ть вас, сэр: предоставляли ли вы духам возможность вступить с вами в
общение?
   - Вот еще! Платить деньги мошенникам! - сказал Смизерс.
   - Вот видите! Вы предубеждены! Перед  нами  человек,  который  отрицает
факты, не хочет их видеть, а поэтому и не видит.
   - Уж не требуете ли вы от каждого, кто  не  верит  в  духов,  чтобы  он
побывал на спиритическом сеансе, прежде чем вы признаете за ним  право  их
отрицать?
   - Именно так. Именно так. До тех же пор ему ничто не ведомо.
   Спор накалялся. Маленький старичок вскоре  разошелся  вовсю.  Он  знает
одного  человека,  наделенного   необыкновенными   способностями,   одного
медиума...
   - Платного? - спросил Смизерс.
   - Завязываешь ли ты рот быку, что жнет твои посевы?  -  быстро  спросил
Лэгьюн.
   Смизерс откровенно смеялся.
   - Неужели вы не доверяете показаниям весов только  потому,  что  купили
их? Приходите и посмотрите. - Лэгьюн был очень  взволнован:  он  оживленно
жестикулировал, и голос его звенел. И он не сходя с места  пригласил  всех
присутствующих к себе на спиритический сеанс. - Разумеется, не все  сразу:
духи, знаете ли...  новые  влияния...  Группами.  Я  должен  предупредить:
может, и ничего не получится. Но вполне возможно... Я  был  бы  бесконечно
рад...
   Вот так и случилось, что Люишем согласился стать  свидетелем  вызывания
духов. Вместе с ним на сеансе, как условились, должны были  присутствовать
мисс Хейдингер, непримиримый скептик Смизерс, Лэгьюн, его секретарша и сам
медиум. А потом состоится еще один сеанс, для другой  группы.  Люишем  был
рад, что сможет воспользоваться моральной поддержкой Смизерса.
   - Потерянный вечер, - сказал Смизерс, который принял  отважное  решение
состязаться с Люишемом за медаль Форбса. - Но я им докажу. Увидите сами.
   Им дали адрес в Челси.
   Дом, когда его  наконец  разыскал  Люишем,  оказался  большим  и  таким
величаво-внушительным, что молодой  человек  пришел  в  замешательство.  В
просторном, богато убранном холле он  повесил  свою  шляпу  подле  чьей-то
соломенной шляпки с зеленой отделкой. Сквозь отворенную  дверь  он  увидел
роскошный  кабинет  -  книжные  полки,  увенчанные  гипсовыми  бюстами,  и
заваленный  бумагами  огромный  письменный   стол,   на   котором   стояла
электрическая лампа с зеленым абажуром. Горничная, как показалось  ему,  с
бесконечным  презрением  взглянула  на  его  порыжевший  траурный  костюм,
украшенный пламенным галстуком, и, устремившись вперед, повела  его  вверх
по лестнице.
   Она постучала в дверь, из-за которой доносились голоса спорящих.
   - Наверное, уже начали, - шепнула она Люишему. - Мистеру Лэгьюну всегда
не терпится.
   Послышался звук передвигаемых стульев, затем  громкий  голос  Смизерса,
что-то предлагающего, и его нервный смех.  Дверь  отворилась,  и  появился
Лэгьюн. Его старческое личико казалось меньше обычного,  а  большие  серые
глаза стали совсем огромными.
   - А мы уж собирались начинать без вас, - прошептал он. - Проходите.
