Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
. Мистеру Полли выпала
обязанность разрезать грудинку, кроме того, он каждую минуту должен был
вскакивать с места, чтобы пропускать прислуживающую за столом Бесси,
поэтому в течение всех поминок ему так и не удалось предаться размышлениям
о бренности всего земного, даже если бы между миссис Ларкинс и дядюшкой
Пентстемоном не вспыхнула перепалка о воспитании молодых девиц в наше
время, грозившая одно мгновение, несмотря на увещевания мистера Джонсона,
нарушить плавный ход печального обряда.
Вот что осталось в памяти мистера Полли от этого поминального обеда.
По правую руку от него миссис Пант говорит учтивым полушепотом:
- Я вижу, мистер Полли, вы и не подумали вскрыть вашего бедного
папочку.
Сидящая слева дама обращается к нему:
- Мы с Грейс вспоминаем незабвенные дни далекого прошлого.
Мистер Полли спешит ответить миссис Пант:
- Мне как-то это не пришло в голову. Не хотите ли еще грудинки?
Голос слева:
- Мы с Грейс сидели за одной партой. Нас тогда называли Розочка и
Бутончик.
Миссис Пант вдруг взрывается:
- Вилли, ты проглотишь вилку! - И прибавляет, обращаясь к мистеру
Полли: - У меня как-то квартировал один студент-медик...
Слева нежный голосок:
- Еще ветчинки, Альфред? Я вам так мало положила.
За стулом мистера Полли появляется Бесси и пытается изо всех сил
протиснуться между спинкой стула и стеной. Мистер Полли галантно приходит
ей на помощь.
- Никак не пройти? Подождите, я немного подвину стул. Вот так. Теперь
все в порядке? Отлично!
Дама слева отважно продолжает рассказывать, невзирая на то, слушают ее
или нет; а миссис Джонсон рядом с ней, по обыкновению, сияет.
- Вы бы видели, с каким гордым видом она сидела на уроках! И чего
только не проделывала! Кто ее знает теперь, никогда бы не поверил. То
вдруг начнет передразнивать классную даму...
Миссис Пант продолжает свое:
- Содержимое желудка должно быть обязательно исследовано...
Голос миссис Джонсон:
- Альфред, передайте, пожалуйста, горчицу!
Мириэм, перегнувшись через стол:
- Альфред!
Голос соседки слева:
- А один раз нас всех из-за нее оставили без обеда. Подумайте, какой
ужас, всю школу!
Мириэм, более настойчиво:
- Альфред!
Дядюшка Пентстемон сердито возвышает голос:
- Я бы и сейчас ее выдрал, если бы она испортила мои грядки! Шкодливая
тварь!
Мириэм, поймав наконец взгляд мистера Полли:
- Альфред, моя соседка бывала в Кентербери, я ей рассказала, что вы там
жили.
Мистер Полли:
- Рад слышать!
Соседка Мириэм, почти крича:
- Мне он очень нравится!
Миссис Ларкинс, тоже возвышая голос!
- Я никому не позволю, ни старому, ни малому, оскорблять моих дочерей!
Хлоп! В потолок летит пробка.
Мистер Джонсон, как бы между прочим:
- Дело не в пиве, оно совсем некрепкое. Просто в комнате очень жарко.
Бесси:
- Простите, пожалуйста, мне опять надо пройти... - Она бормочет еще
что-то, но ее слова тонут в общем шуме.
Мистер Полли встает, двигает стул, опять садится.
- Ну как? Отлично?
Ножи и вилки, вступив, по-видимому, между собой в тайное соглашение,
начинают вдруг хором звенеть, стучать, визжать, заглушая все остальные
звуки.
- Никто не имел никакого представления, отчего он умер... Вилли, не
набивай рот! Ты что, куда-нибудь торопишься? Боишься опоздать на поезд?
- Помнишь, Грейс, как однажды на уроках чистописания...
- Прекрасные девочки, ни у кого никогда таких не было...
Тоненький, ясный, сладкий голосок миссис Джонсон:
- Гарольд, нельзя ли миссис Ларкинс еще кусочек цыпленка?
Мистер Полли, оценив ситуацию:
- Не хотите ли грудинки, миссис Ларкинс?
