шага оказывался  перед  ним.  Тогда
люди решили выбежать одновременно. Это не удалось: Урм носился от  щита  к
трансформатору со скоростью курьерского поезда.
     Распределительный щит треснул поперек от неловкого толчка Урма, через
пулевые отверстия в окнах и стеклянном потолке свистел ветер.
     Наконец Урму надоела эта игра, и он решил оставить людей в покое.  Он
вдруг остановился перед трансформатором и  решительно  запустил  руки  под
кожух. Милиционеры воспользовались этим и стремглав бросились в дежурку. В
то  же  мгновение  раздался  оглушительный  треск,  все  вокруг  озарилось
ослепительной голубой  вспышкой,  и  свет  погас.  Острый  запах  горелого
металла, дыма, горячего  лака  хлынул  из  зала.  Оглушенные,  подавленные
милиционеры не сразу сообразили, что произошло. А затем дежурка затряслась
от тяжелых шагов, и резкий голос произнес в темноте:
     - Здравствуйте, как поживаете?
     Щелкнула  задвижка.   Со   скрипом   отворилась   дверь,   в   мутном
прямоугольнике на секунду обозначились грузные очертания железного чудища,
и дверь снова закрылась.
     Урм шел по территории института, увязая в  снегу  и  высоко  поднимая
ноги. Институт был погружен во мрак, и в этом  мраке  мало  помогало  даже
инфракрасное  зрение  Урма.  Он  различал  только  слабое  сияние   вокруг
собственного живота  и  ног,  на  которых  таяли  и  испарялись  снежинки.
Несколько  слабо  фосфоресцирующих  силуэтов  людей   промелькнуло   между
зданиями. Урм  не  обратил  на  них  внимания.  Он  шел,  ориентируясь  по
показаниям локатора, хотя один рог локатора был  сбит  пулей  и  правильно
определять расстояния было теперь невозможно.
     Урма заинтересовали далекие огоньки городка,  едва  мерцавшие  сквозь
пургу. Затем там вспыхнули яркие голубые лучи  прожекторов.  Он  дошел  до
стены, поколебался и повернул налево. Он хорошо знал, что в стенах  всегда
бывают двери. И вскоре оказался у ворот. Ворота  были  большие,  железные.
Важнее всего, однако, было то, что  они  оказались  заперты.  За  воротами
слышались встревоженные голоса людей, через щель пробивался яркий  голубой
свет. - Здравствуйте, - сказал  Урм  и  навалился  на  ворота.  Ворота  не
поддавались. Они  были  заперты  крепко.  Где-то  далеко  послышался  лязг
металла. Там, за воротами, происходило что-то очень интересное. Урм  нажал
сильнее, затем отошел, запрокинул голову  и  с  разбегу  ударил  в  ворота
бронированной грудью. Голоса за воротами  смолкли,  потом  кто-то  крикнул
неуверенно:
     - Назад! Эй, гляди, не стреляй в этого дьявола!
     - Здравствуйте, как поживаете? -  сказал  Урм,  разбежался  и  ударил
снова. Ворота рухнули.  Засов  оказался  сильнее  шарниров,  заделанных  в
бетонную стену, и ворота легли на снег плашмя, как настил. Урм  прошел  по
ним мимо разбегавшихся милиционеров  и  окунулся  в  пургу,  бушевавшую  в
открытом поле.
     Он шагал, едва успевая восстанавливать равновесие на разрытой  земле,
покрытой зыбким морем сухого снега. Раз под его ногой разверзлась пустота,
и он упал. Снег зашипел под ним. Он никогда раньше  не  падал,  но  уже  в
следующий момент уперся руками в землю, вытянул их на всю длину  и  поджал
под себя ноги.
     Поднявшись, он постоял оглядываясь. Впереди мерцали  огни  коттеджей.
Слева, совсем рядом, маячили три  человеческие  фигуры,  дальше  -  рычали
машины, цепочкой двигавшиеся к воротам. Урм повернул налево. Проходя  мимо
людей, он поздоровался с ними и тут же  узнал  в  одном  из  них  Хозяина.
Хозяин мог лишить его возможности двигаться.  Урм  отлично  помнил  это  и
пошел быстрее. Хозяин скрылся позади в вихрях крутящегося снега.
     Он вышел на плоское укатанное место. Яркий свет озарил его  с  головы
до ног. Громоздкие металлические чудовища, неся перед собой тяжелые  щиты,
надвинулись на него и остановились, сердито отфыркиваясь.
     Урм стоял в пяти шагах от переднего бульдозера, медленно  поворачивал
свою круглую голову направо и налево и повторял:
     - Здравствуйте, как поживаете?
