в  доме  уборка,  были  закатаны  выше
локтя,  открывая  довольно  тонкие,  но  приятной  формы  загорелые  руки.
Воротничок  платья  был  расстегнут,   и   наружу   стыдливо   выглядывала
хорошенькая, кругленькая шейка.
   Какой-то миг она смотрела на него подозрительно и даже враждебно, потом
в ее глазах вспыхнула радость: она узнала мистера Полли.
   - Боже мой! - воскликнула она. - Кузен Альфред!
   - Приехал навестить вас, - сказал мистер Полли.
   - Ах, в каком же виде вы нас застали!
   Секунду они стояли, глядя друг на друга, пока Мириэм приходила  в  себя
от такой неожиданности.
   -  Любознательный  пилигрим,  -  сказал  мистер  Полли,  показывая   на
велосипед.
   По лицу Мириэм не было  заметно,  что  она  оценила  остроумие  мистера
Полли.
   - Одну минуточку, - произнесла наконец она, придя, видимо, к  какому-то
решению. - Пойду скажу маме.
   И с этими словами захлопнула дверь  перед  носом  озадаченного  мистера
Полли, оставив его на  улице.  "Мама!"  -  донеслось  из-за  двери,  затем
послышались частые слова, смысл которых мистер Полли не уловил.  И  Мириэм
появилась вновь. Казалось,  она  исчезла  на  секунду,  но  и  этого  было
достаточно, чтобы навести некоторый порядок в туалете: руки  спрятались  в
рукава, фартук исчез, мило сбившаяся прическа слегка подправлена.
   - Я вовсе не хотела оставлять вас за дверью, - сказала она,  выходя  на
крыльцо. - Просто надо было  сказать  маме.  Как  поживаете,  Альфред?  Вы
чудесно выглядите. А я и не знала, что вы умеете ездить на велосипеде. Это
новый велосипед, да?
   Она потрогала руль.
   - Какой красивый! Но вам, наверное, трудно держать его в чистоте?
   До слуха мистера Полли доносились чьи-то быстрые  шаги  в  коридоре,  и
весь дом, казалось, наполнился возней, приглушенной, но энергичной.
   - Он ведь покрыт лаком, - ответил мистер Полли.
   - А что в этой маленькой сумке? -  спросила  Мириэм  и,  не  дождавшись
ответа, перескочила на другое: - У нас сегодня ужасный беспорядок. Сегодня
моя  очередь  убирать.  Не  могу  похвастаться,  что  я  какая-нибудь  там
необыкновенная чистюля, но время от времени я люблю перевернуть вверх дном
весь дом. Они ведь никто пальцем о палец не стукнут... Если бы я  дала  им
возможность... Вы должны, Альфред, принимать нас такими, какие мы есть.  К
счастью, мы сегодня дома. - Мириэм на секунду умолкла. Чувствовалось,  что
она старается выиграть время. - Я так рада снова  вас  видеть,  -  сказала
она.
   - Но я все равно никуда бы не делся, - любезно заметил мистер Полли.  -
И не застань я моих милых кузин сегодня, я бы приехал  еще  раз  навестить
их.
   Мириэм ничего не ответила. Она густо покраснела.
   - Вы всегда скажете что-нибудь такое. - И она так  глянула  на  мистера
Полли, что он, повинуясь  своей  несчастной  слабости  -  боязни  обмануть
ожидание собеседника, кивнул ей многозначительно головой и, глядя ей прямо
в лицо своими круглыми карими глазами, добавил:
   - Я не говорю, какую именно.
   Выражение ее лица вдруг открыло ему, какую он затевает опасную игру.  В
глазах у нее загорелся алчный огонек. К счастью, в этот момент  послышался
голосок Минни, и обстановка разрядилась.
   - Привет, Альфред! - воскликнула Минни, появляясь на пороге.
   Она была весьма аккуратно причесана; красная блузка,  правда,  была  ей
несколько не к лицу, но в том, что появление  мистера  Полли  ее  искренне
обрадовало, сомневаться не приходилось.
   Мистер Полли должен был остаться на чашку  чая.  Выплывшая  наконец  из
комнат миссис Ларкинс, облаченная  в  цветастый,  но  довольно  засаленный
фланелевый халат, очень радушно повторила приглашение. Мистер  Полли  ввел
свой велосипед в прихожую, поставил его в узенький, закопченный  чуланчик,
и вся компания вошла в крохотную, давно не убиравшуюся  кухню,  где  стоял
обеденный стол, с которого, видимо, только что убрали  остатки  предыдущей
трапезы.
