етил Майк и,  шагнув,  сделал  короткий  выпад  рукой.
Лозмар дернулся, попытался вздохнуть, но у него  ничего  не  получилось.
Глаза его, казалось, вот-вот вылезут из орбит,  однако  пошевелиться  он
больше не мог.
   Кто-то из "собак"  выхватил  оружие,  но  с  третьего  этажа  грохнул
выстрел, и бедняга повалился на асфальт, даже не поняв, что случилось.
   Из-за ближайшего угла шагнул  Гвинет,  и  взгляды  "собак"  мгновенно
обратились на него, вернее, на пулемет, который  Гвинет  очень  уверенно
держал в руках.
   - Ну что за безобразие! - пробурчала пожилая дама и торопливо  прошла
мимо, испуганно оглядываясь  и  ожидая  от  этих  странно  одетых  людей
всяческих неприятностей.
   - Всем стоять смирно - я не промахнусь! - крикнул из окна Шило, и ему
поверили.
   Лозмар умирал.  Ноги  его  подогнулись,  и,  испуская  дух,  он  упал
навзничь, заставив своих бойцов отпрыгнуть в сторону. Не в силах отвести
от него глаз, "собаки" тем не  менее  боялись  его  безжизненного  тела,
словно - теперь и навсегда - Дьюк стал для них прокаженным.
   Из груди Лозмара торчала деревянная рукоять обычного  инструмента,  с
которым не расставался Шило и за которое получил свое прозвище.
   - Мы не хотим в вас стрелять, сэр, - сказал один из  разбойников.  Он
выделялся своим властным  видом,  и  Майк  решил,  что  это  заместитель
Лозмара.
   - Как тебя зовут? - спросил Майк.
   - Фагот, сэр, - сказал человек и нервно облизнул пересохшие губы.
   - Ты в курсе всех дел Лозмара, Фагот?
   - Да, сэр, я был его помощником.
   - Нужно сделать так, чтобы  туки  свободно  проходили  через  долину.
Теперь это будет ваша работа, и за нее  я  буду  платить  вам  деньги...
Ясно?..
   - Ясно, сэр! - опережая Фагота,  воскликнули  несколько  разбойников.
Это означало, что Майка слышит не только Фагот, но и другие бойцы.
   - К деньгам у вас есть доступ? Я имею в виду счет Лозмара.
   - Не хватает последней  цифры  кода,  сэр,  -  сказал  Фагот.  -  Все
остальные я у него сумел выкрасть, но последняя цифра...
   - Если деньги лежат в банке Либнера, думаю, я сумею вам помочь.
   - Спасибо, сэр.
   - Не за что. Я надеюсь, вы понимаете, что теперь нам  делить  нечего.
Сколько осталось людей на острове?
   - Шестьдесят четыре, сэр, - сообщил Фагот.
   - Хорошо. Я постараюсь найти Джо Беркута, если, конечно, он жив, и вы
обо всем договоритесь. Нужно передвинуть маршрут перегона туков ближе  к
вашему острову.
   - Беркут жив, сэр, - сказал один из "собак". - Он снова ускользнул от
нас и, уходя, пристрелил моего дружка Квинсленда.
   - А что же ты? - поинтересовался Майк.
   - Я пытался достать его, но Джо сбил с меня шляпу. - Разбойник развел
руками. - Я посчитал, что мне еще повезло.
   Среди его товарищей послышались короткие смешки.
   - Ну теперь, надеюсь, мы решили все проблемы, - подвел итог  Майк.  -
Если хотите, заберите Лозмара с собой, но лучше оставить его полиции.
   - Он нам не нужен, сэр, - сказал Фагот.
   - Тогда можете быть свободны, а завтра приходите к нам в  отель.  Где
он находится, думаю, вам объяснять не нужно.
   "Собаки" поняли Майка, и он понял их.