     Николай Петрович Королев  соскочил  с  трактора.  Водитель  испуганно
крикнул:
     - Куда вы, товарищ инженер?
     И  в  этот  момент  на  шоссе  появился  Пискунов.  Взъерошенный,   с
вздыбившимися волосами (шапка осталась где-то на пустыре), глубоко засунув
руки в карманы распахнутой дохи, он обошел бульдозер и  остановился  перед
Урмом. Их разделяло не больше пяти шагов. Урм громоздился  над  инженером,
словно башня, его граненые бока блестели  в  свете  фар,  окутанный  паром
живот лоснился от влаги, круглая голова с  большими  стеклянными  глазами,
растопыренными ушами рецепторов и рогом локатора была похожа на страшную и
смешную маску из тыквы, какими в  деревнях  парни  пугают  девчат.  Голова
равномерно покачивалась, глаза следили за каждым движением Пискунова.
     - Урм, - громко сказал Пискунов.
     Голова застыла неподвижно, суставчатые руки прильнули к туловищу.
     - Урм, слушай мою команду!
     Урм ответил:
     - Я готов.
     Кто-то нервно рассмеялся. Пискунов шагнул вперед  и  положил  руку  в
перчатке на грудь Урма. Его пальцы торопливо поползли по броне,  нащупывая
главное - замыкатель, соединяющий счетно-анализаторскую часть мозга Урма с
системой силы и движения. И тут случилось неожиданное  -  неожиданное  для
всех, кроме Пискунова,  боявшегося  этого  больше  всего.  По-видимому,  в
памяти Урма  сохранились  ассоциации,  связывающие  этот  жест  Хозяина  с
внезапно  возникающей  неспособностью  двигаться.  Едва  пальцы  Пискунова
коснулись ключа, как Урм резко повернулся. Бронированная рука стремительно
прошла над головой успевшего пригнуться Пискунова,  и  Урм,  не  торопясь,
двинулся обратно по шоссе. Николай Петрович первым пришел в себя.
     - Эй, ребята! - крикнул он. - Заводите  бульдозеры  справа  и  слева!
Отрежьте ему дорогу к воротам... Пискунов! Эй, Пискунов!
     Но Пискунов не слушал. Пока бульдозеры расползались по обе стороны от
шоссе, ныряя в снежных тучах, он побежал за Урмом.
     - Стой, Урм! -  кричал  он  высоким,  срывающимся  голосом.  -  Стой,
скотина! Назад! Назад!
     Он  задохнулся.  Урм  шел  все  быстрее,  и  расстояние  между   ними
постепенно увеличивалось.  Наконец  Пискунов  остановился,  сунул  руки  в
карманы и, втянув  голову  в  плечи,  стал  смотреть  ему  вслед.  Николай
Петрович и Рябкин подбежали к нему. Последним подошел Костенко.
     - Ну куда  тебя  понесло?  -  сердито  сказал  Королев.  Пискунов  не
ответил.
     -  Он  не  повинуется,  -  проговорил  он.  -  Понимаешь,  Коля?   Не
повинуется. Ясно, это спонтанный рефлекс.
     Николай Петрович кивнул.
     - Я тоже догадался.
     - Еще бы! - воскликнул Рябкин. - С  таким  же  успехом  вы  могли  бы
предоставить  железнодорожным  составам  самим  выбирать  время   и   путь
следования...
     - Что это такое - спонтанный рефлекс? - робко спросил  Костенко.  Ему
не ответили.
     - И все-таки,  несмотря  ни  на  что,  это  замечательно.  -  Николай
Петрович высморкался, сунул платок за пазуху. -  Он  не  повинуется!  Надо
же...
     - Идем! - решительно сказал Пискунов.
     Тем временем бульдозеры развернулись в полукольцо и стали стягиваться
вокруг Урма, неторопливо шлепавшего по шоссе. Один из  бульдозеров  выполз
на шоссе впереди  него,  кормой  к  воротам,  другой  нагонял  его  сзади,
остальные три приближались с боков - два слева, один справа. Конечно,  Урм
давно заметил, что его окружают, но, вероятно, не придал  этому  значения.
Он продолжал двигаться по шоссе, пока не уперся  грудью  в  бульдозер.  Он
надавил, трактор чуть качнулся, водитель с напряженным лицом схватился  за
рычаги. Урм отошел и ударил с разбегу. Железо лязгнуло о  железо,  и  было
видно, как снежную мглу под прямым лучом фары прорезали яркие искры.
