ечально.  Но  медленный ход машины дал
Набокину возможность подплыть к нам.
     Он изложил нам свой план: нырнуть, разыскать люк в кабину управления,
пролезть в кабину и выключить моторы. Замысел смелый, но вряд ли его можно
было осуществить.  Машинист все же  попробовал.  Несколько раз он  нырял в
поисках люка и в третий или четвертый раз все-таки нашел его,  но влезть в
кабину не  смог  -  не  хватало дыхания.  Он  снова и  снова повторял свои
попытки,  и каждый раз, тяжело дыша, выплывал, ничего не успев сделать. Мы
не видели его и,  только когда он подавал голос, узнавали, что он снова на
поверхности.
     Наконец, совершенно обессилев, он подплыл ко мне.
     В  то самое мгновение,  когда я  почувствовал руку машиниста на своем
колене,   литостат  наткнулся  на   какое-то   препятствие  и   неожиданно
остановился.  Возможно,  он  сошел  с  ровного пути  и  уперся в  одну  из
громадных колонн или в стену штольни.  Машина остановилась, издала похожий
на  кряхтение  звук,  но  все-таки  старалась идти  вперед.  Она  медленно
обогнула невидимое препятствие и двинулась дальше.
     Еще  несколько  раз  повторялось  то  же  самое,  несколько  раз  нам
казалось, что литостат остановится, так как его не пустят дальше стена или
колонна,  но  каждый  раз  мы  ошибались:  машина  отползала в  сторону  и
продолжала двигаться.
     Мы уже почти не разговаривали и  неподвижно сидели в  ожидании конца.
Машинист снова несколько раз нырял,  стараясь пробраться в кабину. Наконец
окончательно убедившись  в  невозможности осуществить свое  намерение,  он
пристроился возле нас, словно собираясь хорошо отдохнуть.
     Техник Гмыря молчал, на вопросы отвечал тихо и неохотно. В голосе его
слышалось какое-то странное равнодушие.
     Когда же начнется углубление?
     Вероятно,  каждый из  нас  не  раз задавал себе этот вопрос.  И  вот,
словно в  ответ,  мы  почувствовали,  что  вода стала заливать нам  ноги и
подниматься все выше и выше.  Лида крепко сжала мою руку, ожидая поддержки
или ободряющего слова, но от волнения у меня перехватило горло, и я не мог
говорить.
     В  этот момент я  услышал,  что  машинист,  тихо шепча себе под  нос,
ругается.  Не знаю,  как это произошло, но мое волнение вдруг исчезло, и я
крикнул:
     - Мужайтесь, товарищи! Мужайтесь!
     Невероятное  спокойствие почувствовалось в  голосе  техника,  который
откуда-то издалека ответил:
     - Прощайте, товарищи!
     Лида еще  крепче сжала мою руку.  Машинист перестал ругаться и  обнял
нас обоих. Вода уже доходила нам до плеч.
     Трудно сказать,  сколько еще минут оставалось нам жить.  Должно быть,
очень  немного.  Но  вдруг  вдали блеснул огонек...  Один,  второй...  два
подвижных  огонька.   И  одновременно,   не  сговариваясь,  мы  закричали,
насколько хватало сил.
     Я не помню,  что мы  кричали.  Вероятно,  каждый  по-своему  звал  на
помощь.
     Никто не отвечал нам,  но огоньки то поднимались выше, то опускались,
как будто подавая сигналы.  Мы  уже знали наверное,  что это не  лампочки,
которые случайно загорелись.  Нет,  огоньки находились в  руках  у  людей,
неожиданно появившихся перед входом в штольню.
     - Отвязывайтесь, - подтолкнул меня машинист.
     В  самом деле,  это  необходимо было сделать как  можно скорее:  вода
доходила нам до шеи, а мы с Лидой оставались привязанными к лестнице.
     - Гмыря,  отвязывайтесь!  - крикнул Набокин технику и бросился ему на
помощь, так как техник неумел плавать.
     Я  проворно стал отвязывать себя и  Лиду.  Но  это было нелегко.  Еще
немного - и мы вообще не смогли бы отвязаться: и так для этого приходилось
с головой погружаться в воду.
     Огоньки приближались,  но  еще быстрее литостат шел на  глубину.  Еще
минута -  и нам пришлось оставить его и броситься вплавь.  Девушка немного
умела плавать и ее нетрудно было поддерживать. Но машинисту - я слышал это
по голосам - нелегко приходилось с техником. Тот, как камень, тянул своего
спасителя вниз.  Я  оставил  Лиду  и  поспешил  к  машинисту.  Невзирая на
темноту,  я  быстро нашел их.  Теперь огоньки быстро приближались к  нам и
помогали ориентироваться.
