Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
ая планета посылала им, одиноко
стоявшим на голой скале, среди пустоты и мрака, молчаливый привет.
И вдруг под металлическим шлемом в ушах Мельникова зазвучали стихи. Это
было так неожиданно, что в первую секунду он не поверил своему слуху.
Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на желтой заре - фонари.
Декламировал Второв. Вероятно, он совсем не думал, что его кто-то может
слышать, и говорил для себя. Это было похоже на бред.
Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви...
Трудно было придумать, что-нибудь другое, что так не соответствовало бы
окружавшей их обстановке. Стихи Блока звучали дико и нелепо:
Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка...
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.
Коржевский вдруг нервно засмеялся и тотчас же смолк. Его смех прозвучал
еще более странно, чем стихи Второва. Мельников, не видя, почувствовал, как
молодой инженер вздрогнул.
Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала,
И, бросая, кричала: - Лови!..
- Доканчивайте, - тихо сказал Мельников.
А вокруг расстилалась безграничная пустота. Голубой точкой, не имевшей
даже диаметра, сверкала бесконечно далекая Земля. Жизнь, чуждая, непонятная,
промелькнула, как сказочное видение.
"Как он еще молод!" - подумал Мельников.
- Вы ничего другого не смогли придумать? - послышался голос Топоркова. -
Если вам нужно искусство, я могу включить для вас магнитофон.
И неожиданно, среди ночного безмолвия астероида, зазвучали нежные,
пленительные звуки увертюры из "Лебединого озера".
- Откуда это у вас? - спросил Мельников после нескольких минут
ошеломленного молчания. - Нашли время и место для концерта!
- Разве плохо? - сказал Пайчадзе.
Было слышно, как на радиостанции звездолета несколько человек
рассмеялось. Очевидно, там собрались все участники экспедиции. Тревога за
друзей, находившихся неизвестно где, заставила их всех прийти к
радиоаппарату - единственному связующему звену.
Мельников, Коржевский и Второв почувствовали теплую признательность.
Товарищи здесь, с ними. В полной темноте, на голой скале Арсены они не
одиноки.
Музыка Чайковского смолкла.
- Дать еще что-нибудь? - спросил Топорков.
- Хватит! - ответил Мельников. - Утро уже близко. Спасибо!
Прошло не больше пятнадцати минут, и слева от них, на невидимом
горизонте, неожиданно вспыхнула ярко-белая ломаная линия. Точно кто-то
огромный исполинским пером вычертил на чудовищной величины ленте неизвестно
что означающую кривую.
Поднималось Солнце. Еще невидимое, оно освещало вершины гор и неровную
цепь утесов.
Потом как-то сразу, Солнце поднялось, и очередной день Арсены вступил в
свои права. Причудливый и мрачный пейзаж показался им веселым после
зловещего мрака ночи.
Коржевский посмотрел на Второва.
- Что это вам вздумалось, Геннадий Андреевич? - спросил он, но в тоне
вопроса не чувствовалось насмешки. Голос биолога звучал ласково.
Сквозь "стекло" шлема было видно, как Второв сильно покраснел.
- Право, не знаю, - ответил он с явным смущение. - Это получилось как-то
помимо меня, нечаянно. Глупо, конечно, - прибавил он.
- Нет, почему глупо? Немного странно, это правда, но не глупо.
Коржевский провел рукой по плечу Второва. Лицо биолога, очень похожее на
лицо Чернышевского - только без очков, - было непривычно мягко. Мельников с
удивлением посмотрел на него.
Подобно Белопольскому, Коржевский редко улыбался и всегда выглядел
суровым и каким-то "неприступным". Он почти не вступал в разговоры, а когда
к нему обращались, отвечал коротко и сухо. Даже в кают-компании во время
обеда или ужина он казался погруженным в свои мысли. Беседы о Земле,
возникавшие постоянно между членами экипажа, как будто совсем его не
затрагивали, и он ничем не высказывал интереса к ним. Многие, да и сам
Мельников думали, что польский ученый нисколько не скучает по Земле, не
думает о ней. И вот сегодняшняя ночь показала, что они ошибались. Если бы
биолог не скучал по 3емле, на него не произвели бы впечатления так
неожиданно прозвучавшие стихи.
