Мидвич.
     - Но свидетели... те, что давали показания?..
     - Все они прекрасно знали, что произошло в  действительности,  но  от
них требовалось другое - рассказать, что они _в_и_д_е_л_и_.
     - Но если они, как вы утверждаете, знали...
     - Ну и что? А что бы сказали вы? Если бы знали то, что известно им? И
были бы вызваны давать показания? В подобных  делах  вердикт  должен  быть
приемлем для властей, что означает, что он должен быть приемлем для  нашей
общеизвестной фикции - здравого смысла. Предположим, что каким-то  образом
удалось бы вынести вердикт, будто юношу заставили покончить с  собой  Дети
усилием воли. Вы думаете, кто-нибудь поверил бы в  это?  Разумеется,  нет.
Тогда пришлось бы проводить новое расследование специально для того, чтобы
получить "разумный" вердикт, который и  был  бы  тем  самым,  что  получен
сегодня. Так зачем же свидетелям рисковать, что их сочтут ненадежными  или
суеверными из-за таких пустяков?
     Если вам нужны показания, так сказать, истинные, то взгляните на вашу
собственную реакцию. Вам известно, что я обладаю кое-какой репутацией, как
автор многих книг. Вы знаете меня лично, но разве это стоит чего-нибудь  в
свете привычного мышления "человека здравого смысла"? Так мало это  стоит,
что, когда я говорю вам о том,  что  произошло  в  действительности,  ваша
первая реакция - найти способ превратить то, что я видел на самом деле,  в
нечто такое, чего на самом деле не было.
     Знаете, мой  друг,  надо  же  все-Хаки  думать  хоть  иногда.  Вы  же
как-никак жили тут, когда Дети заставили своих матерей вернуться в Мидвич!
     - Ну, это весьма далеко от того, о чем вы нам только что  рассказали,
- возразил я.
     -  Вот  как?  А  не  возьмете  ли  вы  на  себя  труд  осветить   нам
принципиальные различия между тем,  когда  вас  принуждают  сделать  нечто
неприятное для вас лично или  фатальное  для  другого?  Бросьте,  бросьте,
дружище! Просто  за  время  долгого  отсутствия  вы  потеряли  способность
вступать в контакт с Невероятным. Рационализм вас оглушил,  а  у  нас  тут
неортодоксальное чуть ли не каждый день можно найти на пороге собственного
дома.
     Я воспользовался возможностью на  время  уйти  от  темы  сегодняшнего
расследования:
     - До такой степени, что Уиллерсу пришлось отказаться от  достославной
гипотезы истерии? - спросил я.
     - Он отказался от нее незадолго до своей смерти, - ответил Зиллейби.
     Я был просто ошарашен. Я еще по пути в Мидвич  собирался  расспросить
Бернарда о докторе, но наш разговор почему-то ушел в сторону.
     - А я и не знал, что он умер! Ему же  только  недавно  перевалило  за
пятьдесят! Как это случилось?
     - Он принял слишком большую дозу снотворного.
     - Он? Вы хотите сказать, Уиллерс же не был таким, чтобы...
     -  Согласен,  -  сказал   Зиллейби.   -   Официальный   вердикт   был
"расстройство  нервной  системы"  Сформулировано,   конечно,   с   лучшими
намерениями, но мало что объясняет, ибо нетрудно  представить  себе  столь
уравновешенную нервную систему, которой небольшое расстройство даже  пошло
бы на пользу. А правда-то заключается в том,  что  никто  не  знал,  зачем
доктор Уиллерс это сделал. И меньше всех бедная миссис Уиллерс. Но вердикт
должен быть приемлемым. - Зиллейби помолчал, потом добавил:  -  Уже  после
того, как  я  понял,  каков  будет  вердикт  по  делу  Паули,  я  перестал
задумываться и насчет вердикта по делу Уиллерса.
     - Неужели вы действительно полагаете... - воскликнул я.
     - Не уверен. Но вы же сами сказали, что Уиллерс был человеком другого
склада.  Теперь  мы  неожиданно  для  себя  установили,  что  живем  среди
несравненно больших опасностей, чем считали прежде. Это вызвало  у  многих
настоящий шок.
     Пришлось, знаете ли, понять, что, хотя в данном случае  именно  Паули
выехал в эту ужасную минуту из-за угла, но с тем же успехом это могла быть
Анжела или кто-то другой. Стало беспощадно ясно, что она, я, каждый из нас
может  в  любую  минуту  сделать  нечто,  наносящее  ущерб  или  способное
рассердить кого-то из Детей... Ведь несчастный юноша ни в чем не  виноват.
