на жалком ложе бедняка, пока
еще не пришло настоящее банкротство и нищета. Шансы  разбогатеть  в  таких
лавках меньше, чем в любой лотерее.  Развитие  торговых  путей  и  средств
связи за сто лет привели к необходимости  организации  торгового  дела  на
широких экономических основах; если не считать вновь открытых стран  с  их
хаотичной экономикой, время, когда человек мог заработать  себе  на  жизнь
мелкой розничной торговлей, ушло безвозвратно. И все-таки из года в год на
наших  глазах  шествует  навстречу  банкротству  и  долговой  тюрьме   эта
нескончаемая печальная процессия лавочников, и ни у кого из нас не хватает
гражданского мужества вмешаться и остановить ее. Во всяком  номере  любого
коммерческого журнала имеется  четыре-пять  колонок,  сообщающих  о  новых
судебных процессах над банкротами, и почти за каждым таким  случаем  стоит
гибель очередной семьи, долгое время боровшейся  за  свое  благополучие  и
теперь оказавшейся на руках у общества, в  результате  чего  свежая  армия
безработных приказчиков и мастеровых,  имеющих  небольшие  сбережения  или
разжившихся за счет "помощи"  родственников,  вдов,  получивших  страховые
деньги за безвременно почившего супруга, не способных ни к  чему  сыновей,
отцы которых поскупились обучить их какому-нибудь делу,  встает  на  место
павших в этих жалких лавчонках, расплодившихся повсюду видимо-невидимо..."
   Я привожу здесь цитаты из произведений нашего талантливого, хотя  и  не
совсем  приятного  современника,  считая,   что   они   послужат   хорошим
экономическим  фоном  для  рассказываемой  на  этих  страницах   жизненной
истории. Итак, я опять возвращаюсь к мистеру Полли, сидящему на  ступеньке
перелаза и проклинающему все на свете под аккомпанемент восточного  ветра,
и чувствую, что переношусь над пропастью, разделяющей общее и частное и не
имеющей моста. С  одной  стороны  находится  человек,  наделенный  большой
способностью ясно видеть - я  надеюсь,  он  действительно  видит  ясно,  -
могучий процесс, который обрекает миллионы  людей  на  нищую,  несчастную,
беспросветную жизнь, и не умеющий ничем помочь, не знающий, где взять  эти
"коллективную волю  и  разум",  которые  преградят  путь  лавине  бедствий
человеческих; а с другой  стороны  -  мистер  Полли,  сидящий  в  поле  на
ступеньке  перелаза,   никчемный,   нелюдимый,   замученный,   запутанный,
расстроенный, озлобленный, понимающий только то, что жизнь его не удалась,
тогда как кругом кипит и  волнуется  настоящая  жизнь;  тот  самый  мистер
Полли, в котором,  между  прочим,  способность  радоваться  прекрасному  и
восхищаться им так же сильна  и  развита,  как  во  мне  или  в  вас,  мой
читатель.


   Я уже дал понять, что наша мать Англия в  одинаковой  степени  снабдила
мистера Полли средствами для  поддержания  порядка  и  в  организме  и  во
внешней среде. С беспечной щедростью предлагает  она  своим  чадам  всякие
кушанья,  беспримерные  в  истории  человечества,   включая   всевозможные
приправы, и предоставляет  в  их  распоряжение  удивительные  приборы  для
стряпания, как ни в одной стране. И Мириэм стряпала. А мистер  Полли,  чей
организм,  как  государство   с   несовершенной   демократией,   постоянно
претерпевал расстройства и  возмущения,  то  принимал  внутрь  в  качестве
отвлекающих средств такие вредные и неудобоваримые вещи, как пикули, уксус
и жареную свинину, то прибегал к столь опасным внешним  возбудителям,  как
чтение  о  войне  и  кровопролитиях  в  разных  частях  света.   Все   это
способствовало тому, что мистер  Полли  проникся  ненавистью  к  владельцу
дома, к своим покупателям и ко всем соседям и пережил  целый  ряд  крупных
столкновений.
   Рамбоулд, хозяин посудной лавки, находившейся в соседнем доме, с самого
начала непонятно почему почувствовал антипатию к мистеру Полли и разгружал
свои корзины, выставив зад в сторону  соседа;  а  мистер  Полли  с  самого
начала стал питать ненависть и отвращение к этой оскорбительной части тела
мистера Рамбоулда, имевшей к тому же весьма внушительные размеры. И всякий
раз, когда взгляд его падал на угу часть, ему хотелось ткнуть ее,  лягнуть
или высмеять. Но невозможно высмеивать  зады,  если  рядом  нет  приятеля,
который похихикает вместе с тобой.
