. Я хочу спросить, как ты пришел к этому?
   Слишком прямолинейный вопрос, отругал  себя  мысленно  Деймон,  возможно,
даже тон голоса слишком униженный, но надо  найти  выход.  Он  должен  знать
наверняка... Насколько было бы проще, притащи Ахиро  совершенно  незнакомого
человека!
   Но вопрос,  казалось,  ничуть  не  обидел  Кена.  Во  всяком  случае  его
объяснение звучало неподдельной искренностью: - Я начал с желе,  Деймон.  Ты
знаешь, я таким был еще  в  школе  -  мне  хотелось  попробовать  все,  и  я
пробовал. Не имело значения, что именно:  "Лед",  "Звездочет",  "Королевское
желе". Что бы ни появлялось, я должен был попробовать хотя бы раз,  и  я  не
верил в россказни о мгновенном привыкании к желе. Черт возьми, то  же  самое
говорили и о "Льде", а я прошел через это, не сев на него, ты ведь  помнишь?
- Кен помолчал. -  Сначала  желе  не  показалось  мне  чем-то  особенным  по
сравнению с другими наркотиками, но оно меня зацепило.
   Попробовав  пару  раз,  я  готов  был  продолжать.  Думаю,  ты  даже   не
догадывался, что я его принимаю. Как раз тогда я... мы  строили  грандиозные
планы... Готовили пару выступлений, рисовали афишки, помнишь?
   Деймон неохотно кивнул:
   - Да, помню.
   Кен довольно ухмыльнулся и наклонился к нему через стол: - Ну а потом  ты
ушел. Знаешь, все в моей  жизни  сразу  пошло  кувырком,  еще  тогда,  перед
окончанием колледжа. Сперва я досадовал, но вскоре... Деймон, я стал слышать
музыку.
   Деймон нахмурился: - Музыку? Какую музыку?
   В десятке метров за  спиной  Кена  японец  Ахиро  входил  в  отгороженное
стеклом пространство, где ждал чужой. Он набрал код на  клавиатуре,  провода
от которой тянулись к ящику из стали  и  стекла  -  колыбели  яйца.  С  едва
слышным шипением ящик разгерметизировался, и  Ахиро  легко  откинул  крышку.
Деймон знал, что обязан остановить его, пока не  будет  слишком  поздно,  но
какая-то часть его существа не позволяла даже шевельнуть для этого  пальцем.
Возможно, Кен заметил  движение  Ахиро  или  шум  за  спиной,  но  никак  не
отреагировал.
   - Ох, Деймон, - продолжал он говорить грустным, задумчивым голосом, -  ты
не можешь ее слышать. Думаю, если бы мог, ты не пошел бы выбранной  дорогой.
Я принимал дозу желе и играл на гитаре, играл, как никогда прежде.
   Улыбка Кена стала застенчивой, чуть ли не мальчишеской, будто он гордился
собой и не хотел скрывать этого, но боялся быть уличенным в хвастовстве.
   - Некоторые говорили, что я стал играть хуже, - доверительно  сказал  он,
понизив голос, - но я - то слышал, что исполнение стало лучше, и понял,  что
они просто  не  в  состоянии  услышать,  что  их  слух  искалечен,  наполнен
безобразным шумом этого города. Нет и нет, моя игра стала определенно лучше,
значительно лучше.  -  Наркоман  на  мгновение  погрузился  в  задумчивость,
уставившись на свои пальцы. - Такие вот дела, - заговорил он наконец  снова,
- и я не только не попытался бросить, но стал принимать дозы побольше.
   - И оказался на крючке, - хриплым голосом продолжил его мысль Деймон.
   По другую сторону стены из кварцевого стекла Ахиро осторожно  вынул  яйцо
из ящика  и  перенес  его  на  стол,  оборудованный  четырьмя  инфракрасными
стимуляторами. Он поставил яйцо точно в центр между сенсорами и повернул его
так, чтобы нижний край каждой выемки в верхней части яйца оказался  напротив
одного из сенсоров. Вот-вот должен  был  наступить  момент,  когда  отменить
приготовления уже будет невозможно, но Деймон по-прежнему  был  не  в  силах
шелохнуться. Ноги словно налились свинцом, он больше  не  смог  выдавить  из
себя ни слова.
   - Но это не было крючком, Деймон. Неужели ты  не  понимаешь?  С  течением
времени гитара стала не нужна мне вовсе, и я продал ее, чтобы иметь наличные
для покупки желе. Если мне хотелось  поиграть,  было  достаточно  пошевелить
пальцами, и я тут же слышал музыку. Музыку, Деймон. Музыку Королевы-Матки...
