ропасть, разделявшая их.

Какими словами современный человек смог бы рассказать египтянину времен
первой династии о технике и науке двадцатого века? И, вдобавок, рассказать,
не зная языка, на котором говорит и думает слушатель.

Второву не в первый раз приходилось мысленным приказом открывать фаэтонские
двери. Но сейчас он испытывал особо сильное волнение. Раньше он знал, что
ждет его за дверью, теперь там была неизвестность.

Сверху, наклоненный над шахтой, светил прожектор.

Синий контур был виден отчетливо. Второв смотрел на него, ожидая, чтобы
успокоилось сердце.

Хорошую школу прошел Геннадий Андреевич. Легко было невольно подумать об
открытом входе. Но он хотел действовать наверняка и не допускал случайных
мыслей.

Для Семенова, Камова и Мельникова время тянулось нескончаемо. Им начало
казаться, что Второва постигла неудача.

Второв закрыл глаза. Пятиугольный контур продолжал находиться перед его
мысленным взором, он как бы видел его сквозь опущенные веки.

И чудо фаэтонской техники совершилось послушно.

Потускнел металл контура. Словно растворяясь в невидимой кислоте, он
исчезал на глазах. И вот блеснули в свете прожектора желто-серые ступени
узкой лестницы. Они вели в темную глубину.

НАСЛЕДСТВО ФАЭТОНЦЕВ

Не сразу решились четыре человека спуститься по лестнице, хотя было ясно,
что именно для них она и оставлена.

Камов поднялся на поверхность, чтобы рассказать нетерпеливо ждущим ученым
об удаче.

Он вернулся с четырьмя предохранительными масками.

- Нам рекомендуют принять меры предосторожности, - сообщил он. - Там, в
подземелье, могли скопиться вредные газы.

- Откуда? - возразил Второв. - Хранилище было герметически закрыто. Там
воздух нашей Земли.

- Вот именно. Воздух Земли, но только тот, который был на ней сотни тысяч
лет тому назад.

- Мы и сейчас дышим этим воздухе!

- Необязательно, - сказал Мельников. - Вспомни, двери фаэтонского
звездолета открывались в пустоте и воздух не выходил наружу.

При этих словах все посмотрели на отверстие у своих ног. Оно казалось
пустым. Ничто не препятствовало проходу через него. Но это впечатление
могло быть обманчиво.

Мельников наклонился и опустил руку в отверстие. Она прошла, но он ясно
почувствовал какое-то сопротивление. Невидимая завеса походила на упругую
ткань. Она "образовалась" под напором его руки, но сжимала запястье плотно
и сильно.

Вход в хранилище продолжал оставаться закрытым.

Даже об этом подумали фаэтонцы! Они проявили заботу о здоровье неведомых им
людей, предвидели, что за долгие века воздух Земли может измениться, и
предупреждали их, что нельзя входить, не принимая мер к безопасности.

Все они знали, обо всем думали!

- Да, - сказал Мельников. - Надо надеть маски.

Он первым прошел через "пустое" отверстие и спустился по лестнице. За ним
последовали остальные.

Лестница имела шестнадцать ступеней. И все четверо поняли еще одно.
Расстояние между ступенями соответствовало росту человека Земли, а не
фаэтонца. Значит, фаэтонцы знали, каков будет этот рост.

- Неудивительно, - заметил Семенов. - Они видели наших отдаленных предков.
Ведь человек появился сотни миллионов лет назад. ( вообще-то ~ 2 500 000 -
1 500 000 лет назад)

Стоя у подножия лестницы, Мельников и Второв смотрели наверх. Они привыкли,
что фаэтонские двери закрываются за людьми.

Но проходили минуты, а пятиугольное отверстие не затягивалось металлом. Оно
продолжало быть открытым. Через него проникал луч прожектора. На
металлическом полу отчетливо обрисовывался пятиугольник. Все остальное
смутно проступало в полумраке.

Пол не отражал света. Людям казалось, что помещение совершенно пусто.

Второв распорядился, чтобы был свет. И сразу же вспыхнул уже знакомый
голубой туман.

Помещение осветилось.