     Хорошо помню  мгновения,  когда  на  странном сооружении из  досок  и
резиновых камер, к нам подплывали два человека. Они кричали нам ободряющие
слова  и  бросали спасательные пояса.  Я  узнал в  этих  людях Макаренко и
Догадова.  Потом я услышал крик утопающей Лиды и увидел,  как на помощь ей
бросился в воду Макаренко.
     Потом вместе с другими я очутился на этом плавучем сооружении.
     Нас  повезли к  выходу из  штольни.  Там на  чуть лучше оборудованном
плоту ожидали два водолаза.  Прошло немало времени,  пока нас по  одному в
водолазных масках проводили под водой в туннеле.
     Все промелькнуло, как сон. Теперь, в воспоминаниях, события тех дней,
товарищи, спасшиеся вместе со мной, - все встает, как в тумане...
     Нас на руках внесли в кабину лифта,  подняли на поверхность и тоже на
руках вынесли из кабины...


                         21. СОБРАНИЕ В СТОЛОВОЙ

     Это случилось на следующий день после того, как нас спасли.
     В   столовой  маленькой  гостиницы  девятьсот  двадцать  пятой  шахты
собралось несколько друзей.  Здесь же  был и  врач.  Он  шумно протестовал
против многолюдного сборища,  но мы заявляли,  что уже отдохнули.  Мы и  в
самом деле неплохо отдохнули.  Об этом свидетельствовал появившийся у  нас
после  крепкого сна  волчий  аппетит.  Потребность утолить  голод  и  была
причиной того, что местом встречи с друзьями мы выбрали столовую.
     Здесь было уютно и приятно.  В этой маленькой гостинице,  где  обычно
останавливались   только   инженеры,   приезжавшие  в  шахту  из  главного
управления,  все  было  приспособлено  для  того,  чтобы   обеспечить   им
возможность  спокойно  работать.  Два десятка комфортабельно оборудованных
комнат,  гостиная,  спортивный зал  и  определенный  режим,  которому  все
подчинялись,  -  все  это  делало  гостиницу похожей на небольшой,  хорошо
организованный санаторий.
     Хотя мы -  Лида, техник Гмыря, машинист Набокин и я - и заверяли, что
чувствуем себя совсем хорошо,  но  в  действительности это было не  совсем
так.  Все мы еще чувствовали некоторую слабость и  нуждались в  отдыхе.  Я
смотрел на  моих товарищей -  на каждом из них было заметно долговременное
пребывание в  затопленной штольне.  Особенно это отразилось на  Лиде.  Она
заметно похудела, осунулась, глаза ее то и дело закрывались - ее одолевала
дремота. Врач все время озабоченно поглядывал на нее.
     Меньше   других   изменился   машинист.    К   нему   вернулись   его
жизнерадостность и  энергия.  Он  шутил и  привлекал общее внимание своими
немногословными, но живыми и остроумными рассказами о приключениях прошлых
суток и о том, как он хотел превратить литостат в подводную лодку.
     В  столовой  поставили  мягкие  кресла.   Это  превратило  комнату  в
гостиную.  Да  и  гости интересовались не  столько обедом,  сколько нашими
рассказами.  Все  столы были сдвинуты,  и  мы  очутились в  крепком кольце
друзей.
     Макаренко пробыл с  нами всего несколько минут.  Он  спросил,  как мы
себя  чувствуем,  распорядился,  чтобы  мы  отдыхали,  и,  пообещав  скоро
возвратиться, исчез. Положение в шахте требовало его присутствия.
     Что делается под землей,  мы не знали. Но вскоре в столовую ненадолго
заглянул Кротов и коротко рассказал о том, что каждого из нас больше всего
интересовало.
     В туннеле пока никаких перемен.  Работы в Восточной зоне продолжаются
ускоренными темпами:  необходимо как  можно  скорее  пробить перегородку и
выпустить воду из шахты в море.
