глядя на
меня.
     - Нет... - едва выговорил я и сразу почувствовал, как у меня начинают
гореть уши.
     - Ну хорошо,  -  усмехнулся Томазян. - Итак, имейте в виду, что между
ними что-то было и кто-то об этом пронюхал... До свиданья.
     Выйдя,  я сейчас же посмотрел на себя в зеркало, стоявшее в коридоре.
В самом деле,  уши мои были красны как огонь. На душе было скверно. Но мог
ли я сказать что-нибудь Томазяну о моих друзьях?


                12. ЧЕЛОВЕК, СОМНЕВАЮЩИЙСЯ В СВОЕЙ ФАМИЛИИ

     Прокуратура помещалась в  двухэтажном доме  напротив областного суда.
Мы приехали туда во втором часу дня.
     В  кабинетах следователей царила тишина.  Сюда  не  долетали ни  стук
пишущих машинок из канцелярии, ни шум посетителей из приемной прокурора.
     Один  из  этих  кабинетов занял Томазян.  Местный прокурор давно знал
московского следователя и  помогал ему не только по обязанности,  но также
из чувства дружбы и уважения.
     Нам сказали, что Виноградова уже привезли из Братска и он находится в
помещении для арестованных.
     Томазян  попросил  одного  из  следователей  проводить  меня  в   это
помещение и  дать мне возможность посмотреть на  арестованного так,  чтобы
тот меня не видел.
     Выяснилось,  что сделать это нетрудно:  в  помещении для арестованных
было  небольшое затемненное оконце.  Очутившись перед ним,  я  посмотрел в
камеру и  увидел на скамье маленького человечка без шапки,  с усиками.  На
нем был костюм цвета хаки,  на ногах -  краги.  Костюм был явно не по нем.
Рукава  рубашки  он   подвернул,   брюки  обвисали  над  крагами.   Вообще
арестованный выглядел грязным, испуганным, помятым.
     Он сидел неподвижно, вперив взгляд в стену.
     Весь его облик был воплощением тупости,  и  именно это заставило меня
вспомнить, что я когда-то уже встречал этого субъекта. Да, достаточно было
на несколько секунд закрыть глаза, как в воображении всплыли ночь на улице
Красных  Ботаников  и   дендрарий  профессора  Довгалюка.   Какой  же  это
Виноградов?   Это  не  кто  иной,   как  Черепашкин!   Я  пригляделся  еще
внимательнее и  убедился,  что  это  действительно тот  самый  управляющий
домом, в котором жили профессор Довгалюк и летчик Шелемеха.
     Я поспешил к Томазяну.
     - Ну? - спросил он.
     - Черепашкин, - коротко ответил я.
     - Вы уверены? - живо спросил следователь.
     Я рассказал, как мне довелось встретиться с этим гражданином.
     - Интересно...   Это  становится  исключительно  интересным!  Как  же
Черепашкин  на  протяжении нескольких дней  стал  Виноградовым?  Попробуем
сейчас выяснить. Хотите его послушать?
     - Это было бы любопытно.
     - Сейчас мы попросим принести сюда ширму.  Вы посидите за ней, пока я
буду с  ним  говорить.  Только сидите тихо,  не  выходите,  пока я  вас не
позову.
     Диван и маленький столик отгородили ширмой,  и я удобно устроился.  В
ширме  имелось  несколько едва  заметных дырочек,  и  таким  образом  весь
кабинет был мне хорошо виден.
     Привели арестованного.
     - Прошу, гражданин, садитесь, - предложил следователь.
     Арестованный несмело подошел ближе к  столу и  с  явным удовольствием
сел в кресло, на которое ему указали. Можно было подумать, что он отдыхает
после долгой, утомительной работы.
     Томазян придвинул к себе папку с делом и, не заглянув в нее, спросил:
     - Как ваша фамилия? Вероятно, не Виноградов?
     - Как  моя фамилия?  -  переспросил арестованный.  -  Я  уверен,  что
Черепашкин,  а мне все говорят, что Виноградов. И я уже начинаю думать: не
сошел ли я, часом, с ума?
     - Удивительно!.. Но такое... случается, - медленно выговаривая слова,
сказал Томазян, и в голосе его звучало нечто похожее на сочувствие.
     - Умоляю вас! - вдруг отчаянно вскрикнул арестованный. - Скажите, как
моя фамилия? Черепашкин?
     - А вы как думаете?
