях
и исследованиях, они сухие, не надо мочить руки...  по  сравнению  с  ними
головастики - существа дикие и неподатливые, совсем не подходящие для  его
опытов! Непостижимо, как это он с самого начала  не  подумал  о  цыплятах!
Помимо всего прочего, тогда не пришлось бы ссориться с кузиной  Джейн.  Он
поделился своими соображениями с Редвудом, и тот вполне с ним согласился.
   Очень  неправильно  поступают  физиологи,  проделывая  свои  опыты  над
слишком мелкими животными, сказал  Редвуд.  Это  все  равно,  что  ставить
химические  опыты  с  недостаточным   количеством   вещества:   получается
непомерно много ошибок, неточностей  и  просчетов.  Сейчас  ученым  весьма
важно отстоять свое право проводить опыты на крупном материале. Вот почему
и он у себя в колледже ставит опыты на телятах, невзирая на  то,  что  они
порой ведут  себя  легкомысленно  и  при  встрече  в  коридорах  несколько
стесняют  студентов  и  преподавателей  других  предметов.   Зато   кривые
получаются необычайно интересные, и, когда  они  будут  опубликованы,  все
убедятся, что его выбор  правилен.  Нет,  если  бы  не  скудость  средств,
ассигнуемых в Англии на нужды науки, он, Редвуд, не стал бы  размениваться
на мелочи и пользовался бы для своих исследований  одними  китами.  Но,  к
сожалению, в настоящее  время,  по  крайней  мере  у  нас  в  Англии,  нет
настолько  крупных  общественных  вивариев,  чтобы  получить   необходимый
материал, это несбыточная мечта. Вот в Германии -  другое  дело...  и  так
далее в том же духе.
   Поскольку телята требовали от Редвуда  неусыпного  внимания,  заботы  о
выборе и устройстве опытной фермы легли на Бенсингтона. Условились, что  и
все расходы он возьмет на себя - по крайней  мере  до  тех  пор,  пока  не
удастся получить государственную субсидию. И вот, урывая время от трудов в
своей домашней лаборатории, он разъезжает по южным  пригородам  Лондона  в
поисках подходящей фермы, и его  внимательные  глаза  за  стеклами  очков,
простодушная лысина и изрезанные башмаки пробуждают  напрасные  надежды  в
многочисленных владельцах  дрянных  и  запущенных  ферм.  Кроме  того,  он
поместил в "Природе" и нескольких ежедневных газетах объявление о том, что
требуется достойная доверия супружеская чета, добросовестная и энергичная,
для управления опытной фермой размером в три акра.
   Место, показавшееся  ему  подходящим,  нашлось  в  Хиклибрау  (графство
Кент), неподалеку от Аршота. Это был  странный  глухой  уголок  в  лощине,
которую со всех сторон обступали старые сосны, мрачные и  неприветливые  в
вечерних сумерках. Горбатый холм отгораживал  лощину  с  запада,  заслоняя
солнечный свет; жилой домишко казался еще меньше оттого, что рядом  торчал
несуразный  колодец  под  покосившимся  навесом.  Домишко  был   гол,   не
принаряжен хотя бы веточкой плюща или жимолости; половина окон  выбита;  в
сарае средь бела дня было темно, хоть глаз выколи. Стояла ферма на отшибе,
в полутора милях от деревни  Хиклибрау,  и  тишину  здесь  нарушало  разве
только многоголосое эхо, но от этого лишь острее чувствовалось  запустение
и одиночество.
   Бенсингтон  вообразил,  что  все  это  необыкновенно  легко  и   удобно
приспособить для научных  изысканий.  Он  обошел  участок,  взмахами  руки
намечая, где именно разместятся курятники и где загоны, а  кухня,  по  его
мнению, почти  без  переделки  могла  вместить  достаточно  инкубаторов  и
брудеров. И он тут же купил участок; на обратном пути он заехал  в  Дантон
Грин, договорился с подходящей четой, отозвавшейся на его объявление, и  в
тот же вечер ему удалось изготовить такую порцию Гераклеофорбии,  что  она
вполне оправдывала все его решительные действия.