     Повторная катастрофа, едва не стоившая нам четверым жизни, была такой
же  неожиданной,  как  и  первая.  Сначала всем  казалось,  что  наше дело
безнадежно. Туннель затопило почти совсем, и Догадов с плотовщиками уже не
могли  проникнуть в  штольню.  Телефонный разговор со  мной  внушил  нашим
спасителям  неясную  надежду.   Макаренко  вызвал  водолазов  и  предложил
организовать подводный поход в  штольню.  Промеры воды в туннеле и расчеты
доказывали, что штольню затопило не совсем. Макаренко сам надел скафандр и
стал  во  главе  этой  опасной экспедиции.  Преодолевая течение,  водолазы
прошли под водой весь туннель до самого входа в штольню.
     От Кротова узнать больше ничего не удалось:  он спешил в  шахту,  где
шли  авральные  работы.  Аркадий  Михайлович  и  Тарас  дополнили  рассказ
инженера.
     - Мы хотели вернуться к вам, - говорил Тарас, - но нас не пустили. Мы
очень тревожились и жалели, что не остались в штольне.
     - Разве вам смерти захотелось? - спросил Набокин.
     - Почему же смерти? - удивился мальчик.
     - Шестеро на лесенках не удержались бы.  Кто-нибудь из нас непременно
погиб бы.
     - Ну,   если  бы  мы  остались,  то...  Мы  с  Аркадием  Михайловичем
что-нибудь придумали бы,  -  так серьезно и  уверенно заявил мальчик,  что
присутствующие не могли не рассмеяться.
     Аркадий Михайлович сказал:
     - Слышали бы вы,  какие споры шли о том, можно или нельзя вас спасти.
Не  менее  половины людей с  карандашами в  руках все  время подсчитывали,
какой уровень воды должен быть в  штольне.  Электрики по шею в воде прошли
туннель, разыскали место, где порвались электропровода, и починили их.
     Мы  вспомнили,  как  неожиданно  двинулся  наш  литостат,  а  Набокин
объяснил,  к чему бы это привело,  если бы наши спасители опоздали хотя бы
на минуту.
     - А почему порвались провода? - удивленно спросил Гмыря.
     - Неизвестно, - пожал плечами Тарас. - Электрики говорят, что провода
не порвались. Их или разрезали ножом, или разрубили топором.
     Услышав слова Тараса, я даже привскочил.
     - Кто же это мог сделать?
     Но  Тарас и  Аркадий Михайлович только развели руками.  Профессор при
этом отвел глаза в сторону.
     - Если бы  электрики не  починили провода,  нас вряд ли спасли бы,  -
заметил Гмыря.
     - А  может быть,  наоборот?  -  сказал я.  -  Если бы никто не трогал
проводов, мы не натерпелись бы такого страха.
     На мои слова никто не обратил внимания.
     - Сегодня на рассвете, - сообщил всезнающий мальчуган, - уровень воды
все еще повышался приблизительно на миллиметр в час.
     В это время в столовую вошел Догадов.
     Трудно сказать,  кого бы я мог встретить с большей радостью. Ведь, по
сути, это он спас больше двухсот людей из Северной штольни.
     Мы,  четверо  последних спасенных,  поднялись со  своих  мест,  чтобы
приветствовать отважного палеонтолога. В комнате стало шумно.
     - Вы не так уж плохо выглядите, - усаживаясь в кресло, шутил Догадов.
- Еще немного - и доктор пошлет вас в туннель на аврал.
     - Нет,  -  сердито  объявил  доктор,  -  через  минуту  я  прикажу им
разойтись по  своим комнатам и  в  течение двух дней не  позволю принимать
гостей.
     - Если нам угрожают такими страшными репрессиями,  давайте сидеть, не
раскрывая рта, - шутливо предложил я.
     Но  мы  и  без того вели себя очень спокойно,  так как на  проявления
бурной радости у нас хватило энергии ненадолго.
     - Я  еще не  успела поблагодарить вас,  -  обратилась к  палеонтологу
Лида. - Простите меня и позвольте пожать вам руку за то, что вы сделали.
     Слова  девушки  взволновали  Догадова.  Он  начал  уверять,  что  все
сделанное им  мелочь,  на  которую не стоит обращать внимания,  что он рад
каждый день оказывать ей подобную услугу,  хотя уверен,  что вряд ли Лидия
Дмитриевна очень хочет повторения таких ситуаций...
     Одним словом,  всем  нам  было весело и  приятно,  как  бывает людям,
которые после  долгой разлуки или  страшной опасности попадают в  общество
самых  близких  друзей  и  знают,  что  опасность  миновала  и  больше  не
повторится.
     И  вдруг меня поразило выражение лица Аркадия Михайловича.  Профессор
насупился,  словно был чем-то недоволен.  Мне бросилось в глаза и то,  что
исчез Тарас.  Я повернулся было к профессору, чтобы спросить, куда девался
его секретарь, но мальчик вернулся в столовую в сопровождении Кротова.