     Черепашкин развел руками,  поднял одно плечо,  склонил набок голову и
безнадежно заявил:
     - Ничего не понимаю. Не представляю себя Виноградовым.
     - Вы и в самом деле не Виноградов, а...
     - А?..  -  испуганно и  с  надеждой глядя на следователя,  выпрямился
арестованный.
     - Вы,  -  сказал,  пристально глядя на  арестованного Томазян,  -  вы
действительно Черепашкин Иван Семенович.
     - Слушайте,  вы  правду говорите?  -  В  голосе Черепашкина зазвучала
радость,  потом маленького человека снова охватил страх,  и он зашептал: -
Нет, тот уверял меня, что я Виноградов, только сошел с ума.
     - Успокойтесь, выпейте воды, закурите папироску.
     Следователь подал ему  стакан с  водой и  положил на  стол  раскрытый
портсигар. Человечек выпил воды, потом закурил и жадно затянулся дымом.
     - Теперь расскажите, что с вами случилось.
     Черепашкин как будто поверил, что он - это он, и начал рассказывать о
своих приключениях.
     - Я летел самолетом.  У меня было важное дело.  Хорошо помню,  как мы
вылетели из  Свердловска.  Со  мною был еще один пассажир.  Мы смотрели на
виды,  хотя они мне скоро надоели -  леса и леса...  Летели мы то ниже, то
выше, потом тот пассажир снял из сетки над головой чемодан, вытащил оттуда
географическую карту и начал ее разглядывать.  Я думал,  что он знает, где
мы  летим,  и  заглянул в  карту.  Он показал мне пальцем какое-то место и
отдал карту.  Я тоже начал ее разглядывать.  Что было дальше, вспомнить не
могу.  Открыл глаза и вдруг вижу:  вокруг меня лес.  Рядом стоит человек и
прикладывает  к   моей  голове  мокрый  платок.   А   голова  моя   словно
раскалывается.  Человек как будто тот,  что летел со  мной в  самолете,  а
может быть,  и не тот.  Чем-то не похож...  Я спросил,  что случилось.  Он
ответил,  что произошло несчастье,  но сейчас все идет к лучшему. Потом он
спросил,  кто я  такой.  Когда я  назвал свою фамилию,  незнакомый человек
очень удивился,  несколько раз  переспросил меня и  наконец сказал,  что я
ошибаюсь,  что я совсем не Черепашкин, а Виноградов, не управляющий домом,
а  научный работник.  Я  полез в  карман за  документами и  в  этот момент
заметил,  что на мне другой костюм,  не мой.  Вынул документы... Документы
были на имя Виноградова.  Я  ничего не понимал.  Голова болела...  Я опять
начал рассказывать ему о себе.  Рассказал всю свою биографию, где работаю,
куда и  зачем еду.  Он  все  расспрашивал,  но  смотрел на  меня,  как  на
сумасшедшего.  Не  знаю,  что  было дальше,  но,  верно,  я  снова потерял
сознание.  Когда я  пришел в  себя,  я был в тайге уже один,  в этой самой
чужой одежде и с чужими документами...  Высокий незнакомец исчез.  Знаете,
как я намучился?  Ходил по лесу,  слышал,  как ревут медведи,  голодал, ел
листья и коренья,  каких раньше никогда и не видел. Наконец меня встретили
люди...
     Он перевел дыхание. Томазян чуть заметно улыбнулся.
     - Как я  обрадовался людям!  Но,  когда они посмотрели мои документы,
вышло, будто я все-таки Виноградов. Я возражал, но меня арестовали.
     - Хорошо,  достаточно,  -  перебил его Томазян. - Мне о вас известно.
Даже знаю,  что вы  летели в  Иркутск вручить судебную повестку профессору
Довгалюку.
     Арестованный,   слушая  следователя,  нагнулся,  чтобы  скрыть  лицо.
По-видимому, он волновался.
     - Да, да. Я ведь Черепашкин! - вскочив с кресла, закричал он.
     - Бесспорно!  Теперь расскажите, пожалуйста, как выглядел ваш спутник
и о чем вы с ним говорили.
     Нельзя   сказать,    чтобы    этот    управляющий   домом   отличался
наблюдательностью.  Томазян долго бился над тем,  чтобы восстановить в его
памяти  образ  Виноградова.  Наконец  ему  удалось выяснить,  что  спутник
Черепашкина был высокий,  чисто выбритый блондин с "серо-неприятными",  по
определению Черепашкина,  глазами. Темно-зеленый костюм и краги, вероятно,
придавали ему  полувоенный вид,  потому что  управляющий домом  считал его
"словно военным".