Поймав взгляд дядюшки Пентстемона, предлагает и тому:
- Может, вам еще кусочек, дядюшка?
- Альфред!
Дядюшка Пентстемон громко икает, на мгновение воцаряется тишина,
нарушаемая хихиканьем Энни.
А над ухом мистера Полли звучит неумолимо и монотонно:
- Пришел другой доктор и сказал: "Все надо вынуть и положить в спирт,
абсолютно все!"
Вилли громко чавкает.
Рассказ, доносящийся слева, достигает своего апогея.
- "Девицы, - говорит нам она, - окуните в чернила перья и выньте оттуда
носы!"
- Альфред! - слышен требовательный голос.
- Некоторые люди, как собаки, любят бросаться на чужих детей. Своих-то
нет, хотя две жены было, да померли обе, бедняжки, не выдержали...
Мистер Джонсон, стараясь отвратить бурю:
- Не надо поминать плохое в такой день...
- Поминай не поминай, а и дюжина бы не выдержала, все сошли бы в
могилу.
- Альфред! - надрывается Мириэм.
- Если подавишься, больше ничего не получишь. Ни кусочка. И пудинга не
дам.
- Целую неделю вся школа была без обеда, целую неделю!
Мистер Полли, почувствовав, что рассказ подходит к концу, делает вид,
что очень заинтересовался.
- Подумать только! - восклицает он.
- Альфред! - кричит во весь голос Мириэм, потеряв надежду, что ее
услышат.
- И что бы вы думали? Они все-таки нашли причину смерти. Ключ от
комода. Зачем он его проглотил?
- Нельзя допускать, чтобы кто-нибудь бросался на людей!
- А кто же это, по-вашему, бросается?
- Альфред, моя соседка хочет знать, Проссеры еще живут в Кентербери?
- Я никогда никому ничего плохого не делала! Комара не убью...
- Альфред! Не кажется ли вам, что вы слишком заняты своей грудинкой?
И все в том же духе чуть ли не целый час.
Мистеру Полли было тогда и смешно и неловко, но ел он тем не менее с
аппетитом все, что ему подкладывали. Однако через час с четвертью - но еще
задолго до конца поминок, - когда компания за столом зашевелилась, стали
отодвигать тарелки и вставать с мест, потягиваясь и вздыхая, мистер Полли
почувствовал, что его доброе расположение духа сменяется глухим
раздражением и унынием, что было, конечно, следствием зарождавшейся
диспепсии.
Он стоял между вешалкой и окном - ставни были открыты - в окружении
девиц Ларкинс. Мистер Полли изо всех сил старался отогнать подступавшую
тоску и, увидев на руке Энни два кольца, пустился высказывать всякие
остроумные предположения.
- Это не обручальные кольца, - кокетливо возражала ему Энни. - Я
выиграла их по лотерейному билету.
- Лотерейный билет в брюках, надо полагать? - заметил мистер Полли,
вызвав целую бурю смеха.
- Чего только он не придумает! - пискнула Минни, хлопнув мистера Полли
по плечу.
И в эту минуту он вдруг вспомнил то, что ему никак не полагалось
забывать.
- Господи помилуй! - воскликнул он, сразу посерьезнев.
- Что случилось? - спросил его мистер Джонсон, оказавшийся поблизости.
- Я должен был вернуться на службу в магазин еще три дня назад.
Представляю, какой они поднимут шум!
- Нет, он просто прелесть! - взвизгивая, захохотала Энни, как будто
обрадовалась пришедшей ей в голову приятной мысли: - Так они же вас
вытурят!
Мистер Полли, состроив гримасу, передразнил Энни.
- Нет, он нас уморит! - едва выговорила та сквозь смех. - Я уверена,
что ему наплевать на них!
Несколько сбитый с толку весельем Энни и выражением ужаса на лице
Мириэм, мистер Полли, пробормотав извинения, шмыгнул в кухню, а оттуда
через мойку - в садик. Свежий воздух и мелкий, моросящий дождь принесли
ему минутное облегчение. Но черный сплин, порожденный приступом диспепсии,
взял верх. Непроглядный мрак окутал его душу. Он ходил, засунув руки в
карманы, между грядок гороха, и страшно, необъяснимо с точки зрения
здравого смысла тосковал о своем умершем отце. Шум, суматоха поминального
обеда, противоречивые эмоции, которые обед в нем вызвал, - все отошло на
задний план. Он видел сейчас перед собой отца, рассерженного,
разгоряченного, как он тащил по узкой лестнице несчастную тахту, пиная ее,
проклиная на чем свет стоит. И вот теперь этот человек лежит неподвижно на
самом дне глубокой прямоугольной ямы, рядом с ней холмик земли, который
вот-вот сокроет его навеки. Какой покой! Какая непостижимая тайна! И
нескончаемое раскаяние!