     Инженер был очень взволнован и даже не пытался скрыть это.
     - Товарищи,   простите,  что  я  прерываю  вашу  приятную  беседу,  -
обратился он к нам,  - но положение в туннеле снова неожиданно усложнилось
и требует немедленного вмешательства энергичных людей. Макаренко и я - оба
мы просим прийти нам на помощь палеонтолога Догадова.
     Догадов сразу же вскочил.
     - Я к вашим услугам.
     - А что случилось? - спросила Лида.
     В это мгновение Тарас и профессор Довгалюк обменялись непонятными для
меня взглядами.  Профессор заметил,  что я обратил на него внимание, и еще
больше нахмурился.
     - В  ствольном  ходе  обвал,  -  объяснял  Кротов.  -  Нужно  спасать
оставшихся там лифтовых рабочих.
     - Так  не  будем  терять  времени!  -  воскликнул Догадов и  поспешно
направился к выходу.
     За  палеонтологом пошел  инженер,  за  инженером бросился  Тарас.  Мы
сидели молча, ошеломленные известием о новой катастрофе.
     И  опять  Аркадий  Михайлович  удивил  меня.  На  него,  по-видимому,
страшное сообщение никак не повлияло. Он ухватился руками за ручки кресла,
подался вперед, словно готовясь к прыжку, и не моргая пристально следил за
теми, кто в это мгновение выходил из комнаты.
     В следующую секунду я понял,  что старик знал больше, чем кто-либо из
нас.
     Едва Догадов открыл дверь и  переступил порог,  как на  него бросился
сзади  Кротов,  схватил его  за  локти  и  рванул вниз,  стараясь повалить
палеонтолога на  пол.  Кто-то  схватил Догадова спереди.  Там же  очутился
Тарас.  В  одно  мгновение  перед  нашими  глазами  завертелся  клубок  из
человеческих тел.
     Все присутствующие вскочили со своих мест, кое-кто хотел приблизиться
к живому клубку, но их остановил энергичный окрик Аркадия Михайловича:
     - Товарищи, спокойствие!
     В  открытые двери  вбежали  несколько человек  и  окружили борющихся.
Среди них я вдруг увидел Акопа Томазяна.
     Догадов оказывал бешеное сопротивление.  Он был силен и ловок -  тем,
кто боролся с ним,  победа досталась нелегко. Но вырваться ему не удалось.
Через несколько секунд он лежал,  прижатый к полу,  и с яростью смотрел на
своих противников.
     Из его карманов вытащили автоматический пистолет,  бумаги и  какие-то
пластинки.
     Томазян негромко объявил:
     - Гражданин Догадов, он же Виноградов, он же Гэл, вы арестованы!
     После этого следователь обратился к нам:
     - Успокойтесь,  товарищи!  Человек, которого вы до сих пор считали не
то  журналистом,  не  то  палеонтологом,  на  самом деле имеет совсем иную
профессию.  Вам не следует также считать его своим спасителем -  он только
маскировался.  Мы имеем неопровержимые доказательства того,  что именно он
вызвал взрыв в туннеле.
     Нетрудно представить себе,  какое  впечатление все  это  произвело на
нас.
     - Позвольте!  -  закричал вдруг  Догадов.  -  Какое  вы  имеете право
арестовывать меня? У вас нет никаких оснований!
     - Не нужно кричать,  гражданин,  -  спокойно остановил его Томазян. -
Вот ордер на арест,  а  через два часа вам официально предъявят обвинение.
Вот  тогда-то  вы  и  попробуйте  высказать  свои  возражения против  моих
действий.  Если,  разумеется,  у вас найдутся такие возражения!.. Возьмите
арестованного, - приказал он своим помощникам.
     Догадова вывели.
     Поклонившись нам, Томазян тоже вышел.
     Мы смотрели им вслед, ничего не понимая. Вот так палеонтолог!
     К  Лиде,  очень взволнованной всем  случившимся,  приблизился Аркадий
Михайлович.
     - Этот субъект в свое время сбросил Тараса с поезда, - сказал он.


                         22. РАССКАЗ СЛЕДОВАТЕЛЯ

     Я  совсем оторопел от такой неожиданности.  "Это какая-то трагическая
ошибка", - говорил я себе.