   - Придется принимать вас на кухне, - сказала миссис Ларкинс,  -  потому
что в гостиной Мириэм затеяла  уборку.  Такая  чистюля,  не  приведи  бог!
Воскресений и праздников для нее не существует. Застали нас врасплох,  как
говорится, но все равно мы очень рады вас видеть. Жаль  только,  что  Энни
нет дома, она сегодня работает до семи.
   Мириэм расставила стулья, разожгла  огонь  в  плите.  Минни  подсела  к
мистеру Полли.
   - Я так рада снова вас видеть, - сказала она с  таким  чувством  и  так
приблизив к нему свое лицо, что он заметил у нее сломанный зуб.
   Миссис  Ларкинс  доставала  чайную  посуду  и  без  умолку  тараторила,
расхваливая благородную простоту их жизни, и просила его "не судить строго
их простые обычаи". У мистера Полли голова шла кругом от такого радушия, и
его отзывчивая натура тут же среагировала: он взялся помогать накрывать на
стол и заставил всех хохотать до упаду, делая  вид,  что  никак  не  может
сообразить, как расставить чашки, тарелки и куда положить ножи.
   - С кем я буду сегодня сидеть? - спросил он и  стал  расставлять  чашки
так, чтобы все три женщины оказались его соседками.
   Он так искусно разыграл озадаченность, что миссис Ларкинс не  выдержала
и упала от смеха  в  кресло,  стоявшее  возле  больших  часов,  черных  от
многолетней пыли и давно отслуживших свой век.
   Наконец уселись пить чай, и мистер  Полли  принялся  веселить  компанию
рассказами о том, как он учился ездить на велосипеде. Оказалось, что слово
"вильнуть" способно вызвать гомерический хохот.
   - Невозможно предусмотреть все эти инциденты, - объяснил  он.  -  Никак
невозможно!
   (Минни прыснула.)
   - Толстенький пожилой господин в белых манжетах и в  мусорной  корзине,
то бишь соломенной шляпе, на голове, стал переходить дорогу. Судя по тому,
что в руке он нес банку для керосина, он шел в керосиновую лавку...
   - И вы наехали на него? -  воскликнула  миссис  Ларкинс,  задыхаясь  от
смеха. - Неужели вы на него наехали?
   - Наехал! Только не я, мадам. Никогда ни на кого не наезжал. Я  вильнул
в сторону, звякнул колокольчиком. Еще раз вильнул...
   (Смех до слез.)
   - Я и не думал на него наезжать! Господин услышал колокольчик.  И  тоже
вильнул  в  сторону.  В  этот  миг  подул  ветер.  Шляпа  этого  господина
вспорхнула и ударилась о мое колесо. Велосипед вильнул. Что  было  дальше?
Шляпа покатилась по дороге, пожилой господин помчался  за  ней,  я  звоню,
раздается вопль. И господин налетает на меня. Он не подал мне  сигнала  об
опасности: у него ведь не было звонка. Просто  налетел  на  меня.  Я  лечу
прямо ему на голову, он падает на землю,  я  на  него.  Банка  с  грохотом
катится по мостовой.
   (Минутная заминка: Минни подавилась крошкой хлеба.)
   - Что же было дальше с  этим  пожилым  господином?  -  спросила  миссис
Ларкинс.
   - И вот мы сидим посередине дороги, рядом валяются  велосипед,  корзина
для мусора, керосиновая банка, и оживленно беседуем.  Я  говорю  ему,  что
нельзя носить такие опасные шляпы, которые сбивают встречных с  ног.  Если
он не умеет управлять своей шляпой,  пусть  оставляет  ее  дома.  Это  был
долгий и скучный разговор. Он все перебивал меня: "Позвольте сказать  вам,
сэр... Позвольте сказать вам, сэр..." И ужасно кипятился. Должен заметить,
подобные вещи то и дело случаются, когда ездишь на велосипеде. То на  тебя
налетит человек, то курица, то кошка,  то  собака.  Каждая  тварь  норовит
оставить свой след на твоем велосипеде.
   - Но вы сами, Альфред, ни на кого не наезжали?
   - Ни на кого, провались я на этом месте! - торжественно  заявил  мистер
Полли.
   - Он же говорит тебе,  что  не  наезжал,  -  пропищала  Минни.  -  Надо
слушать, что он говорит!
   И она снова впала в  состояние,  потребовавшее  решительного  удара  по
спине.
   - Веди себя прилично, Минни,  -  сказала  Мириэм,  стукнув  сестру  как
следует.
   Никогда прежде не случалось мистеру Полли иметь такой успех в обществе.