Это была комната с прямоугольными стенами, полом и потолком, через который
они проникли сюда. Она была сплошь металлической или казалась таковой. Она
имела кубическую форму. От одной стены до другой и от пола до потолка было
метров пять. И она, действительно, была совершенно пустой.

Никаких предметов, ничего похожего на скрытые двери, - голые стены, голый
пол! Ничего!

Четверо людей с недоумением посмотрели друг на друга. Ведь не за тем, чтобы
увидеть эту пустую "металлическую" комнату фаэтонцы позвали сюда людей
таким сложным и запутанным способом?"...

- Диаметр хранилища, - сказал Семенов (глухо звучал его голос из-под
маски), - двенадцать метров. Здесь около пяти, никак не больше.

Как же проникнуть в другие помещения?

Второв, поочередно, представил себе открытые двери на всех четырех стенах и
на полу. Никакого результата! Он стал вспоминать, что говорили им граненые
шары там, в далекой отсюда лаборатории. Да" Они "сказали", что именно здесь
находится то главное, ради чего люди должны найти это место. И прибавляли,
что указания будут даны здесь. Они говорили о таком же аппарате, какие были
найдены на Арсене. И он и его товарищи вообразили себе такой же граненый
шар. Но ведь это могло быть не мыслью фаэтонцев, а их собственной... Почему
обязательно такой же шар?.. Тот же аппарат! Но он может иметь совсем другую
форму. Запись может находиться хотя бы... в стенах!

И Второву почудилось, что стена заговорила. Нет, не почудилось! Он
"слышал". В его мозгу настойчиво возникали мысли об ученых.

- Они требуют присутствия здесь ученой комиссии, - сказал Камов.

- Очевидно, - согласились Мельников и Семенов. - И это вполне логично.

Четверо людей вернулись на поверхность земли. Вход в хранилище и на этот
раз остался открытым. Было ясно, что фаэтонцы не считали нужным закрывать
его больше

На Южный полюс съехалось много ученых различных стран. Спуститься в
хранилище всем сразу было невозможно. Решили, что требуемая фаэтонцами
комиссия, которая, очевидно, должна была "выслушать" исключительно важные
вещи, будет состоять из двенадцати человек, включая Мельникова и Второва.

Камову предстояла нелегкая обязанность сделать выбор, никого не обидев.
Предложенный им список, состоящий из представителей шести стран, не
встретил никаких возражений.

И вот двенадцать человек стоят на металлическом полу в освещении голубого
тумана.

Что же им делать дальше?

Одиннадцать смотрели на Второва, ожидая от него нужных действий. А он сам
дорого дал бы за то, чтобы получить совет.

Как сказать давно умершим фаэтонцам, что их требование исполнено и ученые
Земли собрались и готовы выслушать их?

"Может быть, сами фаэтонцы..." - подумал Второв и, не закончив мысли,
"потребовал", чтобы стена заговорила.

Двенадцать человек услышали голос. Он сказал на шести языках то же, что
раньше слышали четверо.

Невольно хотелось ответить. "Мы здесь, говорите!" Но как выразить эту фразу
не словами, а образами?

Высока техника фаэтонцев! Но и ей не под силу определить, кто находится
здесь. По внешнему виду люди мало отличаются друг от друга. Ученый и
каменщик, инженер и врач выглядят одинаково.

Надо сказать!

- Помогите мне, - попросил Второв.

- Вернемся наверх, - предложил Камов. - Подумаем.

Задача была предельно ясна. Но она не становилась от этого легче.

Фаэтонский автомат был настроен на какой-то вполне определенный и,
вероятно, единственный, образ. Он должен был воспринять этот образ или
представление, передать другому механизму, который, в свою очередь,
заставит действовать механизм записи. И только тогда люди смогут "услышать"
то, что было нужно. Другого устройства нельзя было себе представить.

Что же должен вообразить Второв? Какая картина должна была ему
представиться? Какое действие характеризует именно ученых? Таких действий
было тысячи.

Это было похоже на поиски неизвестного числа с помощью всех мыслимых
перестановок существующих чисел.

Безнадежно!

- Не могли фаэтонцы не понимать этого, - говорили все. - Нужно искать
простое решение.

