ервых деревьев.
   Извилистая тропа уходила в темную глубину леса, лавируя между гигантскими
стволами. Слабый свет дня, вернее вечера, не проникал сквозь густую  листву,
и в  десяти  шагах  впереди  уже  ничего  нельзя  было  рассмотреть.  Дорога
скрывалась во мраке.
   Баландин с волнением всматривался в просеку.  Здесь  проходили  обитатели
планеты, ее хозяева. Они были естественными господами  природы  Венеры,  как
люди были господами природы Земли. Существа, наделенные разумом и  способные
к целеустремленному труду, всюду и везде были,  есть  и  будут  повелителями
природы. Пусть низка ступень, на которой находится сейчас  разум  обитателей
Венеры, пусть примитивны и грубы способы их труда, пусть отсутствует  у  них
техническая мысль, - это не меняет дела.
   "Может быть,  обитатели  Венеры  руководствуются  инстинктом?  -  подумал
Баландин. - Может быть, их возня с деревьями подобна работе наших бобров? Не
творческий, а механический труд?"
   Но он хорошо понимал, что какие бы хитроумные заключения ни делал, их все
опровергает  факт  находки  линейки  у  кораллового   острова.   Она   могла
принадлежать только обитателям Венеры. Создание  измерительного  инструмента
не доступно никакому животному. Оно требует математического мышления,  пусть
самого примитивного. А математические понятия не могут возникнуть  в  мозгу,
лишенном  способности  к  логическому  умозаключению.  Логика  -  привилегия
человека.
   - Нет, это все-таки люди, - громко сказал профессор.
   Казалось, Белопольский понял ход его мыслей. А может быть, он сам думал о
том же.
   - Линейка не дает возможное сомневаться  в  этом,  -  ответил  он.  -  Вы
обратили внимание на почву? Кажется, Борис Николаевич прав, и в  лесу  ливни
не страшны.
   - Из чего вы это заключаете?
   - Разве вы не видите, как вытоптана трава в лесу? А от леса  до  штабелей
никаких следов нет. На открытом месте ливни восстанавливают свежесть  травы,
а в лесу они не оказывают такого же действия.
   Белопольский включил  скорость,  и  вездеход  медленно  двинулся  вперед.
Ширина дороги была едва достаточна для машины. На  каждом  шагу  приходилось
работать рулями поворота
   Чем дальше, тем темнее становилось  вокруг.  Густая  заросль  кустарника,
переплетенного белыми травами, вплотную окружала машину. Исполинские стволы,
словно колонны, поддерживающие  оранжево-красный  свод,  поднимались  высоко
вверх, ограничивая кругозор со всех  сторон.  Едва  вездеход  сделал  первый
поворот, деревья словно сомкнулись позади него. Берег исчез из виду. Куда бы
они ни посмотрели, всюду была  темно-красная  стена,  испещренная  вишневого
цвета пятнами, окаймленная снизу оранжево-белой полосой
   Белопольский и Баландин молчали, взволнованные  и  несколько  подавленные
величием и  грандиозностью  картины  непроходимого,  девственного  леса,  по
которому шла их машина, - по единственному пути, проложенному существами еще
неизвестными им,  но  родственными,  как  родственны  между  собой  мыслящие
существа всей необъятной Вселенной.
   Не прошло и минуты, а мрак настолько  сгустился,  что  пришлось  включить
прожектор.
   Ослепительно ярким, но чуждым и неуместным показался здесь  электрический
свет. Сотни, а может быть тысячи лет стояли эти лесные великаны, и  ни  разу
луч Солнца не коснулся их. Привыкшие к мраку, они  должны  были  возмутиться
этим не прошенным и дерзким освещением, нарушившим их вековой покой
   Но растения не чувствуют и не возмущаются.
   В немерцающем, белом свете с рельефной отчетливостью выступали из темноты
деревья, кустарники и странно неподвижная мертвенно-белая трава.
   Ни малейшего движения... Мертвый покой...
   И извилистым коридором уходила куда-то вдаль таинственная дорога.
   Осторожно и медленно вездеход продвигался вперед. Следы его гусениц, ясно
видимые, налагали на пейзаж Венеры земное клеймо.