   Подходящая  чета,  которой  суждено  было  под   руководством   мистера
Бенсингтона впервые на Земле кормить алчущих  Пищей  богов,  оказалась  не
только весьма пожилой, но  и  на  редкость  неряшливой.  Этого  последнего
обстоятельства мистер Бенсингтон не заметил, ибо ничто не сказывается  так
пагубно на житейской  наблюдательности,  как  жизнь,  посвященная  научным
опытам. Фамилия избранной четы была Скилетт; Бенсингтон посетил мистера  и
миссис Скилетт в их тесной комнатушке, где окна были  закупорены  наглухо,
над камином висело пятнистое зеркало, а на подоконниках торчали  горшки  с
чахлой кальцеолярией.
   Миссис Скилетт оказалась крохотной высохшей старушенцией; чепца она  не
носила, седые, давным-давно не мытые волосы скручивала узелком на затылке;
самой выдающейся частью ее лица всегда был нос, теперь же,  когда  зубы  у
нее выпали, рот ввалился, а щеки увяли и сморщились, от всего лица  только
один нос и остался. На ней было  темно-серое  платье  (если  вообще  можно
определить цвет этого платья), на котором выделялась  заплата  из  красной
фланели. Миссис Скилетт впустила гостя в дом и сказала, что мистер Скилетт
сейчас выйдет, только приведет себя в порядок;  на  вопросы  она  отвечала
односложно, опасливо  косясь  на  Бенсингтона  маленькими  глазками  из-за
огромного  носа.  Единственный  уцелевший  зуб  не  слишком  способствовал
внятности ее речей; она беспокойно сжимала на коленях длинные  морщинистые
руки. Она сказала мистеру Бенсингтону, что долгие годы ходила за  домашней
птицей и отлично разбирается в инкубаторах; у них с мужем одно время  была
даже своя ферма, только под конец им не повезло, потому что мало  осталось
молодняка. "Выгода-то вся от молодняка", - пояснила она.
   Потом появился и мистер Скилетт; он сильно шамкал и косил так, что один
его глаз устремлялся куда-то поверх головы собеседника; домашние туфли его
были разрезаны во многих местах,  что  сразу  вызвало  сочувствие  мистера
Бенсингтона,  а  в  одежде  явно  не  хватало  пуговиц.  Рубаха  и  куртка
разъезжались на груди, и мистер Скилетт  придерживал  их  одной  рукой,  а
указательным пальцем  другой  обводил  золотые  узоры  на  черной  вышитой
скатерти; глаз же, не занятый скатертью, печально и  отрешенно  следил  за
неким дамокловым мечом над головою мистера Бенсингтона.
   - Штало быть, ферма вам нужна не для выгоды, шэр. Так,  так,  шэр.  Это
нам вше едино. Опыты. Понимаю, шэр.
   Он сказал, что переехать они с женой могут немедленно. В  Дантон  Грине
он ничем особенно не занят, так, портняжит помаленьку.
   - Я-то  думал,  тут  можно  заработать,  шэр,  а  это  шамое  наштоящее
захолуштье. Так что, ежели вам угодно, мы шразу и переберемшя...
   Через неделю мистер и миссис Скилетт уже расположились на новой  ферме,
и плотник, нанятый в Хиклибрау, мастерил курятники и разгораживал  участки
под загоны, а попутно перемывались косточки мистера Бенсингтона.
   - Я покуда мало имел ш ним дела, - говорил мистер Скилетт, - а  только,
шдаетшя мне, он дурак набитый.
   - А по-моему, просто у него не все дома, - возразил плотник.
   - Воображает шебя куриным знатоком, -  сказал  мистер  Скилетт.  -  Его
пошлушать, так выходит, кроме него, никто в птице ничего не шмышлит.
   - Он сам на курицу смахивает, - сказал плотник. -  Как  поглядит  сбоку
через очки - ну чистая курица.
   Мистер Скилетт придвинулся поближе, печальным оком своим  он  уставился
вдаль, на деревню Хиклибрау, а в другом глазу зажегся недобрый огонек.