     В то же мгновение щит заднего бульдозера уперся  в  спину  Урма.  Урм
застыл неподвижно, только голова его медленно поворачивалась  вокруг  оси,
точно школьный глобус. Справа и слева подошли еще два бульдозера и  плотно
закрыли последние пути к отступлению. Урм оказался в плену.
     - Товарищи инженеры! Товарищ Пискунов! Что дальше делать? -  закричал
водитель первой машины.
     - Товарищ Пискунов вышел. Что ему передать? - сказал Урм.
     Он размахнулся и ударил по щиту. Затем еще и еще. Он бил  равномерно,
словно боксер на тренировке, слегка отклоняясь при каждом ударе, и  из-под
его  палицеобразных  рук  с  лязгом  сыпались  снопы  искр.   Пискунов   в
сопровождении Николая Петровича, Рябкина и Костенко поспешил к нему.
     -  Надо  скорее  что-то  предпринять,  иначе  он  покалечит  себя,  -
встревоженно сказал Рябкин.
     Пискунов молча полез на гусеницу трактора, но Рябкин  схватил  его  и
стянул обратно.
     - В чем дело? - раздраженно спросил Пискунов.
     Рябкин сказал:
     - Ты - единственный человек, который знает Урма до тонкостей. Если он
тебе вмажет... это дело может затянуться на несколько месяцев. Должен идти
кто-то другой.
     - Правильно, - поспешно сказал Николай Петрович. - Я пойду.
     Один из рабочих, обступивших инженеров, вмешался:
     - Может, кого из нас выберете? Мы помоложе, ловчее...
     - Я, - хмуро сказал Костенко.
     - Это не пойдет, - сказал Николай Петрович. - Пискунова не пускайте.
     Он сбросил шубу и  полез  на  трактор.  Тогда  Пискунов  рванулся  из
объятий Рябкина.
     - Пустите, Рябкин.
     Рябкин не ответил. Костенко подошел с другой стороны  и  крепко  взял
Пискунова за плечи.
     А Урм бушевал. Нижняя часть его тела была плотно зажата бульдозерами,
но верхняя двигалась свободно, и он молниеносно поворачивался из стороны в
сторону, наотмашь колотя стальными кулаками по железным щитам. Клочья пара
крутились над ним, в снеговой мгле. "Живая  сила  удара  кулака  -  триста
кило", - вспомнил Костенко.
     Николай Петрович, стиснув зубы, сидел на корточках между бульдозерами
в ногах Урма и ждал подходящего момента. От лязга и грохота болели уши. Он
знал, что Урм заметил его -  стеклянные  глаза,  то  и  дело  настороженно
мерцая, обращались к нему.
     - Тише, тише,  -  одними  губами  шептал  Николай  Петрович.  -  Урм,
голубчик, тише! Да тише же ты, подлец!
     Какой-то новый звук возник  при  ударах,  что-то  треснуло  -  не  то
стальная рука Урма, не то щит  бульдозера.  Медлить  больше  было  нельзя.
Николай Петрович нырнул под кулак Урма и прижался к его боку.  И  тут  Урм
снова поразил всех.  Руки  его  упали.  Грохот  прекратился,  снова  стало
слышно, как воет пурга над  полем  и  фыркают  моторы  тракторов.  Николай
Петрович, бледный и потный, выпрямился  и  протянул  руки  к  груди  Урма.
Раздался сухой щелчок. Зеленые и красные огоньки на плечах Урма погасли.
     - Все, - просипел Пискунов и закрыл глаза.
     Люди сразу заговорили преувеличенно громко, послышались смех и шутки.
Водители помогли Николаю Петровичу выбраться из-под Урма и под руки  свели
его на землю. Пискунов обнял его и поцеловал.
     - А теперь, - сказал он  отрывисто,  -  в  институт  будем  работать.
Понадобится - неделю, месяц... Надо выбить из него эту дурь и сделать  его
все-таки Урмом - Универсальной рабочей машиной.
     - Так что же случилось с Урмом? - спросил Костенко.  -  И  что  такое
спонтанный рефлекс?
     Николай Петрович, усталый и осунувшийся после бессонной ночи, сказал:
     - Видишь ли, Урм конструировался по  заказу  Управления  межпланетных
сообщений. Тем он и отличается от  других  самых  сложных  кибернетических
машин, что предназначен для работы в  условиях,  которые  не  в  состоянии
предсказать точно даже самый гениальный программист Например,  на  Венере.
