го. Но он не
хотел ничего слушать и, чтобы отделаться от нее, запер девушку в сарае,  а
сам ушел.
     Элси потребовалось немало времени, чтобы выбраться,  но  она,  решив,
что он отправился в Грейндж, пошла туда прямо через поля. Подходя  к  тому
самому полю, где потом разыгралась трагедия, она уже думала, что ошиблась.
Вероятно, Дэвид лежал, прячась. Увидела она его, когда  он  уже  встал  из
укрытия и прицеливался. Прогремел выстрел. Пока  она  к  нему  бежала,  он
повернул ружье дулом к себе и нажал на спусковой крючок.
     Зиллейби  некоторое  время  пребывал  в  глубоком   раздумье,   потом
пробудился:
     - С точки зрения полиции -  дело  чистое.  Дэвид  считает,  что  Дети
виновны в смерти его брата, убивает из мести одного из них, а затем, чтобы
избежать наказания, стреляется сам. Ясное  дело  -  человек  с  нарушенной
психикой... Что же еще может увидеть тут "здравомыслящий"?
     - Еще недавно я был настроен весьма скептически, - признался я, -  но
только не теперь. Как этот мальчишка  смотрел  на  нас!  Уверен,  какое-то
мгновение он думал, что виновен кто-то из нас  двоих,  пока  не  пришел  к
выводу, что это невозможно. Словами свое ощущение я передать не могу Но те
секунды, пока  оно  длилось,  мне  запомнились  как  бесконечное  ощущение
леденящего ужаса. Ты тоже чувствовал что-нибудь в этом роде? - спросил  я,
обращаясь к Бернарду.
     Он кивнул:
     -  Какую-то  странную  слабость,  будто  ты  растекаешься   в   нечто
желеобразное, - согласился он. - И тоскливый холод...
     - Это было как-будто... - я  замолчал,  вдруг  припомнив  кое-что.  -
Господи! Все эти дела так задурили мне голову, что я забыл сказать полиции
о раненом мальчике. Нам надо вызвать "скорую" в Грейндж.
     Зиллейби отрицательно покачал головой.
     - У них там есть в штате собственный врач, -  сказал  он  нам.  Почти
минуту он о чем-то размышлял в установившейся  тишине,  потом  вздохнул  и
опять покачал головой. - Не нравятся мне эти дела,  полковник.  Совсем  не
нравятся. Как вы думаете, я не ошибусь, сказав, что именно так  начинается
кровная месть?



                          17. МИДВИЧ ПРОТЕСТУЕТ

     Начало ужина в Кайл-Мэноре задержали, чтобы Бернард и  я  могли  дать
показания полиции, и, к тому времени, когда мы с этим покончили, я здорово
проголодался. Я был очень признателен обоим  Зиллейби  за  их  предложение
устроить нас с Бернардом на  ночь  у  себя.  Стрельба  заставила  Бернарда
отказаться от намерения вернуться в Лондон. Он решил остаться  поблизости,
если уж не в самом Мидвиче, то никак не дальше Трайна, так  что,  если  не
остаться с ним, у меня была альтернатива - пуститься  в  длинный  путь  по
железной дороге. Кроме того, я чувствовал, что мой скепсис по отношению  к
Зиллейби  днем  почти  граничил  с  грубостью,   и   я   с   удовольствием
воспользовался бы шансом загладить свою вину.
     Я попивал бренди, чувствуя себя немного не в своей  тарелке.  "Ты  не
можешь, - говорил я себе, - оспорить ни существования Детей, ни наличия  у
них необыкновенных качеств. И поскольку  такие  качества  реальны,  должно
быть какое-то реалистичное их объяснение. Ни одна из твоих  общепризнанных
концепций таких объяснений не дает. Поэтому если  когда-нибудь  объяснения
будут найдены, то какими бы неприемлемыми они тебе лично ни казались,  они
будут основываться  на  принципах  и  концепциях,  которых  ты  сейчас  не
приемлешь. Помни это и прячь поглубже  свои  инстинктивные  предубеждения,
когда они снова вылезут на поверхность".
     За ужином, однако, мне не пришлось так уж свирепо  грызть  себя.  Оба
Зиллейби,  понимая,  что  мы  прошли  через  испытания,   которых   вполне
достаточно для одного дня, изо всех сил старались направлять  разговор  на
темы, далекие от Мидвича. У Бернарда был отсутствующий вид,  но  я  высоко
оценил их такт и закончил ужин, слушая  рассуждения  Зиллейби  о  причинах
синусоидального характера развития моды и формы и необходимости  перерывов
в политике социальной жесткости, дабы  сдерживать  разрушительную  энергию
новых поколений. Эти разговоры привели меня к  концу  ужина  в  совершенно
уравновешенное состояние духа.