   Наконец  мистер  Полли  почувствовал,  что  не  может  больше   терпеть
ненавистное зрелище. Он подошел к заду мистера Рамбоулда и легонько  ткнул
его.
   - Привет! -  воскликнул  мистер  Рамбоулд,  моментально  выпрямляясь  и
поворачиваясь.
   - Нельзя ли переменить точку зрения?  -  сказал  мистер  Полли.  -  Мне
надоело разглядывать этот холм.
   - Что такое? - спросил искренне изумленный мистер Рамбоулд.
   - Из всех позвоночных  животных  у  одного  человека  лицо  обращено  к
небесам. Так зачем же идти наперекор природе?
   Рамбоулд в недоумении покачал головой.
   - Не люблю "гордыню задворков", - продолжал говорить  загадками  мистер
Полли.
   Рамбоулд, не понимая ни слова, пришел в отчаяние.
   -  Мне  надоело  видеть  ваш  зад,  который  вы  вечно  выставляете  на
обозрение.
   Мистера Рамбоулда осенило.
   - А-а, вот вы о чем! - воскликнул он.
   - Именно! - ответил мистер Полли.
   Рамбоулд почесал ухо коробкой  с  упакованными  в  солому  банками  для
варенья.
   - Так с этой же стороны  дует  ветер,  -  объяснил  он.  -  Из-за  чего
поднимать шум?
   - Никакого шума! - ответил мистер Полли. -  Просто  замечание.  Мне  не
нравится смотреть на ваш зад, старина. Вот и все.
   - Ничего не могу поделать. Я стою так, чтобы солома не летела в лицо, -
сказал мистер Рамбоулд, все еще не совсем понимая, в чем дело.
   - Но это элементарная невежливость!
   - Распаковываю свои корзины, как хочу. Нельзя же, чтобы солома засоряла
глаза!
   - Но вовсе не обязательно распаковывать корзины так,  как  свинья  ищет
трюфели!
   - Трюфели?
   - Не обязательно выставлять свой зад, как свинья!
   Мистер Рамбоулд стал наконец понимать, куда клонит сосед.
   - Свинья! - потрясение повторил он. - Вы назвали меня свиньей?
   - Не вас, а некоторую вашу часть, - поправил его мистер Полли.
   - Послушайте! - закричал мистер Рамбоулд, внезапно приходя в  ярость  и
возмущенно размахивая коробкой с банками для варенья. - Убирайтесь к  себе
в лавку! Я не хочу с вами скандалить и не хочу,  чтобы  вы  скандалили  со
мной. Не знаю, какая муха укусила вас сегодня. Я мирный человек, никого не
трогаю, трезвенник, и все такое! Понятно вам? Убирайтесь в свою лавку!
   - Вы хотите сказать... Я вас вежливо попросил  перестать  распаковывать
свои корзины, выставив зад в мою сторону.
   - Обзывать человека  свиньей  -  это,  по-вашему,  вежливо?  Вы  просто
напились с утра пораньше, вот что. Убирайтесь к себе домой и оставьте меня
в покое. Вы... вы просто не в себе...
   - Вы хотите сказать...
   Но, оценив вдруг солидные пропорции  мистера  Рамбоулда,  мистер  Полли
осекся.
   - Убирайтесь немедленно к себе домой и оставьте меня в покое! -  кричал
мистер Рамбоулд. - И не смейте  больше  обзывать  меня  свиньей.  Слышите?
Занимайтесь своими делами и не лезьте в чужие.
   - Я подошел к вам и вежливо попросил...
   - Вы пришли сюда, чтобы скандалить. Я не желаю  с  вами  разговаривать.
Понятно? И не хочу больше вас видеть! Понятно? У меня нет  времени  стоять
здесь с вами и препираться! Понятно?
   Минутная пауза. Враги оглядывают друг друга.
   Мистеру Полли приходит в голову, что он, возможно, не совсем прав.
   Мистер Рамбоулд, тяжело дыша, следует  мимо  мистера  Полли  к  себе  в
лавку, неся под мышкой банки, а на его лице такое выражение, будто мистера
Полли вовсе не  существует  на  свете.  Вскоре  он  возвращается,  бросает
презрительный взгляд и сторону своего врага и  ныряет  в  корзину.  Мистер
Полли озадачен.  Стоит  ли  дать  хорошего  тумака  по  солидному  куполу,
выросшему перед ним? А вдруг ему дадут ответного тумака?