такую красивую. Какое мне было дело до того, что ее никто больше не  слышал?
Я-то слышал, и она следовала за мной  повсюду,  наполняла  и  баюкала  меня.
Только это и имело значение.
   Несчастный, глупый Кен был  одержим  галлюцинациями  мистической  музыки,
которую, кроме него, никто не слышит. Он сидел перед Деймоном,  не  имея  ни
малейшего представления о том, что  Ахиро  уже  осторожно  снимает  замок  с
дверцы, за которой обитатель яйца был отгорожен от всего остального мира.  С
этого мгновения возврата назад уже быть не могло. Зажим снят, и  как  только
сенсоры-стимуляторы  заработают  на  полную  мощность,  жертвоприношения  не
миновать. И Кен умрет.
   Деймон прочистил горло. Он должен был задать вопрос, который прояснит его
сомнения относительно искренности веры наркомана.
   - Кен, - нерешительно заговорил он, - тебе не кажется... что этой  музыки
в действительности нет? Что она звучит в твоем разуме только благодаря желе?
   Кен неожиданно рассмеялся: - Вот как? Даже если это  так,  ее  вложила  в
меня Королева-Матка, и она неустанно заботится, чтобы эта музыка становилась
все более изысканной, более захватывающей. Мало-помалу  она  превратилась  в
церковную,  Деймон,   похожую   на   творения   Баха,   но   гораздо   более
величественные. Это тысячеголосый хор, и он здесь.
   Его бывший друг поднял трясущиеся руки, положил ладони на лоб и повел  их
выше по коже черепа, словно приглаживая ту пышную шевелюру каштановых волос,
что украшала его, когда Кену едва перевалило за двадцать, когда  корней  его
волос еще не касались химические  компоненты  желе,  в  огромном  количестве
поглощенного им за истекшие годы.
   - Наконец, - продолжал он, - я  осознал,  что  должен  преклонить  колени
перед самим источником этой музыки в Церкви Королевы-Матки.  Но  теперь  мне
недостаточно и этого. Ради истинной веры я  должен  отдать  этому  источнику
себя самого. Я должен стать с ним одним целым.
   Деймону показалось, что его рот наполнился песком.
   - Так ты действительно жаждешь воссоединиться с яйцом? Позволить этому?..
   - Вот именно.
   Сенсоры-стимуляторы на столе с яйцом засияли в полную силу, и в следующую
секунду, как только к каждому концу  крестообразного  углубления  в  верхней
части яйца от них протянулись тонкие лучи ярко-красного света, воздух  всего
улья стал заметно вибрировать. Деймону захотелось крикнуть Кену,  чтобы  тот
проснулся: "Идиот, тебя собираются убить!" - но он не смог.  Кен  сам  хотел
этого.
   - Но, Кен... умереть так... - только и хватило у него  духу  чуть  ли  не
шепотом выдавить из себя.
   Кен опустил веки, словно на мгновение задремал, затем  тупо  уставился  в
потолок.
   - Не умереть, Деймон. Ты никогда там не был и просто не можешь понять.  Я
буду жить в моем боге, я стану музыкой.
   Деймон принялся теребить бороду, пытаясь унять  дрожь  пальцев.  В  конце
концов,  это  выбор  Кена.  На  все  свои  правильные  вопросы  он   получил
неправильные ответы, и не его, Деймона,  дело  говорить  кому-то  другу  ли,
врагу ли, - что тот может или должен сотворить со своей жизнью. Как с  жаром
подчеркивал Кен, выбор он делал сам, на свой страх  и  риск  принял  решение
прибегнуть  к  потреблению  желе.  Он  стал  наркоманом  по  доброй  воле...
приверженцем культа по собственному желанию.
   - И у тебя нет никаких сомнений? - тихо спросил Деймон. - Или сожалений?
   Кен отрицательно замотал головой, затем заколебался.  Одно  плечо  слегка
шевельнулось, но это мало походило на пожатие плечами.
   - Я, может быть... немного боюсь, - признался  он,  -  но  разве  это  не
естественно, как ты думаешь?
   - Конечно естественно, - согласился Деймон. - Я...
   - Пора.