     Однако не успели мы  перебраться  в  гостиную,  как  острые  проблемы
Мидвича тут же вторглись к нам, возникнув в образе  зашедшего  к  Зиллейби
мистера  Либоди.  Преподобный  Губерт  выглядел  очень   встревоженным   и
показался мне более постаревшим, чем это можно было  объяснить  прошедшими
восемью годами.
     Анжела Зиллейби велела принести еще один прибор и  налила  ему  чашку
кофе. Попытки Либоди поддержать обычный застольный разговор, пока  он  пил
кофе, были героичны, но не долги: пустую чашку он отставил с таким  видом,
что стало ясно - больше он уже не в состоянии сдерживаться.
     - Что-то, - объяснил он нам, - что-то следует предпринять.
     Зиллейби задумчиво посмотрел на викария.
     - Мой дорогой викарий, - напомнил он мягко, - каждый из  нас  говорит
это уже много лет.
     - Я имею в виду немедленные и решительные действия.  Мы  сделали  что
могли, чтобы найти для Детей место в обществе и  сохранить  вид  какого-то
равновесия. Учитывая обстоятельства, думаю, нам все же удалось это не  так
уж плохо, и все же сделанное было всего лишь  паллиативом,  импровизацией,
эмпирикой. Дальше так продолжаться не может. Нам необходим кодекс  правил,
который будет определять поведение Детей, и меры, при помощи  которых  они
могут быть привлечены к ответственности перед законом точно  так  же,  как
привлекают к  ней  нас  самих.  Если  закон  оказывается  не  в  состоянии
обеспечить соблюдение правосудия, его начинают презирать, и люди  понимают
- ничто не может обеспечить им спокойствие и защиту, кроме  мести.  Именно
это произошло сегодня, и, даже если мы выйдем  из  нынешнего  кризиса  без
серьезных потерь, следующий  кризис  неизбежен  и  наступит  очень  скоро.
Властям не следует прибегать к таким правовым формам, которые  завершаются
вынесением вердиктов, являющихся для всех заведомо ложью. Сегодня днем был
вынесен вердикт, который иначе как фарсом не назовешь. Никто в деревне  не
сомневается, что расследование смерти  Дэвида  Паули  обернется  таким  же
фарсом. Поэтому нам необходимо немедленно предпринять такие шаги,  которые
поставят Детей в рамки закона до того,  как  начнутся  еще  более  крупные
беспорядки.
     - Мы ведь предвидели,  как  вы  помните,  трудности  такого  рода,  -
напомнил  ему  Зиллейби,  -  и  по   этому   поводу   послали   меморандум
присутствующему здесь полковнику. Должен признаться,  что  мы  не  ожидали
столь мрачных событий, но указали на  желательность  мер  и  средств,  кои
обеспечили бы подчинение Детей обычным общественным и правовым  нормам.  И
что же? Вы, полковник, передали меморандум в  более  высокие  сферы,  и  в
должном  порядке  мы  получили  ответ,  признающий  правомерность   нашего
беспокойства и заверяющий нас, что заинтересованный департамент  полностью
доверяет специалистам по социальной психологии, присланным обучать Детей и
направлять их действия. Иными словами, власти сами  не  видят  средств,  с
помощью которых можно обеспечить контроль за действиями  Детей,  и  просто
надеются,  что  при  соответствующем  обучении  и  тренировке  критическая
ситуация не возникнет.
     И тут, должен сознаться, я сочувствую департаменту, так  как  сам  не
вижу, как можно заставить Детей подчиняться тем или  иным  правилам,  если
они не желают этого делать.
     Мистер Либоди захрустел  суставами  пальцев.  Выглядел  он  жалким  и
бессильным.
     - Но что-то же надо делать! - вновь и вновь повторял он. -  Произошли
ужасные события, доведшие напряженность до точки  кипения,  и  теперь  нам
угрожает взрыв, в любую минуту! Вот и сейчас  почти  все  мужчины  деревни
собрались в "Косе и камне". Никто  их  туда  специально  не  созывал.  Они
пришли в трактир по собственному почину а женщины в это  время  бегают  из
дома в дом, собираются группами, шепчутся. Мужчины-то всегда ждали  только
предлога, вроде сегодняшнего.
