ыть, это был даже начальник станции,
- провел его по всему вокзалу, отдавая распоряжения от его имени, погрузил
на поезд всех  и  вся  и  отбыл  прежде,  чем  высокое  начальство  успело
сообразить, что участвовало в серьезном нарушении  священнейших  правил  и
порядков.
   - Кто он такой? - спросило начальство у носильщиков, потирая руку,  еще
ощущавшую тяжелое пожатие Коссаровой десницы, невольно  улыбаясь  и  хмуря
брови.
   - Уж не знаю, кто такой, а  только  заправский  джентльмен,  -  отвечал
носильщик. - Вся его компания покатила первым классом.
   - Ну, кто бы они  там  ни  были,  мы  ловко  от  них  избавились,  -  с
удовлетворением отметило начальство, все еще потирая руку.
   И, возвращаясь  к  благородному  уединению,  в  котором  скрываются  от
назойливой черни высшие чиновники Черинг-Кросса, начальство  жмурилось  от
непривычки к свету дня и улыбалось приятным воспоминаниям о  своей  бурной
деятельности. Рука  все  еще  болела,  зато  как  отрадно  сознавать,  что
способен проявить такую энергию! Поглядели бы на  него  сейчас  кабинетные
писаки, которые вечно придираются к постановке дела на железных дорогах!


   К пяти часам вечера Коссар - удивительный человек! - без всякой видимой
спешки вывез из Аршота все,  что  нужно  было  для  сражения  с  мятежными
гигантами, и находился уже на пути в Хиклибрау.  В  Аршоте  он  купил  два
бочонка керосина и воз сухого хвороста,  а  из  Лондона  доставил  большие
мешки серы, восемь ружей для крупной дичи и патроны к ним,  три  дробовика
для ос, топорик,  два  секача,  кирку,  три  лопаты,  два  мотка  веревок,
несколько бутылок пива, виски и содовую, целую  кучу  пакетов  с  крысиным
ядом и запас провизии на три дня. Все это Коссар ухитрился  переправить  в
угольной тележке и на возу, только ружья и патроны пришлось  засунуть  под
сиденье фургона, нанятого в трактире "Красный лев"; в фургоне ехали Редвуд
и пятеро отборных молодцов, прибывших из Илинга по зову Коссара.
   Коссар провел все эти операции с самым спокойным и невозмутимым  видом,
хотя весь Аршот был в смятении и страхе из-за  крыс,  и  возчики  заломили
неслыханную цену. Все магазины в городе были закрыты, на улицах  ни  души,
и, когда он стучал в дверь,  хозяева  боязливо  выглядывали  из  окна.  Но
Коссар ничуть не смущался, словно  деловые  переговоры  так  и  полагается
вести через окно. В конце концов они с Бенсингтоном в  придачу  к  фургону
раздобыли в "Красном льве" двуколку и  отправились  следом.  Невдалеке  от
перекрестка они обогнали багаж и первыми добрались до Хиклибрау.
   Бенсингтон сидел в двуколке подле Коссара, держа ружье между  колен,  и
никак не мог прийти в себя от изумления. Правда, Коссар уверял, что всякий
на его месте сделал бы то же самое, ибо это все само собой разумеется,  но
- увы! - в Англии так  редко  делают  то,  что  само  собой  разумеется...
Бенсингтон перевел взгляд с ног своего соседа  на  его  решительные  руки,
державшие вожжи.  Коссару  явно  никогда  прежде  не  приходилось  править
лошадью, и он избрал линию наименьшего сопротивления и  держался  середины
дороги, - на его взгляд, это, наверно, само собою разумелось.
   "Хорошо, если бы все мы делали то, что само собою разумеется!  -  думал
Бенсингтон. - Как далеко продвинулся бы мир  по  пути  прогресса!  Почему,
например, я не делаю очень многое, что следует и что я сам  хочу  сделать?