Он сделал все возможное, чтобы избежать наезда, но  это  было  ему  не  по
силам. И то ли от вспышки гнева, то ли из жажды мести они убили его.
     Приходит время принимать решения. Что касается  лично  меня,  то  все
происходящее - самое интересное из того, с чем мне пришлось столкнуться  в
жизни. И я ужасно хочу увидеть, что же будет дальше. Но Анжела еще молода,
а Майкл пока нуждается в ней. Его мы уже отправили. Все время ищу предлог,
чтобы уговорить Анжелу тоже уехать отсюда. Не хотелось бы делать этого без
крайней необходимости, но теперь я далеко не убежден,  что  нужный  момент
уже не наступил.
     Несколько последних лет  прожиты  нами  как  на  склона  действующего
вулкана. Разум говорит, что в глубине вулкана накапливаются могучие силы и
что рано или поздно извержение все же произойдет. Однако  проходит  время,
ничего глобального не случается, только  редкие  сотрясения  почвы,  и  ты
начинаешь уговаривать себя, что на самом деле неизбежное извержение, может
быть, и не состоится. И ты снова в растерянности. Я  спрашиваю  себя:  что
есть случай с Паули  -  подземный  гул  или  сигнал,  предвещающий  начало
извержения? И ответа не нахожу.
     Уже много лет назад я остро ощутил появление опасности и  даже  начал
разрабатывать планы, которые  позднее  показались  ненужными.  Теперь  мне
грубо и внезапно напомнили о существовании угрозы, но  пришла  ли  уже  та
активная стадия вулканического процесса, которая оправдала  бы  разрушение
моего домашнего очага, или она еще впереди - я сказать не берусь.
     Зиллейби был заметно и искренне встревожен, да и в поведении Бернарда
я не видел признаков скепсиса. Я почувствовал себя неловко и произнес:
     -  Действительно,  по-видимому;  все  эти  мидвичские  дела   изрядно
поблекли в моей памяти  и  требуется  определенная  адаптация.  Прекрасный
пример работы подсознания: оно стремится обойти  неприятности,  утверждая,
что сложности будут уменьшаться по мере роста Детей.
     - Мы все приучали себя думать так, -  ответил  Зиллейби.  -  Мы  даже
придумывали доказательства, что это  уже  происходит,  но  на  самом  деле
ничего такого не случилось.
     - И вы до сих пор не продвинулись в понимании того, как это делается?
Я имею в виду "давление".
     - Нет. Мне кажется, это все равно  что  искать  средство,  с  помощью
которого одна личность подчиняет себе другие. Нам всем  известны  ораторы,
быстро  подчиняющие  себе  любую  аудиторию.  Возможно,  Дети  значительно
усилили это качество путем внутренней кооперации и могут  пользоваться  им
направленно. Однако это ни на йоту не проясняет механизм воздействия


     Анжела Зиллейби, почти не изменившаяся с того времени, когда я  видел
ее в  последний  раз,  через  несколько  минут  появилась  на  веранде  из
внутренних комнат. Ее мысли совершенно очевидно были заняты  чем-то  очень
важным, ибо она сделала заметное усилие,  чтобы  переключить  внимание  на
нас, и после короткого обмена обычными учтивыми фразами, снова погрузилась
в свои думы. Напряженность  отчасти  смягчилась,  когда  прибыл  поднос  с
чайными  принадлежностями.  Зиллейби  старался   изо   всех   сил,   чтобы
температура общества не упала до нуля.
     - Ричард и полковник тоже были на следствии, - сказал он.  -  Вердикт
был такой, как и ожидалось. Полагаю, ты уже слышала об этом?
     Анжела кивнула:
     - Да, я была на ферме у миссис Паули. Бедняжка просто не в себе.  Она
боготворила своего Джима. С большим трудом удалось удержать ее  дома.  Она
рвалась на  следствие,  чтобы  обвинить  Детей.  Публично  обвинить  их  в
убийстве! Мистеру Паули и мне еле удалось отговорить ее  и  доказать,  что
этим она только навлечет на себя и на свою  семью  новые  неприятности,  а
толку не добьется. Я оставалась с ней все время, пока шло следствие.
     - Там присутствовал другой их сын - Дэвид, -  отозвался  Зиллейби.  -
Похоже, он не раз готов был сорваться, но  отец  каждый  раз  останавливал
его.
