по
типу обычных школ, но потом кто-то  сообразил,  что  в  этом  нет  никакой
надобности. Теперь на каждый урок ходит один мальчик  и  одна  девочка,  а
остальные через них узнают все то, о чем говорится на уроке. Таким образом
оказалось возможным одновременно вести не один урок,  а  несколько.  Можно
обучать  одновременно,  скажем,  шесть  пар  шести  разным  предметам,   а
остальные будут спокойно отсортировывать и поглощать  поступающие  знания,
так что все получается как надо.
     - Господи! Так  они,  должно  быть,  впитывают  в  себя  знания,  как
промокашка, при таких темпах обучения.
     - Вот именно. Кое у кого из учителей прямо мурашки по спинам бегут.
     - И все же вам как-то удается держать это в тайне?
     - На уровне масс - да. У нас  еще  до  сих  пор  сохраняется  в  силе
соглашение с прессой, да и сама история, с точки зрения газетчиков, уже не
имеет привкуса той сенсационности, которая  была  в  свое  время.  Что  до
ближайшего окружения Мидвича, то тут  потребовалась  некоторая  подпольная
подготовка. Репутация Мидвича никогда не блистала - мягко  говоря,  жители
соседних  селений  называли  мидвичцев  олухами.  Ну,  пришлось  приложить
усилия, чтобы репутация стала еще чернее. Сейчас в  ближайших  деревушках,
во всяком случае, так заверяет Зиллейби, на Мидвич смотрят  как  на  нечто
вроде сумасшедшего дома, только без решеток. Мидвичцы, как всем  известно,
пострадали от Потерянного дня, особенно Дети, о которых говорят, что  они,
"днем-ударенные", почти как "мешком-ударенные",  а  потому  так  умственно
деградировали,  что  наше   гуманное   правительство   сочло   необходимым
организовать для них спецшколу. Да-да, нам удалось создать ей имидж  школы
для умственно отсталых К ней  относятся  так  же,  как  в  обычных  семьях
относятся  к  родственнику-психопату.  Время  от  времени  на  поверхность
всплывает какой-нибудь слушок, но на него смотрят как на нечто  постыдное,
а не как на событие, которое  стоило  бы  придать  широкой  огласке.  Даже
протесты со стороны обозленных мидвичцев всерьез никем нс принимаются, ибо
поскольку все жители деревушки испытали в свое время одно и то же, то  все
они считаются "днем-ударенными".
     - Потерянный день, - сказал я,  -  без  сомнения,  говорит  об  очень
высокой  технической  оснащенности  и  предполагает  огромную  работу   по
подготовке и обеспечению этой операции. Чего я никогда не  понимал,  да  и
теперь не понимаю, так это почему ты требовал и явно требуешь до  сих  пор
столь жесткого соблюдения секретности.  Поведение  Службы  безопасности  в
Потерянный день понятно - ведь "нечто" совершило здесь вынужденную посадку
Такое дело действительно входит в круг обязанностей Службы.  Но  сейчас?..
Столько ухищрений и все это только для  того,  чтобы  понадежнее  упрятать
Детей! Какая-то странная возня в  Грейндже,  а  ведь  такая  школа  небось
обходится побольше пары фунтов в год?
     - А ты не думаешь, что государство, имеющее хорошо  развитую  систему
социального  обеспечения,  может  просто-напросто  проявить   бескорыстный
интерес к тому, как эта система функционирует?
     - Брось трепаться, Бернард, - остановил я его.
     Но он не бросил. Он еще многое рассказал мне о Детях и о положении  в
Мидвиче, однако от ответа все же уклонился.
     Из Трайна мы выехали сразу после ленча и добрались до Мидвича к  двум
часам дня. Как мне показалось, местечко ничуть не  изменилось,  как  будто
прошла только неделя, а не восемь лет. На площади  у  муниципалитета,  где
должно было состояться следствие, уже собрался народ.
     - Похоже, - сказал Бернард,  останавливая  машину,  -  тебе  придется
перенести свои визиты на более поздний час. Тут собрался весь Мидвич.
     - Ты думаешь это надолго? - спросил я.
     - Полагаю, чистая формальность. Возможно, все кончится через полчаса.
     - Ты будешь свидетелем? - спросил я, удивляясь про  себя,  зачем  ему
надо было тащиться из Лондона, если все это пустая формальность.
     - Нет. Так, понаблюдаю... - ответил он.
     Я решил, что насчет отсрочки визитов он прав, и проследовал  за  ним.
