ст  картона,  изнутри
планетарной машины  ударило  пламя,  и  покатая  башня  вдруг  грациозно
поднялась  на  гребне  оранжево-черного   сполоха,   переворачиваясь   в
воздухе...
   Выстрелы "Хоплита" послужили знаком для остальных бойцов.
   Из двух окон погрузочного терминала по зажатым на эстакаде машинам  в
упор ударили два крупнокалиберных пулемета. Один  транспортер  сразу  же
задымил, второй резко попятился назад,  пытаясь  своим  мощным  бампером
столкнуть преграждавшую путь к отступлению машину; из открывшихся  люков
во все стороны посыпались ганианцы, кто стреляя на ходу, кто просто дико
визжа, воздух прорезали  первые  автоматные  очереди.  Сзади,  по  окнам
пакгауза, не разбирая, где свои, а где чужие,  тремя  длинными  рычащими
очередями ударили носовые орудия замыкающих колонну БПМ, и узкий  проход
между приземистыми зданиями на несколько минут превратился в задымленный
ад...
   ...Для  Антона  первые  секунды  боя  слились  в   сплошной,   рвущий
барабанные перепонки вой. Когда сознание очнулось от шока, он,  стоя  на
одном колене, уже стрелял из трофейного автомата, ощущая, как при каждом
нажатии на  спусковой  крючок  волокончатый  приклад  дубасит  в  плечо,
набивая там огромный синяк, но было  не  до  подобных  мелочей  -  белый
внедорожник, харкая свинцом, словно  заговоренный,  уже  нарезал  третий
круг по огромному пространству паркинга, и в голове Полынина  все  мысли
сконцентрировались на этом белом  пятне,  скользящем  в  его  прицельной
рамке.
   Он бил  короткими  очередями,  стараясь  задерживать  дыхание,  рядом
оглушительно работал автомат Павла - Антон успел с удивлением  отметить,
что выстрелы Сытникова глушат его больше, чем собственные очереди,  мимо
лица пролетела гильза, окатив щеку жаром, и в этот миг очередь  Полынина
достала-таки проклятую машину  -  он  видел,  как  брызнуло,  разлетаясь
серебристым крошевом, лобовое стекло, а палец все давил, давил на курок,
вбивая пули в сумеречное нутро салона... Внедорожник потерял управление,
его  вдруг  понесло  боком,  затем  машина   встала   на   два   колеса,
переворачиваясь на крышу, и, наконец, ее  ударило  о  бетонный  обломок,
выкрошенный орудиями "Хоплита" из стены  диспетчерской  башни...  Стойки
кузова,  утратившего  свой  мутно-белый  глянец,  не  выдержали,  начали
сминаться,   скольжение   машины   остановилось   с   ноющим   скрежетом
деформируемого металла, и вдруг она вспыхнула, жарко, весело...
   Автомат вхолостую лязгнул затвором и замолчал.
   Черт... патроны...
   Антон  схватил  снаряженный  заранее  магазин,  такой  громоздкий   и
непривычный - не чета "Шторму" или "ИМу", замешкался,  вставляя  его  на
место, пока  не  догадался  ударить  посильнее  снизу,  до  характерного
щелчка.
   Нажав на курок, он ощутил  лишь  беспомощную  податливость  спусковой
скобы. На секунду пришел страх -  сломалась  чертова  машинка,  -  потом
вдогонку  метнулась  здравая  мысль:   передерни   затвор,   идиот,   он
механический, а не интегральный!..
   Передернув затвор, Антон приподнял голову над бруствером, сооруженным
из бетонных  обломков.  Рядом,  резанув  щеку  острой  крошкой,  ударила
шальная пуля и, взвизгнув, ушла в рикошет - он машинально пригнулся,  но
длинная очередь, выпущенная  Сытниковым,  заставила  его  снова  поднять
голову.
   Не так страшен черт, как его малюют...
   Внедорожник, превратившийся в мятый ком  металла,  уже  не  горел,  а
чадил, рядом застыла планетарная машина с изрешеченным снарядами  бортом
и отброшенной метров на  пятьдесят  башней;  крыша  дальнего  складского
терминала горела, вспухая волдырями расплавленного пластика. На эстакаде
косо застыли,  съехав  в  разные  стороны,  два  грузовых  транспортера.
Прикрываясь ими, среди  дыма  шустро  переползали  кажущиеся  мелкими  с
высоты третьего этажа фигурки - все  это  Антон  схватил  взглядом,  как
единую, целостную картину, и  автомат  в  его  руках  задрожал,  посылая
прицельные очереди по резво переползающим ганианцам.