И вдруг в сердце мистера Полли вспыхнула безумная ненависть ко всем
этим людям, ко всем до единого.
- Жалкие смехачи с куриными мозгами! - прошептал мистер Полли.
Он подошел к забору, облокотился на него и стал смотреть вдаль. Так он
стоял долго. Из дома вдруг донеслись громкие голоса, потом опять стало
тихо. Миссис Джонсон позвала Бесси.
- Любители упражнять голосовые связки! - разразился мистер Полли. -
Охотники до похоронных игр! О, его вы этим не обидите! Ему нет дела до
вас!..
Долгое время никто не замечал отсутствия мистера Полли.
Когда он наконец появился в гостиной, глаза у него горели мрачным
огнем, но никто на это не обратил внимания. Гости поглядывали на часы,
всеведущий Джонсон сообщал расписание поездов. О мистере Полли вспомнили
только а последний момент, когда стали прощаться. Каждый сказал ему
несколько прочувствованных слов. Только дядюшка Пентстемон ничего не
сказал: его совсем расстроило исчезновение корзинки. Он был уверен, что ее
засунули подальше умышленно, с намерением присвоить себе. Миссис Джонсон
пыталась дать ему взамен другую, точно такую же, но он с негодованием ее
отверг: его корзинка была несравненно лучше, у нее одна ручка была
скреплена веревкой, он сам ее починял, сделав это очень искусным и
оригинальным способом, известным только ему одному. Так что попытку миссис
Джонсон навязать ему другую корзину он расценил как самое беззастенчивое
нахальство, на которое миссис Джонсон отважилась, уповая только на его
преклонные годы и склероз. Мистер Полли опять попал в распоряжение девиц
Ларкинс. Кузина Минни, забыв всякий стыд, целовала его без конца и даже
объявила, что ехать домой еще рано. Кузина Мириэм нашла поведение сестрицы
глупым и, поймав взгляд мистера Полли, сочувственно ему улыбнулась. Кузина
Энни перестала хихикать, расчувствовалась и сказала проникновенно, что
похороны доставили ей такое удовольствие, что словами описать невозможно.
5. ЛЮБОВЬ
Мистер Полли возвращался после похорон отца в Клэпем, готовый к самому
худшему, так что известие об увольнении не застало его врасплох.
- Вы просто несколько опередили меня, - сказал он вежливо.
Вечером в спальне он объяснял своим бывшим сослуживцам, что решил
немного отдохнуть перед тем, как заняться поисками нового места; но о
полученном наследстве никому не сказал ни слова, вероятно, унаследовав от
отца также и некоторую скрытность.
- Это тебе удастся как нельзя лучше, - заметил Аскоф, старший приказчик
из обувного отдела. - Теперь это модно. Шесть недель на прелестной улице
Вуд-стриг! У них там, говорят, есть отделение туризма...
"Немного отдохнуть" - вот что первое пришло в голову мистера Полли,
когда он освоился наконец с мыслью о свалившемся на него богатстве.
Путешествия - вот что такое, по его мнению, была настоящая жизнь, все
остальное - жалкое прозябание. И теперь он может позволить себе немного
отдохнуть. У него есть деньги, чтобы купить билет на поезд, чтобы
остановиться в гостинице, не думать о куске хлеба. Но ему хотелось бы
отдохнуть в чьем-нибудь обществе.
Сперва он лелеял надежду разыскать Парсонса, уговорить его бросить
службу и отправиться с ним в Стрэтфорд-на-Эйвоне и Шрюсбери, побродить в
горах Уэльса и по берегам реки Уай, побывать во множестве других таких же
мест - словом, пожить целый месяц веселой, беззаботной, бездумной жизнью.
