ко  пэновских  трепыхании  крыльями,  планирование
вблизи земли, и на том все закончилось. Но мы практиковались,  планирующие
полеты становились все длиннее,  а  Пэн  все  увереннее  владел  крыльями.
Спустя месяц таких подлетов дело пошло заметно быстрее. А  я  думала,  что
зря и начинали!
   За первый год все мы выучились, как определять самочувствие дракона  не
только по его мыслям, но и по цвету глаз. Скорость вихревого движения в их
глазах зависит от силы испытываемых ими чувств:  чем  быстрее  вихрь,  тем
сильнее чувство. Цвет  глаз  может  меняться  в  очень  широких  пределах.
Бледно-лиловый  означает   напряжение   или   тревогу;   бледно-желтый   -
озабоченность; красноватый отлив указывает на разыгравшийся аппетит, а вот
красно-оранжевый - это возбуждение. Серый говорит о том,  что  наш  дракон
беспокоится, печален или ему больно. Белый означает угрозу; желтый -  стыд
или  испуг;  красный  -  гнев,  а  оранжевый  -  горе  или  неуверенность.
Красновато-желтый оттенок - цвет битвы с Нитями, а зеленый или  голубой  -
лучше всех: это значит, что дракон счастлив, дремлет, радостен или доволен
- другими словами, находится в  обычном  состоянии.  Чтобы  это  выяснить,
потребовалось много раз стрелять мимо цели, и порой мы  здорово  надоедали
нашим драконам, но в конце концов все пошло на лад!
   К тому времени  драконам  уже  было  около  года,  и  нам  предоставили
отдельные помещения. Никогда раньше не чувствовала подобного облегчения от
того, что у меня появился дом, который я могла назвать  своим!  В  казарме
ужасающе недоставало возможности побыть одной, к  тому  же,  считая  меня,
девушек было всего трое. Две другие Запечатлили зеленых драконов. Но  даже
и при таком недостатке возможности  уединиться  я  скоро  заслужила  славу
одиночки. Я оказалась самой старшей среди Запечатливших, а то, что я стала
первой девушкой, Запечатлившей бронзового дракона, да еще с таким странным
именем,  никак  не  способствовало  налаживанию  дружеских   отношений   с
соучениками.  Кроме  того,  вначале  я  старалась,  чтобы  мое  невежество
относительно местных обычаев не стало слишком хорошо известным.  Уразумев,
что следует, а что не следует делать, я по-прежнему  держалась  особняком.
Не хотелось ненароком выдать, что я - с другой планеты.
   В тот первый год я выяснила, что же такое болюйди-трава. Проведенный на
корабле анализ показал: сделана она из  особого  растения  (на  которое  я
позже вдоволь насмотрелась, помогая делать эту дрянь -  которая  пахнет  в
процессе изготовления даже хуже самой мази!), вываренного,  чтобы  извлечь
сок. Есть еще одна микстура, которую можно принимать внутрь, под названием
феллис. Она содержит и могучий местный  антибиотик,  и  мощный  анестетик.
Видимо, имеется в ней и своего рода сильный наркотик, оказывающий действие
при приеме внутрь. Похоже, это хороший препарат разностороннего  действия.
Единственное, что меня разочаровало - его  нельзя  создать  на  корабле  и
никто другой его не создал бы, коли на то пошло.
   Переселившись в свои личные вейры, мы начали летать группами по трое  и
учиться перебрасывать мешки огненных камней. Хоть мы  и  тренировались  на
земле, совсем другое дело, когда ты, находясь действительно в воздухе,  на
спине дракона,  пытаешься  швырнуть  эту  штуковину!  Мы  упражнялись  над
пустынными местами, чтобы наши промахи  не  причиняли  никакого  вреда,  и
частенько подолгу возились, приводя в порядок лопнувшие мешки.
   Научившись  неплохо  держать  на  лету   боевой   порядок,   мы   стали
отрабатывать уход в Промежуток. На первых порах  упражнялись  в  опознании
местности. Потом, когда мы впервые действительно ушли в Промежуток, с нами
находился Наставник, и  он  передал  дракону  образ  местности.  Добившись
профессионального умения точно передавать образы  -  если  образ  неверен,
можно навечно остаться в Промежутке или выйти  из  него  внутри  какого-то
предмета - мы стали отрабатывать групповые переходы на точность.
