удил,  что,  будучи
начмедом, выкарабкается. Пэн свернулся кольцом, и Сипак привалился к нему,
баюкая сына.
   - Слушай, ведь ты не сказал, как его зовут.
   "Карен назвала его Саулом. Разумеется, она хотела потом  посоветоваться
с тобой".
   - Саул... тот, о котором просили.  Сдается  мне,  тогда  мы  о  нем  не
просили, но имя звучит великолепно, по-моему.
   Сипак уютно устроился, привалившись к дракону, и начал расслабляться  и
успокаиваться, согретый теплом напарника.  Слезы,  которые  он  так  долго
сдерживал, теперь заструились по  его  лицу  и,  незамеченные,  падали  на
детское одеяльце. Ставак был прав. Сипак, несмотря на  то,  что  вырос  на
Земле, никоим образом не мог плакать при посторонних.
   Скоро  тело   вулканита   сотрясали   рыдания.   Застигнутый   врасплох
собственным  плачем,  Сипак  едва  ли  не   болезненно   переживал   выход
накопившихся чувств. Он выплакивал чувства потери, гнева, крушения надежд,
вызванные смертью Карен. Он полностью принял потерю жены, и поместил ее  в
такое место среди своих воспоминаний, где она никогда не будет забыта. Они
провели вместе не много времени, но с пережитым вместе не могло сравниться
ничто. Пэн развернул крылья  и  укутал  ими  Сипака  с  младенцем.  Дракон
тихонько заворковал; в его глазах закружились красноватые вихри.
   "Плачь, Сипак. Карен всегда говорила, что это полезно  для  души,  если
больше ничего не остается. Она  была  землянкой,  а  ты  тоже,  по-своему,
землянин".
   Сипак отдался очистительным рыданиям. Мальчик забулькал  в  его  руках,
сумев высвободить из-под одеялец пухлый кулачок. Разогнулась и  дотянулась
до отцовского лица ручонка. Сипак улыбнулся сквозь стихавшие слезы.
   - Ох, дитя мое, ты знаешь больше меня. Нескоро перестану  я  оплакивать
твою мать и свыкнусь с этой болью, но у меня есть ее частичка,  которую  я
буду любить и лелеять.
   Сипак нашел более устойчивое положение, вжавшись в тело своего дракона,
и накрыл себя и ребенка одеялами. Всех троих сейчас одолевала  дремота,  а
Сипака - особенно. Суровое испытание прошедшего дня и последовавшее за ним
высвобождение неизведанных чувств более чем опустошили его. Он использовал
все свои силы без остатка, и больше их взять было неоткуда. Уже уплывая  в
сон, он напоследок сказал Пэну:
   - Когда мы проснемся, напомни  мне,  что  надо  установить  между  нами
родительскую связь и признать ребенка моим, пока не прошло много  времени.
Ставаку придется помочь мне - сам я это сделать не в состоянии.
   "Он знает и поможет. Он понимает всю твою боль. У  тебя  хороший  друг,
Сипак, - Пэн слегка подтолкнул напарника. -  А  теперь  спи.  Нас  оставят
одних, если только не случится чего-то непредвиденного".
   - Буду спать.
   Но боль и печаль все так же оставались в глубине, и останутся  там  еще
очень долго. Несколько  часов  спустя  вошел  Ставак.  Он  осторожно  взял
ребенка из рук Сипака и  передал  его  стоявшей  на  пороге  Фларре.  Чуть
коснувшись лба начмеда, он удостоверился, что  тот  и  впрямь  погружен  в
исцеляющий сон. Подняв взгляд, Ставак встретился со всматривавшимся в него
сонным взглядом дракона.
   - Все хорошо.
   С полуулыбкой на губах он тоже ушел, возвращаясь на  корабль,  которому
предстояло столкнуться со многими переменами. Оставалось  лишь  надеяться,
что перемены эти - к лучшему.