Неужели со всеми так? Или это я один такой?"
   И он погрузился в туманные размышления о воле и безволии.  Он  думал  о
сложных сплетениях  ненужных  мелочей,  из  которых  состоит  повседневная
жизнь, и о делах прекрасных и достойных, - так отрадно было  бы  посвятить
себя им, но мешает какая-то непостижимая сила. Кузина  Джейн?  Да,  кузина
Джейн играет здесь какую-то тайную, необъяснимую роль.  Почему  мы  должны
есть, пить, спать, не жениться, где-то бывать, а где-то не бывать,  и  все
это из уважения к  кузине  Джейн?  Она  превратилась  в  какой-то  символ,
оставаясь при этом непостижимой!
   Тут на глаза ему попались изгородь  и  тропинка  через  поля,  и  сразу
вспомнился другой ясный день, такой недавний и уже такой далекий, когда он
спешил  из  Аршота  на  опытную  ферму,  чтобы  посмотреть  на  гигантских
цыплят...
   Да, все мы игрушки судьбы.
   - Ну, пошевеливайся! - покрикивал на лошадь Коссар.
   Был жаркий летний полдень, в воздухе ни ветерка,  на  дороге  клубилась
густая пыль. Вокруг было безлюдно, лишь олени за оградой парка  безмятежно
пощипывали траву. И вдруг путники увидели  двух  огромных  ос,  объедавших
куст крыжовника у  самой  деревни;  еще  одна  оса  ползала  перед  дверью
бакалейной лавчонки в начале улицы: хотела пробраться внутрь.  В  глубине,
за витриной, смутно виднелся лавочник;  сжимая  в  руке  старое  охотничье
ружье,  он  не  спускал  глаз  с  гигантского  насекомого.  Кучер  фургона
остановился у трактира "Веселые возчики" и объявил Редвуду, что дальше  не
поедет. Остальные кучера дружно его поддержали. Мало того, они  отказались
оставить нашим путникам и лошадей.
   - Эти треклятые крысы страсть как охочи до конины, - твердил  тот,  что
правил тележкой.
   Коссар с минуту послушал и принял решение.
   - Разгружайте фургон! - приказал он одному из  своих  людей,  механику,
белобрысому неопрятному верзиле.
   Тот повиновался.
   - Подайте-ка мне дробовик, - продолжал Коссар.
   Затем он подошел к возчикам.
   - Обойдемся и без вас, - заявил он. - А вот лошадей не отдадим, они нам
нужны, и можете говорить что хотите.
   Возчики было заспорили, но Коссар и слушать не стал.
   - А полезете в драку - продырявлю вам ноги, и  ничего  мне  за  это  не
будет, потому что самозащита. Лошади пойдут с нами.
   На этом он счел разговор оконченным и продолжал командовать.
   - Садись на место кучера в повозку, Флэк, - обратился он к  коренастому
крепышу. - А ты, Бун, займись тележкой.
   Возчики подступили к Редвуду.
   - Вы  сделали,  что  могли;  перед  хозяевами  ваша  совесть  чиста,  -
успокаивал их Редвуд. - Подождите тут, в деревне, мы скоро вернемся. Никто
вас ни в чем не обвинит, раз мы вооружены. Очень не  хочется  прибегать  к
насилию, но выхода нет, наше дело  спешное.  Если  с  лошадьми  что-нибудь
случится, я вам хорошо заплачу, не беспокойтесь.
   - Вот это правильно, - сказал Коссар; сам он не любил ничего обещать.
   Фургон оставили в деревне;  те,  кому  не  пришлось  править  лошадьми,
двинулись  пешком.  У  каждого  за  плечом  торчало  ружье.  Зрелище  было
совершенно необычное для проселочной дороги в Англии и  напоминало  скорее
поход американцев на запад в добрые старые времена покорения индейцев.