     Первым моим движением было выступить в защиту Догадова,  обстоятельно
рассказать о  его героизме в туннеле во время борьбы с наводнением.  Разве
Томазян не мог ошибиться?
     Но меня обезоружило заявление Аркадия Михайловича. Вспомнив поведение
профессора и  Тараса в штольне,  интерес профессора к Томазяну и вспомнив,
наконец,  как многозначительно переглядывались Аркадий Михайлович и  Тарас
перед арестом Догадова,  я понял, что они сыграли в этом деле не последнюю
роль.  Я больше не сомневался, что письмо, полученное Томазяном перед моим
отъездом из Иркутска,  было от Довгалюка и рассказывало о Догадове.  Может
быть,  именно это  письмо явилось причиной того,  что Томазян в  последнюю
минуту отказался лететь со мной.
     Обвинять Догадова в таком преступлении?  Это не укладывалось у меня в
голове. Я перебрал в памяти все наши встречи, разговоры и не мог вспомнить
ничего подозрительного.  Единственное,  что меня удивляло, это пылкость, с
какой Догадов всегда защищал Макаренко.  Но ведь и Шелемеха симпатизировал
инженеру  Макаренко,  Саклатвала  тоже  поддерживал инспектора  туннельных
работ,  Кротов выступал сторонником Макаренко...  И этот же Кротов помогал
Томазяну задержать Догадова!
     Я  сидел в  своей комнате,  думал о  случившемся и  курил папиросу за
папиросой.
     Аркадий Михайлович объяснил нам,  что,  когда  Тарас  впервые  увидел
Догадова,  ему показалось, словно он где-то уже встречал этого человека. В
Северной штольне,  встретившись с журналистом снова,  мальчик узнал в  нем
пассажира, который два года назад выбросил его из вагона поезда. Профессор
известил об этом Томазяна.
     "Но,  может  быть,  Тарас  ошибся и  тем  самым  ввел  в  заблуждение
следователя?" - спрашивал я у самого себя.
     И  сам  себе  отвечал,  что  Томазян  мог  действовать так  быстро  и
энергично, только имея для этого очень важные основания.
     "Он назвал Догадова Виноградовым и  еще каким-то иностранным именем",
- снова вспомнил я.
     В  это время мне передали от  Томазяна записку с  просьбой немедленно
зайти к нему. Я поспешил выполнить просьбу следователя.
     Томазян занимал комнату в доме, где помещался штаб отдела охраны. Дом
этот находился на противоположной стороне поселка,  почти в  полукилометре
от гостиницы.  Прогулка немного успокоила меня и, когда я очутился с глазу
на глаз со своим Холмсом, я вполне владел собой.
     - Вы,  вероятно,  удивлены?  -  жестом приглашая меня сесть,  спросил
следователь.
     - Сознаюсь -  как и  полагается Ватсону,  ничего не понимаю и не могу
себе представить, что Догадов вызвал эту ужасную катастрофу.
     - Мне придется кое-что объяснить вам,  -  сказал Томазян.  - Вы, сами
того не зная, помогли мне разоблачить этого субъекта.
     - Я? Помог?
     - Да. Теперь я могу вам рассказать о Догадове значительно больше, чем
вы знаете. Разумеется, не для опубликования.
     - Скажите же наконец, что вам известно о нем!
     Следователь прошелся по комнате и не спеша начал:
     - Вы  как-то  рассказали  мне  о   Догадове  три  вещи,   очень  меня
заинтересовавшие.  Первое -  о  его встрече с Тарасом Чутем во время вашей
поездки  на  строительство  подземных  электростанций.  Второе  -  что  он
спортсмен и парашютист.  И,  наконец,  третье - что он горячо поддерживает
Макаренко.  Последнее  доказывало,  что  этот  журналист  или  палеонтолог
разбирается в  проблемах строительства Глубинного пути и очень внимательно
следит за  всеми  событиями.  Его  позиция горячего защитника Макаренко не
могла не привлечь моего внимания,  так как защитников у Макаренко,  как вы
знаете,  очень  мало.  Конечно,  все  это  не  могло  быть  основанием для
каких-либо обвинений.
     Томазян помолчал, собираясь с мыслями, потом продолжал:
     - Помните,  я рассказал вам о найденном в тайге парашюте? О парашюте,
которым воспользовался неизвестный нам  Виноградов,  чтобы  выброситься из
самолета вместе с Черепашкиным?  Я проследил, насколько мог, историю этого
парашюта  и  установил,  что  некоторое время  им  пользовались сотрудники
"Звезды", а п