   Фагот пожал парнишке  руку,  остальные  только  покивали  -  им  тоже
хотелось дотронуться до этого золотого  юнца,  однако  они  не  решались
приблизиться и только пятились, смущенно улыбаясь.
   Вскоре все исчезли за углом, где, по всей видимости, их ждали  джипы.
А на асфальте остались лежать бывший предводитель и один из его немногих
верных солдат.
   Постояв у окна еще немного, спустился вниз Шило. Он выдернул из  тела
Лозмара свое оружие и, отерев его об одежду врага, убрал в рукав - туда,
где оно всегда хранилось.
   - О чем ты с ними так долго трепался? - спросил он  Майка.  -  Честно
говоря,  мне   хотелось,   чтобы   они   затеяли   заварушку.   Надеялся
поквитаться...
   - Эти люди - солдаты. Им все равно, за кого воевать, поэтому  мне  не
стоило больших усилий сделать их  нашими  союзниками.  Теперь  они  буду
охранять переправу туков.
   Шило ничего не сказал, а только покачал головой.  Потом  подал  Майку
его шляпу.
   С  опущенным  к  земле  пулеметом  подошел  Гвинет.  Он  дольше  всех
оставался на своем посту и покинул его, лишь завидев полицию.
   - Смотрите, там целых три машины, - сказал он. - Похоже, у нас  будут
неприятности.
   - Не думаю, - возразил Майк. - Нужно только спокойно отсюда убраться,
а им оставить эти трупы.
   - Ты считаешь, им будет достаточно? - засомневался Шило.
   - Я в этом уверен.
   И трое "барсуков", осторожно ступая, пошли  вниз  по  крутой  улочке.
Встречные прохожие смотрели на них с опаской или  удивлением,  а  Гвинет
старался теснее прижимать пулемет к ноге, чтобы не слишком уж  бросаться
в глаза с этой штукой посреди мирного города.
   Когда они спустились к самому перекрестку, из-за угла показался  один
из джипов "собак". Машина остановилась напротив  Майка,  и  прямо  через
борт с нее ссадили девушку.
   - Мы решили, что лучше оставить ее вам, сэр! - прокричал Фагот. - Нам
она удачи не принесет!
   С этими словами он добавил к подарку  небольшой  чемоданчик,  и  джип
поехал прочь, а Майк, Гвинет и Шило остались стоять с раскрытыми ртами.
   Между тем девушка поежилась, словно от холода,  и  посмотрела  вокруг
непонимающими глазами. Майк тут же пришел в себя и, сорвавшись с  места,
подбежал к Мэнди.
   - Ты помнишь меня? - спросил он, остановившись перед той, которая так
часто навещала его в мыслях и мечтах.
   - Нет, не помню... - медленно произнесла Мэнди и покачала головой.  -
Слушай, я спать хочу, я замерзла, и мне... мне нужно  уколоться...  Что,
вообще, случилось?
   Девушка  развела  руками  и   еще   раз   посмотрела   по   сторонам,
демонстрируя, что ничего не понимает.
   - Куда это все разбежались? - спросила она и покачнулась.  Майк  едва
успел ее подхватить, чтобы она не упала. Под тонким платьем он ощутил ее
тело и впервые почувствовал себя настоящим быком, жаждущим  немедленного
освобождения.
   - Слушай, поехали к тебе, а? -  прошептала  Мэнди  и  закрыла  глаза,
засыпая прямо на руках у Майка.
   Юноша растерянно посмотрел по сторонам, затем крикнул Гвинету,  чтобы
тот поймал такси. На счастье, свободная  машина  нашлась  тотчас  же,  и
Мэнди осторожно пристроили на заднее сиденье, поставив рядом  чемоданчик
с ее пожитками.
   - Вот, набралась ваша девчушка, папаша, - сказал водитель,  обращаясь
к Шилу. - Молодые сейчас очень самостоятельные. Слова им не скажи.