   - Велит  каждый  божий  день  их  измерять,  -  таинственно  шепнул  он
плотнику. - Каждый день измерять каждого цыпленка - где это шлыхано? Надо,
говорит, шледить, как они раштут. Каждый божий день измерять - шлыхали  вы
такое?
   Мистер Скилетт  деликатно  прикрыл  рот  ладонью  и  захохотал,  так  и
согнулся в три  погибели  от  смеха,  только  одно  его  скорбное  око  не
участвовало в этом приступе  веселья.  Потом,  не  вполне  уверенный,  что
плотник до конца понял, в чем тут соль, повторил свистящим шепотом:
   - Из-ме-рять!
   - Да, этот, видно, еще  почуднее  нашего  прежнего  хозяина,  -  сказал
плотник из Хиклибрау. - Вот лопни мои глаза!


   Научные опыты - самое скучное и утомительное занятие на свете (если  не
считать отчетов о них  в  "Философских  трудах"),  и  мистеру  Бенсингтону
казалось, что прошла целая вечность, пока его первые мечты  о  грандиозных
открывающихся   возможностях   сменились   первыми   крупицами   осязаемых
достижений. Опытную ферму он завел в октябре, но  проблески  успеха  стали
заметны только в мае. Сначала были испробованы Гераклеофорбия номер  один,
номер два и номер три - и  все  неудачно.  На  опытной  ферме  приходилось
постоянно воевать с крысами, воевать  приходилось  и  со  Скилеттами.  Был
только один способ добиться,  чтоб  Скилетт  делал  то,  что  ему  ведено:
уволить его. Услыхав, что ему дают расчет, Скилетт  тер  ладонью  небритый
подбородок (странным образом, хоть он вечно был небрит, у  него  никак  не
отрастала  настоящая  борода)  и,  уставясь  одним   глазом   на   мистера
Бенсингтона, а другим поверх его головы, изрекал:
   - Шлушаю, шэр. Конечно, раз вы это шерьезно...
   Но наконец забрезжил успех. Вестником его явилось письмо от Скилетта  -
листок, исписанный дрожащими кривыми буквами.

   "Есть новый выводок, - писал Скилетт. - Что-то вид этих цыплят  мне  не
нравится. Больно они долговязые, совсем не как прежние,  которые  были  до
ваших последних распоряжений. Те были ладные, упитанные, покуда  их  кошка
не сожрала, а эти растут, что твой бурьян. Сроду таких не видал.  И  шибко
клюются, достают выше башмаков, толком не дают измерять,  как  вы  велели.
Настоящие великаны и едят бог знает сколько. Никакого зерна не хватает, уж
больно они прожорливые. Они уже покрупнее взрослых бентамов.  Если  дальше
так пойдет, можно их  и  на  выставку  послать,  хоть  они  и  долговязые.
Плимутроков в них не узнать. Вчера ночью я напугался, думал, на них напала
кошка: поглядел в окно - и вот, лопни мои глаза, она  нырнула  к  ним  под
проволоку. Выхожу, а цыплята все проснулись и что-то клюют да так жадно, а
кошки никакой не видать. Подбросил им зерна и запер покрепче. Какие  будут
ваши распоряжения, надо ли корм давать прежним манером? Который  вы  тогда
смешали, уже, почитай, весь вышел, а самому мне смешивать неохота,  потому
как тогда получилась неприятность  с  пудингом.  Мы  с  женой  желаем  вам
доброго здоровья и надеемся на вашу неизменную милость.
   С уважением - Элфред Ньютон Скилетт".

   В заключительных строках Скилетт намекал  на  происшествие  с  молочным
пудингом, в который попало немного Гераклеофорбии номер  два,  что  весьма
болезненно отозвалось на Скилеттах и  едва  не  привело  к  самым  роковым
последствиям.
   Но  мистер  Бенсингтон,  читая   между   строк,   понял   по   описанию
необыкновенного роста цыплят, что заветная цель близка. На другое же  утро
он сошел с поезда на станции Аршот, неся в саквояже  в  трех  запечатанных
жестянках запас Пищи богов, которого хватило бы на  всех  цыплят  графства
Кент.
