етре. Ее корпус был
отлит из пластмассы, крепкой как  сталь  и  прозрачной  как  стекло.  Четыре
мощных прожектора давали возможность освещать все пространство вокруг лодки.
Два винта, приводимые в движение электромоторами, могли сообщать ей скорость
пятьдесят километров в час. Почти все части оборудования были пластмассовые,
что делало лодку легкой  и  подвижной.  Успехи  промышленности  пластических
масс, получившей за последние годы бурное развитие,  позволили  создать  это
чудо технического искусства.
   Как только  грозовой  фронт  прошел,  возобновилась  связь  с  самолетом.
Мельников  уточнил  положение  открытой  ими  земли.  По  его  расчету,  она
находилась  на  юго-западе  от  острова,  в   ста   пятидесяти   километрах.
Протяженность берега  была  настолько  велика,  что  лодка  никак  не  могла
проскочить мимо.
   - По-моему, это материк, - сказал Борис Николаевич. -  Было  бы  неплохо,
если бы Зиновий Серапионович по дороге к нам осмотрел берега к северу и югу.
Надо уточнить, материк это или остров Мы хорошо видим лес, и это не кораллы.
   - В каком состоянии самолет? - спросил Белопольский.
   - Шасси сломано, крыльев нет. Боюсь, что он окончательно не годен.
   - Я не об этом спрашиваю. В каком состоянии фюзеляж, где вы находитесь?
   - Он медленно погружается. Очевидно, его засасывает песчаное дно, да  еще
ливни помогают.
   - А вы говорите, чтобы Баландин осматривал берега!
   Хладнокровие Мельникова восхищало всех членов экипажа, торопящихся к нему
на помощь.
   Через два часа лодка, спущенная на воду, стояла у выходной камеры готовая
к походу.
   Появились Баландин и Зайцев. Активная ванна, часовой искусственный сон  и
массаж совершили удивительную перемену. Ни следа утомления не осталось после
вмешательства корабельной медицины. Оба были полны сил и энергии.
   - Отправляйтесь прямо к Мельникову и Второву, - сказал им Белопольский. -
Что бы ни встретилось на пути,  не  задерживайтесь.  Если  Борис  Николаевич
предложит  вам  заняться  какими-нибудь  исследованиями,  я   запрещаю   его
слушаться.
   - Какие же тут исследования? - удивился Баландин.
   Ему рассказали разговор с Мельниковым. Профессор только покачал головой в
ответ.
   Опасение, что снова начнется длительная гроза, заставило  поторопиться  с
выходом в океан. Скалистую гряду, запиравшую залив,  надо  было  пройти  при
ясной погоде, а когда лодка окажется в открытом море, она погрузится в воду,
и никакие ливни не будут ей страшны. Тщательно  выполненный  план  фарватера
был вручен Зайцеву.
   Звездоплаватели были теперь почти спокойны. Крепость  лодки  не  вызывала
сомнений. Расстояние в сто пятьдесят километров она пройдет,  руководствуясь
радиосигналами с самолета, за три часа. Пусть даже встретятся непредвиденные
препятствия, на преодоление которых потребуется еще три  часа,  Мельников  и
Второв вовремя будут  сняты  с  обломков  самолета.  На  специальный  запрос
Белопольского  пришел  ответ,  что  фюзеляж  погружается  на   пять,   шесть
сантиметров в час. Вода не могла проникнуть в герметически закрытую кабину.
   Крайнее переутомление взяло свое. Как только лодка отошла от  звездолета,
все, кроме Белопольского и Топоркова, ушли на отдых.  На  корабле  наступила
полная тишина и покой, сменившие недавнюю напряженную деятельность.
   - Идите и вы на отдых, - сказал Топоркову Белопольский. - Через три  часа
я вас разбужу.
   - А вы?
   - Я устал меньше всех.
   В репродукторе монотонно звучали сигналы радиомаяка. Иногда  Белопольский
обменивался фразами  с  Мельниковым  или  Баландиным,  когда  перерыв  связи
сменялся кратковременным прохождением радиоволн.
   Все шло пока хорошо. Лодка точно по курсу приближалась к цели.

   Остался позади извилистый проход между скалами, которым  подводная  лодка
вышла из залива. Сразу началась качка. Чем дальше отходили  от  берега,  тем
она становилась сильнее. Легкое  судно  то  взлетало  на  гребень  океанской
волны, то стремительно проваливалось вниз. Они не решались  погрузиться  под
воду в прибрежной полосе, опасаясь столкновения с коралловым  рифом.  Только
когда эхолот показал  значительную  глубину,  Зайцев,  сидевший  за  пультом
управления, открыл краны заполнения цистерн.