Но, увы! Парсонс больше не работал в галантерейной лавке возле собора
святого Павла, он ушел оттуда, не оставив адреса.
Мистер Полли попытался было уговорить себя, что и одному путешествовать
не так уж плохо, но из этого ничего не вышло. Он мечтал о случайных
дорожных встречах с интересными людьми, о романтических знакомствах.
Подобные вещи случались у Чосера, у Боккаччо, и буквально на каждом шагу в
очень вредном романе Ричарда Ле Гальена "Поиски золотой девы", который он
прочитал в Кентербери. Но ему не верилось, что такое может случиться в
Англии, с ним.
Когда месяц спустя он захлопнул наконец за собой дверь клэпемского
Пассажа и очутился на залитой солнцем лондонской улице, у него закружилась
голова от нахлынувшего на него чувства свободы, но он не совершил ничего
из ряда вон выходящего, а только сел в первый попавшийся кэб и приказал
кучеру отвезти его на вокзал Ватерлоо, где немедля купил билет на
исвудский поезд.
Он хотел... Чего же все-таки он хотел от жизни? Мне кажется, больше
всего на свете ему хотелось быть среди друзей. Он уже истратил фунт или
два, устраивая пирушки для своих бывших коллег, - небольшие ужины, что ли,
а в одно из воскресений веселая, галдящая компания во главе с важным и
счастливым организатором отправилась на прогулку через Уэндсвортскую и
Уимблдонскую пустоши в Ричмонд, где их ждало вкуснейшее холодное мясо,
салат и превосходный пунш! Пунш! А мистера Полли, само собой разумеется,
соответствующий счет. Но в тот день, когда мистер Полли покидал Лондон,
все его приятели томились за прилавками, и он отправился в Исвуд один, с
баулом в одной руке и портпледом в другой; в купе, кроме него, никого не
было, он стоял у окна и смотрел на мир, в котором каждый человек, который
мог бы стать его другом и спутником, или трудился, в поте лица добывая
хлеб свой, или искал возможности трудиться, одержимый одним отчаянным
стремлением - во что бы то ни стало найти работу. Он глядел из окна на
дороги пригорода, на ряды одинаковых домиков, которые либо сдавались
жаждущими жильцов хозяевами, либо были населены малообщительными,
неинтересными людьми, погруженными в свои дела и заботы. Около Уимблдона
проехали площадку для гольфа; два пожилых джентльмена, которые могли бы,
если бы только захотели, стать свободными, как ветер, с великим усердием и
сосредоточенностью примеряли головки клюшек к мячам, чтобы удар получился
сильный и точный. Мистер Полли не мог их понять.
Вдоль шоссе - обратил внимание мистер Полли, хотя проезжал здесь сотни
раз, - тянулись изгороди: то крепкий частокол, то чугунная ограда, то
аккуратно подстриженная живая изгородь. И он подумал, что в других странах
дороги, наверное, не огораживают, и они манят путника своей свободой и
естественностью. Пожалуй, лучше всего путешествовать за границей, решил
мистер Полли.
И пока он стоит и смотрит на убегающие за окном изгороди, дороги, дома,
в его памяти оживает полузабытый сон: он видит на лесной дороге карету;
две дамы и два кавалера, красивые, в нарядных одеждах, танцуют старинный
танец с поклонами и приседаниями; им играет на скрипке бродячий музыкант.
Они ехали в карете в одну сторону, он шел себе потихоньку в другую. Они
встретились - и вот результат. Возможно, они явились прямо из счастливой
Телемской обители, в уставе которой было только одно правило: "Делай, что
хочешь". Кучер распряг лошадей, и они мирно пасутся в стороне; сам он
сидит на камне и хлопает в ладоши, отбивая такт, а скрипач все играет.
Солнечный свет кое-где пробивается сквозь пышные кроны деревьев, трава в
лесу, высокая и густая, пестреет бледно-желтыми нарциссами, а на зеленом
лугу, где танцуют дамы и кавалеры, рассыпаны белые звездочки маргариток.