Девицы Ларкинс с восторгом внимали каждому его слову, то и дело  заливаясь
смехом. Веселая это была семья! А он  так  любил  веселье!  Обстановку,  в
которой текла их жизнь, он почти не  разглядел,  да  она  почти  ничем  не
отличалась от того, к чему он привык. Стол был  покрыт  ветхой  скатертью,
чашки, блюдца, чайник,  полоскательница  -  все  было  разномастное,  ножи
служили, вероятно, еще бабушке миссис Ларкинс; зеленая стеклянная масленка
была тоже вполне самостоятельным предметом. На стене висела посудная полка
с кухонной утварью, не очень многочисленной, на  ней  стояли  коробка  для
рукоделия и неопрятная рабочая корзинка, на окне рос кустик чахлой герани,
обои были в пятнах и кое-где  свисали  клочьями,  стены  украшали  цветные
хозяйственные календари, пол был  устлан  пестрыми  кусками  линолеума.  В
двери торчало несколько гвоздей, на которых висели  кофты,  шали,  халаты.
Деревянное кресло, на котором сидел мистер Полли, то и дело  поскрипывало,
что тоже служило поводом для веселья.
   - Спокойно, спокойно, лошадка! - выговаривал  креслу  мистер  Полли.  -
Тпру, мой резвый конь!
   - Чего только он не придумает! - восхищенно  ахали  девицы  Ларкинс.  -
Чего только не придумает!


   - И не думайте уходить! - заявила миссис Ларкинс.
   - В восемь часов будет ужин.
   - Отужинайте с нами, раз уж навестили нас, - настаивала миссис Ларкинс,
поддерживаемая бурными возгласами Минни. - Пойдите  немножко  погуляйте  с
девочками и возвращайтесь к ужину. Можете встретить Энни, пока я все уберу
и накрою на стол.
   - Только смотри ничего не трогай в гостиной, - сказала Мириэм.
   - Кому нужна твоя гостиная? - ответила миссис Ларкинс, видимо, забыв на
секунду о присутствии гостя.
   Дочери одевались и прихорашивались, а матушка тем временем  расписывала
лучшие стороны каждой. Наконец дружная компания покинула дом и отправилась
осматривать Стэмтон. На улице девиц как подменили: они перестали  хихикать
и приняли скромный, достойный вид, особенно  Мириэм.  Они  повели  мистера
Полли в парк "культурного отдыха", как  они  выразились.  Это  был  уютный
уголок с асфальтированными аллеями, питьевыми фонтанчиками  и  хорошеньким
домиком сторожа, на клумбах весело цвели желтофиоли и  нарциссы,  пестрели
зеленые нарядные щиты для объявлений с красивыми афишами. Парк тянулся  до
самого кладбища, откуда открывался вид на далекие холмы Серрея.  Девицы  с
мистером Полли миновали газовый завод, пошли  по  берегу  канала  и  скоро
увидели ворота фабрики, из которых вдруг появилась  удивленная  и  сияющая
Энни.
   - Привет! - воскликнула Энни.
   Всякому человеку приятно испытывать дружеское внимание со стороны своих
собратьев. А когда к тому же этот человек молод и сознает,  что  не  лишен
ума, что траурный костюм  ему  к  лицу,  а  собратья  -  три  хорошенькие,
молоденькие, восторженные девушки, затеявшие спор, кому идти с ним  рядом,
- можно простить ему ликующее восхищение собой. А девицы Ларкинс и в самом
деле спорили, кому идти рядом с мистером Полли.
   - С Альфредом пойду я! - твердо заявила Энни. - Вы с ним целый день,  к
тому же мне надо кое-что ему сказать.
   Ей действительно надо было кое-что сказать. Что именно, стало  известно
очень скоро.
   - Знаете, Альфред, - без обиняков начала  она,  -  я  и  в  самом  деле
выиграла те кольца по лотерейному билету.
   - Какие кольца? - удивился мистер Полли.
   - А те, что были у меня на руке, когда хоронили вашего бедного папочку.
Вы еще сказали тогда, что я их ношу неспроста. Честное слово,  тут  ничего
такого нет!
   - Значит, кое-кто проморгал  свое  счастье,  -  заметил  мистер  Полли,
вспомнив, о каких кольцах шла речь.
   - Никто свое счастье не проморгал,  -  возразила  Энни.  -  Никогда  не
позволяю себе делать кому-нибудь авансы.
   - И я тоже, - сказал мистер Полли.
   - Может быть, я иногда слишком много смеюсь, - призналась Энни. - Такой
уж у меня характер. Но это ничего не значит. Я не из тех, у кого  ветер  в
голове.