Зал наполнялся; как много было знакомых  лиц!  Без  сомнения,  все  жители
деревушки, разве что кроме неспособных  двигаться,  пришли  на  следствие.
Этого я понять никак не мог. Все они, конечно,  знали  жертву  -  молодого
Джима Паули, но вряд ли этого было достаточно, чтобы собраться здесь всем,
и уж совсем мало для объяснения  той  напряженности,  которая  пронизывала
воздух. После нескольких минут я уже не верил, что все пройдет так  гладко
и формально, как предрекал Бернард.  Я  просто  кожей  ощущал,  что  взрыв
неизбежен, и только оставалось неясным, кто подожжет запал.
     И... ровным  счетом  ничего  не  произошло.  Следствие  действительно
велось формально и закончилось быстро, через полчаса.
     Я заметил, что Зиллейби немедля вышел из  зала.  Он  поджидал  нас  у
входа и поздоровался со мной так, будто мы расстались всего два дня назад.
     - А вы-то как тут оказались? Я считал, что вы в Индии.
     - В Канаде, - ответил я. - А тут случайно.  -  И  объяснил,  что  это
Бернард захватил меня с собой.
     Зиллейби повернулся к Бернарду.
     - Удовлетворены? - спросил он.
     Бернард еле заметно пожал плечами.
     - А как же иначе?
     В эту минуту, лавируя  между  расходящимися  зрителями,  мимо  прошли
юноша и девушка. Я успел бросить беглый взгляд  на  их  лица  и  теперь  с
удивлением смотрел им вслед.
     - Но не может же быть, чтобы?..
     - Да, это они, - ответил Зиллейби. - Разве вы не обратили внимание на
их глаза?
     - Но ведь это невероятно! Им же только девять лет!
     - Календарных, - согласился Зиллейби.
     Я продолжал смотреть им в спину.
     - Это... этого не может быть!
     - Невероятное, позволю себе вам напомнить, более склонно случаться  в
Мидвиче, чем в других местах, - заметил Зиллейби. - Мы его тут как семечки
лузгаем. Раз -  и  готово!  Вот  на  невозможное  времени  требуется  чуть
побольше, но мы научились справляться и с  ним.  Разве  полковник  вас  не
предупредил?
     - Отчасти,  -  признал  я.  -  Но  эти  двое!  Они  выглядят  лет  на
шестнадцать-семнадцать!
     - Физиологически, я уверен, так оно и есть.
     Я продолжал глядеть им вслед, не веря своим глазам.
     - Если вы не торопитесь,  зайдем  к  нам,  выпьем  чаю,  -  предложил
Зиллейби.
     Бернард, поглядев на меня, предложил воспользоваться его машиной.
     - Хорошо, - согласился Зиллейби, - но правьте осторожно, помните, что
слышали сегодня в зале.
     - Как водитель, я не склонен к авантюрам, - отозвался Бернард.
     - Молодой Паули был такой  же  и  к  тому  же  _о_т_л_и_ч_н_о_  водил
машину.
     Проехав немного, я увидел Кайл-Мэнор, купающийся;  в  послеполуденном
солнечном сиянии, и сказал:
     - Когда я был здесь впервые, он выглядел точно так же. Помню,  я  еще
подумал, что, если подойти поближе, можно услышать, как  дом  мурлычет  от
удовольствия.
     Зиллейби согласно кивнул головой.
     - А когда я его увидел  в  первый  раз,  он  показался  мне  чудесным
местом, чтобы окончить свои дни в  покое,  хотя  теперь,  как  выяснилось,
покой как раз под большим вопросом.
     Я пропустил это замечание мимо ушей. Мы поехали вдоль фасада  дома  и
припарковались за углом, у  конюшни.  Зиллейби  подвел  нас  к  веранде  и
показал на камышовые кресла с подушками.
     - Анжела вышла куда-то, но к чаю обещала вернуться.
     Он откинулся на спинку кресла, долго и молча всматривался  во  что-то
за лужайкой.  Девять  лет,  истекших  со  времени  Потерянного  дня,  были
милостивы  к  нему.  Прекрасные  серебряные  волосы,  светящиеся  в  лучах
августовского солнца, были еще густые. Морщинок  вокруг  глаз  стало  чуть
больше, лицо чуть-чуть тоньше, морщины на нем чуть глубже, но сам  он  был
все так же строен и подтянут.
     Вдруг он повернулся к Бернарду.
     - Итак, вы удовлетворены? Вы думаете, на этом все кончится?
     - Надеюсь. Поделать-то ничего нельзя. Самое разумное  -  вынести  тот
вердикт, который вынесли они, - ответил Бернард.
