освятил мне свою
жизнь... - Она не закончила, потому что в это мгновение в дверь постучали.
     Лида повернулась и столкнулась в дверях с Догадовым.
     - Можно? - спросил он.
     - Прошу, входите, - пригласил я его, а сам вышел вслед за Лидой.
     Но девушка уже спускалась в вестибюль.
     - Так вот кто у  вас бывает!  -  с  усмешкой сказал Догадов,  когда я
возвратился в комнату.
     Я взглянул на него так, что усмешка мгновенно исчезла с его лица.
     - Лидия  Дмитриевна Шелемеха завтра  уезжает  в  Ессентуки и  любезно
занесла мне некоторые сведения о лаборатории металлов, где она работает, -
холодно пояснил я.  - Как вам известно, я писал об этой лаборатории и буду
писать еще.
     - Знаю, знаю... Прекрасный очерк у вас получился.
     Это  было сказано так  искренне,  что  я  изменил тон,  тем более что
Догадов тут же добавил:
     - Я к вам зашел с новостью.
     - С какой именно?
     - Скоро мы с вами распрощаемся. Я уезжаю.
     - Куда?
     - Надоело сидеть и  возиться с  правкой корреспонденции.  Хочу писать
сам.   Я   договорился  с   Антоном  Павловичем,   что  поеду  специальным
корреспондентом "Звезды" на Урал. Подвластная мне территория - весь Урал и
вся Западная Сибирь до самого Байкала.
     - Ого! Тогда я, по всей вероятности, весной приеду к вам в гости. Ну,
а Новый год вы все же встретите здесь?
     - Должно быть.  Говорят,  что на встрече Нового года в редакции будет
много выдающихся людей.  Антон Павлович надеется даже на Саклатвалу,  хотя
академик никогда не ходит на банкеты.
     - Не знаете, кого еще приглашают?
     - Видел у  секретарши список.  Всђ старые наши друзья и новые светила
технической мысли  -  Самборский и  Макаренко...  Кстати,  говорят,  будто
Самборский в  разговоре с  кем-то сказал о Макаренко:  "Если бы это не мой
бывший друг,  то  я  подумал бы,  что  это  вредитель".  В  чем дело?  Они
поссорились?
     - Не имею ни малейшего представления,  - ответил я и, зная склонность
моего коллеги посплетничать, промолчал о сегодняшнем заседании комитета.


                              13. ПОД ЕЛКОЙ

     В конце декабря погода начала портиться. Наступила оттепель. В городе
совершенно исчез  снег  и  не  осталось никаких признаков зимы.  Казалось,
вернулась осень  с  туманами,  дождями  и  грязью.  Метеорологи сообщали о
вторжении на  Европейский континент теплых  масс  воздуха,  рассказывали о
циклонах  и  антициклонах,   но  на  вопрос,  интересовавший  обыкновенных
граждан,  а особенно конькобежцев, хоккеистов, лыжников и вообще любителей
зимнего спорта,  когда снова начнутся морозы и выпадет снег,  не отвечали.
Перед Новым годом стало так  тепло,  что форточки в  комнатах день и  ночь
оставались открытыми,  и  было  смешно  смотреть,  как,  шлепая по  грязи,
прохожие тащат на плечах елки.
     Редакция "Звезды" тоже деятельно готовилась к  новогоднему празднику.
Тридцатого утром мне  принесли оттуда билет с  приглашением "на новогодний
вечер под  заснеженной елкой".  Было еще  несколько приглашений,  но  я  с
благодарностью отклонил их.
     Кроме,  так сказать, служебного патриотизма, у меня было очень важное
основание встречать Новый  год  именно в  редакции.  Стало  известно,  что
тридцать   первого   декабря   правительство  слушает   доклад   академика
Саклатвалы.
     На  заседание членов правительства никого из  комитета не пригласили,
но  Черняк должен был  увидеться с  академиком сразу  же  после  окончания
заседания, а от него приехать в редакцию на вечер...
     Одно препятствие едва не помешало мне пойти на встречу Нового года. Я
мог встретить Макаренко.  Я должен был отдать инженеру письмо Лиды, но вот
уже  несколько дней  искал это  письмо и  никак не  мог  найти.  Куда  оно
девалось, этого я никак не мог понять.
     Не раз случалось,  что я прятал какую-нибудь нужную вещь и находил ее
только через несколько месяцев. По всей вероятности, то же самое случилось
и теперь.  Я страшно ругал себя за неряшливость и беспорядочность. Снова и
снова я обыскивал всю комнату - письмо словно растаяло. Но не могло же оно
в самом деле исчезнуть!