Легенда о "колумбовом яйце", басня Крылова о ларчике, - как часто люди
забывают эти мудрые указания. Как ни странно, но думать совсем просто не
легкая вещь. Чаще всего люди ищут сложность там, где ее нет.

Это повторилось и в данном случае.

В чем же ошибались люди? Все в том же вопросе неразрывной связи
представления и слова, образа и слова, понятия и слова. Слово - всегда и
везде. Без слов нет мыслей! Хотя людям и кажется, что это не так.

И снова, как тогда в лаборатории, правильный путь указал Семенов.

- Вы ищете образ, который связан со словом "ученый", - сказал он. - Но
разве само это слово не создает нужное представление? Когда мы слышим или
произносим слово "ученый", мы не можем представить себе футболиста или
оперного певца. Все картины, которые вы изобретаете, автоматически
возникают из одного этого слова.

- По-вашему получается, что я должен просто сказать: "Ученые здесь", -
возразил Второв - Слово "здесь" так же создает вполне определенное
представление.

- Да, по-моему, так, - ответил Владимир Сергеевич.

- Тогда почему же для открывания пятиугольных дверей недостаточно сказать:
"Откройтесь"?

- А разве вы пробовали? Может быть, автоматы фаэтонцев гораздо тоньше
настроены, чем мы думаем. Одно дело звездолет, а совсем другое здесь.

- Во всяком случае, это выглядит очень логично, - сказал Камов. - Мы
автоматически повторяем те действия, которые производили на фаэтонском
корабле. Вполне вероятно, что Владимир Сергеевич прав. надо испробовать.

- А если это правильно, - добавил Мельников, - то не только Геннадий
Андреевич может заставить автомат сработать. Рассчитывать на случайное
совпадение биотоков фаэтонцы не могли.

- Значит, любой из нас?..

- Да, любой, - уверенно ответил Мельников. - Теперь это совершенно ясно.

Двенадцать человек снова спустились в шахту.

Обычным тоном, словно обращаясь к невидимому собеседнику, Второв сказал:

- Ученые здесь.

Осталось неизвестным, прав был Семенов или нет. Каждый из присутствующих
обратил внимание, что при этих словах в мозгу возникало вполне определенное
представление - здесь, на этом месте, находятся люди, связанные с наукой.
Все отчетливо осознали то, на что обычно не обращают внимания, - звуки слов
вызвали те образы, которые и нужны были в данном случае.

А так как все знали, что именно будет сказано, то даже не владеющие русским
языком восприняли их так же, как присутствующие русские. Возникло
двенадцать различных по частоте, но одинаковых по смыслу биотоков.

Может быть, именно на это и рассчитывали фаэтонцы? На коллективную мысль,
облегчающую устройство и настройку их аппарата?

Решение, проще которого и быть не могло, оказалось правильным.

За стеной послышался звук, - точно упало что-то металлическое. Мельников и
Второв сразу его узнали. Они слышали такой звук на космическом корабле
фаэтонцев.

И то, что обычно случалось с пятиугольными контурами дверей, случилось с
одной из стен. Она "растаяла" и исчезла.

Открылась темная глубина, ее скрывал плотный синий туман. Ничего не было
видно. Потом появились искрящиеся, словно хрустальные, нити, пронизывающие
синий сумрак во всех направлениях.

Они становились все более частыми и вскоре заполнили все видимое
пространство.

И люди впервые ясно увидели, что "исчезнувшая" стена по-прежнему находится
перед ними. Хрустальные нити в стремительном своем движении натыкались на
ее невидимую поверхность и круто изгибались в стороны. Между людьми и синим
туманом стояло непроницаемое препятствие. А нити, казавшиеся тонкими
полосками света, очевидно, были потоками неизвестных частиц.

Это продолжалось несколько минут. А затем и нити и самый туман внезапно
исчезли.

Но наружная стена хранилища, которая должна была находиться метрах в шести
от людей, все же оставалась невидимой. Ее скрывал на этот раз не синий, а
молочно-белый - не туман, а свет.

И совсем близко, как будто на том месте, где находилась недавно исчезнувшая
перегородка, возникла фигура фаэтонца.