     - Хмм, - хмыкнул  Зиллейби  и  повернулся  ко  мне.  -  А  что  вы  -
независимый наблюдатель - думаете о нашей  маленькой  шараде,  разыгранной
сегодня днем?
     - Что? Ах,  вы  имеете  в  виду  следствие!  Мне  показалось,  что  в
атмосфере было нечто такое... Но само  расследование  шло,  с  моей  точки
зрения, вполне нормально. Парень вел машину неосторожно.  Задел  пешехода.
Затем, что было очень глупо, струхнул и попытался сбежать. Слишком  сильно
газанул, огибая угол церковной ограды, и в результате врезался в стену.  А
вам кажется, что заключение "смерть в результате  несчастного  случая"  не
соответствует? Пусть будет "убийство по неосторожности", что то же самое.
     - Несчастный случай действительно имел место, - ответил Зиллейби, - и
это вовсе не одно и то же, поскольку произошел он за несколько  секунд  до
настоящего умышленного преступления. Разрешите  мне  рассказать  вам,  что
произошло, так как полковнику я дал лишь краткую картину происшествия.


     Зиллейби  возвращался  по  дороге   из   Оппли   со   своей   обычной
послеобеденной прогулки Когда он приблизился к  повороту  на  Хикхэм-лейн,
оттуда вышли четверо Детей, которые повернули к Мидвичу идя друг за другом
цепочкой прямо перед Зиллейби.
     Это были три мальчика и девочка. Мальчики были так похожи, что он  не
смог бы их различить, даже если бы очень постарался. Зиллейби давно считал
подобные  попытки  тратой  времени.  Большинство  селян,  за   исключением
нескольких женщин, которые, видно, искренне  считали  себя  непогрешимыми,
разделяли с ним это мнение, и Дети, кажется, уже привыкли к этому.
     Как всегда, Зиллейби поразился тому, как быстро  растут  Дети  и  как
повзрослели они за такое короткое время.  Уже  одно  это  ставило  их  вне
общества как представителей совершенно другого вида. И дело тут было не  в
раннем созревании - ведь темп развития превышал  нормальный  почти  вдвое.
Может  быть,  физически  они  были  чуть  субтильнее  обычных  детей,   но
облегченность костяка и худоба  отнюдь  не  были  следствием  болезни  или
чересчур быстрого роста.
     И опять же, как всегда, ему захотелось узнать их поближе  и  получше.
Надо сказать, что отсутствие прогресса в этом  отношении  зависело  не  от
отсутствия стараний с  его  стороны.  Наоборот,  он  очень  старался,  был
терпелив и настойчив еще в те времена, когда Дети  были  совсем  малышами.
Они принимали его лучше, чем других, а он, со своей  стороны,  понимал  их
так же хорошо, если не лучше, чем учителя  из  Грейнджа.  Если  судить  по
поведению, они были с ним дружелюбны, а так они  относились  далеко  не  к
каждому, охотно с ним разговаривали, слушали, смеялись его шуткам, учились
у него, но все это лежало лишь на поверхности, и он знал,  что  так  будет
всегда. Где-то сразу за поверхностью лежал жесткий  барьер.  Все,  что  он
видел, все, что  слышал,  было  лишь  результатом  их  адаптации  к  новым
условиям среды; их истинная  сущность,  истинное  естество  лежали  по  ту
сторону барьера. Ощущение пропасти,  разделяющей  его  и  Детей,  было  до
странности органичным и неперсонифицированным. В нем отсутствовали векторы
чувств и симпатий. Реальная жизнь Детей протекала в  каком-то  недоступном
людям мире, отделенном от окружающего внешнего потока жизни  так  же,  как
отделена от европейцев жизнь  амазонских  племен  с  их  совершенно  иными
ценностями  и  этикой.  Им  было  интересно,  они   охотно   учились,   но
чувствовалось, что они просто накапливают знания. Они напоминали  фигляра,
обучающегося нужному ремеслу,  которое,  как  бы  великолепно  он  его  ни
освоил, не  окажет  никакого  влияния  ни  на  его  характер,  ни  на  его
дальнейшую судьбу. А может ли, думал Зиллейби, кто-нибудь вообще стать для
них близким. Ведь люди, работающие в Грейндже, отнюдь не заурядны, однако,
насколько было известно, даже самые лучшие из них застывали перед  тем  же
барьером.