   Стоял конец мая, утро было  ясное,  солнечное,  даже  мозоли  почти  не
давали себя знать -  и  мистер  Бенсингтон  решил  пройтись  пешком  через
Хиклибрау. Всего до фермы было  три  с  половиной  мили  -  парком,  потом
деревней, а потом зелеными просеками Хиклибрауского  заповедника.  Поздняя
весна сплошь осыпала деревья зелеными блестками, весело цвели кусты  живых
изгородей и целые чащи голубых гиацинтов и лиловых орхидей; и ни на минуту
не смолкал разноголосый птичий гомон: заливались черные и  певчие  дрозды,
малиновки, зяблики и всякие другие птахи,  а  в  одном  уголке  парка,  на
пригреве, уже разворачивал свои завитки папоротник и весело прыгали лани.
   От всего этого в душе мистера Бенсингтона встрепенулось давно позабытое
ощущение - радость бытия; будущее его великолепного открытия представало в
самом радужном свете, и вообще казалось, что настал счастливейший день его
жизни. А потом он увидел залитую солнцем полянку  возле  песчаной  насыпи,
осененной ветвями сосен, увидел  цыплят,  вскормленных  приготовленной  им
смесью, - огромных, нескладных, ростом  уже  перегнавших  любую  почтенную
семейную курицу и, однако, все еще  растущих,  еще  покрытых  младенческим
желтым пухом (только на спине виднелись первые коричневые  перышки),  -  и
понял, что этот его счастливейший день и вправду настал.
   Мистер Скилетт затащил его в загон, но цыплята тут  же  больно  клюнули
его раза два сквозь разрезы в башмаках, и  он  поспешно  отступил  и  стал
разглядывать чудо-птенцов сквозь проволочную сетку. Он близоруко припал  к
ней лицом и смотрел за каждым их движением так, словно отродясь не видывал
живого цыпленка.
   - Ума не приложу, какие нее они выраштут, - сказал мистер Скилетт.
   - С лошадь, - сказал мистер Бенсингтон.
   - Да, видно, вроде того, - отозвался мистер Скилетт.
   - Одним крылышком смогут пообедать несколько человек, -  сказал  мистер
Бенсингтон. - Их придется рубить на части, как говядину.
   - Ну, они же шкоро перештанут рашти, - сказал мистер Скилетт.
   - Разве?
   - Яшно, - сказал мистер Скилетт. - Знаю я эту породу.  Шперва  тянутшя,
как дурная трава, а потом перештают. Яшное дело.
   Оба помолчали.
   - Вот что значит хороший уход, - скромно заметил мистер Скилетт.
   Мистер Бенсингтон сверкнул на него очками.
   - Мы ш моей хозяйкой и раньше  таких  выращивали,  -  продолжал  мистер
Скилетт, несколько увлекшись,  и,  словно  призывая  небеса  в  свидетели,
закатил здоровый глаз. - Разве, может, шамую капельку поменьше.
   Мистер Бенсингтон, по  обыкновению,  обошел  всю  ферму,  но  нигде  не
задерживался и поспешил вернуться к новому выводку. По правде говоря, он и
надеяться не смел на подобный успех. Наука  развивается  так  медленно,  и
пути  ее  так  извилисты;  вот  выношена  блестящая  идея,  но,  пока  она
воплотится  в  жизнь,  почти  всегда   тратишь   долгие   годы   труда   и
изобретательности, а тут... тут не ушло и года на испытания -  и  вот  она
создана, настоящая Пища богов! Замечательно, даже не верится!  Ему  больше
не надо питаться  одними  лишь  смутными  надеждами  -  неизменной  опорой
ученого воображения! По крайней мере так казалось Бенсингтону в  тот  час.
Он вернулся к проволочной сетке и снова и снова во  все  глаза  глядел  на
свое поразительное создание - на цыплят-великанов.
   - Дайте-ка сообразить, - сказал он. - Им десять дней. А ведь они,  если
не ошибаюсь, раз в шесть-семь больше обыкновенных цыплят...