   Лодка пошла вниз.  Уже  ставший  привычным  слабый  дневной  свет  Венеры
сменился непроницаемым мраком. На глубине  десяти  метров  качка  совершенно
прекратилась.
   Зажгли прожектор. Мощный  луч  электрического  света  пробил  толщу  воды
далеко вперед. Сквозь прозрачные стенки корпуса виднелись быстро скользившие
неясные тени, которые бесследно исчезали, как только  лодка  приближалась  к
ним.
   - Это несомненно рыбы! - взволнованно сказал Баландин. - Хотя бы одну  из
них увидеть вблизи.
   - Тише ход!  -  закричал  он,  увидя  в  луче  прожектора  совсем  близко
мелькнувшее на мгновение длинное тело.
   - Давайте ни на что не обращать внимания, - предложил Зайцев. - Если  это
морские животные, они никуда не денутся. Рассмотрим  их  на  обратном  пути.
Сейчас у нас одна задача - спасти Мельникова и Второва.  Мы  не  знаем,  что
встретим дальше. Лучше всего точно выполнить порученное приказание. Не  надо
задерживаться.
   - Вы правы, Константин Васильевич, - упавшим голосом ответил профессор. -
Я увлекся, простите меня. Дайте полный ход.
   - Это еще рано.
   Как только обогнули с юга коралловый остров, на экране локатора появилась
туманная полоса. Зайцев повернул руль. Нос лодки отклонился больше к западу.
Полоса на экране сузилась,  стала  ярче.  Когда  она  превратилась  в  узкую
черточку, светившуюся зеленым светом, оба мотора были пущены на максимальную
скорость. Лодка стрелой помчалась к цели.
   На Земле радиосигналы, как правило, распространяются в воде хуже,  чем  в
воздухе. На  Венере  дело  обстояло  иначе.  Ионизация  в  районах  грозовых
фронтов, создававшая перерывы в  прохождении  радиоволн,  не  отражалась  на
проводимости водных слоев океана. По указанию Топоркова,  Мельников  опустил
антенну самолета в воду, и сигналы радиомаяка в виде зеленой линии,  хотя  и
ослабленные, не исчезали с экрана подводной лодки.  Работавший  одновременно
звуковой маяк был едва слышен и часто замолкал совсем.
   Корпус лодки разогрелся от скорости движения, и видимость ухудшилась,  но
Зайцев не замедлил хода. Приборы локации успокоительно сообщали, что впереди
нет никаких препятствий. Стремительно скользящие струйки воды мешали  видеть
и по сторонам.
   Профессор Баландин  был  даже  доволен  этим.  Трудно  было  не  обращать
внимания на подводный мир Венеры, куда впервые проник человек. Глядя вперед,
он видел, как далеко, в конце светового коридора, то и дело появлялись плохо
различимые,  но  безусловно   живые   существа,   мгновенно   исчезавшие   в
неосвещенном пространстве. Сквозь боковые стенки во мраке вод  чувствовалось
движение. Смутные  тени  приближались  так  близко,  что  становились  почти
видимыми. Вспыхивали и показали разноцветные точки.
   Баяндин с трудом сдерживал желание зажечь все прожекторы и осветить  воду
вокруг. Было благоразумно не подвергать себя  соблазну,  не  отвлекаться  от
выполнения основной задачи. Потом, когда потерпевшие аварию  товарищи  будут
сняты с тонущего самолета, придет время  для  наблюдений.  Сейчас  вперед  и
только вперед!
   По тому, как часто прерывалась связь со звездолетом,  они  узнавали,  что
наверху один за другим проходят многочисленные грозовые фронты. Но здесь,  в
глубине океана, ничего не изменялось.
   Прошел первый час. Пятьдесят километров остались позади. Зеленая линия на
экране постепенно становилась все более яркой. Лента локатора указывала, что
его луч еще не нащупал берега. Лодка с прежней скоростью мчалась вперед.
   С напряженным вниманием  Баландин  и  Зайцев  вглядывались  в  освещенную
прожектором толщу воды. Могло встретится неожиданное препятствие, о  котором
локатор не предупредит их. Какие-нибудь растительные  заросли,  "прозрачные"
для радиоволн и потому не  отразившие  их  обратно.  Кто  мог  знать,  какие
сюрпризы может поднести человеку сестра Земли?..