   Комната,  куда  вошел  Люишем,  была  еще   роскошнее,   чем   приемная
Хортлийской школы,  красивее  которой  (не  считая  королевских  покоев  в
Виндзорском дворце)  он  до  сих  пор  не  видел.  Ее  мебель  удивительно
напоминала ему мебель, выставленную в  Южно-Кенсингтонском  музее.  Прежде
всего в глаза бросались величавые, невыносимо надменные кресла:  куда  там
сесть на такое - это казалось просто дерзостью. Он  заметил,  что  Смизерс
стоит,  прислонившись  к  книжной   полке,   с   выражением   одновременно
враждебности и робости на лице. Затем он услышал,  что  Лэгьюн  приглашает
всех садиться. За столом уже расположился медиум Чеффери, снисходительный,
слегка потрепанный джентльмен с густыми седоватыми  бакенбардами,  широким
тонкогубым ртом, сжатым в глубокие складки по углам, и тяжелым  квадратным
подбородком. Он бросил на Люишема строгий взгляд  поверх  своих  золоченых
очков, и Люишем  смутился.  Мисс  Хейдингер  чувствовала  себя  совершенно
непринужденно. Она сразу же затеяла с Люишемом  разговор,  но  он  отвечал
менее уверенно, чем во время их беседы в галерее старинного литья;  сейчас
они  словно  поменялись  ролями.  Она  рассуждала,   а   он   пребывал   в
замешательстве, смутно чувствуя, что она берет над  ним  верх.  Справа  от
себя он заметил еще одну девичью фигуру в темном платье.
   Все подошли к стоявшему посредине комнаты круглому  столу,  на  котором
лежали тамбурин и маленькая  зеленая  шкатулка.  Когда  Лэгьюн  рассаживал
гостей, указывая им их места, оказалось, что  у  него  удивительной  длины
узловатое запястье и костлявые  пальцы.  Люишему  выпало  сидеть  рядом  с
хозяином, между ним и медиумом. Справа от медиума расположился Смизерс, за
ним мисс Хейдингер, и, наконец, круг замыкала секретарша,  которая  сидела
возле Лэгьюна. Таким образом, скептики, расположились по  обе  стороны  от
медиума. Присутствующие уже расселись по местам, когда  Люишем,  скользнув
взглядом мимо Лэгьюна, встретился глазами с  девушкой,  сидевшей  рядом  с
этим джентльменом. Это была Этель! Узкое зеленое платье, отсутствие  шляпы
и некоторая бледность в лице немного меняли ее внешность, но он все  равно
ее узнал в тот же миг. И по глазам ее было видно, что она тоже узнала его.
   Она тотчас отвела взгляд. Сначала он почувствовал только удивление.  Он
хотел  было  заговорить  с  нею,  но  ему  помешало  одно   незначительное
обстоятельство: он  не  мог  вспомнить  ее  фамилию.  И  необычность  всей
обстановки смущала его. Он не знал, как нужно обратиться к ней, -  он  все
еще придерживался предрассудков этикета. И потом, заговорить с ней значило
объяснять всем этим людям...
   - Убавьте, пожалуйста, газ, мистер Смизерс, -  сказал  Лэгьюн,  и,  как
только единственная  оставшаяся  зажженной  горелка  газового  рожка  была
прикручена, они очутились в  темноте.  Теперь  уже  поздно  было  затевать
разговор.
   Тщательно проверили, как составлена цепь, -  все  должны  были  сидеть,
сцепившись мизинцами. При этом Люишем получил от Смизерса выговор за  свою
рассеянность. Медиум приветливо разъяснил, что он ничего не  обещает,  ибо
не обладает властью "указывать" духам, когда  появиться.  Затем  наступило
молчание...
   Некоторое время Люишем оставался совершенно невосприимчив к  тому,  что
было вокруг.
   Он сидел в насыщенной дыханием тьме, не сводя глаз со  смутного  пятна,
каким представлялось ему теперь ее такое знакомое лицо.  А  в  мыслях  его
удивление сменялось досадой. Ведь он давно решил, что эта девушка навсегда
для него потеряна. Ему уже перестали грезиться былые дни, полные страстной
тоски, и грустные  вечера,  которые  после  своего  приезда  в  Лондон  он
проводил в скитаниях по Клэпхему, все меньше и меньше надеясь  встретиться
с нею. Но сейчас ему было стыдно своего глупого молчания,  его  раздражало
неловкое положение, в котором он оказался. Была минута, когда он уже готов
был нарушить тишину и окликнуть ее через стол: "Мисс Хендерсон!"