   Так они брели по дороге, пока не достигли вершины холма, - отсюда видна
была опытная ферма. На холме они застали кучку людей, в  том  числе  обоих
Фалчеров; впереди всех стоял какой-то приезжий из Мейдстоуна и разглядывал
ферму в бинокль; у двоих-троих были ружья.
   Все они обернулись и уставились на вновь прибывших.
   - Что нового? - спросил Коссар.
   - Осы все летают взад-вперед, -  ответил  Фалчер-старший.  -  Никак  не
разберу, тащат они что-нибудь или нет.
   - Между сосен появилась настурция, - сказал наблюдатель с  биноклем.  -
Еще утром ее здесь не было. Растет прямо на глазах.
   Он вынул носовой платок и сосредоточенно протер стекла.
   - Вы, верно, туда? - спросил, набравшись храбрости, Скелмерсдейл.
   - Пойдете с нами? - спросил Коссар.
   Скелмерсдейл, казалось, колебался.
   - Мы идем на всю ночь.
   Скелмерсдейла это не соблазнило.
   - А крыс не видали? - спросил Коссар.
   - Утром одна бегала под соснами, верно, за кроликами охотилась.
   Коссар пустился догонять своих.
   Только теперь, снова увидев ферму, Бенсингтон понял всю чудодейственную
силу Пищи. Сперва ему пришло в голову, что дом на самом деле  меньше,  чем
ему помнилось, гораздо меньше; потом он заметил,  что  вся  растительность
между домом и лесом достигла необычайных размеров. Навес над колодцем едва
маячил в толще высокой, в добрых восемь футов, травы, а настурция обвилась
вокруг дымовой трубы, и жесткие усики ее, казалось, рвались прямо в  небо.
Ярко-желтые  пятна  цветов  отчетливо  виднелись  даже  на  таком  далеком
расстоянии. Толстый зеленый канат тянулся по проволочной сетке загона  для
гигантских цыплят; он перекинулся на две  соседние  сосны  и  обхватил  их
могучими  кольцами  стеблей.  Весь  двор  позади  сарая  зарос   крапивой,
поднявшейся чуть ли не до половины сосен. По мере того как люди  подходили
ближе, им начинало казаться, что они - жалкие карлики и идут -  кукольному
домику, забытому в заброшенном саду великана.
   В осином гнезде кипела жизнь. Огромный черный рой висел в  воздухе  над
ржавым холмом за сосновой рощей; осы одна за другой то и  дело  отрывались
от него, молниеносно взмывали вверх, устремляясь к какой-то дальней  цели.
Их гудение разносилось на полмили от опытной фермы.  Одно  желто-полосатое
чудище остановилось в воздухе над головами  наших  охотников  и  с  минуту
висело так, разглядывая непрощеных гостей огромными  выпученными  глазами;
Коссар выстрелил, но промахнулся, и оса улетела.  Справа,  в  конце  поля,
несколько ос ползало по обглоданным костям, - это  были  останки  ягненка,
которого крысы приволокли с фермы Хакстера.
   Когда отряд подошел ближе,  лошади  начали  беспокоиться,  не  слушаясь
неопытных возчиков; пришлось приставить к каждой лошади еще  по  человеку,
чтобы понукать ее и вести под уздцы.
   Наконец подошли к дому; крыс нигде не  было  видно,  вокруг,  казалось,
царили покой и тишина; только от осиного  гнезда  доносилось  гудение,  то
нарастающее, то приглушенное.
   Лошадей завели во двор, и один из спутников Коссара вошел  в  дом:  всю
середину  двери  выгрызли  острые  зубы.  Никто  вначале  не  заметил  его
отсутствия, все заняты были разгрузкой бочек с керосином; но вдруг в  доме
раздался выстрел, и мимо просвистела пуля. Бум-бум!  -  грянуло  из  обоих
стволов; первая пуля пробила насквозь бочонок  с  серой  и  подняла  столб
желтой пыли. Какая-то тень метнулась мимо  Редвуда,  и  он  выстрелил.  Он
успел заметить широкий зад крысы, длинный хвост и  задние  лапы  с  узкими
подошвами - и выстрелил из второго ствола. Зверюга сбила с ног Бенсингтона
и исчезла за углом.