"Чтобы узнать человека, нужно время, - подумал Мельников. - Когда-то я
был совсем другого мнения о Белопольском, чем теперь".
Он почувствовал, что и Коржевский и Второв стали ему как-то ближе,
понятнее после этого, в сущности незначительного, эпизода.
Как только лучи Солнца коснулись разведчиков, они выключили искусственное
тепло, в котором не было больше нужды, и пошли дальше.
Опять начались бесконечные прыжки, спуски в трещины и внимательный осмотр
всего, что попадалось по пути.
Часа через полтора подошли к краю отвесного обрыва. Внизу, на глубине
около пятисот метров, расстилалась круглая долина, более обширная, чем
встречавшееся до сих пор. С этой страшной высоты она казалась ровной и
гладкой.
- Тут, пожалуй, уже не прыгнешь, - сказал Второв.
- Почему? - возразил Мельников. - Прыгнуть вполне возможно. Это все равно
что два метра на Земле. Скорость в конце прыжка не превысит шести метров в
секунду. Но дело в том, как вернуться обратно. Обратите внимание: котловина
окружена со всех сторон отвесными стенами. Не правда ли, она похожа на
гигантский искусственный колодец.
- Правда, похожа, - согласился Коржевский. - Любопытный каприз природы.
Но если можно спрыгнуть с высоты двух метров, как вы сказали, то совершить
такой же прыжок вверх никто из нас не сможет.
- Неужели нам придется уйти, не обследовав эту странную котловину? -
Второв наклонился и пристально вгляделся в дно пропасти. Отсутствие воздуха
создавало идеальные условия видимости. - Вот там, мне кажется, какие-то
непонятные выступы. Странная форма.
Мельников вгляделся. Обладая острым зрением, он увидел что-то очень
напоминающее развалины.
- Как жаль, что мы не можем пользоваться биноклями, - сказал он. - Там,
действительно, что-то новое.
- Бечевки не хватит, - сказал Коржевский.
Уходя в разведку, они взяли с собой четыре мотка крепкого шпагата, метров
по восемьдесят каждый.
- Дайте-ка мне руку, - попросил Второв.
Он совсем свесился над краем бездны. Мельников легко удерживал его почти
невесомое тело.
Глубоко внизу Второв увидел то, что искал. Стена была не совсем гладкой,
он разглядел неширокий каменный карниз.
- Как раз то, что надо, - сказал он, поднимаясь. - На Земле я шутя брал с
разбега полтора метра. Правда, в этом костюме я значительно тяжелее, но
думаю, что на метр подпрыгнул бы. Значит, здесь на двести пятьдесят метров с
лишним. Этого достаточно.
- Очень рискованно, - сказал Мельников.
- Почему, Борис Николаевич? Допустим, что я не смогу выбраться обратно.
Тогда вы оба вернетесь на корабль и принесете длинную веревку. Если не
задерживаться в пути, на это потребуется не больше двух часов.
- Что вы хотите делать? - услышали они вопрос Белопольского.
Мельников рассказал, особо подчеркнув странную форму камней, делающую их
похожими на развалины.
- Какая вы говорите глубина?
- Не более пятисот метров.
- Хорошо! - решил Белопольский. - Попробуйте!
Мешок с камнями привязали к концу первого мотка. Если шпагат выдержит его
тяжесть, то и человека выдержит и подавно, даже такого, как Второв. Вместе с
пустолазным костюмом он весил не больше семисот граммов.
Мешок пошел вниз. Когда первый моток кончился, к нему привязали конец
второго. На половине четвертого мотка мешок лег на карниз.
- Примерно триста метров, - сказал Мельников. - Во всяком случае, если
веревка и разорвется, вы не рискуете разбиться.
- Все будет хорошо, Борис Николаевич.