   Как мог он забыть, что ее фамилия - Хендерсон? Он был  еще  так  молод,
что удивлялся человеческой способности забывать.
   Смизерс кашлянул, словно призывая к вниманию.
   Люишем,  с  трудом  вспомнив  о  своих  разоблачительных  обязанностях,
огляделся по сторонам, но в комнате царила полная  тьма.  Тишину  нарушали
лишь глубокие вздохи да шорохи медиума, который все время ерзал  на  своем
месте. Но  даже  в  этой  сумятице  мыслей  первым  в  Люишеме  заговорило
тщеславие. Что она подумала о нем? Смотрит ли она в темноте на  него,  как
он смотрит на нее? Сделать ли вид, когда зажгут свет, что  он  впервые  ее
видит? Шли минуты, и тишина становилась все более и более глубокой.  Огонь
в камине не горел, и в комнате из-за этого казалось холодно. Неожиданно  в
душе его возникло странное сомнение: действительно ли он видел  Этель  или
принял за  нее  кого-то  еще?  Ему  не  терпелось,  чтобы  сеанс  поскорее
закончился, он хотел еще раз взглянуть на нее. Память его  с  удивительной
отчетливостью и со столь  же  удивительной  бесстрастностью  рисовала  ему
былые дни в Хортли...
   По спине у  него  пробежал  холодок,  который  он  попытался  объяснить
сквозняком...
   Внезапно в лицо ему и в  самом  деле  пахнуло  ветром,  и  он  невольно
вздрогнул. Хорошо бы она ничего не заметила. Не рассмеяться ли потихоньку,
подумал он, чтобы показать, что он нисколько не испугался?  Вздрогнул  еще
кто-то рядом, и он вдруг услышал необычайно резкий запах  фиалок.  Мизинец
Лэгьюна почему-то стал вибрировать.
   Что происходит?
   Музыкальная шкатулка где-то на столе начала наигрывать  незнакомую  ему
простенькую и заунывную мелодию. От этого тишина стала еще более глубокой,
она превратилась в безмолвное ожидание,  словно  тонкая  нить  дребезжащей
мелодии протянулась над пропастью.
   И здесь Люишему удалось взять себя в руки. Что происходит?  Нужно  быть
внимательным. Хорошо ли он наблюдает за происходящим? Витает, как  всегда,
где-то в облаках. Никаких духов не существует, медиумы - просто обманщики,
и  он  находится  здесь,  чтобы  доказать  эту   святую   истину.   Нельзя
отвлекаться, он  может  что-нибудь  прозевать.  Что  означает  этот  запах
фиалок? И кто  завел  музыкальную  шкатулку?  Конечно,  медиум.  Но  каким
образом? Не слышно ли было шороха перед тем, как заиграла музыка,  пытался
он припомнить, не было ли заметно какого-либо движения? Но память  не  шла
на помощь. Внимание! Следует напрячь внимание!
   Ему вдруг ужасно захотелось выступить разоблачителем  шарлатанства.  Он
представил себе эффектную сцену, в которой главная роль будет принадлежать
ему со Смизерсом: все это на  глазах  у  Этель.  И  принялся  настороженно
вглядываться во мрак.
   Кто-то  опять  вздрогнул,  на  этот  раз  прямо   напротив   него.   Он
почувствовал, что мизинец Лэгьюна завибрировал больше прежнего, и вдруг со
всех сторон послышался стук. Тук! - и Люишем сам вздрогнул. Быстрый стук -
тук-тук, тук-тук - под столом, под  стулом,  в  воздухе,  вдоль  карнизов.
Медиум вновь застонал,  задрожал,  и  овладевшее  им  нервное  возбуждение
передалось всем по  цепи.  Музыка,  которая,  казалось,  вот-вот  стихнет,
внезапно опять ожила.