4. ПЭН ЗАВОДИТ ТРЕХ ДРУЗЕЙ

   В первый раз я  увидела  Пэна,  когда  адмирал  Ставак  вызвал  меня  в
лазарет. Он  просил  присоединиться  к  ним  и  помочь  дракону,  внезапно
появившемуся из ниоткуда. Я спросила, что происходит. Как только  он  ввел
меня в-курс дела, я поспешила в лазарет.
   Появившись там, я увидела маленького  бронзового  дракона,  пытавшегося
дотянуться до Сипака, хотя дорогу  ему  загораживали  несколько  сестер  и
другого медперсонала, да еще сам адмирал Ставак.  Ставак  заметил  меня  и
взмахом руки велел приблизиться к дракону. Я осторожно подошла. Ничего  не
зная о драконах, опираясь лишь на свойственную мне  веру  в  то,  что  все
животные, птицы и вообще  испуганные  существа  могут  улавливать  чувства
окружающих, я коснулась его плеча над крыльями. Я стала посылать  ему  все
тепло, спокойствие и добро, какое только могла. Он повернул ко мне голову,
и цвет его глаз менялся так быстро, что  я  не  успевала  уследить  за  их
чередой. Он наклонил голову, будто спрашивая: "Что?"
   Я каким-то образом, с превеликим трудом, сумела оттащить его от медиков
и довести до одной из комнат отдыха - уже и сама  не  помню,  как  именно.
Тогда мной владела только одна мысль: как увести Пэна из лазарета.  Хорошо
еще там, в комнате отдыха, никого не оказалось - не думаю, что смогла бы в
ту минуту отвечать на множество вопросов.
   Не зная, как поступить теперь, когда  привела  его  сюда  (Ставак  лишь
жестом просил увести дракона), я подошла к одному из столов и села. А  Пэн
тем временем ходил вокруг и с любопытством разглядывал  все,  что  мог.  У
меня сложилось впечатление, что он чрезвычайно умен. Но, если он  разумен,
почему же не предпринимает ни малейших попыток заговорить со мной?
   Прошло немного времени, и он  подошел  к  тому  месту,  где  я  сидела.
Склонив голову набок, он стал разглядывать меня, и мне почудилось, что  он
раздумывает, можно ли мне доверять. Почти  сразу  же  появилось  ощущение,
будто он  хочет  заговорить,  но  не  так,  как  обычно  говорят  люди,  а
телепатически! Думаю, мне понадобился порядочный срок, чтоб понять намеки,
которые он мне делал, потому что к тому времени, как я осторожно  ослабила
свою  психозащиту,  на  его   лице   появилось   выражение,   напоминавшее
возмущение.
   Я поморщилась от боли, пронзившей череп. Я уже успела забыть, как много
у людей шальных мыслей, а теперь думы наиболее близких ко мне  на  корабле
людей наводнили мой разум. Потом я скорее  почувствовала,  нежели  увидела
лапу, коснувшуюся моей головы. Через весь этот ШУМ я, кажется, расслышала:
   "Тебе плохо?"
   Воздвигая преграды со  всех  сторон,  кроме  той,  откуда  пришел  этот
вопрос, я вновь услышала, немного яснее и чище:
   "Тебе плохо?"
   Я сумела помотать головой. Боль ослабла, и мне  удалось  различить  его
тревогу в том ШУМЕ, который стал теперь невнятным бормотанием.
   Когда Пэн заговорил со мной снова, его мысль дошла  до  меня  громко  и
ясно.
   "Я сделал тебе больно?"
   "Нет, нет. Я не  привыкла  ослаблять  свою  защиту,  чтобы  общаться  с
другими телепатически. Как тебя зовут?"
   "Пэн, - быстро ответил он. - А что значит "телепатически"?"
   "Это когда кто-нибудь говорит с другим, не пользуясь  голосом,  как  мы
сейчас".
   "Я не знал. Я понимаю человеческую речь,  поэтому  говори  вслух,  если
хочешь. А вот я не могу общаться никак иначе".