   - Это да, - поддакнул Шило, стараясь, чтобы ствол винтовки не  торчал
из-под его куртки.
   Гвинет сидел позади и со своей стороны поддерживал Мэнди.
   - И что ты теперь с ней будешь делать, Майк? -  тихо  спросил  он.  -
Нет, я имею в  виду,  что  ты  будешь  с  ней  делать  потом.  Ведь  она
наркоманка...
   - Я еще не знаю, Гвинет. Я еще не придумал, - соврал Майк, потому что
на самом деле, едва увидев Мэнди в ее легком  платьице,  он  решил,  что
никогда с ней не расстанется.
 
98 
 
   Не выходя из машины, Густав поднял бинокль и, наведя  резкость,  стал
наблюдать за поведением часового на вышке.
   Этот парень явно чувствовал себя  в  безопасности.  Он  курил  слабые
сигареты "Монгли"  и  слушал  музыку  по  акустическому  микрочипу,  что
категорически  запрещалось  уставом  сторожевой  службы.  Одним  словом,
часовой не принимал всерьез грозящую ему в перспективе опасность.
   Птюч улыбнулся  и,  опустив  бинокль,  поставил  в  блокноте  галочку
напротив надписи "пост номер пять". Затем завел мотор  и  поехал  вглубь
города, чтобы соблюсти основы конспирации.
   Можно было, конечно,  рвануть  и  напрямик,  ведь  теперь  Густав  не
сомневался, что постовая служба на базе почти заброшена, однако он  знал
много случаев, когда отличные  специалисты  прогорали,  понадеявшись  на
авось, дескать, пронесет.  Он,  Густав  Пютч,  не  имел  никакого  права
рисковать собственной шкурой - он отвечал за жизни не только  нескольких
друзей на Малибу, но и за жизни железной гвардии генерала  Фолсберри,  а
также за честь и славу штурмового  крыла  "Когуар",  разбойной  вольницы
отмороженных спецов, базирующихся на спутниках Эль-Архаима.
   Все эти люди готовы  были  положить  свои  животы,  лишь  бы  отвлечь
внимание  имперской  армии  от  событий  на  Малибу.  В  них  Густав  не
сомневался,  так  что  и  ему  самому  оставалось  отработать  точно   и
профессионально.
   Доехав до Флэшкоу-авеню, он  повернул  направо  и  слегка  сощурился,
когда солнечный зайчик полоснул его по глазам.
   "Когда-нибудь и  это  солнце  станет  моим  союзником..."  -  подумал
Густав,  притормаживая  перед  старухой,   переводившей   через   дорогу
облезлого жирного шпица.
   Птюч  покривил  губы  в  снисходительной  улыбке   и   подумал,   что
обязательно запретит на планете проживание собак старше четырех  лет.  А
может быть, и старух старше шестидесяти.  Хочешь  жить  дальше,  съезжай
отсюда или подыхай.
   Дорога освободилась, и Густав надавил на газ, невольно размышляя  над
тем, куда придется бежать самому, когда он перешагнет  шестидесятилетний
рубеж.
   "Ну, этого не случится никогда... Никогда не случится", -  решительно
отрезал он и даже сам поверил этому бреду. Как  и  любой  ортодоксальный
атеист, он не сомневался, что бессмертен.
   Возле небольшой лавчонки, торгующей  пончиками,  Густав  притормозил.
Пончики он любил. Особенно посыпанные сахарной пудрой. К тому же это был
один из лучших способов  перекусить,  когда  находишься  в  секрете  или
наблюдаешь за врагом.
   Хозяин пончиковой узнал Густава.
   - Здравствуйте, сэр, - сказал он. - Вам, как всегда, двенадцать  штук
с сахарной пудрой?
   - Да, мой друг, - покровительственным тоном ответил Птюч. -  Было  бы
неплохо.
   - Сию минуту, сэр, - поклонился лавочник и, обращаясь к  подмастерью,
менее учтиво добавил:
   - Шевелись, Коперник, разве не  видишь,  что  печка  вертится,  масло
кипит, а теста еще нет.