     Перед тем как ехать на вечер, я еще раз поискал его и снова не нашел.
     В  редакцию я  приехал без четверти одиннадцать и застал там довольно
много народа.  Черняка еще не было.  Не было также и Шелемехи.  В одном из
отделов я увидел Самборского, а в большой комнате, возле роскошной елки, -
Макаренко. Догадов держал его под руку и что-то рассказывал.
     Догадов сразу же  ухватился за меня,  затараторил о  своем отъезде на
следующий день,  оставил мне кучу поручений:  способствовать помещению его
корреспонденций,  отвечать на письма, последить за своевременным переводом
гонораров -  все,  что  может  сказать  друг-журналист,  когда  уезжает  в
длительную командировку.
     - Мы  еще  успеем обо  всем  условиться,  -  сказал я  ему.  -  Дайте
посмотреть на елку.
     - Елка необыкновенная, - проговорил Ярослав.
     Действительно,  елка,  густая,  развесистая,  с широким основанием, с
блестящими  ярко-зелеными  иголками,  была  замечательно  красива.  На  ее
верхушке  сияли  семь  серебристых  звезд,  напоминавших  созвездие  Малой
Медведицы;  самая высокая из  них  должна была  быть Полярной звездой.  На
золотых и серебряных цепочках,  опоясавших елку, слегка покачивались куклы
и игрушки.
     - Следите за елкой, - сказал Догадов, - я вам что-то сейчас покажу.
     Он подошел к стене и щелкнул выключателем.  Тихонько загудел мотор, и
елка медленно закружилась перед нами, показывая себя во всей красе.
     - Техники не  могут без  выдумок,  даже  когда речь  идет о  елке,  -
засмеялся Ярослав.
     Догадов остановил елку и отправился в другие комнаты.  Мы еще немного
постояли возле дерева и тоже отошли.
     - Ярослав Васильевич,  -  обратился я к инженеру,  -  я очень виноват
перед вами.
     - А что такое?
     - Когда Лидия Дмитриевна уезжала на курорт,  она оставила мне для вас
письмо...
     Инженер исподлобья посмотрел на меня.
     - Это письмо я,  как мне казалось,  положил в  ящик стола,  но не мог
найти,  когда ехал сюда...  У  меня иногда бывает такое,  -  скороговоркой
объяснил я.
     - Вы уверены, что найдете его?
     - Обязательно. Оно не могло исчезнуть из комнаты.
     - Я вас очень прошу.
     - Завтра с утра все пересмотрю и во что бы то ни стало найду.
     - Может быть, мне завтра утром постучать к вам, чтобы вы не забыли?
     - Хорошо, пожалуйста. Как только проснетесь, заходите.
     Приглашая его,  я был неспокоен. "Ну, а если не найду?" - мучила меня
мысль.
     - А почему она передала письмо через вас?
     - Она искала вас, но не могла найти. Вы куда-то исчезли.
     - Я работал, - коротко сказал Макаренко.
     В этот момент приехал Антон Павлович.
     Он  сразу  же  подошел к  столу,  поздоровался со  всеми  и  попросил
побыстрее занять  места.  Напротив  висели  часы,  и  редактор нетерпеливо
поглядывал на них. Через несколько минут должно было пробить двенадцать.
     Гости  уселись вокруг стола.  Я  оказался возле Самборского,  который
успел уже  пошутить с  соседом с  другой стороны и  посмеяться над гостем,
сидящим напротив.
     - Вы знаете, - сказал мне Самборский, - я волнуюсь.
     - Я тоже.
     Мы  понимали  друг  друга,  потому  что  оба  ждали  сообщения Антона
Павловича  о  заседании  правительства и  результатах доклада  Саклатвалы.
Редактор не заставил себя ждать и с бокалом в руке поднялся:
     - Этот бокал, - сказал он, - я поднимаю за минувший год, за год наших
успехов,  за год,  в котором родилась необыкновенная идея сверхскоростного
подземного пути между Западом и Востоком.  Отмечаю: наша редакция была тем
местом, где эта идея зародилась.
     Гости  шумно  откликнулись на  этот  тост.  Сразу  же  Антон Павлович
распорядился налить  еще  вина  в  бокалы.  Мы  едва  успели выполнить его
приказ, как обе стрелки часов подошли к двенадцати. Послышался первый удар
полночного боя, и хозяин произнес новый тост:
     - За новые замечательные успехи, за год, когда начнется осуществление
нашей идеи, за Новый год!