   - Шамое время нам прошить прибавки, - сказал  жене  мистер  Скилетт.  -
Видишь, он рад до шмерти! Больно  мы  ему  угодили  тем  выводком,  что  в
дальнем загоне.
   Он наклонился к самому уху миссис Скилетт, заслоняя рот ладонью.
   - Думает, это они от его дурацкого порошка так вырошли.
   И мистер Скилетт хмыкнул, подавляя смешок.
   Поистине, в этот день мистер Бенсингтон чувствовал себя именинником.  И
ему вовсе не хотелось придираться  к  мелочам.  Правда,  при  свете  этого
солнечного дня, как никогда, бросалось в глаза, что Скилетты  -  неряхи  и
хозяйничают спустя рукава. Но он ни разу не  повысил  голос.  В  изгородях
загонов  кое-где  оказались  дыры  и  прорехи,  но   он   удовольствовался
объяснением Скилетта, что тут виноваты "лиша  или  шобака,  а  может,  еще
какой зверь". Потом мистер Бенсингтон  заметил,  что  инкубатор  давно  не
чищен.
   - Ваша правда, сэр, - со смиренной улыбочкой, скрестив руки  на  груди,
ответила миссис Скилетт. - Только когда ж нам их чистить? Поверите, за все
время минутки свободной не было...
   Скилетт жаловался, что их одолевают  крысы,  надо  ставить  капканы,  и
мистер Бенсингтон поднялся на чердак; норы и впрямь оказались громадные, и
вокруг - грязь и мерзость запустения, а ведь здесь хранили и  смешивали  с
мукой и отрубями Пищу богов! Скилетты принадлежали к той породе людей, что
никак не могут расстаться с битой посудой, со старыми  пустыми  коробками,
банками и склянками, -  весь  чердак  был  завален  этим  хламом.  В  углу
медленно гнила сваленная Скилеттом  на  хранение  куча  яблок;  с  гвоздя,
вбитого в  скошенный  потолок,  свисало  несколько  кроличьих  шкурок,  на
которых Скилетт собирался испробовать свои скорняжные таланты  ("по  чашти
мехов я первый знаток", - сообщил он).
   Глядя на этот хаос, мистер Бенсингтон неодобрительно морщился,  но  шум
поднимать не стал и даже при виде  осы,  которая  лакомилась  из  аптечной
фарфоровой баночки Гераклеофорбией номер четыре,  только  заметил  кротко,
что не следует держать этот порошок открытым, не то он отсыреет.
   А потом, забыв обо всех этих досадных мелочах, он сказал  Скилетту  то,
что все время было у него на уме:
   - Знаете, Скилетт... надо бы  зарезать  одного  из  тех  цыплят...  как
образец. Давайте сегодня же и зарежем, и я его захвачу с собой в Лондон.
   Он притворился, будто разглядывает что-то в  другой  аптечной  баночке,
потом снял очки и тщательно протер.
   - Мне бы хотелось, -  продолжал  он,  -  очень  бы  хотелось  сохранить
что-нибудь на память... такой, знаете, сувенир о сегодняшнем дне...  и  об
этом именно выводке... А кстати,  вы  не  давали  этим  цыплятам  мяса?  -
спросил он вдруг.
   - Что вы, шэр! - обиделся Скилетт. - Не первый день  за  птицей  ходим,
видали кур вшякой породы, ш чего бы это нам делать такие глупошти.
   - А остатки от своего обеда вы им не бросали? Мне, знаете,  показалось,
что там в дальнем углу валяются кости кролика...
   Они пошли посмотреть  и  увидели  дочиста  обглоданный  скелет,  но  не
кролика, а кошки.


   - Никакой это не цыпленок, - сказала мистеру Бенсингтону кузина  Джейн.
- Что же, по-вашему, я никогда в жизни цыплят не видела?  -  Кузина  Джейн
начинала горячиться. - Во-первых, он слишком большой, а  во-вторых,  сразу
видно, что это не цыпленок. Это больше похоже на дрофу.
   - Что до меня, - нехотя сказал Редвуд, поняв по лицу  Бенсингтона,  что
отмолчаться не удастся, - судя по всем данным, я, признаться...
   -