   Через минуту он убедился, что найденное ими в  подвале  башни  оружие
страдает одним непоправимым недостатком - у него мгновенно заканчивались
патроны в магазине.
   Еще раз сменив боекомплект,  он  понял,  что  снаряженных  автоматных
рожков больше нет.
   Ганианцы,  опомнившись  от  шока,  вызванного  эффектом  внезапности,
быстро перегруппировались, засев в дымящемся пакгаузе. Из его  окон  тут
же ударил усиливающийся с каждой секундой ответный огонь - судя  по  его
плотности, там засело человек пятьдесят, не меньше.
   Одна подбитая планетарная машина, два сгоревших транспортера,  смятый
в ком внедорожник и с  десяток  трупов,  оставшихся  на  площадке  перед
погрузочными терминалами. Неплохо для начала...
   Полынин  не  успел   до   конца   оценить   обстановку.   Справа   от
диспетчерской, где вдоль края стартопосадочного  поля  тянулась  широкая
дорога, огибающая бетонную чашу,  внезапно  заработали  орудия  БПМ.  Он
повернул голову  и  увидел  их  -  пять  оставшихся  от  колонны  боевых
планетарных машин, которые, обогнув здание горящего терминала,  одна  за
другой выползали на прямую наводку, ведя огонь  из  башенных  орудий  по
провалу в нижнем этаже диспетчерской  башни,  где  ворочался,  перебирая
ступоходами, обнаруживший себя "Хоплит".
   Эту сцену Антон запомнил на всю жизнь.  От  грохота  орудий  тряслась
закованная в бетон земля, снаряды молотили по покатой  броне  "Хоплита",
рикошетом вышибая куски стен первого этажа, здание шаталось, и казалось,
что оно вот-вот рухнет, пол под ногами у Антона и Павла  ходил  ходуном,
как при землетрясении...
   - Снаряжай! - заорал Морок, хватая  с  пола  покрытую  белесой  пылью
длинную трубу ручного противотанкового комплекса.
   Антон тут же понял его, схватил одну из уложенных вдоль стены  ракет,
взвел боевое устройство и сунул стартовую часть  боеголовки  в  пусковой
ствол, который уже держал на плече Сытников.
   - Готов!
   Антон присел, зажав уши.
   За спиной Павла, жадно  лизнув  стену,  полыхнуло  пламя  реактивного
выхлопа, он тут же отбросил горячую и бесполезную теперь трубу  пусковой
установки, схватил автомат и выглянул поверх бруствера.
   - Попал! - дико и радостно заорал он.
   Средняя из планетарных машин горела  -  кумулятивная  ракета  прожгла
броню и взорвалась внутри, детонировав боезапас.
   Еще  секунда,  и  огонь  оставшихся  четырех  БПМ  разделился  -  две
продолжали молотить "Хоплита", а другая пара приподняла стволы, выпустив
четыре очереди снарядов по позиции третьего  этажа  башни,  откуда  была
выпущена ракета.
   Антону, который,  снарядив  магазин  к  автомату,  как  раз  вставал,
показалось, что кто-то со всего размаха ударил его кувалдой  в  грудь  -
это кусок стены, вырванный снарядом, едва не проломил ему ребра,  ударив
в бронежилет.
   Металлокевлар принял удар, выстоял, но Полынина отшвырнуло  метра  на
три, ударив о стену и оставив корчиться там от боли.
   Воздуха не хватало, его  вышибло  из  легких  и  никак  не  удавалось
вдохнуть вновь - ощущение было таким,  что  все  тело  парализовано,  он
беспомощно и бесцельно хватал воздух руками,  выгнувшись,  как  гимнаст,
безуспешно пытающийся сделать мостик...
   ...Сознание вернулось к нему спустя пару  минут,  и  первое,  что  он
увидел, - было лицо Павла, склонившегося над ним.
   - Живой? - радостно прокричал тот, пытаясь  своим  голосом  перекрыть
грохот боя.
   Антон со стоном сел, вытирая рот, - на губах ощущалась кровавая пена,
и на тыльной стороне ладони действительно остался розовый след.
   - Вроде бы... - заглатывая воздух, ответил он на выдохе.
   - Тогда давай, нечего валяться! - с этими словами  Сытников  метнулся
назад к позиции, которую разворотило двумя прямыми попаданиями снарядов.
   Шатаясь, Полынин встал.  В  голове  гудело  -  это  была  уже  вторая
контузия, после того удара пули, что оборвала питающие кабели его боевой
экипировки.
   Боль в груди была ноющей, а значит, терпимой.