     Мы поддержали оратора громким "ура".
     - Товарищи,  - продолжал Антон Павлович, - сегодня наше правительство
слушало доклад академика Саклатвалы  и  решило  с  первого  января  начать
строительство  Глубинного пути.  Так названа новая дорога между Востоком и
Западом.
     Вспыхнула буря выкриков и рукоплесканий,  захлопали пробки из бутылок
с шампанским, зазвенели бокалы.
     Только  два  человека  остались  неподвижными и  с  бокалами в  руках
смотрели на  Антона  Павловича,  ожидая,  что  он  скажет  еще.  Это  были
Самборский и  Макаренко.  У первого дрожала рука,  второй ничем не выдавал
своего волнения.  Я  понимал,  что оба инженера хотят услышать,  какому из
двух вариантов правительство отдало предпочтение.
     Догадов тоже следил за  Самборским и  Макаренко.  Иногда он испытующе
поглядывал на меня,  не понимая,  должно быть, странного поведения молодых
инженеров.
     Черняк  предложил  еще  один  тост  -   за  начальника  строительства
Глубинного пути. Все с любопытством ждали, кого он назовет.
     - Начальником строительства назначен академик Саклатвала.
     В   честь  академика  вспыхнула  овация,   какой  можно  было  только
позавидовать.
     В  первом часу  ночи,  после  музыки,  пения  и  поздравлений,  радио
передало ту самую новость,  о которой мы узнали от Антона Павловича. Итак,
фантастическая идея начала становиться действительностью.
     Бесспорно,  наша "Звезда" кое-что  сделала для этого,  и  Черняк имел
законное  основание важничать,  несколько преувеличивая,  по  обыкновению,
заслуги своего журнала.
     Но  знает ли  о  постановлении один из самых деятельных членов нашего
коллектива -  профессор  Довгалюк?  При  первой  возможности я  подошел  к
редактору и спросил, звонил ли он Аркадию Михайловичу.
     - Нет.  Но он знает. При мне секретарь Саклатвалы говорил по телефону
с  членами  совета...  Ведь  утвержден совет  строительства...  Профессора
Довгалюка назначили членом совета... Меня тоже...
     - Поздравляю, Антон Павлович!
     - Спасибо.  Между прочим, у меня поручение от Саклатвалы переговорить
с тобой.
     Черняк отвел  меня  в  сторону.  Я  был  уверен,  что  речь  пойдет о
деятельности прессбюро.
     - Академик думает,  что ты с твоим характером не совсем подходишь для
такой работы, как заведование прессбюро.
     Меня бросило  в  жар.  Правда,  заведовать  кем-либо  или  чем-либо я
никогда не любил и не умел.  Но заведовать прессбюро такого строительства!
Об  этом  бесспорно  можно  только  мечтать.  Ведь  я был бы в курсе самых
необыкновенных  и  интересных  событий.  И  вообще,  не  очень-то  приятно
услышать  о  себе  отрицательное  мнение  Саклатвалы.  Вероятно,  волнение
отразилось на моем лице,  потому  что  Черняк  усмехнулся  и  успокаивающе
сказал:
     - Саклатвала очень  ценит  тебя  и  считает,  что  тебе  нужно  найти
соответствующее  применение...   Хотел  бы  ты  объехать  вокруг  света  и
одновременно оказать большую услугу строительству?
     - Это интересно, - равнодушно произнес я.
     - Мы   посылаем  за   границу  специальную  техническую  миссию   для
ознакомления  с   техникой   тамошнего   туннелестроительства  и   разными
техническими навыками.  Правда,  ничего подобного нашему строительству там
нет и  не  предвидится.  Но  посмотреть на уже сделанное стоит:  возможно,
кое-что  из  их  методов нам  пригодится...  Нужен ответственный секретарь
миссии.  Ему придется пробыть в  командировке не меньше года и очень много
путешествовать.  Саклатвала просил меня  узнать,  согласен ли  ты  поехать
таким секретарем.
     - Ты мог бы ответить и не спрашивая.  Что может быть интереснее,  чем
путешествие вокруг света?
     Вероятно, глаза у меня заблестели, потому что Черняк засмеялся.
     - Итак, - сказал он мне, - позвони завтра в секретариат Саклатвалы.
     Антон Павлович собрался отойти от меня.
     - А  как проект?  -  остановил я его.  -  Чей вариант?  Макаренко или
Самборского?