     - Теперь я начинаю думать, что,  может  быть,  было  бы  лучше,  если
кто-нибудь высказал наконец чистую правду, - продолжала Анжела.  -  Должна
же она когда-нибудь выйти наружу - не сейчас, так  очень  скоро!  Речь  же
нынче идет уже не о собаке или о быке!
     - Собака и бык? Я об этом не слышал, - вмешался я.
     - Собака укусила одного из них за руку, а через минуту или две попала
под трактор. Бык погнался за  группой  Детей,  а  потом  резко  свернул  в
сторону, проломил две изгороди, и утонул в мельничном  пруду,  -  объяснил
Зиллейби с непривычной для него лаконичностью.
     - Но в данном случае мы имеем дело с настоящим убийством,  -  сказала
Анжела. - О, я не хочу сказать, что они  _х_о_т_е_л_и_  его  убить!  Очень
вероятно, они испугались и разозлились, а их обычай: если  кто-то  из  них
пострадал, ответный удар наносится быстро и не раздумывая. И тем не менее,
это _б_ы_л_о_ убийство! Про это знает вся деревня. А теперь  она  знает  и
то, что Детям за это ничего не будет. Нет, мы  просто  не  можем  оставить
дело в таком виде!  Ведь  Дети  не  проявляют  даже  признаков  раскаяния!
Никаких! Вот что меня пугает больше всего! Они просто убили, и все тут!  А
теперь, после сегодняшнего, следствия, они знают, что,  во  всяком  случае
применительно к ним, убийство не влечет наказания. Так что же будет с тем,
кто когда-нибудь всерьез встанет на их пути?
     Зиллейби задумчиво поднес чашку к губам.
     - Ты знаешь, дорогая, хотя у нас и есть основания  для  беспокойства,
но в наши права  не  входит  ответственность  за  принятие  решений.  Если
когда-нибудь у нас и было такое право, то власти уже давно  присвоили  его
себе. Вот перед нами полковник, который представляет какую-то  часть  этой
власти - бог его знает по какой причине... Да и  люди  из  Грейнджа  -  не
могут же они не знать того, что известно всей деревне. Все они пошлют свои
докладные  и  рапорты,  так  что,  несмотря  на  вердикт,  власти  получат
представление об истинном положении дел.  Хотя  что  они  смогут  сделать,
действуя в рамках закона и под давлением здравого смысла, ей-богу, не могу
себе представить. И все же мы  должны  ждать  действий  с  их  стороны.  А
главное - я со всей серьезностью прошу тебя не делать ничего  такого,  что
могло бы вовлечь тебя в конфликт с Детьми.
     - Не буду, дорогой, -  кивнула  Анжела.  -  Я  испытываю  перед  ними
панический ужас.
     - Если голубка  боится  ястреба,  это  вовсе  не  означает,  что  она
трусиха, - отозвался Зиллейби и перевел разговор на другую тему.


     Я намеревался посетить семейство Либоди и еще  одного-двух  знакомых,
но, когда мы собрались уходить от Зиллейби, оказалось,  что,  если  мы  не
хотим попасть в Лондон за полночь, мне придется  отложить  эти  визиты  до
следующего приезда.  Не  знаю,  что  испытывал  Бернард,  распрощавшись  с
супругами, - он вообще мало разговаривал с тех  пор,  как  мы  приехали  в
деревню, и едва ли хоть чем-то выдал свои истинные чувства -  я  же  лично
ощущал  лишь  облегчение  от  того,  что  возвращаюсь  в  мир   нормальных
измерений. Мидвичская система ценностей казалась  мне  весьма  далекой  от
реальности. Если несколько часов назад мне было  трудно  адаптироваться  к
существованию Детей и я удивленно таращился, когда мне о них говорили,  то
для Зиллейби все это было давно привычным. Для  них  элемент  невероятного
просто не существовал. Они сжились с Детьми. И к тому же, за последних,  к
добру ли, к худу  ли,  они  в  известной  степени  несли  ответственность.
Теперешние заботы имели для мидвичцев общественный характер,  заставлявший
их опасаться крушения  привычного  modus  vivendi  [образ  жизни  (лат.)].
Ощущение тревоги, которое я вынес из напряженной атмосферы зала  собрания,
все еще не покинуло меня.
     Думаю, что и Бернард не избежал того же чувства. Во всяком случае,  у
меня сложилось впечатление, что машину через деревню и особенно мимо  того
места, где произошел несчастный случай с Паули, он вел гораздо осторожнее,
чем обычно. Наращивать понемногу скорость он стал лишь после того, как  мы
миновали поворот на Оппли, где и  увидели  четыре  приближающиеся  фигуры.