   Мысли Баландина все время возвращались к загадкам планеты.
   - Венера, - рассуждал профессор, - давно  прошла  период  первоначального
зарождения жизни. Как и на Земле, ее жизнь развилась  в  океане.  Разделение
организмов на растительный и  животный  мир  -  пройденный  этап.  Мы  можем
считать установленным,  что  растения  вышли  на  сушу  и  приспособились  к
неблагоприятным климатическим условиям. Но сделали ли это животные? Или  они
остались в воде? Принимая во внимание  длительность  дня  и  ночи,  а  также
высокую температуру, которая стоит днем на суше, я был бы  склонен  считать,
что животные остались в океане, где условия существования более  равномерны.
Это было бы даже очевидно,  но  найденная  нами  линейка  опровергает  такой
вывод. Ах, эта злосчастная линейка! Она не дает мне покоя.  За  ней  кроется
тайна жизни на Венере, и, пока эта тайна не раскрыта,  мы  не  можем  ничего
считать твердо установленным, каким бы очевидным оно не казалось.
   - Значит, вы решительно отвергаете теорию посещения  планеты  космическим
кораблем? - спросил Зайцев.
   Баландин посмотрел на него со странным выражением.
   - Скажите, Константин Васильевич, - спросил он  после  непродолжительного
молчания, - среди ваших инструментов на звездолете есть деревянные линейки?
   - Нет, конечно!
   - Вы пользуетесь более совершенными измерительными приборами?
   - Разумеется.
   - Так почему же мы должны думать, что звездоплаватели с  другой  планеты,
техника которых, во всяком случае, не ниже нашей, пользуются таким грубым  и
неточным измерительным прибором?
   - А ведь это верная мысль! - удивленно сказал Зайцев. - Как это никто  не
обратил внимания на то, что найденная нами линейка крайне примитивна?
   -  Мне  тоже  кажется,  что  это  верная  мысль.  Она  высказана  Арсеном
Георгиевичем, и вы сами натолкнули его на эту мысль.
   - Я? Вот уж не помню...
   - Не прямо! Сегодня, когда  мы  собирали  самолет,  вы  сделали  Пайчадзе
замечание за то,  что  он  измерил  диаметр  какого-то  отверстия  линейкой.
Точной, металлической, а не  деревянной.  Вы  сказали  ему,  что  существует
штангенциркуль.
   - Верно, - улыбнулся Зайцев. - Было такое.
   - Вот тогда Пайчадзе и сказал мне, что,  по-видимому,  линейку  никто  не
принес на Венеру. Она сделана здесь,  "человеком"  -  существом,  обладающим
разумом, хотя он, возможно,  и  не  похож  на  нас.  А  разум,  способный  к
математическому познанию, - очень  высокая  ступень  эволюционного  развития
материи. Но где следы деятельности этого разума? Кроме все той  же  линейки,
их нет.
   - Найдем!
   - Вот именно, надо найти. Как я уже сказал, здесь кроется тайна жизни  на
Венере.

   ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА
   Накренившийся немного набок и наполовину погрузившийся  в  воду,  самолет
стоял в шестидесяти метрах от берега. Вернее сказать,  не  самолет,  а  один
только фюзеляж.
   Когда погода прояснялась,  Мельников  и  Второв  открывали  пластмассовый
кожух и дышали воздухом Венеры  через  противогазы.  Это  было  выгоднее  из
соображений  экономии  драгоценного  запаса  кислорода,  который   следовало
беречь. Неизвестно, когда  придет  помощь.  Подводная  лодка  шла  пока  без
задержек, но нельзя поручиться,  что  так  будет  и  дальше.  Непредвиденные
препятствия могли встретиться в любую минуту.
   Мель, совершенно незаметная со  стороны,  спасла  жизнь  обоим  летчикам.
Поплавки самолета налетели на нее  в  последнюю  секунду,  когда,  казалось,
ничто уже не могло предотвратить рокового столкновения со  скалами,  с  трех
сторон обступившими узкий залив.
   Повернуть, чтобы избежать катастрофы, - некуда, затормозить так близко от
берега - поздно. Летевший с большой  скоростью  самолет  и  после  остановки
мотора сохранил огромный запас инерции.
   Все произошло в несколько секунд.
   Оба  звездоплавателя  уже  простились  с  жизнью,  когда  страшный   удар
отшвырнул их к передней стенке  кабины.  Мельников  рассек  лоб  о  штурвал.
