о, бессонница сделала его слишком  ранимым,  не  дала  взять  верх
страхам  и  хорошо   всем   известным   предостережениям,   человекообразные
подтверждения которых всюду слонялись по  улицам.  Но  более  вероятно,  что
глубоко проникшее в душу желание просто отмело все опасения,  заставило  его
взять в руки пузырек, чтобы повнимательнее рассмотреть его... затем  открыть
крышечку, покрутить изящную склянку в ладонях и выпить содержимое.
   Он ожидал, что не почувствует  никакого  вкуса,  но  его  рот  наполнился
ароматом жженой сладкой ваты и, как ни  странно,  вкусом  дорогого  красного
вина...
   Не чувствуя сна ни в одном глазу, Деймон увидел сон.
   Он больше не был собой, наблюдавшим за Моцартом из безопасного  переднего
помещения улья. Он сам был Моцартом...
   В утробе.  Его  первым  намеком  на  ощущение  было  требование  свободы,
стремление  вырваться  из  жаркого  ограниченного  пространства,   заставить
замолчать непрестанно грохочущее сердце  животного-кормильца  и  утолить  им
голод...
   Рождение. Полный неистовой энергии и голодный, он в  бешенстве  разрывает
влажную красную оболочку и едва вырвавшись,  обращает  всю  свою  ярость  на
труп, утоляя голод останками существа, которое послужило ему хозяином...
   Рост и возмужание. Холодная мертвая плоть  едва  утоляла  его  ненасытный
аппетит, давая вырасти, чтобы расщепить первый кроваво-рыжий панцирь,  затем
еще  больше  вытянуться,  высвободить  задние  конечности,  затем  передние,
великолепие мускулатуры и зверская сила  которых  особенно  хорошо  заметны,
когда они высоко вздымаются над его  головой,  в  обеих  пастях  которой  не
счесть острых зубов. Это последнее превращение.  Он  вырос  и  возмужал,  он
громаден, неудержим...
   И наконец, СВОБОДА! Он набрасывается на  жиденькие  прозрачные  стены,  в
которых его пытались удержать, ощущает, как  они  трещат  под  его  ударами,
разлетаясь осколками, словно древний хрусталь. Мир за ними  -  накрытый  для
него стол, и он пирует за ним, не давая пощады тем дуракам, которые пытались
заставить его клянчить самое необходимое,  -  родители  и  владельцы  ночных
клубов, когда он был молод, Кин и его  жирная  ведьма-секретарша.  Затем  он
идет дальше и выше, добирается до самого Йорику, компания которого  смотрела
на него свысока и глумилась над ним, прячась  под  личиной  готового  помочь
спонсора; он упивается ощущением дробящейся между его  массивными  челюстями
головы этого человека, наслаждается вкусом  человеческой  крови,  струящейся
между острыми как бритва зубами его двойной пасти.
   Но это еще не конец: он  обрушивает  свою  злобу  на  этот  город  и  его
жителей, дает  выход  бесконтрольной  ненависти,  устраивая  жестокую  резню
бессердечной, ленивой публике, убивая тысячи этих  тупоголовых,  которые  не
имеют представления, что такое чистый  звук,  этих  идиотов,  которые  не  в
состоянии понять красоту истинной музыки. Но все это происходит...
   В тишине.
   Полной, умопомрачительной. Сколько бы раз в этом учиненном им побоище  он
в злобе и радости ни раскрывал свои пасти, сверкающие ряд за рядом острыми и
такими красивыми кольями, из его глотки так и не вырвалось ни единого вопля.
   Ни шипения, ни крика. Ни одного красивого визга.
   Ни одной ноты музыки.
   Придя в себя, Деймон издал человеческий вопль,  заметив  синеватую  дымку
рассвета за окнами голубятни. Пот, обильным потоком бежавший с его лба,  был
холодным, как ледяная вода, пропитавшиеся им  пряди  волос  покалывали  кожу
щек, словно это  действительно  были  острые  сосульки.  Это  было  бы  даже
приятно, если бы...
   Если бы. Еще одно  прекрасное  заклинание,  желчно  подумал  он,  скомкав
одеяло вместе с пузырьком из-под желе и швырнув его в  противоположный  угол
комнаты, - замечательная замена привычному "наступит день".
   Неужели всегда одно и то же?

   Вэнс и Брэнгуин уже были в улье. Они вяло  копошились  возле  приборов  и
датчиков, как и положено этим подобострастным рядовым работникам "Синсаунд".