     - Предлога? - вмешался я. - Я не вполне понимаю...
     - Кукушата, - объяснил Зиллейби.  -  Неужели  вы  не  понимаете,  что
мужчины  с  самого  начала  невзлюбили  Детей?  Личина  доброжелательства,
которую они носили, - это ведь только ради  женщин.  Если  учитывать,  что
где-то в подсознании у мужчин накрепко застряла идея насилия, совершенного
над их женами, то такая личина  даже  делает  им  честь,  хотя,  возможно,
подобные чувства еще подкреплялись и личным опытом в духе  Гарримана,  что
заставило их страшиться Детей, как огня.
     Женщины - во всяком  случае,  большинство  -  чувствуют  себя  иначе.
Теперь они уже не сомневаются, что, с биологической точки зрения,  Дети  -
вовсе не их дети, но все женщины претерпели тяготы и муки,  вынашивая  их,
так что даже если они с отвращением относятся к  факту  имплантации  (а  с
некоторыми дело обстоит именно так), то все равно между женщинами и Детьми
существуют некие узы,  которые  не  могут  быть  так  просто  разорваны  и
позабыты. Есть и другие женщины - возьмите, например, мисс Огл. Даже  если
бы у Детей были рога, хвосты и раздвоенные копыта, мисс Огл, мисс  Лэмб  и
еще кое-кто все равно боготворили бы их. От мужчин же в  наилучшем  случае
можно ожидать лишь снисходительного терпения.
     - Все это очень сложно, - сказал мистер Либоди. - Тут ведь по  живому
режутся установившиеся семейные связи. Вряд ли найдется хоть один мужчина,
которому сам факт существования Детей не был бы  противен.  Мы  все  время
старались сглаживать острые углы, и, пожалуй,  только  этого  нам  удалось
добиться. А в глубине все время что-то тлело.
     - И вы думаете, что случай  с  этим  Паули  сыграет  роль  сквозняка,
раздувающего огонь?
     - Очень может быть. А если не этот случай, то какой-нибудь другой,  -
глухо сказал мистер Либоди. - Хоть бы  что-то  предпринять,  пока  еще  не
поздно.
     - Ничего не поделаешь, старина, - отозвался Зиллейби. - Я говорил вам
это и раньше, теперь пришло время убедиться в  моей  правоте;  Вы  творили
чудеса, стараясь добиться худого мира,  который  лучше  доброй  ссоры,  но
ничего прочного ни вы, ни мы сделать не смогли и не сможем, ибо инициатива
находится не в наших руках - она в руках Детей. Думаю,  я  понимаю  их  не
хуже любого другого.  Я  учил  их  и  изо  всех  сил  старался  понять  их
психологию еще с тех времен, когда они  были  ползунками,  но  практически
почти ничего не достиг; тот же результат у преподавателей в Грейндже, хотя
они всячески скрывают это из самолюбия. Мы  даже  не  можем  предвосхитить
реакцию Детей, ибо не понимаем - разве что в самом общем виде, - чего  они
хотят и о чем думают. Между прочим, а что  с  тем  парнишкой,  в  которого
стреляли? Ведь его состояние может  сыграть  ключевую  роль  в  дальнейшем
развитии событий.
     - Они не разрешили его увезти. Машину "скорой" отослали  обратно.  За
ним ухаживает доктор Андерби. Предстоит извлечь довольно  много  картечин,
но доктор думает, что все обойдется, - ответил викарий.
     - Надеюсь, что мнение доктора подтвердится. Если же нет -  боюсь,  на
нас обрушится кровавая вендетта, - отозвался Зиллейби.
     - У меня такое впечатление, что это уже случилось,  -  мрачно  заявил
мистер Либоди.
     - Пока еще нет, - стоял на своем Зиллейби. - Для  вендетты  требуются
две стороны, - пока же агрессия исходит только от деревни.
     - Уж не собираетесь ли вы отрицать тот  факт,  что  Дети  убили  двух
мальчиков Паули?
     - Не собираюсь. Но это не агрессия. У меня ведь есть  кое-какой  опыт
общения с Детьми. В первом случае их действия были автоматической реакцией
- ударом на удар, - когда был ранен один из них. Во втором  -  самозащита.
Не забывайте, что у Дэвида была двустволка, то есть один патрон в  запасе.
В обоих случаях реакция Детей была слишком жесткой, я согласен, но по сути
своей - это было ответное, а  не  преднамеренное  убийство.  Оба  раза  их
спровоцировали, а вовсе не они выступили в роли агрессора.  Если  говорить
по  правде,  то  именно  Дэвид  Паули  пытался  совершить   преднамеренное
убийство.