   Нет, не стоит!
   Мистер  Полли  засовывает  руки  поглубже  в  карманы  брюк  и,  что-то
насвистывая,  возвращается  к  дверям  своей  лавки  с   видом   полнейшей
невозмутимости. Стоя у двери и насвистывая песенку "Солдаты  Харлеха",  он
все больше и больше склоняется к убеждению, что давать тумака Рамбоулду не
стоит.  Конечно,  это  было   бы   здорово   и   принесло   бы   некоторое
удовлетворение. Но он все-таки решил воздержаться.  По  причинам,  которые
трудно объяснить, он просто не мог  этого  сделать.  С  задумчивым  видом,
неторопливо поправляя галстук, он вошел  в  дом.  Спустя  некоторое  время
подошел к окну и искоса взглянул на мистера  Рамбоулда.  Тот,  по-прежнему
выставив зад, распаковывал очередную корзину...
   И с тех пор вот уже пятнадцать лет были  прекращены  с  соседом  всякие
отношения. Мистер Полли затаил в себе ненависть.
   Одно время казалось, будто мистер Рамбоулд на грани банкротства, но  он
пригласил к себе побеседовать всех своих кредиторов и с тех пор  продолжал
распаковывать свои корзины под носом у мистера  Полли  как  ни  в  чем  не
бывало.


   Хинкс, хозяин шорной лавки через два дома вверх по улице,  был  человек
иного сорта. Хинкс был агрессор.
   Спортивная  душа,  он  любил  клетчатые  костюмы  и  узкие  брюки,  что
непонятно почему, но обязательно свидетельствует о склонности  человека  к
конному спорту.  Сперва  мистер  Полли  почувствовал  симпатию  к  Хинксу,
признав в нем человека с  характером,  зачастил  в  гостиницу  "Провидение
господне", куда его приглашал Хинкс; там они угощали друг дружку пивом,  и
мистер Полли старался изо всех сил скрыть  свое  полнейшее  невежество  по
части лошадей, пока Хинкс не  стал  принуждать  его  играть  в  бильярд  и
заключать пари.
   Тогда мистер Полли стал избегать Хинкса, а Хинкс  стал  всем  говорить,
что мистер Полли не мужчина, а тряпка.
   Он, однако, не прекратил совсем знакомства с  мистером  Полли.  Завидев
его у дверей лавки, он всякий раз подходил к нему  и  заводил  разговор  о
спорте,  женщинах,  кулачных  боях  и  мужской  гордости  с  видом  такого
превосходства, что очень  скоро  мистер  Полли  начинал  чувствовать  себя
жалким подобием человека, стоящим на самой низшей ступени развития,  почти
что не мужчиной.
   Он утешал себя тем, что, взяв в поверенные Распера,  торговца  скобяным
товаром, придумывал прозвища для  мистера  Хинкса,  высмеивал  его  манеру
одеваться. Он  называл  Хинкса  "карьеристом  в  клеточку"  и  "нешуточным
шутом". Такие прозвища  имеют  обыкновение  распространяться  с  быстротой
молнии.
   Однажды мистер Полли стоял, как всегда, у дверей своей лавки и  скучал,
как вдруг на улице появился Хинкс; он остановился и посмотрел  на  мистера
Полли странным, не предвещающим ничего доброго взглядом.
   Мистер Полли помахал рукой, изображая несколько запоздалое приветствие.
   Мистер Хинкс сплюнул на землю и продолжал смотреть  на  мистера  Полли.
Потом, нахмурившись, как черная туча, подошел к мистеру Полли, остановился
и проговорил сквозь зубы приглушенным тоном:
   - До меня дошло, что ты своим грязным языком Треплешь мое имя.
   Мистер Полли вдруг потерял присутствие духа.
   - Ничего не знаю, - пролепетал он.
   - Так ты ничего не знаешь, гнусная  тварь?  Зато  я  знаю.  Слишком  ты
распустил свой грязный язык!
   - Первый раз слышу, - отозвался мистер Полли.
   - Он первый раз слышит, каналья! Будто и не  он  трепал  своим  длинным
языком. Получишь от меня в глаз. Понял?
   Мистер Хинкс холодно, но с неослабевающей  решимостью  следил  за  тем,
какой эффект производят его слова. Потом опять сплюнул.
   - Тебе понятно, что я говорю? - рявкнул он.
   - Что-то я ничего такого не помню... - начал было мистер Полли.
   - Он не помнит! Так я тебе напомню. Слишком стал забываться! А  это  ты
видал?