     Черняк немного помолчал.
     - Кажется,  правительство передало  все  на  рассмотрение Саклатвалы.
Официально ни тот,  ни другой вариант не утверждены.  Есть третий вариант,
самого Саклатвалы. Но он... он мало чем отличается от варианта Макаренко.
     - Гм!.. Удивительно!
     - Я сам удивлен.  Этот молодой человек, видимо, имеет большое влияние
на старика.  Но вариант Макаренко нельзя было утвердить.  Против него все,
кроме  Саклатвалы  и  военных.   Последние,   собственно,  заняли  позицию
нейтралитета.
     Я вернулся  на  свое  место  взволнованный,  в   радостно-приподнятом
настроении.  В моем воображении уже замелькали пароходы, самолеты, поезда,
автомобили,  которые понесут меня  через  океаны  и  континенты,  возникли
большие города обоих полушарий.
     В  третьем часу,  в  разгар танцев,  я  решил поехать домой,  так как
танцую не очень хорошо и дамы не заинтересованы в таком кавалере.
     Догадов поехал меня провожать.
     Несмотря на позднее время,  на улицах было шумно и  людно,  светились
разноцветные фонарики,  на  площади вспыхивали фейерверки,  рассекали небо
ракеты.
     Погода изменилась к лучшему. Похолодало, падал снежок.
     В  гостинице тоже встречали Новый год.  Дверь в  ресторан была широко
раскрыта. Там играла музыка, и даже в вестибюле танцевало несколько пар.
     - Послушайте,  -  сказал мне Догадов, когда мы вошли в номер, - Антон
Павлович говорил, что вы тоже едете... Куда?
     - Кажется, буду путешествовать вокруг света...
     - Что вы? Здорово!.. Завидую вам. И надолго?
     - Успею соскучиться.
     Мы  еще  долго разговаривали,  и  он  ушел  от  меня около пяти.  Мне
запомнились его последние слова, сказанные уже у выхода:
     - Знаете,  Олекса,  мне  кажется,  что  этот  Макаренко -  гениальный
человек.


                              14. ТАРАС ЧУТЬ

     Я проснулся от стука в дверь.  Часы показывали пять минут десятого. Я
вслух выругал неожиданного посетителя,  помешавшего мне спать.  Являться в
такой ранний час  первого января -  это ведь просто нахальство.  Сначала я
хотел притвориться,  что сплю,  но в дверь сыпались равномерные,  не очень
громкие, но и не тихие удары. Пришлось встать и открыть.
     За дверью стоял Макаренко. Молодой человек извинился.
     - Не сердитесь на меня за то,  что я так рано вас разбудил. Через час
я покидаю гостиницу.
     - Пожалуйста, пожалуйста. А что случилось?
     - Нужно быть в институте -  завтра я по делам строительства выезжаю в
Иркутск.
     - Простите, что я не одет, но я недавно лег. Сейчас начну поиски.
     "Он так торопится, - тем временем думал я, - ну, а если не найду?"
     Вообще надежды найти письмо у  меня не  было ни в  течение нескольких
минут, ни даже в течение часа. Сказать же это я не решался.
     Инженер, нетерпеливо ожидая, стоял посреди комнаты.
     Я  предложил ему присесть,  подошел к  столу и выдвинул средний ящик.
Уже несколько раз перед тем я рылся в этом ящике,  но письма не находил. И
сейчас я  стал  перебирать каждый листок,  каждую мелочь.  В  ящике лежало
несколько журналов.  Я  поднял один,  другой -  и  с облегчением вздохнул:
письмо Лиды оказалось между ними. Я отдал его Макаренко.
     Он поблагодарил,  пожал мне руку,  сказал, что надеется видеть меня в
Иркутске, и поспешно вышел из комнаты.
     Заглянув еще раз в  ящик,  я развел руками и хотел снова завалиться в
постель, но зазвонил телефон. Говорила секретарша академика Саклатвалы. Он
вызывал меня к себе сегодня в восемь часов вечера.
     Телефон  зазвонил  вторично.  На  этот  раз  я  узнал  голос  Аркадия
Михайловича.
     - Вы не спите,  голубчик? Хотите поехать к Тарасу? Наконец-то доктора
разрешили проведать его и поговорить.
     - Очень хочу. Когда вы едете?
     - Сейчас. Заехать за вами?
     - Обязательно!
     - Вы, верно, еще в постели?
     - Почти.
     - Ну, быстренько одевайтесь.