Второв ударился о приборную доску, и разбившийся шлем  порезал  ему  щеки  и
подбородок.
   С окровавленными лицами они поднялись, еще не понимая, что  произошло,  и
зная только, что остались живы.
   Оказав друг другу первую помощь, осмотрелись.
   Самолет неподвижно стоял на мели посреди спокойной воды залива.  Поплавки
глубоко врезались в песок, и это помешало машине опрокинуться при  внезапной
остановке. Шасси было сломано, приборы управления разбиты, тросы оборваны.
   Кругом высились, по-видимому, гранитные скалы. Поднимавшийся от воды  пар
мешал разглядеть мелкие подробности, но звездоплаватели хорошо видели  траву
или что-то вроде травы, желто-коричневого  цвета,  росшие  на  обрывах.  Еще
дальше -  верхушки  деревьев,  настоящих,  не  коралловых,  а  с  ветвями  и
листьями, шевелились под ветром. Какого цвета  были  их  стволы  и  как  они
выглядели, мешал рассмотреть гребень берега.
   - Как можно скорее надо связаться  с  кораблем,  -  сказал  Мельников.  -
Своими силами нам не выбраться.
   Второв молча указал на радиостанцию.
   Она представляла собой печальную картину.  Поблескивали  разбитые  стекла
приборов, висели какие-то оборванные  провода.  При  ближайшем  рассмотрении
оказалось, что генератор, сорванный с места, вышел из строя.
   Мельников нахмурился.
   - Я не радист, - сказал он. - Вы тоже. Но если мы не  восстановим  связь,
то погибнем. Кислорода хватит только на двадцать четыре часа.
   - Нас будут искать другим самолетом.
   - Его надо собрать, а это займет много времени.
   Мельников замолчал, потом тихо добавил:
   - Они не знают, куда мы улетели.
   Второв вспомнил. Он сам радировал на корабль, что самолет направляется  к
югу, убегая от грозы. О повороте на запад они уже не могли сообщить. Где  их
будут искать? Конечно, к югу от острова.
   "Смерть!" - подумал Второв с острым чувством безнадежности.
   - Значит, все кончено? - спросил он, стараясь говорить спокойно, но голос
предательски дрогнул.
   - Ну зачем так поспешно  делать  выводы.  Будем  бороться!  Доставайте-ка
аварийный комплект радиодеталей.
   - Вы думаете, что...
   - Нам не о чем думать. Если мы не отремонтируем передатчик, то  погибнем.
Значит, надо его отремонтировать во что бы то ни стало. Вот и все!
   - Попробуем, - сказал Второв.
   Слова, а главное тон, которым говорил Борис Николаевич,  вселили  в  него
какую-то надежду. Не теряя времени, взялись за дело.
   Налетевший грозовой фронт не помешал им. Защищенные крепким кожухом,  при
свете электрических ламп, они заменяли разбитые части радиоустановки новыми.
Приходилось механически устанавливать детали  на  те  же  места,  с  которых
снимали поврежденные, и с крайней осторожностью соединять порванные провода.
Спутать хоть один из них с другим - значило свести на нет всю работу.
   С благодарностью вспоминали они при этом уроки Топоркова по радиотехнике,
которые, по приказанию Белопольского, слушали все члены экипажа  "СССР-КС3".
Без этой мудрой предусмотрительности начальника экспедиции они не  имели  бы
общего представления  о  работе  приемника  и  передатчика,  которое  теперь
оказало им неоценимую услугу. Без  этих,  пусть  неполных  и  поверхностных,
знаний невероятно трудная работа никогда не увенчалась бы успехом.
   Они даже не заметили, как  над  самолетом,  одна  за  другой,  пронеслось
несколько сильных гроз, и очень удивились, когда обнаружили,  что  с  начала
работы прошло девять часов.
   Радиоустановка была отремонтирована. Но будет ли она работать?..
   Несколько минут они не могли решиться включить ее.
   Оба отлично знали, что неудача означает смерть. Если где-нибудь в сложном
переплетении схемы ими допущена ошибка, то найти и исправить ее они были  бы
не в состоянии.
   "Конечно, - думал Мельников, - товарищи сделают  все,  чтобы  найти  нас.
Вероятно, сейчас они заканчивают  сборку  самолета.  Несколько  часов  будут
искать к югу от острова. Убедившись, что нас нет, предпримут полеты по  всем
направлениям. Может случиться, что сверху заметят землю и, в  конце  концов,
найдут нас.