   Все схватились за ружья. Минут пять продолжалась беспорядочная  пальба,
жизнь всех и каждого была в опасности. В пылу битвы Редвуд совсем забыл  о
Бенсингтоне и бросился в погоню за крысой,  но  тут  чья-то  пуля  пробила
стену, на него посыпались обломки кирпича, штукатурка, гнилые щепки, и  он
растянулся во всю длину.
   Очнулся Редвуд, сидя на земле, лицо и руки у него были в крови.
   Кругом стояла странная тишина.
   Потом в доме послышался глухой голос:
   - Ну и ну!
   - Эй! - окликнул Редвуд.
   - Эй! - отозвался голос и, помедлив, спросил: - Крысу убили?
   Тут только Редвуд вспомнил о друге.
   - А что с Бенсингтоном? Он ранен?
   Но человек в доме, видно, не расслышал.
   - Сам не знаю, как в меня не попало, - ответил он.
   Редвуд понял, что собственными руками застрелил Бенсингтона. Забыв  про
свои царапины и раны, он вскочил и кинулся на поиски. Бенсингтон сидел  на
земле и потирал плечо, он поглядел на Редвуда поверх очков.
   - Ну и всыпали мы ей, Редвуд! - сказал он.  -  Она  хотела  перескочить
через меня и сбила меня с ног. Но я успел послать  ей  вдогонку  заряд  из
обоих стволов. Ф-фу, как болит плечо!
   Из дома вышел еще один охотник.
   - Я попал ей в грудь и в бок, - сказал он.
   - А где наши пожитки? - спросил Коссар, выходя из  зарослей  гигантской
настурции.
   К изумлению Редвуда, убить никого не  убило,  а  перепугавшиеся  лошади
протащили повозку и  угольную  тележку  ярдов  за  пятьдесят  от  дома  и,
сцепившись колесами, остановились в бывшем огороде  Скилетта,  где  теперь
все несусветно разрослось и перепуталось. В этих дебрях они и застряли. На
полдороге в облаке желтой пыли валялся  разбившийся  при  падении  бочонок
серы. Редвуд указал на него Коссару и двинулся к лошадям.
   - Кто видел, куда девалась крыса? - крикнул Коссар, идя  за  ним.  -  Я
попал ей между ребер, а потом она повернулась, хотела кинуться на меня,  и
я попал еще в морду.
   Пока они старались распутать постромки и  высвободить  колеса,  подошли
еще двое.
   - Это я ее убил, - сказал один из них.
   - А ее нашли? - спросил Коссар.
   - Джим Бейтс нашел,  за  изгородью.  Я  выстрелил  в  упор,  когда  она
выскочила из-за угла. Прямо под лопатку...
   Когда повозки и груз немного привели в порядок, Редвуд пошел  взглянуть
на крысу. Огромное бесформенное тело лежало на боку,  слегка  свернувшись.
Острые зубы алчно торчали над нижней  челюстью,  но  было  в  этом  чудище
что-то необыкновенно жалкое. Крыса не казалась ни свирепой,  ни  страшной.
Передние лапы напоминали исхудалые руки.  На  шее  виднелись  две  круглые
дырочки с обожженными краями - пуля прошла насквозь, -  а  больше  никаких
ран не было. Редвуд постоял, подумал.
   - Видно, их было две, - сказал он наконец, отходя к остальным.
   - Наверно. И та, в которую все стреляли, должно быть, ушла.
   - Уж я-то ручаюсь, что мой выстрел...
   Но тут подвижный усик настурции в поисках  опоры  ласково  склонился  к
говорившему, и тот поспешно отступил.