   "Ничего страшного, Пэн.  То,  как  мы  разговариваем  с  тобой  сейчас,
гораздо легче для нас обоих. Только не жди, что каждый станет  говорить  с
тобой так же! По правде сказать, большинство людей  совсем  не  может  так
разговаривать".
   "Я знаю. Я только что с другого корабля Звездного флота. Мне  требуется
какое-то время, чтобы "узнать" человека достаточно хорошо, только тогда  я
смогу "говорить" с ним. -  Он  умолк,  изучающе  разглядывая  меня.  Потом
продолжил: - Ты - человек? Никогда раньше не  видел  людей  с  перьями  на
головах".
   Улыбаясь, я ответила:
   "Я - гуманоид. Мои предки произошли от орлов, летавших в небесах  Земли
несколько тысячелетий назад".
   "И ты по-прежнему можешь летать?" - спросил он, оценивающе  разглядывая
мое тело.
   "Мой народ больше не может летать физически,  но  меня  научили  летать
духовно. Для меня это - одно и то же, хоть я давненько уже не летала.  Мои
служебные обязанности не оставляют много свободного времени".
   Резко меняя тему разговора, Пэн обеспокоенно спросил:
   "Как ты думаешь, я навредил Сипаку?"
   "Нет, Пэн. Я бы даже сказала, что ты, возможно, спас ему жизнь, как  он
спас твою. Как только он оправится от разрыва связи, которую вы оба  имели
с Карен, с ним все будет в порядке".
   "Ты уверена? На него было страшно смотреть, а тут еще столько народу...
Я до сих пор не чувствую его мыслей. А те люди вокруг него встревожены.  Я
это чувствую".
   "Да, Пэн. Я уверена. Но, если тебе станет легче,  я  вызову  лазарет  и
выясню, как он там".
   "Пожалуйста!"
   Я подошла к переговорному устройству и вызвала лазарет. Ответил  мичман
Кайлан и через несколько мгновений сообщил, что коммандер Сипак уснул и  с
ним все будет хорошо. Чувствовалось,  сколь  огромное  облегчение  испытал
стоявший рядом со мной молодой дракон.
   "Вот видишь, я же говорила", - сказала я с укоризной.
   "Да, я знаю, но хотел убедиться".
   "Понимаю. На твоем месте я чувствовала бы  то  же  самое.  Могу  я  еще
чем-нибудь помочь?"
   "Да нет, наверное. А вот не знаешь ли ты, что теперь со мной будет?"
   "Не знаю, Пэн. На этот вопрос может ответить только адмирал Ставак. Но,
мне кажется, Сипак захочет, чтобы ты остался вместе с ним на борту".
   "И с ребенком".
   Не успела я осознать последние слова Пэна, как вошел младший  лейтенант
Дал Тигир. При виде Пэна он встал, как вкопанный, переводя взгляд  с  меня
на дракона. Мы с Пэном молчали, потом он заговорил первым, спросив:
   - Эй, коммандер, не хотите ли вы представить меня своему другу?
   - Лейтенант Тигир, это Пэн. Напарник коммандера Сипака.
   - Значит, это вы -  тот  дракон,  о  котором  все  толкуют.  Вы  можете
говорить?
   Пэн склонил голову набок. Потом спросил меня:
   "Откуда родом лейтенант Тигир? Он явно не человек".
   "Он - гарвианин [гарвиане - раса  галактических  торговцев;  совершению
ими  сделок  помогают  Пушистики  -  биоплазменные  симбионты,   способные
улавливать настроения окружающих партнера существ и благотворно влиять  на
их отношение к гарвианам]. Сказать ему "привет" от твоего имени?"
   "Да, пожалуйста".
   Поворачиваясь обратно к Тигиру, я сказала:
   - Пэн говорит "привет".
   - Откуда ты знаешь? - спросил он, сбитый с толку. - Я ничего не слышал.