Деймон,  проигнорировав  и  посвежевшие  за  ночь   лица   биоинженеров,   и
вспыхнувший в их взглядах испуг, прошел  прямо  к  стеклянной  стене  клетки
Моцарта и поднял над головой сжатые в кулаки руки.
   - Я хочу слышать его! - прорычал он. - Я хочу слышать музыку!  Спой  мне,
черт бы тебя побрал, начинай!
   Голос Деймона поднялся до дикого вопля, и он стал изо всех  сил  колотить
кулаками по стеклу.  На  бешеный  натиск  композитора  закаленное  кварцевое
стекло ответило не более чем вибрацией. Моцарт моментально припал к  полу  и
несколько раз  мотнул  своей  темной  продолговатой  головой  из  стороны  в
сторону, но единственным звуком,  доходившим  из  динамиков  до  слуха  трех
человеческих  существ,  было  тихое  низкое  шипение.  Еще  через  несколько
мгновений чужой повернулся к стеклу широкими боковыми  пластинами  хребта  и
ушел в тень дальнего конца своей тюрьмы.
   Деймон резко повернулся на  каблуках,  и  оба  биоинженера  вздрогнули  и
попятились. Кожа под его темными глазами выглядела подкрашенной тонким слоем
фиолетовой туши, волосы дико взметнулись и упали на лицо. Он смахнул их вбок
и раздраженно потребовал: - Дайте ему что-нибудь. Что-то  такое,  с  чем  он
сможет драться. Что захочет убить. Вэнс нахмурилась:  -  Что-то  похожее  на
что?
   - Мне безразлично, - рявкнул Деймон. - То,  что  сможете  добыть.  Просто
позаботьтесь, чтобы оно попало к  нему  живым.  Я  хочу  слышать  вопль  его
радости, когда он разорвет живую тварь на части!

   Глава 15

   - Ну, вот они, - безучастно бросил Брэнгуин, поставив две клетки  на  пол
возле двери кормушки. Он запыхался от тяжелой ноши и бьш вне себя от общения
с этими болванами в приюте для животных. Какая  им  разница,  что  он  будет
делать с животными,  продолжал  возмущенно  удивляться  Майкл,  если  городу
предлагают кормить на две звериные пасти меньше?
   Дарси и Эддингтон с любопытством  поглядывали,  как  он  снимает  зеленую
куртку, в которой ходил в приют. Он не полный идиот: они ни за что не отдали
бы ему ни кошку, ни собаку, увидев на нем лабораторный халат. Сжав зубы,  он
лгал, отвечая на дурацкие вопросы. Да,  дома  есть  кому  гулять  с  ними  и
кормить, нет, я не собираюсь подрезать кошке когти.
   - Что вам удалось достать? - нетерпеливо спросил Деймон.
   С каждым часом он выглядит все хуже,  подумал  Майкл.  Куда-то  подевался
задумчивый, ни с чем не сравнимый взгляд, который  говорил  ему  так  много;
теперь лицо Эддингтона превратилось в маску мрачного отчаяния.
   - Кошку и собаку, - выпалил  Майкл,  -  как  раз  то,  о  чем  мы  втроем
договорились.
   - Я это знаю, - отчеканил Эддингтон, - но какой породы?
   Дарси наклонилась и  открыла  защелку  клетки  поменьше,  затем  откинула
крышку. Из густого меха апельсинового цвета на  нее  недоверчиво  уставились
большие желтые глаза: животное неприятно мяукнуло, когда она  доставала  его
из клетки. Дарси почесала кошке голову.
   - Из породы полосатых, - сказала она. - Другими словами, кошка-бродяга.
   Взгляд, брошенный Деймоном на кошку, был полон разочарования.
   - А собака?
   Майкл пожал плечами: - Кто  знает?  Пес-дворняжка,  может  быть,  немного
крупнее большинства.  Шрамов  достаточно,  значит,  бывал  в  переделках  и,
вероятно, умеет драться. Взгляните сами.
   Он открыл дверцу,  сунул  руку  внутрь  и  нащупал  поводок,  оставленный
прикрепленным к ошейнику. Несколько секунд усердных усилий, и он вытащил пса
на обозрение. Тот вел себя не  особенно  дружественно:  прижал  уши,  обводя
подозрительным   взглядом   помещение   и   находившихся   в   нем    людей;
удостоверившись, что на руках у Дарси кошка, он нисколько не встревожился, а
просто замер, поджав хвост.
   - Барахло, - с отвращением прокомментировал Деймон, - вероятно, не  весит
и двадцати килограммов.
   - Девятнадцать, - уточнил Майкл, - но крупнее этого пса у них не  бывает.