   Примерно в это же время  нескольким  воспитанникам  наскучили  нескорая
учеба, повторяющиеся изо дня в день упражнения. Один из них  решил  пройти
через Промежуток к  себе  домой,  туда,  где  мы  раньше  не  бывали.  Его
хватились, когда он пропал после обеда. Мы все искали товарища,  но  никто
не нашел, даже драконы не чувствовали пропавшего. Стоит ли  говорить,  что
его обнаружили на следующий день полупогребенным в  скалу.  Другие  быстро
умерили пыл своих жалоб и,  прежде  чем  отправиться  куда-то,  непременно
спрашивались у Наставника.
   Наконец мы подошли к тому,  что  считалось  завершающей  стадией  наших
университетов - драконы стали учиться жевать огненный камень. И снова  это
происходило вдали от каких бы то ни было населенных мест, и  повредить  мы
могли только себе! Несколько человек  не  избежало  ожогов,  но  никто  не
пострадал  настолько  серьезно,  чтобы  отстать  в   учебе.   Наловчившись
удовлетворительно справляться с пламенем, мы продолжали еще более  суровые
тренировки, и уходили в Промежутке все дальше от Вейра.
   А потом  пришел  наш  черед  работать  с  боевым  Крылом  -  доставлять
всадникам, боровшимся с  Нитями,  новые  мешки  огненного  камня.  К  тому
времени мы стали более чем умелыми метателями мешков  туда-сюда.  Мы  были
готовы к приему в крыло, драконам исполнилось восемнадцать месяцев  и  они
совершенно выросли.



3. ПЕРВЫЙ НИТЕПАД

   Вот это да! Наконец, после всей учебы и утомительных тренировок,  когда
все, кажется, отправляются сражаться  с  Нитями,  а  ты  только  смотришь,
пришел и наш черед!  Разумеется,  крыло  воспитанников  только  доставляет
мешки всадникам, но мы-таки увидали вблизи эти устрашающие Нити! Всю  нашу
братию охватило волнение  пополам  с  нахальством.  Пусть  мы  и  повидали
обожженных Нитями людей и драконов, возвращавшихся из боя,  и  я  помогала
залатать порядочно таких ран, мы знали, что с  нами  такого  не  случится.
Ребята, как мы ошибались! (Около половины молодняка вернулось хоть немного
обожженными.)
   Наставник поднял нас задолго до зари, поскольку Нитепад начинался  лишь
немного позже восхода. Нам надлежало убедиться,  достаточно  ли  огненного
камня для сражения, да еще приходилось самим проверять  готовность  боевой
упряжи и драконов. Пэну, как и мне, не стоялось  на  месте,  но  я  хотела
удостовериться, что все в порядке. Ибо в противном случае нам не разрешили
бы вылет.
   Едва разнеслось,  что  замечены  первые  Нити,  как  воздух  наполнился
разноцветьем  -  бронзовым,  голубым,  зеленым,  коричневым   и   золотым.
Построившись, каждое Крыло уносилось  прочь.  На  его  месте  строилось  и
следовало за предыдущим очередное. Вскоре небеса опустели, и  развернулось
наше, ученическое, Крыло. Младшие принялись швырять  нам  мешки  огненного
камня, а мы начали прыгать через Промежуток и стали снабжать  боеприпасами
опытных всадников.
   Первая встреча  с  падающими  Нитями  становится  обычно  решающей  для
большинства воспитанников. Если им удается побороть первый страх, они чаще
всего справляются с собой и потом. Мы с Пэном не стали исключением. Мне не
приходилось видеть Нити воочию и так близко, особенно со спины дракона!  И
Пэн тоже никогда не видел Нитей. С минуту пришлось нам брать себя в  руки,
прежде чем мы смогли приступить к порученному делу.  Некоторые  драконы  и
всадники уже требовали пополнения запасов огненного камня, и я начала  как
можно быстрее бросать мешки и возвращаться за новыми.
   Единственным Крылом, не нуждавшимся в огненном камне, было королевское.
Они летали с огнеметами ниже основных крыльев, перехватывая  пряди  Нитей,
случайно  проникшие  через  верхние  шеренги.  Королевы  не  могут  жевать
огненный  камень  -  от  этого  они  становятся  бесплодными  -  но  Лессу
невозможно было отговорить от полетов вместе с ее всадницами. Однажды  она
создала королевское крыло, и с тех пор это стало традицией.
   Когда нас миновал  край  Нитей  и  за  ним  последовал  главный  поток,
работать стало труднее. Середина потока всегда  тяжелее,  чем  начало  или
конец, и, как правило, в это время случается больше ранений, чем  в  любое
другое. Ранения часты и ближе к концу Нитепада, в основном потому, что все
начинают уставать.