   - А он говорил телепатически. Он только  так  может  общаться.  Но  ему
нужно сначала узнать тебя поближе.
   - Ну что ж. Это понятно.  -  Он  примолк  ненадолго,  потом  сказал:  -
Извините, ребята, я сейчас на службе. Надо проверить вон тот  компьютерный
терминал. Кто-то, кажется, жаловался, что он барахлит.
   Пэн внимательно следил, как гарвианин вынул  свои  инструменты  и  снял
декоративную накладку. Только он вытянул шею,  стараясь  заглянуть  Тигиру
через плечо, как вдруг отпрыгнул назад, взмахнув крыльями. Я посмотрела на
Тигира, недоумевая, чем  же  он  так  испугал  Пэна.  Из-за  плеча  Тигира
выглядывал Пушистик.
   Посмеиваясь, я объяснила Пэну, кого он увидел, и сказала, что  Пушистик
никому и ничему не навредит, особенно  чему-то  большому,  вроде  дракона,
который может слопать кроху одним глотком. Пэн, глянув на  меня,  мысленно
произнес "Гм!" и опасливо приблизился  к  Тигиру  с  Пушистиком.  Пушистик
сделал большие глаза, и Пэн его внимательно  осмотрел.  Тигир  не  замечал
этого противостояния, покуда Пушистик не двинулся по направлению к Пэну.
   Заметив, что  Пушистик  чем-то  заинтересовался,  Тигир  выпрямился,  а
вместе с ним сдвинулся с места и Пушистик, оказавшись в  конце  концов  на
плече у хозяина. Тигир взял его на руку, чтобы Пушистик смог  как  следует
рассмотреть Пэна, и наоборот. Потом гарвианин сказал:
   - Пэн, это - мой друг с самого рождения.
   Пэн склонил голову набок, а Дал тем временем улыбнулся:
   - Да, знаю, дружочек. Он - БОЛЬШОЙ дракон.
   "Лейтенант Тигир может разговаривать с Пушистиком, как мы с  тобой?"  -
спросил меня Пэн.
   "Похоже, так. Хотя я раньше никогда не  слышала,  чтоб  он  говорил  со
своим приятелем".
   Нашу "беседу" прервал Тигир.
   - Пэн, Пушистик хочет, чтобы ты его подержал. Не против?
   Пэн протянул лапу. В глазах дракона закружился стремительный водоворот,
когда Пушистик выпустил лапки и пошел к нему. Мы с Тигиром  смотрели,  как
они вдвоем словно бы знакомились. Очевидно, Пушистик решил сделать  первый
шаг. Мы с Пэном услышали, как он спросил:
   "Ты - настоящий живой дракон?"
   Дал прыснул.
   - А ты что думал, Пушистик? Не поддельный, это уж точно.
   "Кое-кто назвал бы меня драконом-мутантом. Но я действительно маленький
представитель своего вида. Мои предки намного больше".  -  Пэн  вроде  как
даже выпятил грудь, будто хвастаясь.
   "Ой, да я и не сомневался, что ты - тот, кем кажешься. Я просто  слышал
мно-о-о-о-го историй о драконах".
   Пушистик говорил совсем как маленький ребенок, в его (впрочем, есть  ли
у Пушистиков пол?) голосе слышалась некоторая робость, словно его занимало
все на свете и везде таилась загадка.
   Тигир вернулся к своей работе, предоставив мне наблюдать, как  Пушистик
и Пэн становятся друзьями. Если они разговаривали, то  на  каком-то  своем
языке, поскольку я ничего не слышала. Скоро Дал покончил с ремонтом и стал
укладывать  инструменты.  Когда  я  опять  перевела  взгляд  на   Пэна   с
Пушистиком, дракон сидел на полу, а Пушистик сидел у него на  плече  точно
так же, как сидел бы у Дала. Вид у обоих был самый довольный.
   - Ну что, Пушистик, идешь со мной? - спросил Дал.