   Из осиного гнезда по-прежнему неслось громкое гудение.


   Все случившееся заставило наших охотников насторожиться, но не  сломило
их решимости.
   Они втащили в дом свои припасы - после бегства  миссис  Скилетт  крысы,
видно, здесь основательно похозяйничали, - и затем четверо  увели  лошадей
обратно в Хиклибрау. Дохлую крысу перетащили через изгородь в такое место,
где ее видно было из окон, и тут в канаве наткнулись  на  кучу  гигантских
уховерток. Уховертки кинулись было  наутек,  но  Коссар  успел  прикончить
несколько штук своими ножищами в грубых башмаках и прикладом ружья.  Потом
за домом срубили с  полдюжины  стволов  настурции  -  это  были  настоящие
бревна, два фута в поперечнике, - и покуда Коссар прибирал в  доме,  чтобы
здесь  можно  было  провести  ночь,  Бенсингтон,  Редвуд  и  один  из   их
помощников,  электротехник,  осторожно  осмотрели  все  загоны  в  поисках
крысиных нор.
   Они далеко обходили заросли гигантской крапивы: ее листья  были  усеяны
ядовитыми шипами длиною не меньше дюйма. Наконец у забора, за  изгрызенной
и сломанной лестницей, наткнулись на огромную яму,  нечто  вроде  входа  в
пещеру, откуда несло  ужасающим  смрадом.  Все  трое  невольно  сгрудились
вместе.
   - Надеюсь, они оттуда  выйдут,  -  заметил  Редвуд,  бросая  взгляд  на
заросший травою колодец.
   - А если нет?.. - отозвался Бенсингтон.
   - Выйдут! - повторил Редвуд.
   Постояли, поразмыслили.
   - Если мы туда полезем, придется взять с собой фонарь, - сказал наконец
Редвуд.
   Они  двинулись  по  песчаной  тропинке  через  сосновую  рощу  и  скоро
очутились невдалеке от осиных гнезд.
   Солнце уже садилось, и осы возвращались на ночлег; в золоте  заката  их
крылья казались трепетным ореолом.
   Выглядывая из-за толстых сосен - выходить на опушку что-то не хотелось,
- три охотника смотрели, как громадные насекомые  падали  вниз,  затем  на
брюхе медленно вползали в гнездо и исчезали.
   - Часа через два они совсем затихнут, - сказал Редвуд.  -  Будто  опять
становиться мальчишкой!..
   - Отверстия громадные, - сказал Бенсингтон. - Промахнуться  невозможно,
даже если ночь будет темная. Кстати, насчет освещения...
   - Сегодня будет полная луна,  -  ответил  электротехник.  -  Я  нарочно
посмотрел.
   Они пошли советоваться с Коссаром.
   Тот сказал, что серу, селитру  и  гипс,  само  собой  разумеется,  надо
пронести через лес засветло; поэтому они вскрыли бочонки, наполнили  мешки
и потащили. Несколько последних громогласных распоряжений - и больше никто
уже не говорил ни слова; и когда  замерло  гуденье  уснувших  ос,  в  мире
наступила тишина; ее нарушали только звук  шагов  да  прерывистое  дыхание
людей, несущих тяжелую ноту, да изредка с глухим стуком  падали  на  землю
мешки. Таскали все по очереди, за исключением Бенсингтона,  -  ясно  было,
что носильщик из него никакой. С ружьем в руках он стал на вахту в  бывшей
спальне Скилеттов и не спускал глаз с убитой крысы,  а  все  остальные  по
очереди отдыхали от таскания мешков и попарно сторожили  крысиные  норы  у
зарослей крапивы. Семенные коробочки гигантского  сорняка  уже  созрели  и
время от времени лопались с треском, громким, точно пистолетные  выстрелы,
и тогда семена, как мелкая дробь, осыпали часовых.