   Хотя мы, воспитанники, -  всего  лишь  посыльные,  передающие  мешки  с
огненным камнем, нам, тем не менее, следует остерегаться случайных  прядей
Нитей. От попаданий мы не застрахованы, более того, наши прыжки  туда-сюда
через Промежуток приводят к тому, что у  нас  больше  шансов  попасть  под
удар, чем у всадников, остающихся в районе сражения с Нитями. И, когда  мы
с Пэном стали уставать, мы тоже  слегка  потеряли  бдительность.  То  было
нашей погибелью, - во всяком случае, ее началом.
   Выскочив в очередной раз там, где шел  Нитепад,  с  несколькими  новыми
мешками огненного камня, мы  очутились  прямо  под  одинокой  прядью  этой
гадости. Я почувствовала росчерк огня на бедре. Едва я вскрикнула от боли,
как вскрикнул и Пэн, и мы в мгновение ока ушли в Промежуток. От  страшного
холода Нить замерзла, и мы вернулись к месту  Нитепада.  В  бедре  у  меня
забилась боль, и, посредством нашей с Пэном связи, я чувствовала, в  каком
месте та прядь пробороздила ему спину. И все же, через несколько минут - к
тому времени мы освободились от груза мешков и отправились за следующими -
дерганье в бедре ослабло и уже не причиняло прежних страданий. Я, конечно,
забыла, что воздействие холода Промежутка на  голую  кожу  может  ее  лишь
немного заморозить, поэтому ожог не так и чувствовался.  Пэн  сказал,  что
его ожог тоже стал его меньше беспокоить, и мы решили не обращать внимания
на тупую пульсирующую боль и продолжать работать дальше.
   Сделав это, мы не последовали совету  Наставника  в  случае  ожога  как
можно скорее обращаться за помощью.  Я,  будучи  начмедом  на  звездолете,
решила  лечиться  сама,  и  в  дальнейшем  мое  решение  оказалось  крайне
неудачным.
   А тут еще,  когда  окончился  Нитепад,  нам  поручили  помочь  наземным
отрядам очистить местность от Нитей. Тот Нитепад оказался очень сильным, и
нескольким  пучкам  Нитей  удалось  прокрасться.   Командам   огнеметчиков
приходилось туго: нужно было прочесать все подозрительные районы,  не  дав
Нитям возможности зарыться и начать губить землю. Я взяла огнемет,  и,  на
мое злосчастье, мне поручили проверить один из самых болотистых участков.
   Прежде чем наш район объявили  очищенным,  мы  отыскали  и  сожгли  два
порядочных размеров пучка этой коварной дряни, и тут, наконец, мне и Пэну,
как и остальным уставшим воспитанникам, позволили  вернуться  в  Бенден  и
привести себя в порядок. Нечего и говорить, я была вся в грязи, да  и  Пэн
тоже. Послав его в озеро, я отыскала болюйди-травы, а потом последовала за
ним и хорошенько вымыла, перед тем как смазать все сухие пятна на шкуре  и
наложить болюйди-траву на ожог. После  этого,  оставив  Пэна  жариться  на
пляже, я направилась в наш вейр, чтобы выкупаться самой.
   Содрав мокрую и грязную одежду, я вымылась с мылом, стараясь  тщательно
смыть отметины Нитей. Наложила на  рану  болюйди-травы,  перевязала  ее  и
рухнула в кровать, думая, что только этого мне и надо.  Не  знала  я,  что
чужеродные микробы Перна уже вторглись в мой организм и делали свое дело.
   Смутно помню, что меня трясли, как  мне  казалось,  часом  позже,  а  я
старалась отбросить взявшиеся за меня руки,  бормоча:  "Дайте  поспать!  Я
только-только вернулась!"  Надо  мной  раздавались  чьи-то  голоса,  потом
кто-то сказал: "Она горячей драконьего  огня.  Ее,  должно  быть,  задело.
Неплохо бы позвать Лессу. Я попытаюсь найти ее рану".
   Потом откуда-то издалека донеслось одинокое воркование Пэна и его зов:
   "Карен, Карен! Проснись! Тебе нужно кое-чего выпить. Не упрямься, выпей
бульону. - На миг замолчав, он добавил: Лесса  идет,  Карен.  Она  о  тебе
позаботится".