   Как это делается?
   Он  услышал  рядом  голос   Лэгьюна,   который,   затаив   дыхание,   с
благоговейной почтительностью вопрошал:
   - Алфавит? Должны ли мы... Должны ли мы воспользоваться алфавитом?
   Громкий стук из-под стола.
   - Нет! - истолковал ответ медиум.
   Стук раздавался повсюду.
   Разумеется, это обман. Нужно только разобраться в его механизме. Люишем
удостоверился,  что  действительно  держится  за   мизинец   медиума.   Он
сосредоточенно вглядывался в сидевшую рядом темную  фигуру.  Где-то  сзади
раздался стук, такой сильный, что у него был почти металлический резонанс.
Затем стук повсеместно прекратился, и  в  глубоком  молчании  была  слышна
тихая мелодия, лившаяся из музыкальной шкатулки. Но через  секунду  и  она
исчезла...
   Воцарилось  полное  безмолвие.  Нервы  мистера  Люишема   были   теперь
взвинчены до предела. Внезапно его охватило сомнение,  затем  им  овладело
чувство страха, ощущение  нависшей  над  ним  опасности.  Тьма  давила  на
него...
   Он вздрогнул. На столе что-то зашевелилось. Чем-то  звонко  ударили  по
металлу. Послышался какой-то шелест, как при разглаживании бумаги,  и  шум
ветра, хотя воздух в комнате не колыхнулся.  Казалось,  будто  над  столом
что-то парит.
   Лэгьюн от волнения судорожно подергивался; рука  медиума  трепетала.  В
темноте на столе появилось  какое-то  светящееся  зеленовато-белое  пятно,
которое шевелилось и медленно подпрыгивало среди черных теней.
   Предмет этот, что бы он собой ни представлял, вдруг подпрыгнул выше  и,
увеличиваясь  в  размерах,  стал  подниматься  в   воздух.   Люишем,   как
заколдованный, следил за ним. Это было странно, необъяснимо,  чудесно.  На
мгновение он  позабыл  даже  про  Этель.  Все  выше  и  выше  над  головой
поднимался тускло  светящийся  предмет,  как  вдруг  он  увидел,  что  это
призрачная рука. Она медленно проплыла над столом, казалось,  прикоснулась
к Лэгьюну - тот весь задрожал. Потом медленно повернулась и дотронулась до
Люишема. Он заскрежетал зубами.
   Он ощутил - он  не  сомневался  -  плотное  и  в  то  же  время  мягкое
прикосновение пальцев. Почти в то же мгновение мисс Хейдингер вскрикнула и
поспешила объяснить, что ее погладили по волосам, а  музыкальная  шкатулка
внезапно снова заиграла свою мелодию. Еле видный овал тамбурина поднялся в
воздух, зазвенел, стукнулся о голову Смизерса, а потом будто  проплыл  над
головами сидевших.  И  тотчас  же  за  спиной  медиума  начал  со  скрипом
вращаться на своих колесиках маленький столик.
   Невозможно представить, чтобы медиум, сидевший столь неподвижно  рядом,
мог проделывать все эти  штуки,  как  бы  абсурдно  нелепы  они  ни  были.
Вообще-то говоря...
   Призрачная рука парила почти перед самыми глазами мистера Люишема.  Она
чуть трепетала в воздухе. Ее пальцы  то  бессильно  опускались,  то  снова
сжимались.
   Шум! Раздался громкий шум. Что-то двигается? А он? Что он сейчас должен
делать?
   Люишем вдруг спохватился, что мизинец медиума больше не  прикасается  к
его руке. Он попробовал отыскать его, но  не  смог.  Шаря  в  темноте,  он
уцепился за чью-то руку, потом выпустил  и  ее.  Послышалось  восклицание.