Кто знает, каковы там условия? Может быть, она покрыта океанами.  А  может
быть, пустынями. Или джунглями.  Послать  туда  людей  пока  невозможно  -
слишком  опасно.  Будут  посланы  Урмы,   десятки   Урмов.   Но   как   их
программировать? Все горе в  том,  что  при  нынешнем  уровне  кибернетики
нельзя еще научить машину "мыслить" абстрактно...
     - То есть?
     - Для машины нет собаки вообще.  Для  нее  есть  только  та,  другая,
третья собака. Встретив четвертую, не похожую на первых трех,  машина  уже
не будет знать, что делать. Грубо говоря,  если  Урм  запрограммирован  на
определенную реакцию только в отношении дворняги, он не сможет реагировать
так же в отношении мопса. Простой пример, конечно,  но  полагаю,  ты  меня
понимаешь. В этом и есть одно из основных отличий самой  умной  машины  от
самого  глупого  человека   -   неспособность   оперировать   абстрактными
категориями. Так вот, Пискунов попытался возместить этот недостаток  путем
создания  самопрограммирующейся   машины.   "Мозгу"   Урма   была   задана
рефлекторная цепь, сущность  которой  сводится  к  тому,  чтобы  заполнять
самостоятельно  пустующие  ячейки  памяти.   Пискунов   рассчитывал,   что
"набравшись впечатлений", Урм будет способен без помощи человека подбирать
наиболее выгодные линии поведения для каждого  нового  случая.  Это  самая
совершенная в мире модель сознания. Но результат получился неожиданный. То
есть теоретически Пискунов допускал такое явление,  однако  практически...
Короче говоря, новая рефлекторная  дуга  породила  десятки  вторичных,  не
предусмотренных программистами рефлексов Пискунов окрестил их  спонтанными
рефлексами. С их появлением Урм перестал  действовать  по  своей  основной
программе и начал "вести себя".
     - Что же теперь делать?
     - Будем идти по другому пути. - Николай Петрович потянулся и  зевнул.
- Будем совершенствовать анализаторские способности  "мозга",  рецепторную
систему...
     - А как же спонтанный рефлекс? Никто им не интересуется?
     - Ого! Пискунов  уже  что-то  задумал...  Одним  словом,  первыми  на
неизведанных планетах и в неизведанных океанских глубинах  будут  все-таки
Урмы. Людьми рисковать  не  придется...  Слушай,  Костенко,  давай  пойдем
спать, а? Будешь у нас работать и все узнаешь, даю тебе слово.





                            Аркадий СТРУГАЦКИЙ
                             Борис СТРУГАЦКИЙ

                        ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ



                                  "...Исследователи сообщают о межзвездном
                                планктоне,  о  спорах  неведомой  жизни  в
                                Пространстве.  Протяженные  скопления   их
                                встречаются  только  за   орбитой   Марса.
                                Происхождение  их  до  сих  пор   остается
                                неясным..."


     Титан не  понравился  Виктору  Борисовичу.  Планетка  слишком  быстро
вращалась и обладала темной беспокойной атмосферой. Зато Виктор  Борисович
досыта налюбовался  кольцами  Сатурна  и  странной  игрой  красок  на  его
поверхности. Планетолет разгрузился - продовольствие, сжиженный  дейтерий,
кибернетическое оборудование для планетологов, - принял на  борт  двадцать
восемь тонн эрбия и биолога Малышева и сейчас  же  отправился  в  обратный
рейс. Как  всегда,  в  поясе  астероидов  планетолет  потерял  скорость  и
уклонился от курса. Пришлось помучиться. Вымотались  все,  и  больше  всех
биолог Малышев. Бедняга не  выносил  перегрузок.  Когда  его  вытащили  из
амортизатора, он был желтый, как сыр. Он ощупал себя,  помотал  головой  и
молча устремился в свою  каюту.  Он  торопился  поглядеть,  как  перенесла
перегрузку его улитка - жирный синий слизняк в  многостворчатой  раковине,
выловленный в нефтяном океане недалеко от эрбиевой долины.
     Теперь, как и все на свете, плохое  и  хорошее,  перелет  подходил  к
концу. Меньше чем через сутки планетолет прибывал на ракетодром в  кратере
Ломоносова, затем неделя карантина - и  Земля,  полгода  отпуска,  полгода
синего моря, шумящих сосен, зеленых лугов, залитых солнцем.