   За соседней стеной, которую выстрелы башенных орудий БПМ превратили в
иззубренный огрызок, раздался злой, кричащий голос Дугласа:
   - Я тебе говорю, держим диспетчерскую башню, у основного  посадочного
места. Что? Да не знаю я,  бой  идет!  Три  планетарные  машины  сожгли,
осталось еще четыре, по моим подсчетам, и до двух сотен пехоты.  Сколько
нас?  Было  двадцать  три  человека,  сейчас  не  могу  точно  доложить,
повторяю, идет бой! Нам поддержка нужна, мать вашу, докладывать  я  буду
потом. Что? "Хоплит"? Его засыпало, сейчас, по-моему, на нем  стоят  два
верхних этажа башни.
   На несколько секунд в монологе Дугласа наступила пауза, а потом вновь
послышался его голос, злой, надломленный:
   - Спускай, что можешь! Наплюй ты на  устав,  гробани  это  посадочное
место к чертям собачьим, чтобы мы знали - если подохнем, то не зря!.. Не
дай им сесть на  наши  головы,  слышишь?!..  Орбитальной  бомбой  в  это
блюдечко!.. Да, я отвечу! И тебе и остальным!..
   Дальше слушать крик взводного у Антона не было ни сил, ни желания, ни
времени. Пошатываясь, он подошел к развороченному  бетонному  брустверу,
почти упал на него, опираясь  локтями  о  выщербленный  бетон,  и  начал
стрелять по перебегающим внизу фигуркам.
   Пока он валялся без сознания, "Хоплит", которого, по словам  Дугласа,
завалило в холле первого этажа, успел снести башню еще одной БПМ, и  три
оставшиеся планетарные машины, огрызаясь огнем, теперь отползали  назад,
за изгиб бетонной чаши стартопосадочного поля.
   Под прикрытием длинных лающих очередей их башенных орудий на  площадь
перед  диспетчерской  высыпало  около  полусотни  фигурок.  Они  бежали,
стреляя на ходу, а засевшие в дымящем терминале поддерживали их  плотным
огнем, от которого на всех этажах башни  повисли  плотные  облака  едкой
бетонной пыли. Пули секли стены, как хлещущий наискось проливной  дождь,
ответный огонь практически отсутствовал - в таком аду  трудно  заставить
себя оторваться от  пола,  поднять  голову  навстречу  летящему  в  тебя
свинцу...
   ...Боковым зрением Полынин видел, как огрызаются короткими  хоботками
огня несколько окон на втором  этаже  здания,  рядом  с  ним,  матерясь,
длинными очередями  стрелял  Паша,  распластавшись  в  выбоине,  которую
проделал в их укреплении снаряд, выпущенный БПМ.
   В голове стоял шум, из-за которого  путались  мысли,  чувство  страха
истончилось, оно тоже тонуло в этом общем недомогании.
   У Антона опять кончились патроны.
   Вслепую он пошарил рукой по сторонам, но под разбитые в кровь  пальцы
попадался лишь острый бетонный  щебень.  Движения  после  контузии  были
вялыми, замедленными, в голове застряла мысль: конец...
   У Сытникова тоже кончились патроны, и он  начал  отползать  назад,  к
распечатанному кофру, но там еще предстояло повозиться, снаряжая  пустой
магазин.
   - Пулемет, - хрипло проговорил Антон, не узнавая своего  собственного
голоса. В голове на несколько секунд прояснилось, и он сразу понял,  что
и как надо делать. - Паша, бери  пулемет,  он  полный...  -  Негнущимися
пальцами Полынин расстегнул подсумок  и  вытащил  две  оставшиеся  после
зачистки здания световые гранаты.
   Фигурки внизу уже подползли под самое основание диспетчерской башни.
   Одну за другой Антон сжал сенсоры активации гранат и кинул  их  вниз,
прямо под стену.
   Ослепительное пламя двух световых взрывов полыхнуло, словно в полдень
над Хабором внезапно взошло второе, яростно-белое солнце, которое  сияло
несколько секунд, заставив все окружающие предметы, углы зданий, обломки
бетона, искореженные остовы  сгоревших  машин  отбросить  густые  черные
тени...
   Внезапно наступила оглушительная тишина.
   Именно оглушительная,  потому  что  стих  бесноватый  огонь,  знойный
полдень будто бы замер, словно качели в вершине амплитуды, и вдруг...
   Тонкий, голосящий крик порвал полотнище вязкой тишины, и, вторя  ему,
заорали десятки глоток, - люди внизу тыкались друг  в  друга:  временная
слепота и боль от светового ожога открытых участков кожи  превратили  их
на несколько минут в бестолково копошащуюся массу...