     Черепашкин еще  раз  передал весь разговор в  тайге.  По  его словам,
говорил больше он,  чем Виноградов. Вспомнил также, что когда в первый раз
пришел в  сознание,  то  увидел возле себя  брезентовую и  кожаную сумки и
рюкзак. Но подробно об этих вещах ничего рассказать не смог.
     - Очень рад,  что вы остались живы,  хотя и пострадали,  - собираясь,
очевидно,  закончить  допрос,  обратился  Томазян  к  Черепашкину.  -  Вас
арестовали по ошибке. Через пять минут, - следователь посмотрел на часы, -
будет  шестнадцать  часов.  Вы  пробыли  под  арестом  двадцать  три  часа
пятьдесят пять минут,  обвинение вам не  предъявили -  и  вы  освобождены.
Жалею, что так случилось.
     Некоторое время Черепашкин молчал.  Он повернулся в кресле.  Я хорошо
видел его лицо. Понемногу радость на нем исчезла, и оно начало омрачаться.
     - Вы  не  имели  права  меня  задерживать!  -  вдруг  резко заявил он
следователю.  -  Это возмутительно!  Я привлеку вас к ответственности.  Вы
должны компенсировать мне потерянное время,  пока я сидел под арестом.  Вы
обязаны уплатить мне за это время и за мое здоровье.
     - Что?
     - Я перенервничал. Я требую!
     - Успокойтесь,  выпейте еще воды.  Никто не виноват, что вы не только
дали выбросить себя из самолета,  подменить документы,  переодеть себя, но
даже позволили убедить себя, что вы сумасшедший.
     - Разрешите! - закричал Черепашкин. - Я...
     - Ничего вам  не  разрешат!  -  перебил его  следователь.  -  Пока  я
привлекаю вас к  этому делу как свидетеля,  но  нужно будет еще подумать о
вашей вине, потому что своим бестолковым поведением вы запутали нас.
     Меня поразило нахальство этого маньяка.  Но, видимо, он принадлежал к
тем храбрым крикунам,  которые весьма чувствительны к чужому окрику. Слова
Томазяна ошеломили его, и он залепетал:
     - А как же мне без документов?
     - Зайдите в секретариат прокуратуры.  Это на первом этаже.  Я позвоню
управляющему делами, он возьмет с вас подписку и все устроит. Вы свободны.
Прошу.
     Едва за Черепашкиным закрылась дверь, я вышел из своего укрытия.
     - Вот идиот!  -  сердито сказал Томазян, глядя вслед управдому. - Ну,
его счастье, что он такой идиот.
     - Почему? - полюбопытствовал я.
     - Вряд ли  оставил бы  его в  живых Виноградов,  будь этот Черепашкин
поумнее.  Но Виноградов тоже, знаете, фрукт! Нужно уметь уговорить, что ты
сумасшедший.
     - К каким же выводам вы пришли?
     - Что  вам  не   следует  задерживаться  в   Иркутске.   Вылетайте  в
Забайкалье.  О Черепашкине никому ничего не рассказывайте. Я его освободил
из-под ареста,  но сделаю так,  что он никому на глаза не попадется.  А  о
Виноградове пойдет слух,  что  он  арестован.  Если там будут какие-нибудь
разговоры на эту тему,  скажите,  не вдаваясь в  подробности,  что вы тоже
слышали нечто подобное. Вот и все.
     - Но  на  днях здесь состоится сессия Научного совета.  Я  получил от
Саклатвалы приглашение быть на ней, - заметил я.
     - Дня  два  пробудете  в  Забайкалье,   а  потом,   если  там  ничего
подозрительного не заметите, можете прилететь сюда.


                             13. ШАХТА ‘ 925

     В горах, между верховьями Зеи и притоками Гилюя, расположился один из
самых важных пунктов гигантского подземного строительства.
     Здесь  была  пробита шахта,  числившаяся в  системе строительства под
номером девятьсот двадцать пять. Это была самая глубокая на всем Глубинном
пути шахта. Именно в этих горах туннель проходил на глубине около полутора
километра.  Температура здесь доходила до  сорока пяти градусов выше нуля.
Это,  к слову сказать,  вполне отвечало данным неоднократных геологических
исследований,  которые показывали,  что  приблизительно на  глубине сорока
метров от  поверхности земли температура начинает равномерно увеличиваться
на  один  градус через каждые тридцать три  метра.  Считается,  что  такое
равномерное  повышение  температуры  остается  относительно постоянным  до
глубины приблизительно в два километра.