     - Если кто-то собьет вас машиной и вы убьете его за это, - воскликнул
викарий, - это, я полагаю, и будет предумышленным убийством, которое,  как
мне кажется, можно рассматривать и как провокацию. Ведь  Дэвид  Паули  был
спровоцирован. Он ждал от закона правосудия, но, когда закон  обманул  его
надежды, он взял отмщение в свои руки. Разве это предумышленное  убийство?
А не есть ли это попытка добиться справедливости?
     - Единственно, что можно утверждать с полным основанием,  -  это  то,
что здесь не было правосудия, - твердо стоял на своем Зиллейби. - Тут была
вендетта. Дэвид пытался убить одного из Детей, выбрав его наугад, за дело,
совершенное коллективом. Что  все  эти  инциденты  показывают  четко,  мой
дорогой викарий, так это то, что законы, разработанные одним видом существ
для удобства  этого  вида,  по  своей  природе  исходят  из  возможностей,
присущих данному виду и, значит, против видов с  другими  характеристиками
они применяться не могут.
     Викарий уныло покачал головой.
     - Не знаю, Зиллейби... Просто не знаю... Я в полной растерянности. Не
уверен даже в том, можно ли вообще кого-либо обвинять в убийстве Детей.
     Зиллейби вопросительно поднял брови.
     - "И решил Господь, - цитировал мистер Либоди, -  сотворить  человека
по образу и подобию своему". Хорошо. Но _к_т_о _ж_е_ тогда эти  Дети?  Кто
они такие? "Образ" не означает лишь внешнее сходство, иначе  любая  статуя
могла-бы   считаться   человеком.   Под   этим   словом    подразумевается
в_н_у_т_р_е_н_н_и_й_ образ -  дух,  душа.  Но  вы  доказали  мне,  и  ваши
доказательства были столь убедительны, что Дети  не  имеют  индивидуальной
души, что они обладают одной женской душой и одной мужской, причем  каждая
из них гораздо сильнее, чем мы можем себе представить, и каждая обитает  в
отдельных членах этих двух групп. Так что же они в таком  случае?  Они  не
могут быть тем, кого мы именуем человеком, так  как  их  внутренний  облик
совершенно иной. С genus homo [род человеческий (лат.)]  они  сходны  лишь
внешне, но не по своей внутренней природе. И поскольку они  принадлежат  к
другому роду,  а  убийство,  по  определению,  есть  уничтожение  кого-то,
принадлежащего к тому же роду, что  и  убийца,  то  может  ли  уничтожение
одного из "них" одним из "нас" считаться убийством? По-видимому, нет.
     Отсюда можно пойти и дальше. Поскольку они  не  попадают  под  запрет
убийства, то каково должно быть наше отношение к ним? Сейчас  мы  дали  им
привилегии подлинного homo sapiens [человек разумный (лат.)]. Правы ли мы,
поступая таким образом? Раз они относятся к совершенно другому роду, разве
мы не имеем законного права, а может быть, даже и долга бороться  с  ними,
чтобы защитить наш собственный род? В конце концов, если бы мы обнаружили,
что нам угрожают опасные дикие животные, наш  долг  был  бы  очевиден.  Не
знаю... Я уже сказал вам, что я в полном смятении...
     - Вы действительно растерялись, дорогой друг, - согласился  Зиллейби.
- Всего лишь несколько минут назад с жаром доказывали мне, что Дети  убили
обоих  мальчиков  Паули.  Если  рассматривать  эти  слова  в  свете  ваших
последних рассуждений, получается, что,  когда  они  уничтожают  нас,  это
предумышленное убийство, а когда их уничтожаем мы,  это  нечто  совершенно
иное. Любой юрист - гражданский или церковный,  безразлично,  -  нашел  бы
такое утверждение этически несостоятельным.
     Не могу полностью согласиться и с  вашей  аргументацией  в  отношении
"сходства". Если ваш Бог - есть Бог земной, тогда вы полностью правы, ибо,
невзирая на существующую оппозицию этому взгляду,  вряд  ли  сейчас  можно
отрицать, что Дети были каким-то путем внедрены к нам  извне.  Ведь  ясно,
что ниоткуда с Земли они появиться не могли. Но если, как я  понимаю,  ваш
Бог является Богом Вселенной, Богом всех солнц и всех планет, тогда должен
ли он иметь универсальный облик? Не  будет  ли  невероятным  тщеславием  с
нашей стороны полагать,  что  он  может  проявить  себя  только  в  форме,
присущей лишь нашей весьма захудалой планете? Наши с вами подходы к данной
проблеме могут, конечно, различаться, но...