     Глядя на шагавших впереди  Детей,  которые  о  чем-то  болтали  между
собой, Зиллейби неожиданно  поймал  себя  на  мысли  о  Феррилин.  Она  не
вернулась домой, хотя он неоднократно звал  ее.  Вид  Детей  так  волновал
Феррилин, что он не пытался ее уговаривать. Он старался утешаться  мыслями
о том, что она счастлива там, у себя, со своими двумя сыновьями.
     Ему  казалась  странной  мысль,  что,  если  бы   мальчик   Феррилин,
родившийся после Потерянного дня, выжил, Зиллейби сейчас все равно не смог
бы отличить его среди тех ребят, что вышагивали впереди, точно так же, как
он не может узнать, "кто есть кто"  в  данную  минуту.  Эта  мысль  как-то
унижала его, поскольку ставила его в один ряд  с  такими,  как  мисс  Огл,
только та преодолевала  трудность  тем,  что  уверяла  себя,  будто  любой
встречный мальчик к  есть  ее  сын,  причем,  как  ни  странно,  никто  из
мальчишек эту иллюзию не разрушал.
     В эту минуту четверо шедших впереди завернули за угол  и  исчезли  из
поля зрения Зиллейби. Он сам как раз успел дойти до того  же  угла,  когда
его обогнала машина, и поэтому ясно видел все, что случилось дальше.
     Маленький открытый двухместный автомобиль шел на небольшой  скорости,
но все произошло сразу же за поворотом, где Дети, не видевшие,  что  сзади
идет машина, остановились. Они стояли поперек дороги, видимо, споря, каким
путем идти дальше.
     Водитель сделал все,  что  мог.  Он  круто  свернул  вправо,  пытаясь
избежать столкновения, и это ему почти удалось. Еще бы два дюйма  -  и  он
проехал, никого не задев. Но этих дюймов  ему  не  хватило.  Левым  крылом
машина ударила стоявшего с краю мальчика в бедро и швырнула  через  дорогу
прямо на палисадник коттеджа.
     Вся картина запечатлелась  в  мозгу  Зиллейби  наподобие  фотографии:
мальчик, лежащий у забора,  трое  других  Детей,  замерших  там,  где  они
стояли, шофер, пытающийся вывернуть руль и все еще выжимающий тормоза.
     Остановилась машина или нет, Зиллейби так и не уяснил.  Если  да,  то
лишь на одно мгновение, а затем мотор тут же взревел. Автомобиль  рванулся
вперед, водитель переключил скорость, нажал на педаль газа и  помчался  по
прямой.  Машина  все  еще  набирала  скорость,  когда  врезалась  в  стену
церковной ограды, - водитель не сделал даже попытки свернуть  налево,  где
был новый поворот. Она разбилась вдребезги, водитель взлетел  в  воздух  и
грузно шлепнулся о стену.
     Закричали люди. Кто был поблизости, побежал к обломкам.  Зиллейби  не
мог даже шевельнуться. Он  стоял,  как  будто  его  оглушили,  видел,  как
взметнулось желтое пламя, как повалили вверх  клубы  черного  дыма.  Затем
усилием воли заставил себя перевести взгляд на Детей. Они тоже глядели  на
обломки, и на их лицах отчетливо проступало выражение сильного напряжения.
Зиллейби успел заметить это выражение, хотя оно тут же исчезло, и все трое
повернулись к мальчику, лежавшему у забора и тихо стонавшему.
     Внезапно Зиллейби обнаружил, что  его  бьет  озноб.  Пошатываясь,  он
прошел несколько ярдов и наконец добрался  до  скамьи,  стоявшей  на  краю
сквера. Он сел на нее и откинулся на спинку - бледный и тяжело дышащий.
     Все остальное, относящееся к этому инциденту, я узнал позже уже не от
Зиллейби, а от миссис Уильямс из "Косы и камня".
     - Я услышала рев мчащейся машины и громкий удар, выглянула из окна  и
увидела бегущих людей, - говорила она. - Потом заметила мистера  Зиллейби,
идущего к скамейке в сквере какой-то  заплетающейся  походкой.  Он  сел  и
откинулся на спинку, но голова его тут же упала на  грудь,  как  будто  он
потерял сознание. Я тут же подбежала к нему через дорогу, а когда  подошла
ближе, то оказалось, что он или  действительно  без  сознания,  или  очень
близок к тому. С трудом,  почти  шепотом,  он  пробормотал  что-то  насчет
"пилюль" и "кармана". Я нашла их в его нагрудном кармане.  Он  велел  дать
ему две - из бутылочки, но выглядел так плохо,  что  я  дала  ему  четыре.