   Что подумают обитатели планеты об этих следах,  непонятных  и  загадочных
для них,  когда,  с  наступлением  ночи,  пойдут  этой  дорогой,  сотни  раз
исхоженной ими? Поймут ли они, что это означает? Может ли прийти им в голову
мысль о посещении Венеры обитателями другого мира? Или,  не  видя  звездного
неба, скрытого толщей никогда не расходящихся облаков, они  не  представляют
себе, что, кроме их планеты, существуют  другие,  что  они  не  единственные
разумные существа  во  Вселенной?..  Но  как  могут  они  заподозрить  самое
существование Вселенной, если никто из них никогда не видел  ни  Солнца,  ни
звезд?.. Следы гусениц будут восприняты как следы неизвестного животного,  -
только. И хотя до сих пор они не  встречали  таких  животных,  мысль  о  них
появится сразу.
   Перед профессором Баландиным возникла картина.  Во  мраке  ночи  огромные
тени склоняются над следами, указывая на них друг другу, переговариваются на
незнакомом языке. Глаза пристально  вглядываются  в  чащу  леса,  в  поисках
неведомого зверя.
   Он представлял их себе почему-то на двух ногах, с глазами, светящимися  в
темноте зеленым огнем, как у хищных зверей.
   Что если вот сейчас из  темноты  леса  появятся  его  хозяева?  Существа,
способные голыми руками (или чем бы то ни было заменяющим руки)  передвигать
огромные камни, ломать деревья. Что если свет прожектора не напугает их?..
   Что им стоит перевернуть вездеход, разбить стекла окон,  сорвать  дверцы?
Удастся ли перед гибелью предупредить по радио товарищей?
   Баландин невольно бросил взгляд на рацию,  желая  убедиться,  что  она  в
порядке.
   Зеленый огонек индикаторной лампочки спокойно горел в темноте кабины. Вот
рядом с ним вспыхнул красный - сигнал вызова.
   - Я слушаю, - обычным голосом сказал Белопольский.
   - Приближается грозовой фронт, - сообщил  Мельников.  -  И,  по-видимому,
мощный.
   - С какой стороны?
   - С севера. Пока он еще далеко.
   - Следите за ним. Как только ливень подойдет к реке, сообщите нам.
   - Хорошо.
   Несколько секунд Мельников молчал. Потом спросил:
   - Где вы находитесь?
   - В лесу.
   - Может быть, лучше вернуться?
   - Не успеем. Будет интересно и важно проверить....
   Белопольский не закончил фразы. Красная лампочка на щитке рации  погасла.
Это означало, что связь прервана.
   - Очевидно, грозовой  фронт  исключительной  мощности,  -  сказал  он.  -
Барометр Топоркова предупреждает о  грозе  за  пятнадцать  минут.  Так  рано
радиосвязь не прерывалась. Выходит, что сейчас воздух ионизирован с  большой
силой.
   Ни малейшей тревоги не слышалось в голосе  Белопольского.  Он  говорил  в
своей обычной манере, - словно сам с собой.
   Баландин ничего  не  ответил.  Да  и  что  было  отвечать?  Вернуться  на
звездолет  они,  действительно,  уже  не  успеют.  Оставалось  надеяться  на
крепость машины и защиту лесного купола.
   Вездеход так же медленно продолжал путь.
   В лучах прожекторов  они  видели  все  такой  же  лес,  его  характер  не
изменялся. Тропа делала причудливые зигзаги, оставаясь все время одной и той
же ширины. Кустарник, переплетенный белой травой,  по-прежнему  подступал  к
дороге плотной стеной.
   Так прошло минут десять.
   Внезапно Белопольский остановил машину. Несколько мгновений он пристально
всматривался в лес, потом протянул руку и выключил прожекторы.
   - Смотрите! - сказал он почти шепотом.
   После яркого света мрак показался Баландину особенно  густым.  Он  закрыл
глаза, ослепленные  внезапной  темнотой.  Через  несколько  секунд  радужная
паутина на сетчатке глаз исчезла.
   - Смотрите! - повторил Белопольский. - Что это?
   Профессор посмотрел вперед  и  по  сторонам,  но  ничего  не  увидел.  Их
окружала плотная мгла.
   - Куда же смотреть? - спросил он, не видя даже своего спутника. - В какую
сторону?
   - Куда угодно, - ответил Белопольский. - Это всюду!
   - Что "это"?
   Ответа не последовало.
   Баландин чувствовал, что его товарищ всецело захвачен зрелищем,  которого
он сам еще не видит. Но постепенно глаза привыкли к темноте.
   И вдруг он понял, что мрака нет.
   С каждой секундой  все  ясней  и  отчетливей  профессор  различал  стволы
деревьев. Странно дрожащий  розовый  свет  освещал  их.  Он  становился  все
сильнее, но источника этого света нигде не было видно.