     Зиллейби замолчал, прерванный на середине фразы громкими  голосами  в
холле, и вопросительно посмотрел на жену. Но прежде чем он или она  успели
встать, дверь внезапно распахнулась и на пороге возникла миссис  Брант.  С
взволнованным  восклицанием:  "Извините!",  обращенным  к  Зиллейби,   она
бросилась к мистеру Либоди и схватила его за рукав.
     - О, сэр! Нельзя терять ни минуты, - говорила она, задыхаясь.
     - Дорогая миссис Брант... - начал было он.
     - Вам надо идти, сэр, - перебила она его. - Они все пошли в  Грейндж!
Они хотят его сжечь! Вам надо их остановить!
     Мистер Либоди смотрел на нее в недоумении, а она все еще цеплялась за
его рукав.
     - Они уже пошли, - кричала она в отчаянии. - Вы должны остановить их,
викарий!  Должны!  Они  хотят   сжечь   Детей!   Торопитесь!   Пожалуйста,
поторопитесь!
     Мистер Либоди встал. Он повернулся к Анжеле Зиллейби:
     - Извините меня. Думаю, мне следует... - начал он, но  его  извинения
были прерваны миссис Брант, которая продолжала тянуть его к дверям.
     - Кто-нибудь известил полицию? - спросил Зиллейби.
     - Да... Нет... Не знаю... Полиция все равно не успеет... Ох, викарий,
да не копайтесь же вы! - вопила  миссис  Брант,  силой  вытягивая  его  за
порог.
     Мы - четверо - обменялись взглядами. Анжела быстро пересекла  комнату
и закрыла дверь.
     - Пойду-ка и я помогу ему, - сказал Бернард.
     -  Что  ж,  мы  тоже  можем  пригодиться,  -   согласился   Зиллейби,
обернувшись, а я сделал движение, чтобы присоединиться к ним.
     Анжела с решительным видом загородила дверь.
     - Нет! - сказала она твердо. - Если ты хочешь быть полезным -  вызови
полицию.
     - Это можешь сделать ты, дорогая, а мы пойдем...
     - Гордой! - заговорила она сурово, будто  делая  выговор  ребенку.  -
Остановись и подумай. Полковник Уэсткотт, вы можете принести больше вреда,
чем пользы. Здесь ведь хорошо известен ваш интерес к Детям.
     Мы стояли перед ней, удивленные и обескураженные.
     - Чего ты боишься, Анжела? - спросил Зиллейби.
     - Не знаю. Откуда  мне  знать?  Разве  того,  что  полковника  просто
линчуют.
     -  Но  происходящее  может  иметь  большое  значение,  -  протестовал
Зиллейби. - Мы знаем, что Дети могут  причинить  отдельным  людям,  и  мне
хотелось бы увидеть, какие действия они предпримут в отношении толпы. Если
допустить, что наши  представления  о  них  верны,  им  достаточно  только
пожелать - и  толпа  повернется  вспять,  кинется  прочь.  Было  бы  очень
интересно понаблюдать, как...
     -  Чепуха,  -  сказала  спокойно  Анжела  с  твердостью,  заставившей
Зиллейби дрогнуть. - Ты прекрасно знаешь, что их методы не таковы. Если бы
дело обстояло так, как ты говоришь, они просто заставили бы старшего Паули
остановить машину, а Дэвида - выпустить заряд из второго ствола в  воздух.
Но они этого не сделали. Они  никогда  не  довольствуются  предотвращением
поступка. Они всегда контратакуют.
     Зиллейби поморгал.
     - А ты ведь права, Анжела, -  сказал  он  с  удивлением.  -  Мне  это
никогда не приходило в голову. Их ответ всегда гораздо сильнее,  чем  того
требуют обстоятельства.
     - Да. И как бы они там ни обращались с толпой, я не хочу, чтобы среди
этой толпы был ты. Да и вы тоже, полковник, - добавила она, повернув  лицо
к Бернарду. - Вы нам еще пригодитесь, чтобы вытащить нас из того болота, в
котором мы оказались по вашей вине. Я очень рада, что вы здесь. Во  всяком
случае, на месте происшествия будет кто-то, к кому прислушаются наверху.
     - Но может быть, я мог бы понаблюдать...  хотя  бы  с  расстояния