   Спокойно и  холодно  прозвучавший  голос  Ахиро  заставил  подпрыгнуть  и
Деймона, и Кена. Когда Кен поднял взгляд на японца, Деймон был поражен  тем,
насколько помолодевшим внезапно стал выглядеть наркоман, несмотря на грязные
седые волосы, изрядно поношенный пиджак и поникшие плечи.  Деймон  ошибался,
решив, что желе превратило гитариста  в  старика.  Скорее  оно  придало  его
внешности странную, едва ли не детскую невинность. Кен  снова  посмотрел  на
Деймона: - П-просто немного... - Сюда, пожалуйста. - Словно подозревая,  что
Кен готов  изменить  намерения,  Ахиро  ловко  поставил  прихожанина  Церкви
Королевы-Матки на ноги и повел прочь от Деймона, который остался  сидеть  за
столом понурив голову.
   "Я должен это прекратить", - снова подумал  он,  однако  чувствовал  себя
совершенно бессильным  что-либо  сделать.  И  дело  вовсе  не  в  самой  его
программе: эта ее часть не в его  ведении,  и  у  него  нет  никакого  права
говорить Кену, что тот должен делать или как умирать. Но Кен сам сказал, что
боится...
   Деймон поднял взгляд как раз в тот момент,  когда  Ахиро  вводил  Кена  в
клетку, где ждало яйцо. Оказавшись внутри, он повернул наркомана к креслу  с
удлиненной  спинкой,  стоявшему  перед   оборудованным   сенсорами   столом.
Инфракрасные стимуляторы повышали чувствительность яйца к присутствию  рядом
с ним человеческой  плоти,  и  его  серая  бугристая  поверхность,  согретая
излучением, мгновенно отреагировала на приближение Кена прокатившейся по ней
рябью.
   - Нет... подождите, - услышал Деймон ставший скрипучим голос Кена,  когда
верхушка яйца с треском рвущегося пластика внезапно  расщепилась  на  четыре
лепестка. - Я...
   Наркоману и Деймону одновременно стало  нечем  дышать,  когда  Ахиро  без
предупреждения резко дернул Кена назад и легким ударом перебросил рычажок на
спинке кресла. Металлические наплечники  прижали  бывшего  друга  Деймона  к
спинке, а выскочившие из подлокотников скобы Ахиро  мгновенно  застегнул  на
его запястьях. Со сверхъестественной скоростью японец  метнулся  к  двери  и
запер ее за собой, оказавшись вне досягаемости готового  вцепиться  в  любое
человеческое лицо эмбриона.
   Кен не успел даже вздохнуть.
   Как  и  ожидалось,  паразит  выскочил  из  скорлупы  и  в  мгновение  ока
устремился к хозяину. Кен открыл было рот, но метровой длины хвост  эмбриона
уже  захлестнул  его  шею,  почти  прекратив  доступ   воздуха   к   легким.
Одновременно он вцепился  лапами  в  лицо  наркомана  и  выстрелил  мясистой
имплантационной трубкой прямо в горло, закрыв выход  не  успевшему  начаться
крику. Кресло с грохотом опрокинулось, наплечники и наручники  автоматически
разомкнулись. Не прошло и четырех секунд, а Кен Петрилло уже лежал в коме на
полу,  его  череп  был  покрыт  слизью,  окружавшей  в   яйце   только   что
вылупившегося отпрыска инопланетной формы жизни,  взявшей  верх  над  высшей
формой - земной. Карьера некогда блистательного гитариста закончилась.
   С  бешено  колотившимся  сердцем  Деймон  блуждал   взглядом   по   лицам
находившихся в помещении.
   Брэнгуину было не по себе явно больше, чем остальным.  Деймон  не  ожидал
подобной реакции от человека, который упорно настаивал, что такие, как  Кен,
желают именно этого. Видимо, разразившаяся на  его  глазах  драма  заставила
пожилого биоинженера физически ощутить  свою  сопричастность.  Он  взмок  от
пота, глаза едва не выпрыгивали из  орбит,  а  руками  старик  зажимал  рот,
словно в любое мгновение его могло  вырвать.  Сам  не  зная  почему,  Деймон
почувствовал удовлетворение, увидев мрачное выражение на лице Вэнс,  которое
выглядело бледнее обычного, хотя Деймон считал, что оно  всегда  было  белее
снега.
   Наконец-то, ехидно подумал он,  обнаружилось  что-то  и  за  этим  строго
научным фасадом. Он не понимал, почему она его раздражала, если  не  считать
непробиваемости этой женщины, которая даже  крепче,  чем  у  всей  остальной
гноящейся язвами бешенства человеческой массы, шумно требующей  бесконечного
обновления репертуара музыки злобы и ненависти. Их, по крайней мере, трогает
хотя бы  какая-то  музыка.  Но  Для  Вэнс  музыка  значила  не  больше,  чем
размахивание руками и вопли перед слепым и глухим.