Когда я сказал, что меня интересует животное покрупнее,  мне  ответили,  что
собак весом более двадцати килограммов отправляют на живодерню, если хозяева
не забирают их в течение двух суток. Крупные экземпляры так редко  привыкают
к новым хозяевам, что их публике даже не предлагают. Деймон  стал  осторожно
подносить руку к собаке, но пес глухо зарычал и  попятился  на  пару  шагов,
натянув поводок.
   -  Как  видите,  ласкаться  к  нам  он  не  намерен,  -  добавил  старик,
внимательно наблюдавший за обоими.
   - Хотя вполне мог бы, - проворчал Эддингтон, - слишком уж он  невзрачный,
чтобы отказывать себе в этом.
   - Можно порыться в газетах, - предложила Дар-СИ) _ вдруг  натолкнемся  на
объявление о продаже чего-то получше.
   Майкл возразил: - Думаю, в газетах предлагают только щенков.  Большинству
тех, кому необходимо избавиться от  взрослых  собак,  обычно  небезразлично,
куда они попадут. Известный синдром: "Даром в хорошие руки".
   - Ну, что есть, то есть, так что пускайте их, и посмотрим, что получится,
- прекратил пересуды  Деймон.  -  Возможно,  они  покажут  нам  какую-нибудь
хитрость.
   Он повернулся к ним спиной и направился к  стойке  звукозаписи,  а  Майкл
бросил взгляд на Дарси. Она ответила на его немой  вопрос  пожатием  плеч  и
коротким кивком.
   Сомневаюсь.
   - Порядок, я готов. - Впервые с того момента, когда он ввалился  утром  в
улей и разбушевался, словно сумасшедший, Эддингтон снова стал самим собой  -
живой, возбужденный и  сосредоточенный,  он  не  сводил  острого  взгляда  с
блуждавшего по клетке Моцарта. - Можете впускать их в любой момент.
   - Начали, - сказал Майкл. Он кивнул Дарси, и  она  на  прощание  дружески
погладила кошку по голове. Последние десять минут  животное  не  переставало
мурлыкать, и, хотя  выражение  лица  Дарси,  как  всегда,  было  холодным  и
бесстрастным, Майкл не сомневался, что она чувствует себя предательницей.
   Но работа прежде всего; она наклонилась и подтолкнула эту  несчастную  из
породы полосатых в малый лоток подачи  корма  Моцарту,  из  которого  дороги
назад не было.
   - Прощай навсегда, пушистый шарик.
   Не дав себе даже задуматься, Майкл точно так же обошелся с собакой, чудом
избежав укуса, когда  хлопнул  пса  по  крестцу.  Автоматически  закрывшаяся
дверца не позволила животному броситься на него.
   - Пес внутри, - доложил Майкл.
   - Пошевеливайся, Моцарт, - ласково сказала  Дарси,  становясь  на  колени
возле стеклянной стены и всматриваясь в происходившее в клетке чужого,  -  у
тебя пара гостей.
   Майкл видел, что сидевший за пультом Деймон напрягся и  ткнул  пальцем  в
кнопку "Запись", как только Моцарт заметил  животных  и  направился  к  ним.
Старика охватило мимолетное ощущение сочувствия  композитору,  и  он  затаил
дыхание. На что будет похож вопль чужого? Таким ли он окажется красивым, как
думает Деймон?  Из  динамиков  послышался  голос  чужого,  но  его  звучание
совершенно разочаровало пожилого биоинженера: Моцарт издал один  из  мрачных
глухих звуков,  которые  Майкл  до  сих  пор  слышал  только  в  записях  из
фильмотеки; Деймону и Дарси он, несомненно, напомнил то же самое...  шипение
раскаленного  докрасна  железа,  когда  его  погружают  в   воду.   Внезапно
взвизгнула кошка, и тут же послышалось поразительно  свирепое  рычание  пса,
заставившее Майкла вытаращить глаза:  неизвестно,  чему  еще  научила  жизнь
бродячую собаку, но она оказалась докой по части демонстрации  голоса  более
грозного животного, чем была на самом деле.
   Но Моцарт... вряд ли он воспринял  это  как  вызов.  Неуловимое  движение
чего-то иссиня-черного, и все было кончено. Моцарт раздавил обоих  животных,
как человек раздавил бы  муравьев.  Так  опускается  длань  Господня,  чтобы
стереть с лица земли того,  кто  не  внял  предостережению.  Четыре  секунды
гробовой тишины, затем плечи Деймона поникли, и он  нажал  кнопку  остановки
записи.