   Помню, как нашли отметину на моем бедре - я, наверное, подняла половину
мертвецов  этой  планеты  своим  криком  нестерпимой  боли.  Несмотря   на
болюйди-траву и повязку, рана оставалась все такой же красной и сочащейся,
а бедро распухло вдвое против  обычного.  Когда  начали  очищать  рану,  я
потеряла сознание.
   Однажды, проснувшись, я увидела склонившуюся надо мной  Доону  Снайдер,
спрашивающую, где я прячу аптечку. Я сказала, что она - в гнезде  у  Пэна,
единственном безопасном месте с той поры, как  мы  обзавелись  собственным
вейром, - и мысленно передала Пэну, чтоб он позволил Дооне взять  аптечку.
Я не спала, пока не вернулась моя подруга  и  опять  не  повергла  меня  в
забытье инъектором.
   Знаю, что во время этого, мною самой накликанного, испытания я бредила,
и представления не имею, сколько наговорила  о  моем  мире  и  звездолете.
Знаю,  что  кое-что,  сказанное  мной,  показалось   окружающим   довольно
странным. Когда я, наконец, проснулась в полном сознании, стоял день. Я не
ведала, сколько пробыла в беспамятстве, но  не  сомневалась,  что  гораздо
больше нескольких дней.  Девушка,  присматривавшая  за  мной,  послала  за
Лессой, как только увидела, что я проснулась.
   До прихода госпожи вейра я сумела кое-как  усесться  в  постели.  Лесса
стояла, подбоченясь, и смотрела на меня. Наконец она сказала:
   - Ты едва не потеряла ногу, а с ней - и жизнь.
   Я и так была бледна, а тут, с трудом  проглотив  слюну,  скорее  всего,
побледнела еще больше; она же продолжала:
   - Поскольку вы с Пэном - редкость, мы не могли себе позволить  потерять
вас. Подумали было, что вы пропали, и тут, два дня назад, тебе  полегчало,
как по волшебству. - Женщина как-то  странно  на  меня  взглянула.  -  Это
случилось сразу после того, как тебя навестила твоя подруга Доона.  -  Тут
она яростно сверкнула на меня глазами: - В следующий раз,  когда  получишь
ожог Нитей, побеспокойся о нем - и немедленно.
   Когда я робко кивнула, она добавила:
   - И, скорлупы ради, не шляйся больше по всяким болотам!
   Я слабо заговорила:
   - Я поняла. Я думала, что сделала все, как  надо,  -  очистила  рану  и
наложила болюйди-траву, только, похоже, недостаточно быстро. - А про  себя
добавила:  "Особенно  если  учесть,  что  я  имею   дело   с   чужеродными
микроорганизмами!" Потом я вспомнила еще кое о чем.
   - Пэн! Его тоже задело! Как он?
   Лесса засмеялась.
   - Прекрасно. Он, по крайней мере, не ползал в навозе так долго, как ты.
Его ожог  безукоризненно  заживает,  и  никакой  заразы  он  не  подцепил.
Правда...
   Лесса умолкла, а потом я услышала радостное драконье пение.  В  комнату
ворвался Пэн; снаружи остался лишь хвост.
   - Те пять дней, что ты болела, другие воспитанники баловали это чудище.
   Мы вдвоем с Лессой нежно посмотрели на Пэна.
   - Он не ел, пока ты не  пошла  на  поправку,  и  мы  едва  уломали  его
оставить тебя одну. Сошлись на том, что он занял соседнюю комнату.
   Я рассмеялась, потянувшись почесать пэновы надбровные гребни. Но  скоро
рука моя упала обратно на кровать.
   Лесса сказала:
   - Пожалуй, надо дать тебе поспать. И Пэну тоже. Он может остаться.  Но,
когда тебе станет лучше, я задам  тебе  несколько  вопросов.  В  бреду  ты
наговорила очень странного. Пэн отказывается  объяснить  мне,  что  значат
твои слова, - сказала она, свирепо глянув на  опустившего  свою  громадную
голову, как отшлепанный щенок, бедного дракона, - и это -  первый  случай,
когда я не смогла чего-то добиться от любого дракона. Он  говорил  только,
что не может мне сказать. Вы оба и вправду редкостные. Вот...
   С этими словами Лесса вышла.
   Я уснула  по  соседству  с  громадной  головой  Пэна,  гадая,  как  мне
объяснить капитану Брауну, что я имела глупость заболеть и нарушить Первое
Предписание [правило, не  допускающее  вмешательства  в  дела  примитивных
цивилизаций (в отличие от "прогрессорства", описанного Стругацкими)]  (как
будто я недостаточно натворила, Запечатлив Пэна...), и как отвечать  на  -
будьте уверены! - нелегкие вопросы Лессы.