   И  мистер  Хинкс,  бесцеремонно  поднеся  веснушчатый  кулак  необычных
размеров и увесистости к самому лицу  мистера  Полли,  чтобы  тот  получше
разглядел его или понюхал, повертел им в разные стороны, слегка  потряс  и
спрятал в карман, как будто хотел приберечь его для будущего употребления,
а потом медленно и настороженно  стал  отступать  и,  резко  повернувшись,
ушел, прекратив с тех пор с мистером  Полли  всякие,  даже  чисто  внешние
приятельские отношения.


   Мало-помалу мистер Полли перессорился со всеми своими соседями, поэтому
пришел день, когда у него не осталось ни одного  приятеля,  и  одиночество
сделало  невыносимым  даже  стояние  у  дверей.  Лавочники   вокруг   него
банкротились один за другим, появлялись  новые  лица,  завязывались  новые
знакомства, но рано или поздно  вспыхивала  вражда,  назревало  неизбежное
столкновение; оно было  следствием  того  раздражения,  которое  постоянно
испытывали все эти плохо питающиеся, живущие в скверных  домах,  умирающие
от скуки, вечно недовольные люди. Одно сознание того, что этих людей  надо
видеть каждый день, что от них некуда деваться, делало их невыносимыми для
мистера Полли, характер которого становился все раздражительней.
   Среди других лавочников на Хай-стрит жил  некто  Чаффлз,  бакалейщик  -
маленький, волосатый, молчаливый, с твердым  характером  человек,  имевший
несколько жен, о котором шла по  городу  дурная  молва  из-за  скандальной
истории  с  сестрой  его  жены   и   который,   несмотря   на   это,   был
абсолютно-неинтересным человеком; был еще старик Тонкс, тоже бакалейщик, у
которого была еще более дряхлая, дышащая на ладан  жена.  Эта  супружеская
пара отличалась редким благочестием. Тонкс обанкротился, его лавка перешла
к Национальной компании пищевых продуктов, и заведовать  ею  стал  молодой
человек, очень похожий на лисицу, с той только разницей, что он  не  лаял.
Игрушечная  лавка,  где  торговали  и  сластями,  принадлежала  старухе  с
отталкивающими манерами, ей же принадлежала и рыбная лавка в конце  улицы.
Торговец берлинской шерстью  обанкротился,  его  лавка  сперва  перешла  к
газетчику, потом к  галантерейщику,  в  конце  концов  в  ней  обосновался
торговец канцелярскими товарами;  три  лавки  в  конце  улицы  то  и  дело
попадали  в  тиски  несостоятельности,  и  там  поочередно  возникали   то
велосипедная мастерская с магазином, то граммофонная  лавка,  то  табачный
магазинчик, то мелочная лавка, потом там поселились сапожник,  зеленщик  и
даже открылся кинематограф, но никто из новых  хозяев  не  стал  приятелем
мистера Полли.
   Эти искатели приключений в области коммерции были  все  в  большей  или
меньшей степени люди отчаявшиеся, плывущие по воле волн.  Еще  в  Фишбурне
были  два  молочника,  которые  поссорились  когда-то   из-за   отцовского
наследства и теперь враждовали друг с другом. Один был глухой и поэтому не
представлял интереса для  мистера  Полли,  другой  -  человек  спортивного
склада - имел врожденную антипатию к  красному  словцу  и  держал  сторону
Хинкса. Так что много о нем говорить нечего. Вокруг мистера Полли были все
неинтересные, чуждые по духу люди или даже такие,  кто  питал  откровенную
вражду и ненависть к нему; заколдованный  круг  подозрительных,  замкнутых
мизантропов - таково было общество, которое, как мистеру  Полли  казалось,
окружало его. Яды, накапливающиеся  в  организме,  отравляли  для  мистера
Полли мир, в котором он жил.
   Надо еще упомянуть виноторговца Бумера и аптекаря Тэшингфорда,  которые
были гордецами и не желали водить знакомство с мистером Полли. Они никогда
с ним не ссорились, но с самого начала поставили себя так, будто  ссора  в
действительности имела место.
   Вместе с усиливающимся недугом мистера Полли, вместе с тем, что он  все
больше и больше становился ареной военных действий бродивших  внутри  него
пищи и вредных соков, росла его ненависть к соседям, так  что  скоро  ему,
как говорится, стал ненавистен даже самый их вид. Каждый день, каждый  год
они оставались  все  теми  же,  являя  собой  копию  мистера  Полли,  если
сравнивать состояние их  души  и  тела.  У  него  от  них  болела  голова,
разламывался затылок, опускались руки. Нечем было дышать.  Сердце  мистера
Полли окаменело.