   - Мало, - заговорил он удрученным голосом, - эти животные...  они  ничто.
Ничто. Вы что-нибудь слышали? Боже правый, да он смеется  над  нами.  Кошки,
собаки - для него это лишь ничтожная забава. - Он спрятал лицо  в  ладони  и
стал скрести пальцами щеки, затем опустил трясущиеся руки и  тупо  уставился
на них. У Майкла возникло подозрение, что Эддингтона одолевают галлюцинации.
- Нам надо достать более крупное животное. Боже мой, пусть это  будут  овцы,
коровы, быки. Если ему не подсунуть  такое,  что  он  сам  найдет  достойным
соперником, мы не услышим от него ничего другого. Только шипение, не больше.
   Оба биоинженера промолчали, но глаза Дарси сузились, и она отвернулась от
Майкла. Он вспомнил их безмолвный обмен взглядами.
   Сомневаюсь.
   С коровой все вышло так же бессмысленно, как и с овцой, но Майкл ни с кем
не стал делиться тайным недовольством тем, что в улье стало пахнуть, как  на
скотном дворе, а записанные Деймоном звуки он мог бы  получить  и  на  бойне
скота. Пожилого биоинженера очень беспокоило, что прохожие обратят  внимание
на деревянные клети возле грузового  подъезда  и  станут  интересоваться,  с
какой целью в концертный зал понадобилось привозить животных, но  оказалось,
что до этого никому не было дела. Оставленные порожние клети наполнили  улей
запахами пота и навоза животных. Несколько дней и от них троих  исходили  те
же запахи, пока  служба  безопасности  не  нашла  наконец  рабочих,  которые
вынесли из помещения громоздкие  вонючие  ящики.  Майкл  видел,  как  Дарси,
манеры которой всегда отличались хладнокровием и  невозмутимостью,  понюхала
рукав своего жакета и брезгливо поморщилась,  поняв,  что  запахом  животных
пропиталась вся ее одежда.
   Чужой быстро покончил с коровой, которая лишь замерла на месте и  скорбно
мычала, пока Моцарт не выпотрошил ее. Овца была проворнее, по  крайней  мере
заставила Моцарта погнаться за ней, но конец оказался скорым,  запечатленным
в звукозаписи Деймона всего лишь жалобным блеяньем обезумевшего животного.
   Все трое с трудом выносили компанию друг друга в течение трех бесконечных
дней,  пока  не  прибыла  наконец  клеть  с  животным  из  Индии.  Оно  было
значительно крупнее предыдущих и явно обладало  дикой  силой,  не  в  пример
всему, что они выставляли до сих пор в качестве противника этой форме  жизни
с Хоумуолда. Какими бы отвратительными  ни  выглядели  бесконечные  убийства
животных и зрелище грязного, но методичного пиршества Моцарта после  победы,
атмосфера ожидания оказалась заразительной, и Майкл ничего не  мог  с  собой
поделать, нетерпеливо предвкушая предстоявшее сражение, хотя его возбуждение
не шло ни в какое сравнение с тем, как был наэлектризован Эддингтон. К  тому
времени когда клеть  затащили  в  помещение  улья,  музыкант  превратился  в
лишенный  способности  двигаться   куль,   который   едва   ли   воспринимал
обращавшихся к нему Майкла и Дарси; пытаясь отвечать, он запинался на каждом
слове,  не  договаривал  фразы,  терял  нить  мысли.  Хорошо  еще,  что  оба
биоинженера  уже  достаточно  поработали  с   Эдцингтоном   и   сами   знали
последовательность предварительной подготовки к записи.
   - Приготовьтесь впускать, - пронзительным  голосом  крикнул  Эддингтон  и
начал отсчет: - Раз, два, три... пошел!
   Он хлопнул ладонью по кнопке "Запись" и замер, уставившись  вытаращенными
глазами на клетку, прислушиваясь к малейшему шороху в словно приросших к его
голове наушниках.
   Рабочие аккуратно придвинули клеть к входу в клетку  Моцарта  и  наладили
синхронизацию запорных механизмов, поэтому Дарси  оставалось  только  нажать
рычаг, чтобы одновременно поднялась вверх передняя стенка транспортной клети
и скользнула вбок задвижка  самого  широкого  входа  внутрь  загона  чужого.
Моцарт приближался к новому гостю, почти не  таясь,  убаюканный  покорностью
пускавшихся к нему прежде животных, предвкушая еще одно  легкое  убийство  и
вознаграждение за него сытной кормежкой.