   - Ну и отлично! - сказал мистер Полли.


   Домой в Исвуд мистер Полли возвращался в одиннадцатом часу,  когда  уже
светила полная луна и впереди велосипеда бежало красноватое  пятно  света,
отбрасываемое прикрепленным к рулю китайским фонариком. Мистер  Полли  был
несказанно доволен прошедшим днем и собою. За ужином пили пиво,  смешанное
с имбирным элем, оно так весело пенилось в кувшине.  Ни  одно  облачко  не
омрачило  счастливого  настроения  мистера  Полли,  пока  он   не   увидел
встревоженное  и  укоряющее  лицо  Джонсона,  который  в  ожидании  своего
родственника Не ложился спать, а сидел в гостиной и курил, пытаясь  читать
"Странствия пилигрима" - историю одного монаха, отправившегося в  Сарматию
и видевшего там огромные телеги,  на  которых  кочевники  перевозили  свои
кибитки.
   - Что-нибудь случилось, Альфред? - спросил он.
   Слабость характера мистера Полли проявилась в его ответе.
   - Да так, пустяки, - сказал он.  -  Педаль  немного  ослабла,  когда  я
добрался до Стэмтона.  Дальше  ехать  было  нельзя.  Пока  его  чинили,  я
заглянул к кузинам.
   - Уж не к Ларкинсам ли?
   - Вот именно.
   Джонсон зевнул, спросил, как поживает тетушка Ларкинс и ее  дочери,  и,
получив доброжелательный отчет, сказал:
   - Пора идти спать. Я тут читал одну твою книжку.  Чепуха  какая-то.  Не
мог ничего понять. Во всяком случае, что-то очень древнее.
   - Это верно, старина, - ответил мистер Полли.
   - Ничего полезного из нее почерпнуть нельзя.
   - И это верно, - согласился мистер Полли.
   - Видел что-нибудь подходящее в Стэмтоне?
   - Ничего стоящего, на мой взгляд, там нет, -  ответил  мистер  Полли  и
пожелал Джонсону спокойной ночи.
   До и после этого краткого разговора мистер Полли думал о своих  кузинах
тепло и радостно, как можно думать только в  самый  разгар  весны.  Мистер
Полли пил из  отравленного  источника  английской  литературы,  источника,
который не только не  мог  принести  пользы  добропорядочному  клерку  или
приказчику, а был способен внушить опасную  мысль,  что  любовь  веселого,
смелого человека должна быть галантной  и  беззаботной.  В  тот  вечер  он
пришел к выводу, что ухаживать за всеми тремя  кузинами  очень  остроумно,
занятно  и  великодушно.  Нельзя  сказать,  чтобы  какая-нибудь  из   трех
нравилась ему особенно, они нравились ему все трое. Ему  были  приятны  их
молодость, женственность, их энергичные, решительные характеры и  особенно
их отношение к нему.
   Правда, они принимались хихикать над всяким пустяком и  были  абсолютно
невежественны, у Минни не было зуба, а у Энни был чересчур визгливый голос
- и все-таки они были милы, очень милы.
   Мириэм  была,  пожалуй,  лучше  всех.  Перед  уходом  он  на   прощание
расцеловал каждую. Минни тоже бросилась его целовать: получился  настоящий
"целовальный экзерсис".
   Мистер Полли зарылся носом в подушку и заснул. Ему снились всякие  сны,
но только не о том, как должен устраивать свою жизнь в  этом  мире  всякий
здравомыслящий молодой человек.


   Так началась двойная жизнь мистера Полли.  Перед  Джонсонами  он  играл
роль человека, занятого поисками подходящего дела, но старался в  этом  не
переигрывать, чтобы Джонсон не слишком ему  докучал.  Он  делал  вид,  что
выжидает, не подвернется ли счастливый случай. И каждое утро,  отправляясь
в погоню за этим счастливым случаем, он  говорил  Джонсону,  что  едет  на
разведку то в Чертей, то в Вейбридж. Но оказывалось, что  если  и  не  все
дороги, то большинство, хотя бы и окольным путем, ведут в Стэмтон, где его
встречал звонкий смех девиц Ларкинс и все растущая их  привязанность.  Его
роман с Энни, Минни и Мириэм развивался успешно. Каждая из них все  больше
представала перед ним в собственном свете, и это ему было очень интересно.
Смеяться они стали меньше,  бурная  радость  первых  дней  поулеглась,  но
теплота и доверчивость возрастали. А вечером, когда он возвращался  в  дом
мистера Джонсона, снова заводились серьезные и  вместе  с  тем  уклончивые
разговоры о его будущем.