Он был совсем такой же, как те, которых видели Мельников и Второв на
кольцевом звездолете, а остальные люди на экранах при демонстрировании
картины, заснятой Второвым. Темное трико плотно облегало его тело. На шее
висела цепочка серебряного цвета.

Фаэтонец во всем был подобен человеку Земли, отличаясь только небольшим
ростом, не больше метра с четвертью.

Нижняя часть его лица казалась непропорционально малой по сравнению с
огромными овалам глаз и нависшим над ними мощным лбом. Брови были густы,
длинны и круто загибались к вискам. Такими же густыми и длинными были
ресницы.

Чувствовалось, что за этим выпуклым лбом находился мозг, во много раз
превышавший своим развитием мозг человека Земли.

Прошла минута.

Люди рассматривали странного "гостя", казавшегося реальным существом из
плоти и крови. Но это был только призрак, созданный силой науки и могучей
техники погибшего мира.

Фаэтонец протянул вперед обе руки (создавалось впечатление, что они вышли
за границы невидимой стены) и улыбнулся.

В мозгу двенадцати человек "прозвучали" слова:

- Мое имя...

И уже не в мозгу, не в мыслях, а просто в ушах раздался певучий звук
фаэтонского языка:

-... Иайа.

Где помещался аппарат, связанный с "призраком" фаэтонца и говорящий за
него, люди не видели.

- Я пришел к вам, чтобы рассказать о гибели нашей планеты и судьбе ее
обитателей, для того, чтобы связать вас с нашими далекими потомками на их
новой родине...

Каждый из двенадцати человек отчетливо "слышал" каждое слово. Четверо
записывали. Никто не знал, дадут ли фаэтонцы второй сеанс, нельзя было
полагаться только на память.

Слова Иайи звучали на шести языках. Какой силой воображения, какой
отчетливостью мысли надо было обладать, чтобы фразы фаэтонского языка
превращались и образы и понятия, легко воспринимаемые любым мозгом!

Последние слова Иайи поразили всех. "Новая родина... отдаленные потомки."
Это означало, что обитатели пятой планеты не погибли, как думали люди. Они
спаслись и поселились на другой планете, очевидно не принадлежавшей к
Солнечной системе.

- Вы можете задавать мне вопросы, - продолжал Иайа. - Я буду отвечать вам.
Разумеется, только на те, которые мы смогли предвидеть. В аппарате, откуда
вы слышите мой голос, записано несколько десятков вопросов и ответов.

Фаэтонец замолчал. Он стоял перед людьми и смотрел на них огромными
глазами, устремленными в одну точку. Его руки оставались протянутыми
вперед, он как бы застыл в этой позе. И настолько живым казался Иайа, что
каждый невольно подумал, что он устанет, если опустит рук.

Но изображение фаэтонца не могло устать. Могли устать сами люди. И за много
веков до этой беседы, обдумывая и подготавливая ее, фаэтонцы подумали и об
этом. Следующие слова Иайи показали, что он и его товарищи представляли
себе всю обстановку встречи с поразительной точностью.

- Вернитесь на поверхность планеты, - сказал Иайа. - Обдумайте ваши
вопросы. Спуститесь сюда через одну двухтысячную долю времени, необходимого
для вашей планеты, чтобы обойти вокруг Солнца. И примите меры против
усталости. Наша беседа будет продолжительной.

Разумеется, фаэтонцы не могли знать счета времени земных людей, и они нашли
форму, как указать нужное время, чтобы прияли все, независимо от принятой
единицы измерения.

И перед людьми снова встала желто-серая стена. Изображение Иайи исчезло.

- Это означает четыре часа и двадцать три минуты, - сказал Пайчадзе,
произведя несложный расчет.

- За работу, друзья! - по-английски, чтобы все поняли, сказал Камов. -
Фаэтонцы дали нам не много времени на подготовку.

Пока ученые составляли список вопросов, которые они хотели задать Иайе, в
подземную комнату спустили двенадцать кресел и расположили их полукругом
перед стеной, где должен был снова появиться фаэтонец.

Мельников подробно рассказал о том, что они видели, тем, кто не был внизу.
И у всех возник один и тот же вопрос - зачем понадобился фаэтонцам этот
театральный эффект? Почему они не ограничились "говорящей" машиной, а сочли
нужным показать людям "живого" фаэтонца?