   Паше не нужно было объяснять, что  настал  его  миг.  Взрыв  световых
гранат не коснулся Сытникова, но, мельком взглянув на  его  лицо,  Антон
испугался - оно было белым, как лист бумаги, в чертах  напряжена  каждая
жилка, кожа плотно обтянула выступившие скулы,  а  в  глазах  -  мутный,
черный морок смерти.
   Откинутые сошки пулемета с царапающим лязгом легли на огрызок  стены,
и  вниз,  в  копошащуюся  массу  ганианцев,  ударила  тугая  непрерывная
очередь.
   Антон отполз на несколько шагов и сел,  прислонясь  спиной  к  стене,
подле  початого  кофра  с  патронами,  пытаясь  побороть  накатывающуюся
волнами дурноту, оставшуюся после контузии. Собрав  вокруг  себя  пустые
автоматные магазины, он принялся набивать их патронами, обламывая  ногти
и окончательно сдирая кровоточащие подушечки пальцев.
   Бой понемногу начал разгораться  с  новой  силой,  но  пулемет  Павла
сделал свое дело - выкосил человек тридцать, и атака захлебнулась -  те,
кто избежал пули, теперь вслепую ползли назад, к тому  пакгаузу,  откуда
возобновился вялый, прикрывающий их отступление огонь.
   Первая атака была отбита...

***

   Минут на двадцать наступило настоящее затишье.
   - Жить будем... - Морок присел рядом  с  Антоном,  откинул  голову  и
вдруг захохотал - смех был громким, булькающим, истеричным, - это  нервы
понемногу отходили от кровавой пляски, что бушевала внизу минуту назад.
   Антон же, наоборот, как будто набрал в  рот  воды  и  лишь  продолжал
монотонно набивать патронами пустые автоматные магазины, словно  в  этом
занятии теперь заключался весь смысл его жизни.
   Смех Павла оборвался так же внезапно, как начался.
   - Ну, что ты, Антон, живые ведь... - он  толкнул  Полынина  в  плечо,
протягивая уже прикуренную сигарету.
   Антон взял ее и сказал:
   - Паша, когда они полезут во второй раз, я буду снаряжать магазины  и
подавать тебе, а ты стреляй,  чтобы  без  остановки.  Потом  поменяемся,
ладно?
   - Идет. Это ты верно просек. Как голова? Отходит?
   - Понемногу... -  Антон  покривил  душой.  Внутри  черепной  коробки,
казалось, ползают крупные мурашки, что-то клинило в  мозгах  после  двух
контузий, но признаваться в этом не хотелось. Не хотелось вообще ничего,
кроме этой тишины - такой спокойной, благостной...
   Внезапно рядом раздались шаги.
   - Ну, герои, кто подпалил их  гранатами,  признавайтесь?  -  это  был
голос Дугласа.
   Живой... - мысленно порадовался за него Антон.
   - Полынин постарался, - с готовностью доложил Павел. - А уж  потом  я
доделал их из пулемета. Как там со связью, лейтенант?
   - Хреново со связью. "Светоч" пустой. Высылает  к  нам  эвакуационный
модуль для раненых, я запросил орбитальную бомбежку, но не знаю, решится
ли командир долбануть в это блюдце. Лучше бы, конечно,  решился,  но  не
дай бог ему промахнуться на сотню метров, похоронит и нас заодно.
   - Что, хороших новостей вообще нет? - мгновенно помрачнел Сытников.
   Дуглас пожал плечами.
   - На выходе из гиперсферы тяжелый крейсер  "Апостол  Петр".  Будет  в
районе низких орбит  через  двадцать  часов.  Хорошая  это  новость  или
плохая, разбирайтесь сами... Я пойду,  спущусь  вниз,  посмотрю,  что  с
"Хоплитом".  Первый  этаж,  по-моему,  окончательно  обвалился,   машину
засыпало. Попробую пролезть в рубку, посмотрю, жив ли пилот.
   - А раненых много? - вдогонку ему спросил Павел.
   - Девять человек, - уходя, ответил лейтенант. - Пятеро убиты.  Что  с
пулеметными расчетами в пакгаузе, не знаю, послал туда  Кашперо,  но  он
еще не вернулся.
   Взводный ушел, оставив их одних.
   Минут через десять внезапно начался минометный обстрел  диспетчерской
башни  и  прилегающих  строений  погрузочных  терминалов.  Сначала  мины
ложились далеко в стороне, потом огонь  стал  более  прицельным,  но  ни
Антон, ни Павел,  одуревшие  от  усталости  после  боя,  теперь  уже  не
обращали на заунывный свист и разрывы должного внимания.