     Виктор Борисович улыбнулся,  перевернулся  на  другой  бок  и  сладко
зевнул. До вахты оставалось  два  часа.  Сейчас  на  вахте  стоял  Туммер,
носатый и длинный как палка. Виктор Борисович представил себе Туммера, как
он сидит,  сутулясь,  у  вычислителя  и,  выпятив  челюсть,  просматривает
голубую ленту  записи  контрольной  системы.  Затем  Туммер  расплылся,  а
вычислитель стал похож на замшелый валун с шершавыми боками.  Под  валуном
темнела глубокая вода, и, если  присмотреться,  в  шевелящихся  водорослях
стоит щука с черной спиной, неподвижная и прямая как палка. И вдруг  около
уха загудел шмель. Виктор Борисович всхрапнул и проснулся.  В  каюте  было
темно. Он пожевал губами и замер. Где-то очень близко гудел шмель.
     - Не может быть, - громко и  уверенно  сказал  Виктор  Борисович.  Он
поднялся в  постели  и  включил  лампу.  Шмель  замолк.  Виктор  Борисович
огляделся и увидел на простыне черное пятно. Это был не  шмель.  Это  была
муха.
     - Мама моя, - сказал Виктор Борисович. Муха  сидела  неподвижно.  Она
была совсем черная, с черными растопыренными  крыльями.  Виктор  Борисович
тщательно прицелился, подвел к  мухе  ладонь  с  подобранными  пальцами  и
схватил. Он поднес кулак к уху.  В  кулаке  шевелилось,  шуршало  и  вдруг
загудело так знакомо, что Виктор Борисович сразу вспомнил уроки рисования.
     - Муха в планетолете, - сказал он и поглядел на кулак с изумлением.
     - Вот это да! Надо показать ее Туммеру.
     Действуя одной рукой, он натянул брюки, выскочил в коридор и пошел  в
рубку, огибая выпуклую стену. В кулаке шуршало и щекотало. В  рубке  стоял
Туммер с темным тощим лицом.  На  экране  телепроектора  покачивались  два
узких серпа - голубой побольше, белый поменьше - Земля и Луна.
     - Здравствуй, Тум, - сказал Виктор Борисович. Туммер качнул головой и
посмотрел на него запавшими глазами. - А ну, угадай, что у меня  здесь,  -
сказал Виктор Борисович, осторожно потрясая кулаком.
     - Дирижабль, - ответил Туммер.
     - Нет, не дирижабль, - сказал Виктор Борисович.
     - Муха. Муха, старый сыч!
     Туммер сказал скучно:
     - Ферритовый накопитель работает скверно.
     - Я сменю, - сказал  Виктор  Борисович.  -  Ты  понимаешь,  она  меня
разбудила. Она гудит, как шмель на полянке.
     - Меня бы она не разбудила, - сказал Туммер сквозь зубы.
     - Шуршит, - нежно произнес штурман, - шуршит, скотинка.
     Туммер посмотрел на него. Виктор Борисович сидел,  приложив  кулак  к
уху, и счастливо улыбался.
     - Виктор, - сказал Туммер, - ну что у тебя за лицо?
     В рубку вошел капитан планетолета Константин  Ефремович  Станкевич  и
следом бортинженер Лидин.
     - Я же говорил - не спит, - сказал Лидин, тыча пальцем в штурмана.
     - С ним что-то случилось, - ядовито сказал Туммер. - Поглядите на его
физиономию.
     Виктор Борисович объявил:
     - Я поймал муху.
     - Ну да? - удивился Лидин.
     - Я спать пойду, Константин Ефремович, - сказал Туммер.
     - Виктор, принимай вахту.
     - Погоди, - сказал Виктор Борисович.
     - А ну, покажи, - потребовал Лидин. У него был такой вид,  словно  он
никогда в жизни не видел мух.
     Виктор Борисович приоткрыл кулак и осторожно просунул туда два пальца
левой руки.
     - Откуда на корабле муха? - спросил капитан.
     - Не знаю, - ответил штурман. Он разглядывал муху, держа ее за  ножки
двумя пальцами. - Она жужжит совершенно как шмель, - сообщил он.
     - Осторожно, Витя, - с придыханием сказал Лидин,  -  ты  сломаешь  ей
ногу. У-у, негодяйка... Жужжит!
     - Все-таки откуда на корабле муха? - спросил капитан.  -  Это,  между
прочим, ваше дело, Виктор Борисович.
     Штурман выполнял обязанности сантехника.
     - Вот именно,  -  сказал  Туммер.  -  Расплодил  на  корабле  мух,  и
ферритовый накопитель работает отврати тельно. Принимай вахту, слышишь?
     - Слышу, - сказал штурман. - Мне  еще  десять  минут  осталось.  Надо
показать ее Малышеву.
     Он тоже давно не видел мух. Он двинулся к выходу, держа  перед  собой
муху, как тарелку с борщом.
     - Мухолов, - сказал Туммер  презрит