   - Одну минуту, я все сделаю, -  отозвался  сонный  подмастерье,  и  в
следующую секунду в раскаленное масло стали  падать  порционные  кусочки
теста и в воздухе поплыл умопомрачительный аромат.
   Вскоре румяные шарики добрались до  раздаточного  отверстия  и  стали
падать  в  бумажный  пакет,  именно  такой,  какие  так  любил   Густав.
Пластиковые, с аляповатыми  картинками,  вызывали  нем  глухую  злобу  и
полное неприятие. А упаковки из настоящего целлюлозного бутрума радовали
глаз и создавали иллюзию единения с природой. А единение с природой было
Птючу вовсе не чуждо.
   Наконец все двенадцать  пончиков  упали  в  пакет  и  лавочник  лично
посыпал их пудрой из старой чугунной дробилки. Потом  он  потряс  пакет,
чтобы пончики покрылись  ровным  слоем  сахара,  и  только  после  этого
протянул пакет Густаву:
   - Пожалуйста, сэр. С вас полтора кредита.
   - Конечно, - кивнул Птюч и выложил на прилавок пятерку. Такова у него
была традиция - платить за пончики не меньше пяти кредитов.
   И лавочник понимал своего клиента. Размер чаевых заставлял  его  быть
предупредительным и необыкновенно внимательным, хотя иным посетителям он
незаметно мог и плюнуть в пакет, пока они рылись в кошельках,  выискивая
мелочь.
   Густав вышел на улицу и тут же вернулся к первоначальной,  врожденной
своей суровости, не замечая ласкового солнца, красивых девушек и сонного
полуденного ветерка.
   Забравшись в машину, он привычно огляделся по  сторонам  и  осторожно
выехал на дорогу, снова направившись  в  сторону  базы.  Ему  оставалось
проинспектировать всего две пулеметные вышки, ну  а  потом  можно  будет
позволить себе  съесть  все  двенадцать  пончиков.  Они  так  и  манили,
расслабляя  решимость  Густава  и  наполняя  салон  машины   нестерпимым
ароматом, вызывающим судороги голодного желудка.
   Вот и ограда базы. Здесь она была даже выше, чем в других  местах,  и
хранила следы покраски. Должно быть, военные хотели  гармонично  вписать
базу в гражданские постройки города, но потом плюнули на это,  и  теперь
бетонная стена была похожа на шкуру дохлого животного,  пролежавшего  на
солнце не менее недели.
   Проехав вдоль ограды метров двести, Густав остановился напротив входа
в небольшой магазинчик, торговавший всякой мелочью и не  приносивший  ни
гроша прибыли, да и не рассчитанный на это.
   Птюч выбрался  из  машины  и,  бросив  взгляд  на  стоявшую  напротив
сторожевую вышку, зашел в магазин.
   За прилавком стоял худой загорелый человек в клетчатой  рубашке  и  с
трехнедельной седой щетиной на впалых щеках.
   - Добрый день, - сказал Густав и улыбнулся.
   -  Здравствуйте,  мистер.  Чего-нибудь  хотите   купить   или   зашли
посмотреть на меня?
   - Посмотреть на вас? - Птюч удивленно поднял брови.
   - Ну да, как-то ко мне зашел один парень и очень  обрадовался,  когда
увидел меня за этим прилавком. Он закричал: мистер Салливан, это вы? А я
ему сказал: а в чем дело? А он мне и говорит, слышал,  дескать,  что  вы
умерли...
   Салливан замолчал и, достав из кармана старую зубочистку, воткнул  ее
в рот.
   - Ну а что же вы? - поинтересовался Густав, оглядывая полки  магазина
и прикидывая, что бы такое купить для оправдания визита.
   - Я сказал ему - не дождешься, и наподдал пониже спины.