Мешок подняли и вместо него привязали Второва. Киноаппарат он оставил,
взяв фотокамеру.
Хотя Мельников и знал, что на Арсене не очень опасно падение с высоты
полкилометра, он с тревогой наблюдал, как Коржевский осторожно опускал
Второва вниз. Падение не угрожало переломом костей, но могли разбиться
стекла шлема, и тогда - мгновенная смерть. Правда, это было не стекло, но
все же... Кроме того, пропасть была так глубока, что никакие рассуждения о
разнице между Арсеной и Землей не могли избавить от легкого головокружения
при взгляде на подножие скалы, исчезавшее где-то далеко-далеко внизу.
Металлическая голова Второва становилась все меньше и меньше...
Почувствовав под собой выступ карниза, инженер включил ток и, твердо став
на ноги, отвязал веревку. Посмотрев наверх, он не увидел своих товарищей.
Трехсотметровая стена уходила, казалось, к самым звездам. Солнце сияло прямо
над головой, окруженное огненным кольцом протуберанцев. Сквозь костюм
чувствовались его горячие лучи.
Второву показалось, что кругом какая-то особенная тишина, не такая, как
наверху. Им внезапно овладело томящее чувство одиночества. Прислонившись к
стене, он несколько мгновений стоял неподвижно, стараясь совладать со своими
нервами. Мрачный, черно-белый пейзаж показался ему враждебным.
"Почему они молчат?" - подумал он о Мельникове и Коржевском.
И вдруг услышал далекие голоса. Он ясно различил голос профессора
Баландина и ответивший ему голос Белопольского. Потом он услышал, как
Пайчадзе окликнул Мельникова и спросил его, как идет дело. Борис Николаевич
ответил: "Опускаем Второва вниз".
Так вот почему они не подают голоса, думают, что он еще не достиг
карниза.
Второв посмотрел на веревку. Она все еще опускалась и ложилась кольцами у
его ног. Коржевский не замечал, что груз стал меньше.
- Что-то невероятное! - сказал Второв, и эти громко произнесенные слова
сразу стряхнули с него непонятное оцепенение.
- Что вы сказали, Геннадий Андреевич? - спросил, очевидно не расслышав,
Мельников.
- Я говорю, что вы опускаете пустую веревку. Неужели Станислав
Казимирович не замечает, что я уже на карнизе?
- Далеко до дна?
- Метров сто восемьдесят. Прыгаю!
Ощущение одиночества бесследно исчезло. Природа Арсены уже не казалась
враждебной. Голоса товарищей вернули спокойствие и решимость.
Карниз был не так узок, как казалось сверху. От стены до его края было
метра два. Второв подошел к обрыву и, не задумываясь, шагнул в пустоту.
Падение продолжалось более полутора минут. Мимо него, все быстрее, плыла
вверх уже не гладкая, а изрезанная трещинами стена пропасти. Иногда
приходилось отталкиваться ногой от выступов, преграждавших дорогу.
Он хорошо видел дно. Оно было до странности гладким, словно залитым
асфальтом. Это было похоже на огромную городскую площадь. Только вместо
домов кругом поднимались отвесные стены. Посредине возвышалась груда камней,
которая отсюда еще больше походила на развалины гигантского здания.
Коснувшись дна, Второв включил магниты и легко удержался на ногах.
Сообщив товарищам о благополучном приземлении, он пошел к центру, до
которого было метров шестьсот.
С момента выхода из корабля прошло около семи часов, но Второв не
чувствовал усталости. За это время он почти ничего не ел, но голода не
ощущал. Расход энергии на Арсене был ничтожно мал. Воздуха должно было
хватить еще на четыре часа. Правда, нужно выбраться отсюда и вернуться на
звездолет, но все же не к чему было особенно торопиться. Второв решил
тщательно осмотреть странную котловину.
Электромагнитные подошвы как бы прилипавшие к почве, делали шаг обычным
земным шагом. Второву понадобилось несколько минут быстрой ходьбы, чтобы
добраться до загадочных развалин. Часто попадались длинные извилистые
трещины. Он легко перепрыгивал через них, даже не выключая тока. Поверхность
дна была поразительно ровной. Если это был не асфальт, то что-то чрезвычайно
на него похожее.