   Джонсон был очень озабочен тем, чтобы пристроить наконец своего  кузена
к "делу". Он был честный малый  с  твердыми  убеждениями,  и  он  искренне
желал, чтобы мистер Полли нашел занятие, хотя это и лишило бы  его  самого
дополнительного дохода. Ненависть к убытку, кто бы его ни терпел,  была  в
нем гораздо сильнее стремления к наживе. Миссис же Джонсон нравилось,  что
мистер Полли  не  спешил.  Поэтому  она  казалась  ему  более  приятной  и
человечной, чем ее супруг.
   Порой  мистер  Полли  пытался   увлечься   какой-нибудь   перспективой,
блеснувшей ему в беседах с Джонсоном. Но в конце  концов  все  оказывалось
невыносимо скучным. То вдруг он воображал себя франтоватым  приказчиком  с
безукоризненными манерами в большом лондонском магазине, но здравый  смысл
тут же подсказывал ему, сколь неправдоподобна эта  картина.  То  он  видел
себя преуспевающим хозяином маленького, удачно расположенного магазинчика,
увеличивавшим свой капитал ежегодно,  скажем,  на  двадцать  фунтов,  -  у
мистера  Джонсона  был  такой  магазинчик  на  примете.   Это   спокойное,
благополучное процветание, хотя и основанное на строжайшей экономии,  было
заманчиво, но  сердце  говорило  мистеру  Полли,  что  из  этого  вряд  ли
что-нибудь получится.
   И тут в жизнь мистера Полли вдруг ворвалась Любовь -  настоящая  Любовь
из  страны  грез.  Она  нахлынула  на  него,  пробудила  в  душе  сладкие,
упоительные надежды и ушла. Явилась и ушла -  увы!  -  так  поступала  эта
прекрасная дама со многими  из  нас.  Ушла,  оставив  после  себя  зияющую
пустоту, в которой мистер Полли тщетно искал хотя бы призрак пленительного
образа.
   И все-таки мистер Полли был благодарен ей, потому что знал теперь,  что
и в жизни случаются вещи, о которых он до тех пор только читал в книгах.
   В один прекрасный день он твердо решил не ехать в Стэмтон и  для  этого
отправился из Исвуда по южной дороге, приведшей его  в  прелестное  место,
где заросли папоротника  образовывали  джунгли,  а  на  зеленых  лужайках,
затененных раскидистыми деревьями, пестрели колокольчики, ромашки, вьюнки,
зверобой  и  которое  вполне  возмещало  человеку  романтического   склада
отсутствие "подходящего дела". Он свернул с дороги в  заросли  папоротника
по едва заметной стежке и вдруг оказался перед высокой каменной  стеной  с
полуразрушенной верхней кладкой, заросшей  желтофиолями,  уже  начинавшими
отцветать. В нескольких шагах от нее лежали бревна одно на другом.  Мистер
Полли соскочил с велосипеда, сел на бревна, снял шляпу, положил ее рядом с
собой, закурил сигарету и погрузился в мечтания;  серенькая  с  коричневым
птичка, введенная в заблуждение его неподвижной позой, прыгала возле самых
его ног, и мистер Полли по-дружески следил за ней.
   - Как здесь хорошо! - тихонько  сказал  он  серенькой  птичке.  -  Дела
подождут.
   Он стал думать о том, что мог бы прожить так лет  пять-шесть,  а  потом
снова вернуться к тому состоянию, в котором его  застала  смерть  отца,  и
хуже ему, чем было тогда, не будет.
   - Проклятые дела! - вздохнул мистер Полли.
   И в этот миг мистер Полли узрел Любовь. Точнее, он ее сперва услышал.
   Любовь возвестила о своем появлении звуками энергичной возни за стеной,
затем чей-то нежный голосок что-то невнятно проговорил, сверху  посыпались
камешки, и на стене появились  розовые  кончики  пальцев,  которые  мистер
Полли не заметил бы, если бы сразу же за ними немного сбоку  не  появилась
нога,  неожиданная,  но  вполне  реальная,  красивой  формы,  стройная,  в
коричневом чулке, в коричневой, сбитой на  носке  туфельке,  и  наконец...
верхом на стене  оказалась  хорошенькая,  рыжеволосая,  очень  молоденькая
девушка в коротком голубом полотняном платье; она тяжело дышала, и  вид  у
нее был несколько растрепанный; мистера Полли она не видела...
   Деликатность подсказала ему, что надо отвернуться и  сделать  вид,  что
любуешься  окрестностями.  Он  так  и  сделал,  но  уши  его  настороженно
прислушивались к малейшему шороху за