   Выражение  лица  Ахиро  он  мог  прочитать  с  такой  же  легкостью,  как
видеодиск. Не человек, а стальной стержень, облепленный бетоном, машина:  он
не испытывал никаких чувств к тому, кто только что был Кеном Фасто  Петрилло
и больше никогда им не станет. Из всех, кто  находился  в  помещении,  мечты
Деймона заботили Ахиро лишь в той мере, какая определялась приказами Кина  и
его стремлением не допустить урезания суммы в ежемесячном чеке.
   Тьфу...  Все  они  проигравшие,  жалкие  людишки,   недостойные   жертвы,
принесенной Кеном Петрилло.
   Через несколько минут все четверо стояли внутри клетки  над  безжизненным
телом Кена и молча смотрели на него.
   Наконец Вэнс сказала:  -  Теперь  надо  убрать  из  клетки  оборудование.
Очнувшись, он может пораниться о него.
   Какие бы процессы ни происходили в ее разуме, чтобы отодвинуть неприятные
ощущения на задний план и принять  ситуацию  такой,  как  есть,  ей  удалось
заставить свой голос  звучать  бодро  и  деловито.  Она  бросила  взгляд  на
Брэнгуина, и тот судорожно закивал, хотя по его вискам все еще струился пот.
Он подошел к бывшему гитаристу со стороны головы, наклонился, сунул руки ему
под мышки и, крякнув, приподнял  торс  над  полом.  Выражение  лица  старика
говорило об отвращении и страхе от близости к вцепившейся в  лицо  наркомана
твари. Тем временем Вэнс силилась оторвать от пола  безвольно  раскинувшиеся
ноги Кена.
   Ни один из них не заметил крохотный синий пузырек, который выскользнул из
кармана Кена и звякнул об пол. Проследив за Ахиро, уже покинувшим  клетку  и
направлявшимся к выходу из улья, затем проводив взглядом Брэнгуина  и  Вэнс,
которые оттаскивали Кена от перевернутого кресла поближе к стеклянной стене,
Деймон подгреб к  себе  ногой  склянку  с  последней  порцией  желе  бывшего
гитариста, одним быстрым движением поднял его  с  пола  и  сунул  в  карман.
Сквозь ткань  брюк  пузырек  ощущался  несоразмерно  громадным,  словно  ему
пришлось спрятать в карман что-то не меньше мяча для софтбола.
   Выйдя  из  клетки,  Деймон  Наблюдал  за  работой  биоинженеров,  которые
заботливо укладывали  Кена  таким  образом,  чтобы  сразу  же  заметить  его
пробуждение, затем вынесли кресло, стол и оборудование, использовавшееся для
стимуляции  яйца.  Через  некоторое  время  Деймон  ощутил  влажный,   почти
тропический ветерок из открытой в  клетку  двери,  который  принес  в  более
холодный  воздух  наружного  помещения  улья  запах  затхлости  и  пластика.
Несколько минут спустя Брэнгуин и Вэнс вышли из клетки  в  последний  раз  и
плотно закрыли за собой дверь.
   - Долго ли он будет в таком  состоянии?  -  спросил  Деймон,  не  скрывая
дурного расположения духа.
   - Это могут быть часы или дни, - отсутствующим тоном  ответила  Вэнс,  не
отрывая взгляда от компьютерного перечня контрольных данных,  затем  сделала
пару записей  электронным  пером.  Что-то  в  ее  голосе  заставило  Деймона
взглянуть на нее. Он не мог не заметить рвения в ее сияющем  взгляде,  когда
она оторвала его от контрольных данных и  бросила  на  неподвижно  лежавшего
внутри клетки человека, а  затем  снова  быстро  отвернулась  к  компьютеру.
Слишком быстро, чтобы это можно было принять за выражение сочувствия.
   Брэнгуин долго  не  мог  отдышаться  после  вытаскивания  оборудования  и
аппаратуры проклевывания  из  клетки,  но  наконец  заговорил,  обращаясь  к
Деймону:  -  В  нашем  распоряжении  множество  приборов   предупредительной
сигнализации. Почему бы вам не отдохнуть?
   - Я не могу уйти, - ответил Деймон. -  Слишком  долго  тащиться  домой  и
обратно. Я могу не вернуться вовремя, если  что-то  пойдет  неправильно  или
начнется...
   - На этот случай и приготовлены койки в соседней комнате, -  вмешалась  в
разговор Вэнс,  сделав  последнюю  заметку  и  отложив  перо  в  сторону.  -
Поразительно, - неожиданно сказала она. - Он был так предан этому  странному
существу, совершенно чуждой ему жизненной  форме,  что  отдал  жизнь,  чтобы
стать отцом ее детеныша.