   Позже  той  ночью,  выполнив  волю  природы,  я  велела  Пэну  принести
передатчик. Доона уже рассказала мне, что корабль - на орбите, и они знают
о происходящем. Я оставила  собственное  сообщение  и  просила  разрешения
принять на борт Пэна, когда мы покинем  Перн.  Выбирать  нам  особенно  не
приходилось. Либо Пэн отправится со мной, либо я останусь. В любом случае,
нам необходимо быть вместе. С этой мыслью я и уплыла в сон.



4. ОТВЕТЫ НА НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ

   В общем, прежде чем Лессе представилась возможность прийти  и  еще  раз
поговорить со мной, на планету, в туземной одежде,  нуль-транспортировался
сам капитан Браун, пришел в наш  Вейр,  попросил  разрешения  увидеться  с
госпожой, а затем представился ей. Капитан объяснил: то, чем он  собирался
с ней поделиться, должны знать лишь она и Ф'лар; по  крайней  мере,  пока.
Заручившись ее обещанием никому больше не рассказывать, он дал ей  понять,
что мы в самом деле с другой планеты, как она уже предполагала, и  никогда
бы  не  позволили  догадаться  о  своем  присутствии,  если  бы   не   мое
Запечатление Пэна. К тому  времени  я  уже  знала  о  найденных  на  Южном
Материке древнем космическом корабле и забытом городе и о понимании Лессой
и ее народом того, что когда-то, в далеком прошлом, они  тоже  были  здесь
пришельцами.   Однако,   формально   раскрытие   нами   перинитам   своего
происхождения все еще являлось нарушением Первого Предписания.
   Вернувшись,  Лесса  сообщила   мне,   что,   поскольку   теперь   имеет
представление о том, кто я на самом деле, она отстраняет меня от  полетов.
По-настоящему ее решение меня не задело, но надо же было такому  случиться
как раз когда нас с Пэном собирались перевести  в  настоящее  Крыло  и  мы
стали бы полноправными  членами  Вейра!  Не  то  чтобы  мы  могли  навечно
остаться в том Крыле,  но  пусть  немного!  Было  бы  здорово  хоть  разок
почувствовать  себя  уже  не  воспитанниками...  И  нас  ведь  не   только
вычеркнули из списков летного состава, но и существенно ограничили свободу
передвижения только теми местами, которые назвала Брекки. Подумав, однако,
я сочла, что это - невеликая цена по сравнению с тем, что  могло  со  мной
случиться.  Теперь  я  могла  больше  времени  уделять  тому,  ради  чего,
собственно, первоначально и попала на эту планету и что пришлось  отложить
на восемнадцать месяцев - побольше узнать о здешней медицине.
   Несколько следующих дней я  провела,  отдыхая  и  набираясь  сил  после
схватки с инородными болезнетворными микроорганизмами.  Пэн,  сколько  ему
позволяли, не вылезал из  спальни  моего  вейра,  а  когда  мне  разрешили
выходить (впрочем, лишь в пределах двора), громоздился на высоких уступах,
греясь на солнышке.
   Сидя во дворе, я, за неимением иного занятия, смотрела на драконов.  Не
потребовалось много  времени,  чтобы  понять  то,  о  чем  я  задумывалась
довольно давно,  да  все  недосуг  было  осмыслить.  Пэн  намного  уступал
размерами другим  бронзовым  драконам,  а  я  уже  поняла,  что  он  вырос
окончательно. К восемнадцатимесячному возрасту это обязательно должно было
произойти, разве что я чего-то о драконах не знала. На самом деле,  стоило
мне в него как следует вглядеться, и стало ясно: он,  кроме  того,  меньше
голубых и зеленых. Я спросила его об этом.
   Пэн толком и не замечал  разницы  в  размерах  между  собой  и  другими
драконами, но, когда я обратила на это его внимание, осознал, что уступает
остальным драконам в росте. Он даже дошел до того,  что  спросил  об  этом
Мнемента. Вернулся Пэн смущенный ответом большого бронзового.
   "Карен, он сказал, что я не  стану  больше,  чем  сейчас.  Я  вполовину
меньше его и только  в  два  раза  больше  Рута",  -  говорил  Пэн  крайне
разочарованно.
   - Он сказал, почему?  -  спросила  я,  зная,  что,  если  он  останется
маленьким, то никогда не сможет состязаться за обладание королевой.
   Читая мои мысли, Пэн ответил:
   "