Треск.  Совсем  рядом  кто-то  хотел  было  выругаться,  но  сдержался  на
полуслове. Пшш! Зашипев, снова ярко вспыхнул закрученный газовый огонек.
   И Люишем увидел круг мигающих от этого шипящего света лиц, обращенных к
двум  стоящим  фигурам.  Главной  из  них  был  Смизерс;   он   возвышался
торжествующий - одна рука на кране от газового рожка, вторая сжимала  руку
медиума, в которой тот держал злополучный тамбурин.
   - Ну как, Люишем? - вскричал Смизерс. Пламя трепетало, и тени  метались
по его лицу.
   - Попался! - громко сказал Люишем, вставая и избегая глядеть на Этель.
   - В чем дело? - закричал медиум.
   - В обмане, - выдохнул Смизерс.
   - Ничего подобного, - возмутился медиум. - Когда  вы  зажгли  газ...  я
поднял руку... и поймал тамбурин... он бы упал мне на голову.
   - Мистер Смизерс,  -  воскликнул  Лэгьюн,  -  мистер  Смизерс,  вам  не
следовало этого делать. Такое потрясение...
   Тамбурин со звоном упал на пол. Медиум изменился в лице, как-то странно
застонал и пошатнулся. Лэгьюн крикнул,  чтобы  принесли  стакан  воды.  На
медиума, ожидая, что он  вот-вот  упадет,  смотрели  все,  за  исключением
Люишема.  Им  снова  завладела  мысль  об  Этель.  Он  повернулся,   чтобы
взглянуть, какое впечатление произвела на нее вся эта сцена  разоблачения,
в которой он играл далеко не последнюю роль, и увидел, что она перегнулась
через стол, стараясь достать какую-то вещь. Она не смотрела на  него,  она
смотрела  на  медиума.  Ее  лицо  было  испуганным   и   бледным.   Затем,
почувствовав  на  себе  его  взгляд,  она  подняла  голову,  и  глаза   их
встретились.
   Она  вздрогнула,  выпрямилась  и  посмотрела  на   него   со   странной
враждебностью.
   В этот момент Люишем еще ничего не понял. Ему хотелось  лишь  показать,
что он участвовал в разоблачении на равных правах со  Смизерсом.  Ее  жест
просто привлек его внимание к предмету, который она пыталась  достать;  на
столе лежала какая-то съежившаяся оболочка - резиновая, надувная перчатка.
Как видно, это тоже входило в оборудование спиритического  сеанса.  Люишем
бросился к столу и схватил перчатку.
   - Смотрите! - крикнул он, протягивая ее Смизерсу. - Вот  еще!  Что  это
такое?
   Он заметил, что девушка вздрогнула,  и  увидел,  как  Чеффери,  медиум,
бросил на нее из-за плеча Смизерса укоряющий  взгляд.  И  тут  Люишем  все
понял: она сообщница медиума. А он стоит в  торжествующей  позе,  держа  в
руке доказательство ее вины! Торжества его как не бывало.
   - Ага! - воскликнул Смизерс, перегибаясь через стол и  беря  у  Люишема
перчатку. - Молодец старик Люишем! Теперь  он  у  нас  в  руках.  Это  еще
почище, чем тамбурин. - Его глаза сверкали от восторга. -  Видите,  мистер
Лэгьюн? - спросил Смизерс. - Медиум держал ее в зубах и надувал.  Отрицать
бессмысленно. Это не падало вам на голову, мистер медиум,  а?  Это...  это
светящаяся рука!



12. ЛЮИШЕМ ВЕДЕТ СЕБЯ СТРАННО

   В тот  вечер,  направляясь  вместе  с  Люишемом  к  Челси-стейшн,  мисс
Хейдингер заметила, что он пребывает в весьма  необычном  состоянии  духа.