   Прошло еще минут пять,  и  одна  из  мин  внезапно  ударила  прямо  в
комнату, где находились Сытников и Полынин.
   Антон в этот миг сидел, закрыв  глаза,  и  поэтому  его  не  ослепило
вспышкой - он  вдруг  ощутил  адский  удар,  обжигающую  волну  горячего
воздуха, и внезапно сквозь эти шоковые ощущения в  контуженное  сознание
ворвался крик:
   - Ааааа!
   Он вскочил, словно безумный, не соображая в клочковатом, черном дыму,
что происходит, пока не увидел Пашу: Сытников,  без  единой  кровинки  в
побелевшем лице, сидел, выпучив глаза, и орал, а ног по колено у него не
было...
   ...Следующим звуком, который дошел до сознания Антона, был  басовитый
вой снижающегося к башне эвакуационного модуля со "Светоча".

***

   - Потерпи, Паша, потерпи... - Антон тащил огрузневшее тело  Сытникова
к лестничному пролету. Модуль уже сел, но санитаров пока не было  видно.
Он сам наложил Паше останавливающие кровь жгуты, перетянув  ими  обрубки
ног.
   Морок то терял сознание, то вновь обретал его.
   - Антон... - хрипел он, пока они спускались по осыпи,  образовавшейся
на месте рухнувших лестничных пролетов. - Там пулемет остался наверху...
Не забудь его, Антон... Слышишь, он заряженный, не забудь...
   Полынин молчал, понимая, что Сытников  бредит.  Теперь  в  его  жизни
появилась новая цель - дотащить Пашу до модуля, чтобы Морок, не  приведи
бог, не умер  по  дороге.  Где  же  эти  чертовы  санитары?  Боятся  они
подняться в удерживающееся на честном слове здание, что ли?
   Осыпь  бетонных  обломков  закончилась  торчащей  из-под  нее  рубкой
"Хоплита". Обзорный триплекс кабины был выбит прямым попаданием снаряда,
изнутри серв-машины сочился едкий желтоватый дымок.
   Чуть ниже, на уровне засыпанного обломками выхода из  здания,  лежало
разорванное миной тело лейтенанта Дугласа.
   В этот момент Полынин заплакал... первый раз  обжигающие  слезы  сами
собой вдруг брызнули из глаз, и не было сил удержать  их  -  солоноватые
капли тонкими змейками сбегали по щекам, прокладывая извилистые  дорожки
в копоти и засохшей крови...
   Упираясь из последних сил, он дотащил Сытникова до выхода из здания.
   Модуль стоял метрах в пятидесяти от диспетчерской башни,  которая  со
стороны  выглядела  как  пирамида,  сложенная  из   накренившихся   плит
перекрытий и крупных обломков стен, застрявших между ними.
   - Ну что смотрите! - заорал  Антон  на  двух  санитаров,  топтавшихся
подле  откинутой  рампы  модуля.  -  Сюда  давайте,  с  носилками,  суки
полусонные!
   Когда Пашу укладывали на носилки, он вновь ненадолго пришел в себя.
   - Антон... Ты только не дай им себя убить, ладно?.. - вдруг  негромко
произнес он.
   Полынин склонился над ним, порывисто сдернул с  шеи  свой  посмертный
медальон с записанным на тонкой стальной пластине генетическим  кодом  и
протянул его Паше вместе с фотографией, где они снялись вдвоем, на  фоне
выщербленной пулями стены диспетчерской башни.
   Павел сжал обе вещи в кулаке и смотрел  на  Антона  все  время,  пока
носилки несли к модулю.
   - Паша, ты не умрешь! - не выдержав, закричал ему вслед  Антон.  -  Я
найду тебя, обещаю!..

***

   Когда эвакуационный модуль, забрав десятерых раненых, взлетел,  Антон
еще минут пять стоял на площадке  перед  горой  битого  бетона,  которая
несколько часов назад была башней диспетчерского контроля.
   Приказ командира "Светоча", который ему  передал  пилот  модуля,  был
коротким: собрать весь личный состав и удерживать стартопосадочное  поле
до подхода подкреплений с борта тяжелого крейсера "Апостол Петр".
   Антон оглянулся вокруг и понял, что стоит совершенно один.
   Один.
   ОДИН...
   Может, кто  и  остался  в  живых,  но  рядом  не  было  никого.  Кому
передавать этот приказ, кто будет его исполнять?
   Антон не знал этого. Он не  хотел  думать  над  этим.  Он  смертельно
устал. Вытаскивая Пашу, он не взял с