   Посмотрев вверх, через прозрачную крышу вездехода, Баландин убедился, что
вершины деревьев скрыты во мраке. Освещены были только стволы.  Кустарник  и
дорога также были невидимы.
   Потом он заметил, что сами стволы освещены по-разному. Одни из  них  были
видны только в нижней части, другие в  средней,  третьи  представляли  собой
странное зрелище половины дерева, освещенного с какой-нибудь одной стороны -
справа или слева, тогда как вторая половина оставалась невидимой.
   Профессор с изумлением смотрел  на  эту  картину,  не  зная,  чем  и  как
объяснить ее, но внезапно догадка мелькнула в его мозгу:
   - Они светятся сами!
   - Да, - ответил Белопольский. - Свет исходит из  самих  стволов.  Но  это
какой-то странный свет. Он делает  видимым  ствол  дерева,  но  не  освещает
окружающих предметов. Впрочем, нет, -  прибавил  он,  -  я  смутно  различаю
кустарник.
   "Ну и зрение у Константина Евгеньевича! - подумал Баландин. - Как мог  он
заметить тогда еще слабое свечение при ярком свете прожекторов?"
   С каждой минутой деревья становилось все более ясно  видимыми.  Казалось,
что внутри гигантских стволов  все  сильнее  и  ярче  разгоралось  неведомое
пламя, просвечивая сквозь кору. Розовый цвет темнел, переходя в красный. Это
мерцающее сияние становилось столь сильным,  что  больно  было  смотреть  на
него.
   Внезапно ближайшее к ним  дерево  покрылось  словно  дрожащей  сеткой  из
ослепительно белых нитей. Извилисто  скользя  по  стволу,  подобно  струйкам
добела раскаленного металла, они  сверкающим  потоком  стремились  откуда-то
сверху и исчезали в "земле".
   А потом дерево вдруг "потухло". Ярко-красная  колонна  исчезла  из  глаз,
оставаясь видимой как черный силуэт на фоне других деревьев. И снова, начала
разгораться, сначала розовым, потом все более красным цветом.
   Это загадочное явление стало все чаще и чаще повторяться то с одним, то с
другим деревом. Как будто кто-то там наверху пытался залить горевшее  в  них
пламя, и, потухая на несколько мгновений, оно снова разгоралось с прежней  и
даже большей силой.
   - Хорошо, что наша машина не металлическая, - тихо сказал Белопольский. -
Но это еще не гроза, а прелюдия к ней.
   Баландин  только  что  подумал  о  том  же.  Было  ясно,  что   вся   эта
фантасмагория вызвана электризацией воздуха. Кора деревьев,  очевидно,  была
электропроводна. Той же причине надо  было  приписать  и  свечение  стволов.
Электричество накапливалось в коре дерева и разряжалось в "землю", когда его
концентрация становилась чрезмерно большой.
   Что же это за кора, обладающая такими необычайными свойствами?..
   - Еще одна загадка, - сказал профессор.
   Белопольский ничего не успел ответить.
   Ослепляющий свет разлился по лесу, Высоко над ними, невидимые до сих пор,
ветки и листья вспыхнули снежно-белым пламенем. Отчетливо  выступила  каждая
травинка, каждая веточка кустарника.  Красный  свет  стволов  исчез  в  этом
сияющем  блеске.  И  одновременно  раздался  ужасающий  удар  грома,   точно
сломались все деревья в лесу.
   Оглушенные, они инстинктивно закрыли лица руками. Но в последнюю  секунду
успели заметить, что весь блеск купола  над  их  головами  словно  мгновенно
собрался в один огненный столб и рухнул на крышу машины.
   Даже сквозь  закрытые  веки  они  ощутили,  как  что-то  нестерпимо  ярко
вспыхнуло внутри вездехода. Послышался сильный  треск,  заглушенный  вторым,
еще более страшным, раскатом грома.
   Теряя сознание, профессор почувствовал сильный запах озона. В потрясенном
мозгу успела пронестись одна мысль: "Антенна!"
   Белопольский привстал,  судорожно  изогнулся,  словно  стараясь  удержать
равновесие, и рухнул на пол кабины. Сверху на него упало тело Баландина...
   Сияющий свод стал еще ярче, еще  ослепительнее.  Но  они  уже  не  видели
этого. Они ничего больше не видели и не слышали.