Сцена, очевидцами которой они оба только что были, оказала на нее глубокое
воздействие; некоторое время она искренне верила в существование духов,  и
состоявшееся разоблачение произвело переворот в ее  взглядах.  Подробности
же случившегося несколько смешались у нее в голове. Люишем, по ее  мнению,
в этот вечер оказал не меньшую, чем Смизерс,  услугу  торжеству  науки.  В
общем, настроение у нее было  приподнятое.  Она  не  возражала  бы  против
насмешек Люишема, но не могла не сердиться на медиума.
   - Ужасно жить ложью! - говорила она. - Как может улучшиться  мир,  если
разумные, образованные люди используют свой разум и знания  на  то,  чтобы
вводить в заблуждение других? Ужасно!
   - Страшный человек, - продолжала она, -  и  какой  у  него  вкрадчивый,
какой лживый голос! И эта девушка. Так жаль ее!  Ей,  должно  быть,  стало
ужасно  стыдно,  иначе  с  чего  бы  она  расплакалась?  Это  меня   очень
расстроило. Представьте, так расплакаться! Это было неподдельное -  да!  -
неподдельное отчаяние. Но чем можно ей помочь?
   Она  замолчала.  Люишем  шагал  рядом,  глядя  прямо  перед   собой   и
погрузившись в мрачное раздумье.
   - Все это напоминает мне "Медиума Сладжа", - сказала мисс Хейдингер.
   Он ничего не ответил.
   Она быстро взглянула на него.
   - Вы читали "Медиума Сладжа"?
   - А? - переспросил он, приходя в себя. - Что? Извините. Медиума Сладжа?
А мне кажется, его фамилия - Чеффери.
   Он взглянул на нее, очень озабоченный этим вопросом.
   - Я говорю о "Сладже" Броунинга. Вы знаете эту поэму?
   - Нет, к сожалению, не знаю, - ответил Люишем.
   - Надо будет дать вам ее почитать, - сказала она.  -  Это  великолепная
вещь. Там разбирается самая суть вопроса.
   - Вот как?
   - Мне раньше это и в голову не приходило. А теперь я все  поняла.  Если
людям, бедным людям, платят деньги за то, чтобы происходили чудеса, они не
в   силах   устоять.   Они   вынуждены   обманывать.   Это   подкуп!   Это
безнравственность!
   Она говорила  короткими  фразами,  задыхаясь,  потому  что  Люишем,  не
заботясь о ней, огромными шагами шел вперед.
   - Интересно знать, сколько такие люди могут заработать честным путем?
   Этот вопрос медленно дошел до сознания Люишема. Он с  трудом  отрешился
от своих мыслей.
   - Сколько они могут заработать честным путем? Понятия  не  имею.  -  Он
помолчал. - Эта история мне не совсем ясна,  -  добавил  он.  -  Я  должен
подумать.
   - Все ужасно сложно, не правда ли? - спросила она чуть удивленно.
   Остальную часть пути к станции оба молчали. На прощание они  обменялись
рукопожатием, которым весьма гордились. Люишем, правда,  на  сей  раз  был
несколько небрежен. Когда поезд двинулся, она еще раз пытливо взглянула на
него, стараясь  разгадать  причину  подобного  настроения.  Он  напряженно
вглядывался куда-то вдаль, словно уже забыл о ее существовании.
   Он должен подумать! Но ведь в таких случаях, полагала она, ум хорошо, а
два лучше. Беда, что ей совершенно неведомы его мысли. "Как отгорожены  мы
друг от друга, как далеки наши души!" - прошептала она, глядя из  окна  на
смутные тени, летевшие навстречу поезду.
   Ей вдруг  стало  тоскливо.  Она  почувствовала  себя  одинокой,  совсем
одинокой в этом огромном мире.
   Но  вскоре  ее  мысли  вернулись  к  окружающей  действительности.  Она
заметила,  что  двое  пассажиров  из  соседнего  купе   рассматривают   ее
критически. И рука ее невольно поднялась, чтобы пригладить волосы.



13. ЛЮИШЕ