Даже  с  такого  расстояния  было  видно,  что  это  Дети.  Импульсивно  я
воскликнул:
     - Остановись, Бернард. Мне хочется рассмотреть их получше.
     Он  снова  сбавил  ход,  и  мы  остановились  прямо  у  поворота   на
Хикхэм-лейн Дети шли нам навстречу. В их одежде чувствовался легкий  намек
на форму - мальчики были в голубых хлопчатобумажных  рубашках  и  в  серых
фланелевых брюках, девочки -  в  коротких  плиссированных  серых  юбках  и
светло-желтых блузках. До  сих  пор  я  видел  только  тех  двух  -  возле
муниципалитета, да и то плохо - так, общий абрис лиц, а уж потом и  вообще
одни спины. Когда эти четверо подошли, я увидел, что сходство  между  ними
было даже большим, нежели я предполагал. Их лица  покрывал  густой  загар.
Странный отсвет кожи, очень заметный в детском  возрасте,  теперь  скрылся
под загаром, но что-то все же осталось, это сразу же  бросилось  в  глаза.
Волосы у всех были темно-золотого  цвета,  носы  -  прямые  и  узкие,  рты
довольно маленькие. Но пожалуй, именно положение глаз больше, чем что-либо
другое, вызывало ощущение "чужестранности". Это была какая-то  абстрактная
чужестранность, не вызывавшая в памяти определенную расу или регион  Я  не
видел ничего, что помогло  бы  отличить  одного  мальчика  от  другого,  и
сомневаюсь, что, если  бы  не  различия  в  прическах,  смог  бы  отличить
мальчиков от девочек.
     Теперь я уже видел и глаза. Я совсем  позабыл,  какими  удивительными
они были у маленьких Детишек. Помнилось только, что желтые Сейчас  же  они
выглядели будто расплавленное золото. Очень странные. Но если отвлечься от
этой странности, то удивительно красивые. Точно живые драгоценные камни. Я
продолжал рассматривать их, пока они не поравнялись с нами. Не обратив  на
нас ни малейшего внимания, во всяком случае не больше, чем на любую другую
машину, они свернули на Хикхэм-лейн.
     Находясь от них на столь близком  расстоянии,  я  вдруг  почувствовал
какую-то ничем не объяснимую тревогу,  но  зато  мне  стало  ясно,  почему
столько семей без всяких уговоров отпустили Детей жить в Грейндж.
     Мы проводили взглядом их удаляющиеся фигуры, и  Бернард  потянулся  к
стартеру.
     Внезапный выстрел прогремел где-то рядом, заставив нас вздрогнуть.  Я
повернул голову и увидел, как один из мальчиков падает навзничь на дорогу.
Остальные трое словно остолбенели...
     Бернард открыл дверцу и стал вылезать из машины.  Один  из  мальчиков
оглянулся на  нас.  Его  золотые  глаза  сверкали,  взор  был  тверд.  Мне
показалось,  будто  через  меня  пропустили  ток,   несущий   смятение   и
слабость... Потом мальчик отвернулся, его взгляд скользнул в сторону.
     Из-за зеленой изгороди напротив долетел звук второго выстрела,  более
глухой, чем первый, а потом откуда-то чуть подальше раздался пронзительный
вопль.
     Бернард выскочил из  машины,  а  я  переместился  на  сиденье,  чтобы
последовать за ним. Одна из девочек опустилась на колени - рядом с упавшим
мальчуганом, и, когда она дотронулась до него,  он  застонал  и  судорожно
дернулся. Лицо мальчика, стоявшего рядом,  исказилось  от  боли.  Он  тоже
застонал, как будто умирал он сам. Обе девочки рыдали.
     Затем откуда-то с другого конца тропинки, из-за деревьев,  скрывавших
Грейндж, раздался стон, как бы  повторенный  стоустым  эхом  жалующихся  и
рыдающих голосов.
     Бернард остановился. Я чувствовал, как по спине у меня бегут  мурашки
и начинают шевелиться волосы на голове.
     Снова раздался тот же звук - стон множества голосов, исполненных боли
и поднимающихся до пронзительного рыдания. Затем топот многих ног, бегущих
по тропинке.
     Ни я, ни  Бернард  даже  не  шелохнулись.  Меня  удерживал  на  месте
пронизывающий ужас.