   Но сколько это займет времени? Воздуха хватит  на  пятнадцать-шестнадцать
часов. Но даже обнаружив нас, самолет не сможет опуститься на  воду  в  этом
узком заливе. Он должен будет  вернуться  назад,  а  сюда  выйдет  подводная
лодка. Это займет еще пять часов, самое меньшее. Вот если  бы  нас  было  не
двое, а один. Пятнадцать часов превратились бы в тридцать. Я  должен  спасти
Второва. Он моложе меня".
   Не так обстоятельно и спокойно, но  совершенно  аналогично  думал  в  это
время и Второв.
   "Арифметический  расчет,  -  говорил  он  самому  себе.  -  Жизнь  Бориса
Николаевича дороже моей. Если  радио  не  заработает,  я  покончу  с  собой.
Пистолет в кармане".
   Оба одновременно посмотрели друг на друга и улыбнулись с одной и  той  же
целью - скрыть от другого свои намерения.
   - Попробуем! - сказал Мельников.
   - Медлить ни к чему, - согласился Второв.
   Когда раздался сухой щелк включенного генератора, Второв невольно  закрыл
глаза. Образ Тани, возник перед ним так ясно, что  ему  показалось,  что  он
ощущает на своей  щеке  ее  теплое  дыхание.  А  рука  скользнула  в  карман
комбинезона, нащупав холодную сталь оружия.
   - Слышу, Борис, слышу! Где ты?..
   "Голос Белопольского...  Почему  сразу  ответ?  Разве  Мельников  говорил
что-нибудь?.." Второв открыл глаза.
   Спокойный голос Бориса Николаевича звучал  в  кабине  разбитого  самолета
призывом к жизни.
   И медленно, словно не доверяя слуху, Второв вынул руку из кармана.
   Он почувствовал легкое головокружение. Захотелось полной грудью  вдохнуть
чистый морской воздух. Но  его  не  было.  Снаружи  был  отравленный  воздух
Венеры.
   - Я считаю, что только подводной лодкой...
   Потухшая лампочка индикатора прервала  фразу.  Связь  оборвалась.  Где-то
между ними и островом проходил грозовой фронт.
   - Признаться, я сомневался в успехе, - сказал Мельников. - Думал, что  мы
не сумеем исправить передатчик.
   - Я тоже, - тихо ответил Второв.
   Мельников посмотрел на его все еще бледное лицо и вздрогнул: "Неужели!.."
   Да, это так! Никаких сомнений не могло быть.  Второв  хотел  сделать  для
него то же самое, что он сам собирался сделать  для  Второва.  Их  намерения
совпали.
   Мельников почувствовал непреодолимое желание обнять этого славного  юношу
с чистым сердцем и благородной душой, но он не сделал этого.  Второв  ничего
не подозревает. Пусть же так и остается в неведении.
   - Посмотри Геннадий! - сказал он, незаметно для себя  самого  перейдя  на
"ты". - У самолета нет крыльев.
   Действительно, оба крыла, очевидно сломанные ливнем, исчезли.  Когда  это
случилось и почему они не слышали шума и треска ломающегося металла, ни тот,
ни другой не могли объяснить.
   - Мне кажется, что самолет глубже погрузился в воду, - сказал Второв.
   Он нисколько не  удивился  неожиданной  "фамильярности"  Мельникова.  Ему
казалось естественным, что старший товарищ и командир называет его по имени.
Только почему он не делал этого раньше?..
   - А мне не  кажется,  -  ответил  Мельников.  -  Я  в  этом  уверен.  Его
затягивает песок.
   Он сказал это так просто, что Второв не  решился  задать  напрашивавшийся
вопрос, что будет, когда  самолет  целиком  уйдет  под  воду.  Лодки,  чтобы
перебраться на берег, у них не  было.  Надувная  шлюпка  лежала  в  крыле  и
исчезла вместе с ним.
   Через два часа  Белопольский  сообщил,  что  подводная  лодка  отошла  от
звездолета.
   Потянулись часы ожидания.
   Кабина медленно, но неуклонно погружалась все глубже. Вода дошла  уже  до
края кожуха. Часто  налетали  ливни,  и  сила  водяных  потоков  еще  больше
вдавливала самолет в песок мели.  Скоро  пришлось  отказаться  от  наружного
воздуха и целиком перейти на кислородные баллоны. Открыть  кожух  -  значило
пустит