   - Вы выражаетесь технически некорректно, - с укором сказал  Брэнгуин,  но
Деймон взглянул на нее с удивлением, - ведь это не процесс осеме...
   Вэнс стрельнула в старика укоризненным взглядом:  -  Я  веду  речь  не  о
научной методологии, Майкл.  В  ней  все  так  же  очевидно,  как  в  теории
гравитации... и почти также беспросветно тупо.
   Деймон с  интересом  стал  переводить  взгляд  с  одного  биоинженера  на
другого, настолько пораженный внезапным отклонением манеры поведения Вэнс от
обычной, что это отвлекло его внимание от Кена.
   - Меня интересует философская сторона  вопроса.  Мы  с  вами  прибегли  к
использованию науки для оправдания  воли  человека  умереть,  чтобы  из  его
останков появился на свет чужой.
   - В чем различие между этим и христианскими святыми первого  тысячелетия?
- спросил Брэнгуин.
   - В том, что можно видеть и что видеть не дано, - сказал Деймон, оставляя
свой пост у стеклянной стены, чтобы присоединиться к  разговору.  -  Древние
святые никогда не видели своего Бога, а Кен мог его видеть.
   - Вы полагаете, что дело в этом? Сомневаюсь, что  он  когда-нибудь  видел
натурального чужого, - заметила Вэнс.
   - Зато он его  слышал,  -  напомнил  Деймон,  катая  пальцами  пузырек  с
королевским желе, нагревшийся до температуры его руки. - Постоянно слышал.
   - Он думал, что слышал, - резко возразила Вэнс. - Никто другой не  слышал
ничего. Думаю, Майкл прав - это  действительно  созвучно  вере.  Вера  может
принимать бесчисленные формы. При проведении  нового  научного  эксперимента
исходят из концепции, что в этом конкретном поиске что-то пойдет по-другому,
даже если никто не уверен, что результат будет получен. Это ли не  вера,  не
просто ли внутреннее ощущение, что поступаешь правильно.
   Деймон отвернулся, чтобы скрыть  готовую  появиться  на  лице  улыбку,  и
медленно двинулся в направлении комнаты,  где  его  ожидала  койка.  Он  был
уверен, что  говорила  она  о  другом,  но  слова  Дарси  как  нельзя  лучше
определяли каждый  аргумент,  который  приводил  себе  Деймон,  затевая  эту
программу. Едва ли она расслышала шепотом оброненное им на ходу слово:
   - ТОЧНО.
   Видимо, дело было не только в изнеможении. Спальня, устроенная неподалеку
от улья, скорее походила на чулан, но шум возни Брэнгуина и Вэнс, готовивших
лабораторию к следующему этапу, глухой стук переставляемого  оборудования  и
их ворчливые голоса, едва слышные здесь, напомнили Деймону детство, когда он
уже был в постели, а родители смотрели телевизор в гостиной.  В  те  времена
этот монотонный гул прекрасно его убаюкивал, и  Деймон  не  сомневался,  что
если  и  не  сможет  уснуть  по-настоящему,  то  хотя  бы  подремлет.  Он  с
облегчением рухнул на армейскую койку, представлявшую собой всего лишь  раму
из металлических прутьев с натянутым на них брезентом. На  ней  не  было  ни
простыней, ни одеяла, но подушка под головой оказалась  достаточно  удобной,
чтобы удержать решившегося  отдохнуть  на  этой  койке  от  желания  тут  же
отказаться от своего намерения. Мягкая подушка еще больше приглушала шум  из
улья, но он все равно чертовски досаждал Деймону. Стоило ему задремать,  как
сон нарушался обрывками воспоминаний и картинами  гибели  человека,  который
был когда-то одним из его самых близких друзей.
   Время тянулось медленно,  отмеряясь  не  часами,  а  дежурствами  Вэнс  и
Брэнгуина, которые договорились сменять друг друга через два  часа.  Деймону
оставалось только ждать - спать, если полудрему  на  неудобной  койке  можно
было назвать сном, есть  или  бездумно  таращить  глаза  на  бесчувственного
человека, пытаясь отрешиться от потока сцен из давно  забытого  прошлого,  в
котором он почему-то видел себя  вполне  счастливым  молодым  человеком,  во
всяком случае его лицо не выглядело таким осунувшимся и на нем не было  этой
трясущейся маски горечи. Кен тоже виделся ему полнолицым,  кудрявым  молодым
парнем, дикие  глаза  которого,  искрившиеся  чистотой  океанской  воды  под
полуде