   "Извини, Пэн. Мне пора. Не забывай, что, если тебе понадобится  помощь,
ты можешь рассчитывать на меня и Дала".
   - Верно, Пэн. Мы, неземляне, должны держаться вместе. На  этом  корабле
нас маловато наберется. Будет нужда - свистни. Пушистик  и  я  с  радостью
поможем, чем сможем.
   Говоря это, Дал посадил Пушистика обратно на его обычное место  -  свое
плечо. Щурясь на Пэна, Пушистик сполз по плечу  Дала  и  скользнул  ему  в
карман.
   - Уста-ал? Какой денек: новые друзья и все такое...
   "Да, устал я".
   - До встречи, Пэн. Пока, коммандер.
   Тигир выбрался из комнаты и исчез в коридоре.
   Мне удалось занять Пэна компьютерным терминалом,  но  шли  часы,  и  он
становился все более  беспокойным.  Когда  раздался  сигнал  переговорного
устройства, он едва не лез на стену он волнения. Я ответила  на  вызов,  и
адмирал Ставак попросил меня опять привести Пэна в лазарет.  Не  успела  я
пальцем шевельнуть, как Пэна в комнате не стало.
   - Адмирал, он исчез! - воскликнула я.
   Из переговорного устройства донесся вздох.
   - Я знаю, куда он отправился. Он  только  что  появился  здесь,  и  тут
кое-кто лотки с инструментами уронил. Думаю, ему и Сипаку есть о  чем  нам
рассказать.
   - Как себя чувствует коммандер Сипак?
   - С ним все будет в порядке, как только  вулканитские  целители  смогут
его осмотреть. Мы сейчас туда и направляемся. Мы пробудем  там  достаточно
долго, чтобы вы успели при желании повидать родителей.
   - Благодарю вас, адмирал. Какие еще будут указания? В  таком  случае  я
хотела бы вернуться в лабораторию. Скажите Сипаку, что,  если  понадобится
помочь Пэну, пусть даст мне знать. Можете еще сказать, что Пэн  уже  начал
заводить друзей на нашем корабле, и у него неплохо получается. Он,  должно
быть, хорошо впишется в команду.
   - Спасибо, коммандер. Скажу ему при первой возможности. - Хоть я  и  не
могла этого видеть, но знала: внутренне Ставак улыбался.
   А перед моим мысленным взором сидели, обнявшись, Сипак и Пэн, держа меж
собой ребенка. И пусть сейчас их окутывала печаль, я знала, что скоро  все
опять будет хорошо.



5. ИСЦЕЛЕНИЕ

   Прошло всего два дня,  но  для  Сипака  они  показались  месяцем.  Боли
психического ожога еще предстояло утихнуть - на самом  деле  она,  скорее,
усилилась. Теперь и краткое общение с Пэном причиняло страдание, даже если
телепатически говорил один дракон. Сипак буквально следовал  распоряжениям
Ставака, сопротивляясь желанию говорить с напарником без оглядки на  чужие
уши. Однако у Пэна  иного  пути  не  было.  Когда  Сипак  не  смог  больше
сдерживать мысленных криков боли  и  их  стали  слышать  все  телепаты  на
корабле, Ставак запретил Пэну говорить с напарником. Сипак чувствовал, как
сокрушался молодой бронзовый.
   - Не волнуйся, Пэн, - тихонько утешал он  сидевшего  рядом  несчастного
дракона. - Вот попадем на Вулкан, и дела пойдут лучше.
   Пэн коснулся клавиатуры переносного речевого  процессора,  которым  его
снабдили ребята из научной части.
   - Когда мы стартуем?
   - Как только Ставак даст медикам добро и меня выпустят отсюда.
   - А разве ты не можешь за себя замолвить словечко? - набирал Пэн. -  Ты
же начмед. Карен всегда уговаривала своих людей  отпустить  ее  к  себе  в
каюту.