   - Это правильно, - согласился Густав. - А нет ли у вас штопора?
   - Штопор? Штопор у меня найдется. Только какой вам нужен - винный или
для алезийских огурцов?
   - А зачем для огурцов штопор?
   - Внутри у них косточка находится  -  очень  ядовитая.  Поэтому,  как
только огурец срывают, из него  этим  штопором  выкручивают  косточку  и
выбрасывают... А огурец можно съесть.
   - Здорово. Но мне нужен обычный штопор, а в алезийских огурцах  я  не
разбираюсь.
   Салливан довольно улыбнулся и полез под прилавок искать затребованный
предмет. А Густав снова оглянулся и посмотрел  на  вышку  через  грязное
стекло витрины.
   - Что, интересуетесь военной службой? - неожиданно спросил продавец и
положил на прилавок старый нож для прививки саженцев. - С  вас  двадцать
кредитов.
   - Да нет, просто подумал, что вам, наверное, надоело смотреть на  эти
вышки и стену.
   - Конечно, надоело,  тем  более  что  солдаты  сейчас  пошли  -  лишь
название одно.
   - Это вы к чему? -  спросил  Густав,  выкладывая  на  стол  деньги  и
забирая ненужный ему предмет.
   - Это я к тому, что службу несут не по правилам. Целую смену курят  и
морды выставляют -  стреляй  не  хочу.  Но  это  еще  ерунда,  вот  если
подняться в мою комнату, на второй этаж, то прямо из окна можно  увидеть
электрический щиток, который висит  на  стенке  вышки.  Одна  пуля  -  и
пожалуйста, замыкание. А замыкание -  девяносто  процентов,  что  ворота
сами откроются.
   - Да ну? - восторженно заулыбался Густав.  -  А  откуда  вы  это  все
знаете?
   Салливан выдержал королевскую паузу, а затем сказал:
   - Двадцать лет прослужил в  императорской  армии.  В  отставку  вышел
сержантом, получаю пенсию.
   - Тогда все ясно, - произнес Птюч, готовый пожать старику руку. -  Ну
ладно, всего вам хорошего...
   - И вам того же, - покивал головой Салливан.
   Густав вышел из магазина и уже без  прежней  неприязни  посмотрел  на
высокую стену. Теперь он знал, где у нее слабое место.
   Забравшись в машину, Птюч принялся наконец за пончики и, съев их  все
до одного, почувствовал себя почти счастливым.
   Дел впереди было еще много. Предстояло рассортировать людей и выбрать
из них лучших. Затем доставить их в город и  рассадить  по  крышам.  Еще
следовало держать  связь  с  генералом  Фолсберри,  который  должен  был
позаботиться, чтобы ни один истребитель и ни  одно  десантное  судно  на
орбитальных позициях не могли прийти на помощь местному гарнизону.
 
99 
 
   Ранний утренний час застал  Майка  в  головном  офисе  Отто  Либнера.
Заспанный связист банка тоже был поднят  из  постели  чуть  свет,  чтобы
попасть  в  рабочие  часы  на  Паккайдоне,   планете,   где   находилась
штаб-квартира "Клаус Хольц компани".
   Либнер  самолично  проверил  депешу,   которую   составил   Майк,   и
трясущимися от волнения губами пролепетал, обращаясь к связисту:
   - Все, Клузенбах, можешь отправлять. И  пусть  нам  повезет  на  этой
неделе.
   - Все будет в порядке,  сэр,  -  заверил  банкира  Майк.  -  Компания
обязательно заплатит,  ведь  они  переправили  на  Малибу  уже  половину
оборудования. Не тащить же его обратно. К тому же вы здесь вообще ни при
чем...
   - Ах, молодой человек! Как это я ни при чем?!  Как  это  Отто  Либнер
может быть ни при чем?