     Но я отклонился от темы своего рассказа.
     Мой  самолет прилетел на  шахту рано.  Солнце еще  не  успело нагреть
воздух, и было довольно холодно.
     Посадочная  площадка  соединялась  о  шахтой  ровным,   как  стол,  и
блестящим,  как начищенный сапог,  шоссе.  Меня сразу же забрал автобус, и
скоро мы ехали через довольно большой, расположенный вокруг шахты город. В
городе жило,  по-видимому,  несколько десятков тысяч людей, но имел он еще
не  слишком привлекательный вид:  чернели длинные,  приземистые деревянные
строения,   нигде  не   было  заборов,   во  многих  местах  лежали  груды
строительного материала.  Весь вид города свидетельствовал о том, что люди
пришли сюда недавно и осели здесь временно, для спешной работы.
     Девятьсот двадцать пятую все считали гордостью строительства,  и  это
совершенно  понятно:  ведь  на  свете  немного  подземных  строений  такой
глубины.  Пробить такую шахту в течение одного года в горном,  безлюдном и
бездорожном крае было чудом не только технического,  но и организационного
искусства.
     Автобус остановился около надшахтного строения.
     Выйдя из машины,  я  увидел неподалеку Аркадия Михайловича и Тараса в
сопровождении  широкоплечего высокого  человека  в  шахтерской  одежде,  в
котором я узнал инженера Кротова.
     Аркадий  Михайлович  и  Тарас  приехали  накануне  вечером  и  сейчас
собирались  спуститься  с   Кротовым  в   шахту.   Я   сказал,   что  хочу
присоединиться к ним, уверяя, что дорога меня нисколько не утомила.
     Кротов -  он тоже сразу узнал меня - помог мне донести мой чемодан до
шахты и  отдал его там на хранение.  Там же Аркадий Михайлович,  Тарас и я
получили шахтерские костюмы и шлемы с звукофильтрами.
     Выяснилось,    что   Кротов,    который   до   сих   пор   возглавлял
вентиляционно-пневматическую  службу   восточной  зоны,   теперь  назначен
начальником Забайкальского участка строительства.  Итак,  он являлся здесь
старшим, и с его стороны было очень любезно лично показать нам туннель.
     - Может  быть,  у  вас  сейчас  нет  времени?  -  допытывался у  него
профессор. - Мы можем осмотреть все и сами.
     - Для вас время найдется,  -  ответил Кротов.  - Тропические сады под
землей - это такая вещь, что для нее не жаль времени.
     Ствол  шахты был  устроен так,  что  в  нем  работало сразу несколько
лифтовых кабинок для людей,  а  кроме того,  и  грузовые клети.  Последние
ежеминутно выносили на поверхность тысячи кубометров грунта и высыпали его
на  большие  платформы.  Платформы катились непрерывным потоком,  отвозили
грунт на  несколько километров от  шахты,  и  там,  где  они высыпали его,
вырастали высоченные холмы.
     Мы вошли в  лифт.  Кротов закрыл дверцы,  и  лифт двинулся вниз.  Мне
начало казаться, что я снова нахожусь в самолете, идущем на посадку.
     - А знаете,  - обратился ко мне Аркадий Михайлович, - здесь Лида. Она
уже внизу.
     - Да,  ее  группа  уже  спустилась,  -  подтвердил Кротов.  -  Мы  их
встретим.
     Во  время  спуска мы  с  Кротовым начали вспоминать наши  встречи.  Я
вспомнил слова Догадова о  том,  что  этот  инженер во  всем  поддерживает
Макаренко, и поглядывал на Кротова с особым интересом.
     Кротов  получил образование горного инженера и  много  лет  работал в
Донбассе.  Это был серьезный человек средних лет, очень спокойный, мягкий,
по моему мнению, несколько мешковатый.
     Инженер  пожаловался  на  сотрудников  картографического  управления,
которые в последние дни отняли у него много времени.
     - Нас донимает Макуха, - сказал Кротов профессору. - Чем он только не
занимается!  Руководит картографическим управлением,  а  набрал себе  кого
угодно.   У  него  работают  и  геологи,   и  геофизики,  и  археологи,  и
фитопалеонтологи,  и  обыкновенные зоологи и ботаники,  и метеорологи,  и,
кажется, даже нумизматы.
     - А филателистов еще нет? - засмеялся Аркадий Михайлович.