Котловина так резко отличалась от всего, что они видели на Арсене, что
Второв все больше и больше изумлялся. Ему невольно начало казаться, что это
не "игра природы", а искусственная площадь с развалинами здания,
опустившаяся при гибели планеты.
Он все больше и больше ускорял шаг.
Качавшиеся издали небольшими, развалины быстро увеличивались в размерах.
Это было нагромождение огромных камней.
Второву внезапно бросились в глаза ровные границы и прямые углы занятой
камнями площади. Ему показалось, что это квадрат, каждая сторона которого
имела не меньше ста метров длины.
Он остановился, охваченный сильнейшим волнением. Неужели перед ним
действительно развалины сооружения неведомых обитателей погибшей планеты,
обломком которой является Арсена?
В расположении каменных выступов он уже ясно видел какой-то определенный,
но пока не уловимый порядок. Ближайший к нему камень, составлявший угол
квадрата, был значительно выше остальных. Это не могло быть делом случая.
- Наконец-то! - прошептал он.
Но, как ни тихо было произнесено это слово, его услышали.
- Повторите! - сказал Мельников. - Я вас не слышу! Что случилось?
Второв перевел дыхание и ответил как мог спокойнее:
- Ничего. Со мной ничего не случилось. Но вот передо мной...
- Что перед вами?
Второв не ответил. С непреодолимой силой его внимание сосредоточилось на
камне, бывшем прямо перед ним. Чтобы лучше охватить взглядом пятиметровую
глыбу, он отошел немного назад.
Сомнений нет! Перед ним выточенный из гранита гигантский пирамидальный
куб. Четыре сходящихся треугольника боковой грани ясно видны. Время сильно
изменило первоначальную форму, когда-то острые края осыпались, искрошились,
многих кусков не хватает, но все же никаких сомнений быть не может. Эта
геометрически правильная фигура не могла быть создана природой, это дело рук
разумных существ!
Второв подробно рассказал обо всем, что видел. Он был уверен, что весь
экипаж звездолета слушает его, но не раздалось ни одного возгласа удивления.
Очевидно, сенсационная новость взволновала всех так же, как его самого.
Когда он кончил говорить, наступило продолжительное молчание.
- Возвращайтесь на корабль, - сказал, наконец, Белопольский. -
Запоминайте дорогу. К этому месту пойдем большой партией.
- Выходите наверх! - прибавил Мельников.
Но, прежде чем выполнить распоряжение, Второв несколько раз
сфотографировал куб. Он знал, что его нетерпеливо ждут наверху, но не мог
удержаться, чтобы не пройти к видневшемуся в сорока - пятидесяти метрах
другому огромному камню, имевшему метров шесть в поперечнике.
Подойдя к нему, он вскрикнул от удивления.
Перед ним, прекрасно сохранившийся, стоял гранитный икоситетраэдр.
Каменный "бриллиант", на котором видны следы тщательной обработки. Второв
без труда узнал изящное сочетание граней, которое так часто придают
драгоценным камням земные ювелиры.
Титаническая работа! Труд исполинов!
Какой же крепостью должны были обладать эти гранитные фигуры, если даже
космическая катастрофа, разрушившая огромную планету, не в силах была
уничтожить их?
А вот там, вдали, стоит пирамидальный октаэдр!.. Еще дальше - ромбический
додекаэдр!
Второв с трудом заставил себя отвернуться от волшебного зрелища. Товарищи
ждут его. Труд неизвестных строителей должны осмотреть ученые.
Идя обратно к подножию стены, он все время оглядывался назад. Но стоило
отойти на триста - четыреста шагов - и каменные "бриллианты" исчезли,
слились с остальной массой камней, превратились опять во что-то похожее на
развалины, и только, будто и не было их никогда...