   В послеобеденные часы он слонялся по лавке, ненавидя  свое  дело,  свой
дом, Мириэм, но не мог выйти  на  улицу,  потому  что  люто,  беспредельно
ненавидел своих соседей. Он боялся выйти из  дому:  насторожившиеся  окна,
враждебные, холодные взгляды за занавесками казались ему хуже Голгофы.
   Последняя его дружба была с  Распером,  торговцем  скобяными  товарами.
Распер снял лавку Уортингтона через три года после того, как мистер  Полли
поселился в Фишбурне. Это был  высокий,  худой,  нервный,  впечатлительный
человек, с головой, похожей на  яйцо,  поставленное  на  тупой  конец;  он
усердно читал газеты и журнал "Всеобщее обозрение" и когда-то  был  членом
одного литературного общества. У него был дефект неба, и на  первых  порах
каждое его слово, сопровождаемое странным щелканьем, как будто у Распера в
горле был скрыт щелкунчик или газомерный  прибор,  вызывало  восхищение  и
любопытство мистера Полли.
   Его литературные вкусы не  совсем  совпадали  с  литературными  вкусами
мистера Полли. Распер считал, что книги пишутся для того, чтобы дать выход
великим мыслям, и что искусство - это педагогика, разряженная в  сказочные
одежды;  он  не  чувствовал  красоты  слова,  не   обращал   внимания   на
художественные средства, но все-таки знал о том, что на  свете  существуют
книги. Он и в самом деле знал, что  книги  существуют,  ибо  был  напичкан
всевозможными идеями, которые любил длинно излагать и о  которых  говорил,
что - щелк - "это - плоды современной мысли", и был весьма озабочен  (хотя
в этом не  было  необходимости,  потому  что  сам  ничем  помочь  не  мог)
"благополучием - щелк - нации".
   Мистеру Полли его рассуждения - щелк - снились иногда во сне.
   Неугомонное воображение мистера Полли подсказало,  что  голова  мистера
Распера похожа на куриное яйцо больше всех когда-либо виденных  им  голов;
это сходство так преследовало его, что когда их споры становились чересчур
жаркими, он не мог удержаться и восклицал: "Эту мысль  надо  поварить  еще
немного! Пусть сварится  вкрутую!"  или  "Чтобы  сварилось  вкрутую,  надо
варить целых шесть  минут!"  Мистер  Распер,  разумеется,  не  мог  понять
тонкого намека, содержавшегося в этих замечаниях, но он скоро к ним привык
и стал относить их на счет эксцентричности мистера Полли. Долгое время эти
восклицания мистера Полли не мешали приятельским отношениям, но  именно  в
них таились семена будущего окончательного разрыва.
   Часто во время этой дружбы мистер  Полли  подходил  к  скобяной  лавке,
останавливался в дверях и спрашивал: "Ну как, старина, что  нового  родила
современная мысль?" И получал часовую порцию  новостей;  а  иногда  мистер
Распер заглядывал в лавку к мистеру Полли и говорил:  "Слыхали  -  щелк  -
последние новости?" И проводил в лавке приятеля целое утро.
   А потом мистер Распер женился. Сделал он это несколько необдуманно,  во
всяком случае, мистеру Полли  его  жена  казалась  абсолютно  неинтересной
женщиной. Холодок между ними установился с первой минуты водворения миссис
Распер в ее новом доме. Мистер  Полли  никак  не  мог  заставить  себя  не
видеть, что миссис Распер слишком гладко зачесывает назад волосы и что  ее
локти  чересчур  остры.  Страх  перед  тем,  что  с  его  языка   сорвется
неподходящее выражение - а подобные выражения так и роились в его мозгу, -
сковывал мистера Полли в ее присутствии, а ей казалось, что  мистер  Полли
замышляет против нее недоброе. Она решила, что  он  может  оказать  дурное
влияние на ее супруга, и взяла себе за правило, заслышав  его  разговор  с
Распером, появляться возле них.
   Однажды мистер Полли заспорил с мистером Распером об  опасности,  какую
являет собой Германия. Спор разгорался.
   - Я утверждаю - щелк - что они нападут на нас, - говорил мистер Распер.
   - Не будет этого. В Вильгельме нет ничего от Ксеркса.
   - Вот увидите, старина!
   - Никогда я этого не увижу!
   - Не пройдет и п