На этот вопрос был только один ответ, и он напрашивался сам собой, особенно
после того, как Йайа сказал, что фаэтонцы не погибли, а существуют где-то.
Они не были уверенны, что люди увидят фильм на кольцевом корабле, и хотели
показать, как выглядят те, с кем придется иметь дело впоследствии. Ведь
Иайа сказал, что свяжет людей с отдаленными потомками фаэтонцев.

Другого объяснения не было. Нельзя же было предположить, что фаэтонцы
поступили так из любви к эффектам.

Точно в указанное время, через четыре часа и двадцать три минуты,
двенадцать человек опять собрались перед металлической стеной. Удобно
расположившись в креслах, они приготовились к длительной беседе. Смело
можно сказать, что ничего более странного, чем эта "беседа", никогда не
происходило на Земле.

Мельников и Второв захватили с собой кинокамеры. "Явление Иайи" должны были
увидеть все люди на земном шаре.

Наступила назначенная минута.

                                  [Image]

Было очевидно, что вмешательство Второва или кого-нибудь другого сейчас не
нужно. Фаэтонцы сами назначили срок, и их автоматика должна была сработать
сама. Так и случилось, но только после семи минут ожидания.

Почему запоздала фаэтонская техника? Много причин могло привести к этому.
Во-первых, фаэтонцы могли указать одну двухтысячную долю года просто
потому, что круглая цифра удобнее для мысленной передачи, семь минут
опоздания они могли считать несущественными. Во-вторых, часовой механизм, а
что-нибудь вроде него должно было быть, мог за столь долгое время немного
испортиться. И в-третьих, время оборота Земли вокруг Солнца могло
измениться, если прошли не тысячи, а миллионы лет.

Все это было возможно, но люди сильно удивились. Невольно обращало на себя
внимание одно странное обстоятельство - двадцать три минуты плюс семь
составляют тридцать. А это означало, что запланированный фаэтонцами
"перерыв" продолжался, с поразительной точностью, ровно четыре с половиной
часа!

Никак не могло случиться, что счет времени у людей и фаэтонцев был один и
тот же. Случайность? Это возможно, но трудно было поверить в такую точную
случайность.

Синего тумана и хрустальных нитей на этот раз не было. На месте
"растаявшей" стены сразу появился Иайа.

- Я вас слушаю, - сказал он,

Первый вопрос был о причине гибели Фаэтона.

Начался рассказ. Двенадцати слушателям казалось, что кто-то действительно
говорит им. Запись мысленных образов была поразительно четкой. Но не всегда.

Все заметили, перерывы в рассказе Иайи. Создавалось впечатление, что
временами фаэтонец "умолкал" и это молчание не было оправдано логикой его
слов. И только в конце Иайа (было ясно, что люди слышали именно его мысли)
объяснил, отчего это происходило.

В рассказе многого не хватало. А вместе с тем было совершенно очевидно, что
фаэтонцы очень тщательно готовили его.

Происходило это потому, что в местах перерывов людям должен был
демонстрироваться фильм, иллюстрирующий рассказ Иайи. Но фильма не было.

И такой, совершенной казалась фаэтонская техника, что об этом никто не
догадался. Люди не понимали причины неясностей и объясняли их недостатками
своей восприимчивости к мысленным образам.

А догадаться было не трудно.

ТРАГЕДИЯ МИРА

Опытный стенографист записывает человеческую речь легко и точно. Без
пропусков и без искажений. Речь можно воспроизвести впоследствии в таком
виде, в каком она была произнесена.

Совсем не то произошло с рассказом Иайи. Его записывали четверо, и у всех
получилась различная запись.

Это никого не удивило, люди не имели опыта записи чужих мыслей. В каждом
мозгу рассказ фаэтонца звучал по-своему, в зависимости от степени
восприимчивости. К тому же, в рассказе не все шло гладко.

В результате, когда "беседа" закончилась, в распоряжении людей оказались
четыре неодинаковые записи и восемь воспоминаний. Большого труда
потребовало составление отчета для опубликования в печати.

Одно дело - короткие указания, подобные тем, которые был