     Едва я  вышел из-под  душа,  портье позвонил мне и  сказал,  что меня
ожидает машина.
     Выбежав из гостиницы,  я  увидел в  автомобиле следователя Томазяна и
Аркадия Михайловича.
     - А Шелемеха, а Черняк? - спросил я, здороваясь с ними.
     - Шелемеха только что  поехал к  Саклатвале,  академик его вызвал.  А
Черняк, вероятно, спит непробудным сном. Я к нему не дозвонился.
     Автомобиль медленно  двигался по  людным  улицам.  Томазян  сидел  за
рулем.  Мне  видна была только его широкая спина.  Иногда в  зеркальце над
рулем появлялось спокойное худощавое лицо.
     Со следователем я познакомился, когда он вызвал меня, чтобы допросить
по делу об исчезновении Тараса.  С тех пор прошло много времени,  но мы ни
разу  не  встретились.   Я  слышал  о  нем  как  о  человеке  настойчивом,
проницательном и  очень  способном,  однако с  делом  Тараса Чутя  ему  не
повезло.  Происшествие с  мальчиком оставалось тайной.  Адриан  Маковский,
которого  Томазян  на   несколько  дней  задержал,   доказал  свое  алиби.
Оставалось ждать, пока Тарас сколько-нибудь окрепнет и все расскажет сам.
     Когда  машина  очутилась за  городом,  Томазян погнал  ее  с  бешеной
скоростью.  В  несколько минут мы доехали до больницы и остановились перед
воротами.  Томазян дал несколько длинных гудков.  Ворота никто не отворял.
Но вот из калитки выскочил маленького роста мужчина и возмущенно закричал,
что мы нарушаем тишину и покой в зоне больницы.  Человек имел сонный вид и
явно  был  недоволен.   Бедняга,  вероятно,  встречал  Новый  год,  провел
бессонную  ночь  и  теперь  дремал  в  сторожевой будке.  Я  полностью ему
сочувствовал.
     Вдруг  он  перестал  кричать,  виновато улыбнулся и  переменил тон  -
должно быть, узнал Томазяна.
     Оставив машину  под  присмотром сторожа,  мы  направились через  двор
больницы к подъезду. Я попал сюда вторично, а Томазян и Аркадий Михайлович
побывали в  больнице уже  несколько раз.  Врачи  и  обслуживающий персонал
встретили их, как старых знакомых.
     Сегодня для  Тараса Чутя  был  радостный день:  утром  его  навестили
воспитательница и  директор детского дома  из  Староднепровска.  До  этого
мальчику говорить с посетителями не позволяли.
     - Он уверен,  что вы к нему придете, - сказала доктор Корсакова. - Он
ждет вас с нетерпением.
     Тарас встретил нас, смущенно и радостно улыбаясь. Он сидел в постели,
с  подушками за  спиной.  На голове у  него еще белела повязка.  Корсакова
попросила нас оставаться у больного не более часа.
     - Ну, Тарас, будем знакомиться, - сказал следователь. - Это профессор
Довгалюк,  этот товарищ -  журналист,  фамилия его Кайдаш,  а  моя фамилия
Томазян.
     - Я знаю Аркадия Михайловича,  -  ответил Тарас, восторженно глядя на
профессора. - И их статьи читал, - сказал он обо мне.
     - Ну, а со мной знакомство, собственно, только начинается, - шутливым
тоном заметил следователь.
     - Я вас уже видел... помню... Вы, верно, доктор?
     - Немножко не угадал.
     - Молодец, Тарас! - сказал, обращаясь к мальчику, профессор. - Быстро
выздоравливаешь.
     Шутливый разговор длился недолго.  Скоро мы перешли к  тому,  что нас
всех наиболее интересовало. Мальчик рассказал нам:
     - Я хорошо,  очень хорошо помню,  как устроился в поезде.  Сначала  я
смотрел в окно, а потом лег на полку и начал читать. На какой-то станции в
вагон вошел высокий человек.  Лица его я сейчас не могу вспомнить.  У него
был билет в наш вагон, но что-то там не получалось с местом, и он попросил
у моего соседа разрешения сесть возле него.  Тот позволил. Через некоторое
время новый пассажир спросил у меня,  что я читаю. Потом он оставил у меня
свой портфель и пошел в ресторан,  а когда вернулся,  вытащил  из  кармана
маленькие шахматы,  и мы с ним играли. Один раз я выиграл у него, потом он
у меня. За шахматами этот человек рассказывал мне разные вещи по ботанике,
а  потом  о