     - Вероятно,  он  скоро и  для  них найдет работу.  Тем более,  что он
предложил  отметить  окончание  строительства  Глубинного  пути   выпуском
специальных почтовых марок.
     Профессор улыбался.  Он любил инициативного географа,  своего бывшего
ученика.
     - И знаете, - продолжал Кротов, - его сотрудники выискивают множество
различных вещей,  которые будто бы необходимы науке, но абсолютно никакого
значения не  имеют для  нашего строительства...  Теперь у  нас  трагедия с
палеонтологом.  На  этих  днях мы  раскопали на  глубине в  тысячу пятьсот
тридцать пять метров кладбище каких-то допотопных животных.
     - Ого! - воскликнул профессор.
     - Действительно, небывалое явление... Но в этом самом месте мы должны
пробивать  русло  для  подземной  реки.   Ну,   тут  и  началась  война  с
палеонтологом!
     - Не Догадов ли? - спросил я.
     - Он самый,  -  кивнул Кротов.  - Человек, кажется, смыслящий. Иногда
говорит очень умные вещи,  а здесь, с этими костями, устроил мне настоящую
войну. Сегодня вот послал телеграмму Макухе. Жалуется на меня.
     Лифт начал замедлять движение. Приближалось дно шахты.
     - Представьте себе,  на какой страшной глубине мы,  - сказал Тарас. -
Сколько над нами земли и камня!
     Я закрыл глаза, стараясь представить себе это, и даже вздрогнул.
     Но вот лифт остановился. Открывая дверцу, Кротов заметил:
     - А   представьте,   какой   исполинской  силы   сдвиги  земных  масс
совершались здесь, если кости зверей попали на такую глубину.
     - Мне  кажется,   что  это  невозможно,  -  покачал  головой  Аркадий
Михайлович. - Разумеется, я не такой уж знаток геологии, но все-таки...
     - От  геологов я  слышал то же самое,  -  сказал Кротов,  -  но кости
существуют - я их видел.
     Мы вышли из кабинки.
     Первое,  что  поразило нас,  -  это  окутывавшая все вокруг полутьма.
Девятьсот двадцать пятая  шахта явно  отличалась своим освещением от  того
подземелья,  куда нас водил Самборский.  На  мой вопрос,  почему здесь так
темно,  Кротов ответил,  что приходится экономить электроэнергию,  пока не
начнет свою работу электростанция на подземной Ангаре.
     В   этой  полутьме  уходили  ввысь  и   где-то   в   вышине  исчезали
величественные  гранитные  колонны.   В  сумраке  совершенно  нельзя  было
различить потолок - высота подземелья достигала здесь ста двадцати метров.
Именно в этом месте планировалась постройка подземного вокзала,  а немного
дальше должны были  разместиться депо электровозов и  вагонов и  различные
мастерские.
     - Это  труднее всего,  -  пояснил Кротов.  -  Пробивать самый туннель
сравнительно легко.  Нам же придется создать целый подземный город... Были
споры,  следует  ли  строить  именно  здесь.  Другие  подземные вокзалы мы
располагаем на значительно меньших глубинах и  почти все -  вблизи больших
наземных городов.  Но ряд обстоятельств побудил нас остановиться именно на
этом  месте.   Во-первых,   грунт.  Здесь  исключительно  твердые  породы.
Во-вторых,  это  район  величайших геологических богатств.  Вы,  наверное,
знаете, что перед нами поставили задачу построить под землей большой завод
пайрекс-алюминия.  Выяснилось,  что именно тут есть для этого производства
богатейшая сырьевая база.  Сейчас я заканчиваю изыскания, которые позволят
окончательно определить место расположения будущего завода. Группа научных
работников,  прибывшая сюда, уже строит небольшой экспериментальный завод.
Если хотите,  я  провожу вас  туда.  Кроме того,  когда выбирали место для
подземного вокзала,  приняли во внимание и особенности окружающего района.
Развитие этого  района требует создания в  горах большого центра...  кроме
того,  значительная глубина,  как надеются геологи, в какой-то мере должна
страховать нас от возможных сейсмических катастроф.  А надо сказать, что в
этом отношении район, очевидно, не совсем безопасен.
     - А у вас много литостатов? - с интересом спросил Тарас.
     - Не следует быть чрезмерно любопытным,  - улыбнулся Кротов. - Нам их
хватает. А скоро будет вдвое больше.
     Тарас сконфузился.
     Чтобы  осмотре