   И, точно празднуя победу над земными  пришельцами,  торжествующе  гремели
раскаты грома. Сквозь купол листьев  пронизывали  чащу  леса  яркие  молнии,
растекаясь  металлическими  потоками  по  стволам   деревьев.   Погасали   и
вспыхивали красным светом лесные великаны.

   Послышался отдаленный, постепенно нарастающий и усиливающийся гул.
   К  месту,  где  стояла  машина  с   уничтоженной,   сожженной   антенной,
приближался неистовый ливень Венеры.

   НА БЕРЕГУ ОЗЕРА
   Эта гроза была самой короткой и самой страшной из всех, которые  пришлось
испытать звездоплавателям на сестре Земли.
   Бывали  минуты,  когда  они  сомневались,  выдержит  ли  корпус   корабля
непрерывные потоки молний и чудовищную силу ливня, от которых весь звездолет
дрожал мелкой дрожью. Такого мощного разгула стихии они еще не встречали.
   При каждом ударе грома, а они были почти непрерывны, исполинский  корабль
так сильно вздрагивал, что казалось, еще немного  -  и  он  упадет  набок  и
покатится по берегу, как соломинка, гонимая ураганом.
   Атмосфера за бортом  превратилась  в  сплошное  электрическое  море.  Все
приборы главного пульта, имевшие связь со внешним миром, мгновенно вышли  из
строя. Корабль "ослеп" и "оглох". По счастью, Топорков успел вовремя  убрать
наружную антенну, и это позволяло надеяться, что они не лишились радиосвязи.
   Крепко ухватившись за первые попавшиеся под  руку  укрепленные  предметы,
члены экипажа "СССР-КС3" молча ждали конца этого хаоса.  За  все  двенадцать
минут, которые понадобились грозовому фронту, чтобы пройти  мимо,  никто  из
них  ни  разу  не  подумал  о  себе,  о  том,  что  их  ждет,  если  корабль
перевернется. Все их мысли были в лесу.
   Звездолет, весивший сотни тонн, с трудом выдерживал натиск бури.  Что  же
стало  с  маленьким,  легким  вездеходом?  Что   стало   с   двумя   людьми,
находившимися в нем? Достаточной ли оказалась защита леса,  на  которую  они
надеялись, пускаясь в свой опасный путь?
   Мучительно медленно текли секунды и минуты.  Дрожал  и  качался  огромный
корабль. Казалось, что гроза никогда не кончится.
   Впоследствии было странно вспомнить, что короткие двенадцать минут  могли
показаться долгими часами, но это было именно так.
   Как только грозовой фронт, с обычной на  Венере  внезапностью,  промчался
мимо, во всех помещениях звездолета  раздался  твердый  и  внешне  спокойный
голос Мельникова, который неотлучно находился на  пульте,  готовый  в  любую
минуту поднять корабль в воздух, если пребывание на "земле"  станет  слишком
опасным:
   - Немедленно проверить и доложить мне  состояние  приборов  и  аппаратуры
радиорубки, обсерватории и кормовых помещений. Товарищам Князеву  и  Второву
подготовить  второй  вездеход  и  быть  готовыми,  в  случае  необходимости,
направиться на помощь первому. Степану Аркадьевичу - возглавить спасательную
экспедицию.  Игорю  Дмитриевичу  сделать  все   возможное   для   скорейшего
установления связи с Белопольским и Баландиным. Я буду находиться на пульте.
   В ожидании, пока выполнят его  приказания,  Мельников  занялся  проверкой
корабля в целом. Он уже знал, что центральный экран вышел из строя,  но  как
обстояло дело со всем остальным?
   Методично нажимая контрольные  кнопки,  он  внимательно  "читал"  ответы,
которые давали ему лампочки пульта и ленты самопишущих приборов.
   Корпус звездолета, механизмы амортизаторов  и  крыльев  были  в  порядке.
Выдвижная  антенна  также  осталась  целой.  Вышли  из  строя  все  слуховые
аппараты, наружные экраны и радиопрожекторы.
   Это было неприятно, но отнюдь не угрожающе. Зайцев и Топорков в  один-два
дня все исправят.
   Покончив с этим делом, Мельников стал терпеливо ждать донесений. Торопить
с ответом было не в его правилах. Он знал, что его товарищи не будут  терять
время.
   Мельников казался совершенно спокойным. Пожалуй,  одна  только  Ольга  по
потемневшим глазам и подчеркнуто неторопливым движениям  Бориса  Николаевича
поняла бы его истинное состояние.  Даже  Пайчадзе,  придя  на  пульт,  чтобы
доложить о полной исправности астрономических приборов, ничего не заметил.