   Сипак улыбнулся и тут же скривился. Даже такое движение вызывало боль.
   - Только не сейчас, Пэн. Не мне решать. Карен не была так плоха, как  я
сейчас, и, возможно, гораздо более устойчива, чем я еще долго буду.  -  Он
помассировал голову, в сотый раз стараясь отогнать боль. - Ставак говорит,
что, как только сюда прибудет особая медицинская  бригада  с  Вулкана,  он
передаст меня им.
   -  Особая  медицинская  бригада?  -  спросил  Пэн,  неловко  стуча   по
клавиатуре огромными когтями.
   - Угу. Имея в виду необычность нашего положения, Ставак хочет, чтобы на
всякий случай под рукой имелись знатоки своего дела. А на меня он не может
положиться настолько, чтобы послать на Вулкан на каком-нибудь транспортном
корабле в  сопровождении  медперсонала,  не  имеющего  достаточного  опыта
лечения вулканитов. На наше злосчастье, мы оказались  за  полгалактики  от
Вулкана, к тому же, от нашего корабля ждут помощи  в  системе  Корбина.  И
теперь, вместо того, чтобы добираться до Вулкана  на  своем  корабле,  нам
предстоит воспользоваться каким-нибудь транспортником.
   - Я все слышал, коммандер.
   Сипак дернулся в кровати и тотчас же пожалел об этом, когда его  голова
попыталась расстаться с плечами, пронзенная острой  болью.  Он-то  считал,
что они с Пэном одни.
   - И ты прав. Я не могу положиться на твою смешанную физиологию  и  твою
необычную связь с этим маленьким бронзовым драконом. По всем правилам  вам
обоим полагается быть мертвыми. Я хочу, чтобы при тебе находились знатоки,
пока ты доберешься до вулканитских целителей.
   "Почему бы им не прилететь к нам?" - спросил Пэн.
   - Потому, что нелогично посылать отряд целителей к одному  больному,  в
то время как на Вулкане  их  внимания  требуют  очень  многие,  -  ответил
Ставак. - Логичнее послать этого больного туда, где находятся целители.  К
тому же Сипаку будет полезна поездка на планету, где он родился.
   Пэн, припоминая все, чему научился, живя на Вулкане с Карен, кивнул.
   "Понимаю. Как раз этого мне бы..."
   "Я знаю", - отозвался Сипак.
   Несколько минут стояла тишина, потом Сипак осторожно спросил:
   - Можно ли еще раз попытаться установить родительскую связь с Саулом?
   Ставак неохотно покачал головой.
   - Я больше этого делать не стану, Сипак. В  первый  раз  это  причинило
тебе острую боль, и никоим образом не пошло на пользу твоему  психическому
ожогу. В самом деле, головные боли у тебя  усилились  с  тех  пор,  как  я
попытался тебя легонько прощупать. Не желаю причинить непоправимый вред ни
тебе, ни себе.
   Сипак кивнул, соглашаясь. Он и не ожидал, что Ставак  скажет  "да",  но
просто не мог не спросить еще  раз.  Сипак  знал:  окажись  он  сейчас  на
Вулкане, и другие, не зная всех подробностей, осудили бы его за то, что он
так долго не признавал сына.  Со  стороны  выглядело  бы  так,  словно  он
предпочел  не  признавать  ребенка   своим,   покуда   ему   не   навязали
ответственности. Но забыть о боли, которую причинила ему  первая  попытка,
он тоже не мог.


   Сипак помнил, как уснул на полу, держа в руках  Саула,  а  Пэн  кольцом
обвил их обоих. Еще он смутно помнил,  как  его  по  меньшей  мере  дважды
мысленно коснулся Ставак. И больше - ничего.
   Он проснулся от тихого попискивания  приборов  у  себя  над  головой  в
палате интенсивной терапии лазарета. В  комнате  было  темно,  но  чувство
времени подсказало, что сейчас - позднее утро, почти полдень, и он проспал
четырнадцать с полов