   Банкир выскочил из-за стола  и  стал  нервно  расхаживать  по  офису,
стараясь не смотреть на манипуляции связиста. Лист с текстом  постепенно
втягивался сканером, и каждая буква стремительно улетала в космос, чтобы
вызвать бурю в правлении "Клаус Хольц компани".  О,  что  это  будет  за
буря! Ведь Майк потребовал пятьсот миллионов в течение  семидесяти  двух
часов и пятьдесят процентов от будущих прибылей.
   И что такое жизнь человека  в  сравнении  с  "Клаус  Хольц  компани"?
Либнер уже пожалел, что согласился предоставить свою линию. Да что линию
- счет Майка уже находился в Инновационном Банке Либнера, и тут, как  ни
доказывай, все равно окажешься крайним.
   От немедленного отступления и  прекращения  передачи  депеши  Либнера
удерживали только  полагающиеся  ему  проценты  банковской  комиссии  за
обработку этой огромной суммы.
   Сожрав  весь  текст  целиком,  сканер   победоносно   просигналил   и
отключился, экономя электричество.
   Связист  поскреб  нечесаную  голову  и  вопросительно  уставился   на
хозяина.
   - Посиди пока! - раздраженно сказал Либнер. - Не  видишь,  я  еще  не
решил, что мы будем делать дальше!
   Связист пожал плечами и, отвернувшись, зевнул во весь рот.  Глядя  на
него, Майк тоже едва сдержал зевоту.
   Внутри он чувствовал пустоту и  странную  бестолковость  -  результат
бессонной ночи, проведенной с Мэнди.
   Удивительно, но их отношения совершенно не  походили  на  то,  что  у
Майка бывало с Дилией.
   Правда, вначале случился конфуз. Едва Майк набросился на Мэнди, точно
ненормальный, она открьша глаза и в ужасе отпрянула:
   - Но ведь ты не Дьюк!
   - Ну и что?! - с удивлением и  отчаянием  спросил  Майк.  Оттого  что
Мэнди вспомнила о Лозмаре, он испытал незнакомое ему прежде  мучительное
чувство ревности. И особенно его ранило то, что ревновать приходилось  к
мертвецу.
   - Твоего Дьюка больше нет. Я его убил! -  признался  Майк,  не  зная,
какая  на  это  последует  реакция.  Однако  Мэнди  только  рассмеялась,
удивительно звонким и приятным смехом.
   - Ты убил Дьюка? Этого не может быть. Дьюк, он большой и  сильный,  а
ты...
   - И все-таки я убил его, - сквозь зубы процедил Майк, и  тогда  Мэнди
ему поверила. По ее лицу, словно тень, пробежала быстрая судорога.
   - Как же так? - сказала она. - Ты убил Дьюка, а  ведь  он  был  такой
добрый... Он всегда покупал мне... лекарство.
   - Я тоже буду покупать тебе лекарство!
   - Правда? - удивилась Мэнди и посмотрела на  Майка  долгим  взглядом,
как будто увидела впервые.
   - Значит, ты тоже добрый, - сказала она. - Потому что, если у меня не
будет лекарства, я не сумею летать... А для меня это очень важно.
   Мэнди сняла платье и трусики и начала рыться в своем чемоданчике.
   - Сейчас, Майк, скоро я буду готова полететь с тобой, -  сказал  она,
заготавливая себе раствор.  Майк  как  зачарованный  следил  за  ней,  и
временами ему казалось, что все это происходит с ним во сне. Он  уже  не
мог сказать, с какого момента он провалился в  этот  сон,  однако  слова
Мэнди звучали откуда-то издалека, и от них,  как  от  брошенных  в  воду
камней, расходились большие круги.
   Игла вонзилась в огрубевшую вену девушки, и нужное для полета топливо
скользнуло в кровь. Мэнди отложила шприц, помассировала место  укола  и,
подойдя к Майку, улыбнулась ему:
   - Мы полетим вместе, Майк, хочешь?
   - Д-да, - ответил тот, и даже собственн