     Мы стояли и смотрели, как полдюжины мальчиков, пугающе  похожих  друг
на друга, подбежали к лежащему и подняли его.  Только  когда  они  понесли
его,  я  услышал  какой-то  плач,  доносившийся  из-за   живой   изгороди,
окаймлявшей тропинку  справа.  Я  поднялся  по  откосу  и  заглянул  через
изгородь. В нескольких ярдах от меня стояла на коленях  девушка  в  летнем
платье. Ее ладони были прижаты к лицу, а тело сотрясалось от рыданий.
     Бернард вскарабкался следом за  мной,  и  мы,  кое-как  протиснувшись
между кустами, вышли в  поле.  Теперь  я  увидел  тело  мужчины,  навзничь
лежащего на коленях девушки. Из-под тела торчал приклад охотничьего ружья.
     Когда мы подошли еще ближе, девушка, услышав наши  шаги,  обернулась.
Рыдания смолкли, лицо исказилось ужасом. Но когда она  увидела  нас,  ужас
постепенно исчез, а безнадежные рыдания возобновились.
     Бернард наклонился к девушке и поднял ее на ноги. Я бросил взгляд  на
мужчину. Это было страшное зрелище.  Я  нагнулся  и  подтянул  его  пиджак
вверх, стараясь скрыть то, что осталось от головы. Бернард уводил девушку,
почти неся на руках.
     На дороге послышались голоса.  Когда  мы  подошли  к  изгороди,  двое
каких-то мужчин заглянули через нее и увидели нас.
     - Это вы тут палили? - спросил один из них.
     Мы смогли только отрицательно покачать головами.
     - Там остался труп, - сказал Бернард.
     Девушку бил озноб. Временами она стонала.
     - Кто это? - спросил тот же мужчина.
     Девушка истерически выкрикнула:
     - Это Дэвид! Они убили его! Они убили Джима, а теперь и Дэвида!  -  И
задохнулась в новом приступе рыданий.
     Один из мужчин вскарабкался на откос.
     - Ох, да никак это ты, Элси? - воскликнул он.
     - Я пыталась остановить его, Джо... Я пыталась остановить его, но  он
ничего не хотел слышать, - говорила она, перемешивая слова с рыданиями.  -
Я знала, что они убьют его, а он и слышать ничего не хотел.
     Дальнейших слов было не разобрать, она уткнулась в грудь Бернарду. Ее
трясло как в лихорадке.
     - Надо отвести ее домой, - сказал я. - Вы знаете, где она живет?
     - Конечно, - ответил мужчина, решительно поднимая  девушку  на  руки,
как будто она была ребенком.
     Он спустился с откоса и понес ее - плачущую  и  дрожащую  -  к  нашей
машине. Бернард повернулся к другому мужчине:
     - Не останетесь ли вы тут посторожить, пока не явится полиция?
     -  Ладно...  Это  молодой  Дэвид  Паули?  -  спросил  мужчина,   тоже
поднимаясь на откос.
     - Она назвала его Дэвидом. По-видимому, тот самый юноша, - подтвердил
Бернард.
     - Он самый и есть... Проклятые ублюдки! -  мужчина  прорвался  сквозь
кусты изгороди. - Лучше вызывайте полицейских из Трайна. У  них  там  есть
машина. - Он поглядел на труп. - Проклятые подонки!.. Убийцы малолетние!


     Меня высадили у Кайл-Мэнора, и я воспользовался  телефоном  Зиллейби,
чтобы вызвать полицию. Когда я положил трубку, то увидел, что Гордон стоит
рядом со стаканом в руке.
     - Похоже, вам это не повредит, - сказал он.
     - Еще бы! - согласился я. -  Все  так  неожиданно...  Такое  кровавое
месиво!
     - А как это произошло? - задал он вопрос.
     Я дал ему полный отчет о  событиях,  разумеется,  со  своей  довольно
ограниченной точки зрения. Минут через двадцать вернулся Бернард,  который
смог рассказать побольше.
     - Братья Паули, вероятно,  очень  любили  друг  друга,  -  начал  он.
Зиллейби кивнул в знак подтверждения. - Ну так вот. Видимо, для младшего -
Дэвида - вердикт по делу брата стал последней каплей,  и  он  решил,  что,
если никто не - стремится к тому, чтобы  правосудие  восторжествовало,  он
возьмет отмщение в свои руки. Эта Элси - его девушка. Она зашла за ним  на
ферму как раз, когда он собрался уходить. Увидев, что Дэвид  несет  ружье,
Элси сразу поняла, куда дует ветер, и попробовала остановить е