Подойдя к стене, Второв измерил глазами расстояние до карниза и, выключив
электромагниты, разбежался и прыгнул.
Опыт последних часов сказался: Второв рассчитал точно. Его ноги
спустились на самый край карниза, и, ухватившись за веревку, он сильно
наклонился вперед и мягко упал.
Очевидно, Коржевский, не выпускавший шпагата из рук, почувствовал рывок.
- Поднимать? - спросил он.
- Поднимайте, - ответил Второв.
Он не стал обвязываться... Сила руки была совершенно достаточна, чтобы не
сорваться во время подъема. Через несколько минут он был уже рядом с
товарищами.
- Поразительное, невероятное открытие! - сказал он.
- На корабль, - коротко распорядился Мельников.
Обратный путь занял всего один час. Они хорошо запомнили дорогу и
уверенно перебирались со скалы на скалу. Топорков поставил перед микрофоном
передатчика метроном, и его звук, становившийся все громче и отчетливее,
указывал, что направление взято правильно.
На звездолете их с нетерпением ждали. Все работы были прекращены.
Неожиданное и столь важное сообщение Второва взволновало ученых, и они не
могли больше ни о чем думать.
Следы разумной деятельности, которые тщетно разыскивались на Луне и
Марсе, найдены на крохотном астероиде. Было от чего прийти в нервное
возбуждение!
Приближавшаяся ночь заставила задержаться на корабле. Решили идти к
таинственной котловине через пять часов. Это время было использовано для
отдыха. Экипаж давно не смыкал глаз, и утомление давало себя чувствовать.
Выслушав подробный рассказ Второва, все разошлись по каютам.
Мельников взял на себя дежурство. К развалинам должен был идти
Белопольский, а ему предстояло остаться на звездолете. Ни на минуту не
оставлять корабль без командира - было законом в космических рейсах.
Через два часа Солнце скрылось за высокой скалой, и сразу наступила
полная темнота. Арсена исчезла из глаз, и казалось, что звездолет снова
летит в пространстве. Только отсутствие звезд внизу, под кораблем,
доказывало, что он стоит на поверхности астероида.
Арсена представляла собой обломок очень неправильной формы.
Продолжительность дня и ночи в разных ее местах была различна. Там, где
опустился "СССР-КС3", день продолжался шесть часов, а ночь только два.
Астероид летел по орбите полюсом вперед, вращаясь, по выражению Пайчадзе,
"лежа". Когда он, огибая Солнце, окажется по другую от него сторону, место,
где стоял сейчас звездолет, погрузится в долгую, непрерывную ночь. Но это
могло случиться только через три месяца, а экспедиция не собиралась
задерживаться на Арсене так долго.
Как только снова появилось Солнце, звездолет ожил. Восемь человек из его
экипажа собирались идти под водительством Второва и Коржевского для осмотра
найденных развалин. На звездолете, кроме Мельникова, оставались Топорков и
занятые у двигателей Зайцев и Князев. Участники похода брали с собой длинные
веревки, кирки, заступы, двойной запас кислорода, взрывные патроны и
радиоаппаратуру для новой разведки недр.
После плотного завтрака экспедиция вышла из корабля и, преодолев первую
пропасть, исчезла среди скал. Четверо оставшихся проводили товарищей
взглядом и, пожелав им по радио счастливого пути, занялись своими делами.
Мельников ушел на пульт, Топорков остался дежурить на радиостанции, а оба
механика снова отправились на корму корабля продолжать работу, прерванную
сообщением Второва.
СМЕРТЬ И ЖИЗНЬ
Около часу Мельников спокойно занимался записями в своем дневнике. После
полета на Марс он сохранил привычку ежедневно заносить на его страницы свои
мысли и наблюдения. За двенадцать суток полета, от Земли до Арсены, пришлось
изменить этому правилу - не хватало времени. Теперь он решил наверстать
упущенное, хотя чувствовал усталость и охотнее всего лег бы спать. Но он
хорошо знал, что не заснет, пока товарищи не вернутся на корабль.
Дневник перенес его на Землю. Последние стр