   - Разреши отправиться  вместо  Андреева,  -  сказал  он.  -  Волнуюсь  за
Константина Евгеньевича.
   - Этого никак нельзя сделать, - ответил Мельников  и,  помолчав,  понизил
голос: - Все может случиться. Нельзя оставлять звездолет без командира и без
астронома. Ведь с нами нет больше Леонида Николаевича.
   Упоминание  в  такую  минуту  о  погибшем   Орлове   заставило   Пайчадзе
вздрогнуть. Он внимательно посмотрел в лицо друга:
   - Ты думаешь?
   Мельников отвернулся.
   - Степан Аркадьевич врач, - сказал он,  -  а  ты  нет.  Может  быть,  они
ранены.
   Вскоре Зайцев доложил,  что  кормовые  помещения,  в  которых  находились
запасы горючего, двигатели и дюзы нисколько не пострадали. От Топоркова  все
еще не поступало никаких сообщений.
   Переждав несколько минут, Мельников  включил  экран  внутренней  связи  и
соединил его с радиостанцией.
   Топорков сидел у передатчиков, поставив локти на стол и  подперев  голову
руками. Во  всей  его  позе  сквозило  уныние.  Услышав  сигнал  вызова,  он
повернулся к экрану:
   - Простите, Борис Николаевич! Я совсем забыл доложить вам. Радиостанция в
порядке. Вышли из строя локаторные установки, но об этом вы,  вероятно,  уже
знаете.
   - Знаю, - ответил Мельников. - Как связь?
   - Пока еще нет. Ионизация воздуха слишком сильна. Радиоволны не проходят.
   - Следите  за  этим.  Как  только  явится  возможность  вызывайте!  И  не
тревожьтесь зря! - прибавил Мельников. - Я считаю, что в глубине  леса,  где
находится вездеход, грозы не опасны.
   -  Действительно  так  думаешь?  -  спросил  Пайчадзе,  когда  экран  был
выключен.
   Мельников уклонился от ответа на этот прямой вопрос.
   - Какая аналогия событий! - сказал он. - Не правда ли Арсен? На Марсе я и
Белопольский потеряли связь с тобой и Сергеем Александровичем, потом мы трое
не знали, что с Камовым. На Луне прерывалась связь сначала со мной, когда  я
упал в трещину, потом с Топорковым. Здесь,  на  Венере,  вы  не  знали,  что
случилось со мной и Второвым. А теперь Белопольский и Баландин...
   - Так и должно быть, - ответил Пайчадзе. - Так будет и дальше.
   - Типун тебе на язык! - вымученно улыбнулся Мельников.
   Один за другим все члены экипажа, кроме Топоркова, собрались  на  пульте.
Князев доложил, что вездеход готов и стоит у выходной камеры.
   - Который из них вы взяли?
   - Средний, пятиместный.
   - Правильно. Машина Константина Евгеньевича может оказаться поврежденной.
   Все глаза неотступно  следили  за  показаниями  электробарометра.  Против
обыкновения, стрелка очень долго не опускалась к нулю.
   Становилось все более очевидным, что прошедшая гроза была не  такой,  как
всегда.
   - Может быть, лучше  отправиться  по  следам  первой  машины,  не  ожидая
возобновления связи? - предложил Андреев.
   - Ни в коем случае, - коротко ответил Мельников.
   Наконец воздух очистился. Собравшиеся на  пульте  слышали,  как  Топорков
сразу же начал вызовы.
   - Вездеход! Вездеход! Отвечайте! - звучал из динамика его голос.
   Так прошли долгие десять минут. Мельников не выдержал.
   - Отправляйтесь, Степан Аркадьевич! - сказал он.
   Обрадованные Андреев, Князев и Второв поспешно вышли.
   - Если у них ничего  особенного  не  произошло,  -  сказал  Мельников,  -
Константин Евгеньевич будет недоволен  такой  поспешностью.  Но  я  не  могу
больше ждать.
   - Достаточно ждали, - успокоил его Пайчадзе. - Ты поступаешь правильно.
   Александр Князев вел вездеход на полной скорости  прямо  к  порогам.  Все
трое знали, что Белопольский и Баландин  проникли  в  лес  где-то  рядом  со
штабелями бревен. Молодой механик был уверен, что легко найдет  просеку,  но
его тревожила мысль -  будет  ли  она  достаточно  широ