   Тупоумный,  но  раздражительного  нрава  дикий  гяур  тряхнул  головой  и
захрипел, затем наклонил голову и неуклюжей массой ввалился  в  клетку.  Бык
увидел чужого, его глаза налились кровью, из глотки  вырвался  рев.  Он  был
громким и долгим, похожим на звучание мощного гудка в пустом помещении.  Рев
нарастал и падал, перемежаясь с грозными хрипами дыхания. Бык покачивался из
стороны в сторону и скреб копытами по  грубой  фактуре  пластика  пола;  его
движения были удивительно быстрыми для животного таких размеров и веса.
   Все еще  не  подозревая  опасности,  Моцарт,  немного  присев,  продолжал
приближаться, а гяур низко, насколько позволяли плечи, опустил голову. Новый
взрыв рева вырвался из динамиков, еще  более  мощный  и  на  этот  раз  явно
предупреждающий. Моцарт придвинулся еще ближе, никак не реагируя на поднятый
животным шум,  очевидно  продолжая  считать,  что  перед  ним  такой  же  не
воинственный противник, с каким пришлось встретиться на прошлой неделе.  Это
было серьезным заблуждением, и чужой оказался  неподготовленным  к  могучему
броску тяжелой туши быка и удару его длинного кривого рога, который  пронзил
ему левый бок, УГОДИВ точно под защищенные панцирными пластинами ребра.
   Инерция атаки быка всей массой тела отбросила чужого назад, но брызнувшая
из раны кровь-кислота залила  морду  гяура.  Он  бешено  дернулся  от  боли,
зашатался, внезапно передние ноги быка стали выглядеть слишком  слабыми  для
такой огромной туши - казалось, что они вот-вот подкосятся. Его  рев  рвался
из динамиков,  усиливаясь,  превращаясь  в  непрерывный  вопль  обезумевшего
животного. К нему  присоединились  крики  боли  и  ярости  Моцарта,  который
принялся наносить быку сокрушительные удары  когтистыми  лапами.  Он  быстро
разорвал его толстую шкуру в десятках мест.
   Майкл бросил взгляд на Дарси, затем посмотрел на Эддинттона. Музыкант был
предельно  сосредоточен,  его  пальцы  порхали  над  головками  и  рычажками
настройки пульта стойки звукозаписи.
   - Прислушайтесь к его пению, - ухитрился  вставить  слово  Эддингтон.  Он
поднял  одну  руку,  растопырил  пальцы,  затем  сжал  их  в  кулак.  -  Оно
удивительно... это голос пойманной руками молнии!
   Из динамиков полился хрип агонии. Майкл  снова  повернулся  к  стеклянной
стене клетки и увидел, что Моцарт охватил  длинными  острыми  пальцами  рога
противника.
   Внезапно чужой повернулся так, что хвост оказался под прямым углом к  его
телу, и ударил всей длиной этого многозвенного хлыста по  мускулистому  боку
быка. Словно  завороженные,  члены  бригады  "Синсаунд"  не  могли  оторвать
взглядов от гяура, который заревел еще  громче  и  попытался  вырваться,  но
хвост чужого надежно охватил его могучие плечи.
   Наконец Моцарт оторвал быку голову, и череда громоподобных всплесков рева
из динамиков смолкла.
   На несколько секунд установилась  полная  тишина.  Чужой  отшвырнул  свой
трофей  в  сторону  и  попятился  от  обезглавленной  туши,   словно   желая
посмотреть, не исхитрится ли противник подняться  и  снова  вызвать  его  на
поединок. Дарси и Майкл уставились на забрызганную кровью стеклянную  стену,
вглядываясь в просветы между  красными  пятнами,  которые  странным  образом
напоминали... веснушки.
   Затем послышался вздох Эддингтона, сопровождавший щелчок кнопки на панели
стойки звукозаписи; красное табло с  надписью:  "Идет  запись"  -  мгновенно
погасло.
   - Потрясающая, - провозгласил Эддингтон, - но чертовски короткая  запись.
- Он снова сжал руку в кулак и прижал его  к  груди,  словно  пытался  таким
образом унять слишком гулкие удары сердца. Мрачная ухмылка на  его  лице  то
исчезала,  отражая  ход  размышлений  о  только  что  слышанном,  то   вновь
вспыхивала надеждой. - Теперь мы знаем, что ему нужно, вернее, как заставить
его петь по-настоящему. Необходим кто-то равный ему, способный  сделать  ему
больно, заставить почувствовать себя жертвой, а не охотником.
   По общему согласию обязанность обращаться к Ахиро в случае  необходимости
лежала на Дарси, и теперь она отправилась к нему без колебан