Никто  не  обращал  на  нас  внимания.  Все  бежали  туда,  где  произошло
несчастье. Ну, от таблеток ему стало получше, и минут через пять я помогла
ему войти в дом и уложила на диван в  баре.  Он  сказал,  что  теперь  все
хорошо, что ему нужен лишь маленький отдых, и тогда я  пошла  узнать,  что
там с машиной.
     Когда я вернулась, лицо у него было уже не такое  серое,  но  он  еще
лежал и выглядел очень слабым.
     - Чрезвычайно  сожалею,  что  причинил  вам  столько  хлопот,  миссис
Уильямс, - сказал он.
     - Лучше я приведу вам доктора, мистер Зиллейби, - ответила я,  но  он
отрицательно покачал головой.
     - Нет, не надо. Еще несколько минут - и все пройдет, - сказал он.
     - А все-таки будет лучше, если  вы  повидаете  его.  Вы  меня  крепко
напугали.
     - Очень сожалею, - сказал он и после паузы добавил: - Миссис Уильямс,
я уверен, что вы умеете хранить тайны.
     - Думаю, не хуже других, - ответила я.
     - Хорошо. Тогда я был бы очень признателен,  если  бы  вы  никому  не
говорили о моем... моем дурном поведении.
     - Ну, не знаю, - ответила я. - По  моему  разумению,  так  вы  должны
обратиться к врачу.
     Он снова покачал головой.
     - Я уже  обращался  ко  многим  врачам,  миссис  Уильямс,  дорогим  и
известным, но ведь никто не может, знаете ли, снова помолодеть. Так что  я
старею, мой мотор быстро изнашивается, вот и все.
     - О, мистер Зиллейби, сэр... - начала я.
     - Не огорчайтесь, миссис Уильямс, во многих отношениях я  еще  вполне
здоров, так что в ближайшее время мне ничто не угрожает. Но пока, я думаю,
было бы важно не тревожить тех людей,  которых  любишь,  больше,  чем  это
необходимо. Верно? Я уверен, вы согласитесь  со  мной,  что  причинять  им
бесполезное беспокойство - ненужная жестокость...
     - Что ж, сэр, если вы считаете, что ничего...
     - Да, я так считаю. Больше того, твердо уверен. Я и без того у вас  в
долгу, миссис Уильямс, но не смогу  считать  это  услугой,  если  не  буду
твердо уверен в вашем молчании. Можно мне надеяться?
     - Конечно. Как вам будет угодно, мистер Зиллейби.
     - Благодарю вас, миссис Уильямс. Благодарю от всей души, - сказал он.
     Потом я спросила его:
     - Вы видели, как это  случилось,  сэр?  Такое  зрелище  вполне  могло
вызвать шок, так оно, видно, и произошло.
     - Да, - ответил он. - Я все видел, только не знаю, кто был в машине.
     - Джим Паули, - сказала я. - Тот, что с фермы.
     Он кивнул:
     - Знаю его. Славный парень.
     - Да, сэр. Очень хороший мальчик этот Джим. Не то  что  эти  "дикие".
Просто  представить  себе  не  могу,  чтобы  он  гонял  на   машине,   как
сумасшедший. Уж никак это на него не похоже.
     Тогда наступила пауза. И мистер  Зиллейби  сказал  каким-то  странным
голосом:
     - Перед этим он сшиб  одного  из  Детей  -  мальчика.  Тот,  надеюсь,
пострадал не очень сильно, хотя и перелетел через шоссе.
     - Одного из Детей! - вскричала я. И  тут  же  поняла,  что  он  хочет
сказать. - О нет, сэр! Не могли же они... - И остановилась, увидев, как он
смотрит на меня.
     - Есть еще свидетели, - сказал он. -  Вот  если  бы...  тогда,  может
быть, и шок был бы слабее... Вероятно, и я не воспринял бы это так  остро,
если бы на каком-то предшествующем  этапе  моей  долгой-долгой  жизни  мне
довелось стать свидетелем умышленного убийства


     Рассказ, которым поделился  с  нами  Зиллейби,  завершался  описанием
того, как он с трудом сел на скамью.  Когда  он  кончил,  я  посмотрел  на
Бернарда. Не обнаружив в его лице даже намека на ответ, я произнес:
     - Вы намекаете, что Дети сделали это...  Что  они  _з_а_с_т_а_в_и_л_и
его налететь на стену?
     - Я нс намекаю, - ответил Зиллейби, печально покачивая головой.  -  Я
это  _у_т_в_е_р_ж_д_а_ю_.  Они  _с_д_е_л_а_л_и_  это  точно  так  же,  как
когда-то заставили своих матерей вернуться в