   Мистер Бенсингтон уселся у  окна  в  жесткое  кресло,  набитое  конским
волосом и  покрытое  грязной  салфеткой,  которая  долгие  годы  придавала
светский  лоск  гостиной  Скилеттов.  Непривычное  ружье  он  прислонил  к
подоконнику и то косился  из-за  очков  туда,  где  в  густеющих  сумерках
темнела туша убитой крысы, то  обводил  задумчивым  взглядом  комнату.  Со
двора тянуло керосином - один из бочонков дал трещину, -  к  этому  запаху
примешивался более приятный аромат срубленной настурции.
   А в доме еще попахивало  пивом,  сыром,  гнилыми  яблоками,  над  этими
обычными, домашними запахами главенствовал затхлый запах старой  обуви,  и
все это остро напомнило Бенсингтону исчезнувшую чету Скилеттов. Он оглядел
тонувшую в полумраке  комнату.  Мебель  сильно  пострадала  -  видно,  тут
потрудилась какая-то любопытная крыса, - но куртка  на  крючке,  вбитом  в
дверь, бритва, клочки грязной бумаги  и  давно  высохший,  обратившийся  в
окаменелость кусок  мыла  настойчиво  вызывали  в  памяти  яркую  личность
Скилетта. И Бенсингтон вдруг живо представил себе, что Скилетта загрызло и
съело - или, во всяком случае, в этом участвовало  -  то  самое  чудовище,
которое теперь бесформенной грудой валяется в темноте у забора.
   Подумать только, к чему может привести  такое,  казалось  бы,  невинное
открытие в химии!
   Не где-нибудь, а в своей родной, уютной Англии  сидит  он  с  ружьем  в
темном,  полуразрушенном  доме,  ему  грозит  смертельная  опасность,   он
бесконечно далек от тепла и уюта, и у него адски болит  плечо  -  у  этого
ружья сильнейшая отдача... Бог ты мой!
   Только теперь Бенсингтон понял, как изменился для него извечный порядок
мироздания. Очертя голову он кинулся в этот безумный эксперимент и даже не
сказал ни слова кузине Джейн!
   Что-то она теперь о нем думает?
   Бенсингтон попытался представить себе это, но не смог.  Странное  дело,
ему начало казаться, будто они расстались навсегда и больше  не  увидятся.
Стоило ему сделать лишь один шаг, и он вступил в новый мир - необъятный  и
необозримый.
   Какие еще чудища скрываются в густеющей тьме? Шипы  гигантской  крапивы
грозными копьями чернеют на зеленовато-оранжевом фоне  закатного  неба.  И
так тихо вокруг... Поразительно тихо. Почему не  слышно  людей?  Ведь  они
недалеко, за углом дома. В тени сарая теперь черным-черно...
   Грянул выстрел... другой... третий...
   Прокатилось эхо, кто-то крикнул.
   Долгая тишина.
   И опять грохот и замирающее эхо.
   И тишина...
   Наконец-то! Из немого мрака вышли Редвуд и Коссар.
   - Бенсингтон! - кричал Редвуд. - Мы пристукнули еще одну крысу.  Коссар
уложил еще одну!


   К тому времени,  как  охотники  поужинали,  настала  ночь.  Ярко  сияли
звезды, и небо над Хэнки бледнело, возвещая о появлении  луны.  У  крысьих
нор по-прежнему стояли часовые, они только  поднялись  немного  по  склону
холма: стрелять оттуда было безопаснее и удобнее. Они сидели на  корточках
на  мокрой,  росистой  траве  и  пытались  согреться,  прихлебывая  виски.
Остальные отдыхали в доме, три главных героя держали со своими  спутниками
совет о предстоящем сражении. К полуночи взошла луна, и,  как  только  она
поднялась над холмами, все, кроме часовых, под  предводительством  Коссара
гуськом двинулись к осиным гнездам.
   Справиться с гнездами гигантских  ос  оказалось  до  смеш