Мистер Полли - простая душа! - твердо верил, что такие вещи случаются в
жизни. Только почему Же с ним никогда ничего такого не было? - спрашивал
он себя с изумлением. Может быть, это случается на юге Англии, а может, в
Италии? Или, может, это бывало сто лет назад и теперь уже не бывает? А
вернее всего, это случается и сейчас за каждым углом, только в те дни и
часы, когда все добропорядочные мистеры Полли сидят по своим лавкам и
магазинам. Так, мечтая о всяких чудесах до боли в сердце, мистер Полли
трясся в пригородном поезде, приближаясь к дому рассудительного мистера
Джонсона и его жизнерадостной и гостеприимной супруги.
Мистер Полли перевел свою беспокойную жажду счастья на
Гарольд-Джонсоновский язык, сказав своему кузену, что ему необходимо
хорошенько осмотреться, прежде чем начать новую жизнь. Мистер Джонсон это
одобрил. Было решено, что мистер Полли поселится пока у Джонсонов в своей
бывшей комнате и будет платить за обеды восемнадцать шиллингов в неделю.
На следующее утро мистер Полли вышел из дому пораньше и скоро вернулся с
покупкой - новеньким велосипедом; он уже и место присмотрел, где можно
учиться ездить на велосипеде, - тихую улочку, посыпанную песком, которая
начиналась сразу же за домом мистера Джонсона. Но из гуманных соображений
задернем над мистером Полли занавес на то время, пока он учится езде на
велосипеде.
Кроме того, мистер Полли купил несколько книг: конечно, своего любимого
Рабле, "Арабские сказки", сочинения Стерна, кипу "Блэквудских рассказов",
все это он купил за дешевую цену в лавке букиниста, пьесы Вильяма
Шекспира, "Дорогу в Рим" Беллока - тоже у букиниста, разрозненный том
"Странствий пилигрима" Сэмюеля Пэрчеса и "Жизнь и смерть Ясона".
- Лучше было бы купить хорошее руководство по бухгалтерии, -
наставительно заметил мистер Джонсон, перелистывая мудреные страницы.
Запоздалая весна, чтобы наверстать упущенное, надвигалась семимильными
шагами. Потоки солнечного света заливали землю, пьянящие ветры овевали ее,
караваны облаков, похожих на башни, плыли по синим просторам небесного
океана, спеша исполнить великую миссию. Очень скоро мистер Полли уже
ездил, правда, не совсем уверенно, на своем велосипеде по незнакомым
дорогам Серрея, всякий раз загадывая, что начнется за следующим поворотом,
любуясь цветущим терновником и тщетно выискивая белые цветы майского
боярышника. Он был удивлен и раздосадован, как, впрочем, многие другие
доверчивые люди, обнаружив, что в начале мая никакого майского боярышника
и в помине нет.
Он никогда не ездил с одной и той же скоростью, как делают
благоразумные люди, наметившие путь заранее и старающиеся приехать на
место в срок. Мистер Полли ездил то быстро, то медленно и всегда с таким
видом, будто он ищет что-то очень важное, чье отсутствие хотя и не
нарушает очарования весны, но делает ее чуточку менее волшебной. Иногда он
бывал так безумно счастлив, что пел или насвистывал что-нибудь; иногда его
охватывала легкая грусть, но от нее не болело сердце. Его диспепсия под
действием свежего воздуха и физических упражнений прошла; и было так
приятно гулять вечерами с мистером Джонсоном по саду и обсуждать планы на
будущее. У Джонсона было полно всяких идей. Более того: мистер Полли
неплохо изучил дорогу в Стэмтон - новый пригород Исвуда, и как только ноги
у его велосипеда достаточно выросли, он, покорный закону неизбежности,
устремился в дальнюю улочку Стэмтона, где проживали в одном из маленьких
домиков сестры Ларкинс.
Там его встретили с необычайным восторгом.
Улица, на которой жили Ларкинсы, была узкой и грязной, - небольшой
тупичок, по обеим сторонам которого лепились крохотные домики с
полукруглыми окнами, коричневыми облезлыми дверями и черными дверными
молотками. Он приставил свой новенький велосипед к окну, постучал и стал
ждать; в черном саржевом костюме и новой соломенной шляпе он чувствовал,
что производит приятное впечатление человека процветающего. Дверь отворила
кузина Мириэм. На ней было голубое ситцевое платье, придававшее ее смуглой
коже теплый оттенок, и хотя вот-вот могло пробить четыре часа пополудни,
рукава ее платья, как бывает, когда